*12

Arroz-con-costra (оно же: паэлья с корочкой, оно же: карфагенское рагу) отличается от прочих видов паэльи весьма свободным рецептом, куда, впрочем, обязательно должны входить колбаски, рис и что-нибудь для корочки. Именно благодаря этому потенциалу разнообразия, Гвен смогла набрать на камбузе годную сумму компонентов. Тут важно отметить: она взялась за стряпню не просто ради забавы, а потому, что ей лучше всего думалось именно при этой процедуре. Какой-то психомоторный эффект, не иначе.

Сейчас она считала крайне важным обдумать состоявшийся тет-а-тет разговор с Хью о потенциальной теневой (или скорее черной) сделке, предметом которой, так или иначе, станет шримпшарк. Роль Гвен состояла в том, чтобы проверить реальность предмета и найти контактное лицо продавцов. И задача, похоже, решена. Хью Рэнкин это искомое контактное лицо, он решает зеркальную задачу: найти контактное лицо покупателей. В общем, черная сделка срастается, однако Гвен очень смутно представляла себе, что это значит практически. Понятно, что шримпшарк это диверсионное оружие нового, ранее неизвестного типа. Не совсем понятна мера его эффективности и управляемости. Гвен успела увидеть и узнать еще весьма мало, однако интуиция подсказывала: шримпшарк действует столь автономно, что по поведению похожа не на робота, а скорее на живое существо. Хотя, за последние 5 лет были очередные прорывы в робототехники, так что разница возможностей фауны и роботов заметно сократилась: роботы догоняют. Была, однако, в этой бочке меда своя ложка дегтя: управляемость и предсказуемость роботов новых типов снижалась…

…Нет-нет! Никаких техно-триллеров вроде мятежа роботов. Лишь некоторые реакции оказывались не вполне объяснимыми. И это началось раньше, еще после предыдущего прорыва, известного, как «революция цифровых нейросетей». Подобная ограниченная необъяснимость предполагалась заранее, и в ней, как бы, не было ничего пугающего. В смысле, ничего такого, о чем не вопили бы кибер-алармисты с 1953 года, когда Роберт Шекли издал НФ-новеллу «Watchbird» про потерю контроля над летающими боевыми роботами (самообучающимися ударными дронами, выражаясь современным языком).

Через 70 лет после «Watchbird» ударные дроны стали неотъемлемой частью поля боя и главной ударной силой асимметричной войны, так что кибер-алармизм разгорелся, как никогда ранее. Сочинялись триллеры про будущее, в котором дроны с искусственным интеллектом выкашивают человечество — до последнего эскимоса в тундре и пигмея в джунглях. Но тогда прорыв в ИИ оказался фальстартом, а с самими ударными дронами цивилизованная публика свыклась в середине 2020-х, когда мозаика войн перетекла из Европы на мировую периферию. Разумеется, были изданы международные резолюции, запрещающие автономные интеллектуальные ударные дроны, и учрежден контроль за выполнением этих резолюций. Все это без шансов блокировать распространение таких дронов, когда совершится настоящий прорыв в бионике (в ИИ, в робомоторике, и т.д.). Возможно, прорыв уже есть и кое-кем замечен. Возможно, кое-кто это Ramigo Group и оргкомитет конкурса «Кембрийский взрыв» (OCCE). Отсюда: Барби-суккуб и роботы-аномалокарисы. Отсюда же шримпшарк, способная многократно усилить дрон-эффект асимметричной войны. И, соответственно, решение ее (Гвен) задачи, в которой ужасно перепутались денежные и личные мотивы. Хотя, в жизни такое сплошь и рядом…

…На этом многоточии ее внутренний аналитический монолог был прерван действиями коллектива, рассудившего, что повар-волонтер нуждается в эмоциональной поддержке. Сообразным методом такой поддержки коллектив признал фольклорное пение. Точнее: балладу XIII века о том, что в каждом товаре заложен системный баг: покупая благо, вы непременно купите в нагрузку что-то бесполезное или даже вредное… Кроме (согласно балладе) случая, когда вы покупаете себе выпивку.

If thou buy meat — with meat thou buy bones.

If thou buy land — with land thou buy stones.

If thou buy egg — with egg thou buy shell.

If thou buy ale – thou will buy only ale!

Из-за многогранности жизни, баллада содержит неограниченное число четверостиший.

Ритмически-грубая структура произведения позволяла исполнять его, не обладая ровно никакими вокальными данными, и использовать в качестве музыкального инструмента перевернутый алюминиевый тазик (по которому стучать ладонями, как по тамтаму). В финале было спето кибер-модерновое четверостишье, сочиненное в подводном круизе экипажем Наутилиды в честь сексуально-бытового робота:

If thou buy wife — with wife thou buy kin

If thou buy whore — with whore thou buy sin.

If thou buy XXX-game — with it thou buy Trojan.

If thou buy Barbie-succubus – thou will buy only fun!

Еще несколько куплетов от группы поддержки, и Гвен сотворила карфагенское рагу. У публики это вызвало шквал восторга, потому что все проголодались, блюдо выглядело вкусно. На пробу таковым и оказалось, особенно с коктейлем пиранья (смесь кашасы и лайма). Неро и Тино под влиянием коктейля достигли жизнерадостной релаксации, что значило, прежде всего, изумительную раскованность речевого общения. Проще говоря: мальчишки заговорили о том, о чем иначе молчали бы. Их отношения с Хью Рэнкином могли быть достаточными для доверия к нему, но Гвен Филипс они видели впервые…

…Тино повертел в руке стакан с пираньей и произнес:

— Вот мне интересно: эта хреновина, когда уже выпущена в море, уже вообще никак не контролируется?

— А должна? – лаконично-иронично отозвался Хью.

— Ну, обычно ведь такие штуки контролируются, разве нет? — растеряно пояснил Тино.

— Обычно да, — Хью улыбнулся, — но это ведь не обычная штука.

— Еще как необычная! — вступил в тему Неро, — И это может стать чертовой проблемой!

— Может, — согласился Хью, — причем в любом случае. Если она контролируется, то это проблемы одного типа, а если не контролируется, то это проблемы другого типа.

— Какие проблемы, если контролируется? — спросил Тино.

— Элементарно. Это риск вербовки или эксцесса контролирующего оператора, это риск перехвата контроля, и это риск выявления противником точки контроля.

Мальчишки переглянулись и после короткой паузы, Неро сказал:

— Тогда надо было прошить в этой хреновине что-то вроде трех законов робототехники, которые у Азимова. А так акватория станет опасной на 5 лет, если не больше!

— На 5 лет? – изумленно переспросила Гвен.

— А ты не знала? — Неро явно удивился пробелу в ее информированности, — Такие штуки живучие, примерно как «Вояджеры», которые полвека автономно работали в космосе.

— Хотя, — уточнил Тино, — в океане, конечно, полвека не получится.

— О, черт! — Гвен передернула плечами, — Тогда идея законов Азимова напрашивается.

— Я не уверен, — ответил Хью, — что это возможно даже теоретически. Процессор такого класса роботов построен по анадиговой архитектуре. Как в нем прошивать составную вербальную нотацию?

— Анадиговая архитектура это аналого-цифровая? – спросила Гвен.

— Да, — подтвердил Неро, — и в такой гибрид трудно прошить формулировки законов, не испортив баланс аналоговой и цифровой частей. Но как-то, наверное, все-таки, можно.

— Как-то можно, — поддержал Тино.

— Задача уровня премии Тьюринга, — иронично прокомментировал Хью.

— Даже так, док? — Тино снова повертел в руке стакан уже опустевший (мальчишка, по-видимому, даже не заметил, как допил коктейль), — Ты думаешь, эта задача реально под «Нобелевскую премию для программистов»?

— Вообще-то нет. Я думаю: примерно под три такие премии. Три премии были даны за объектно-ориентированное программирование, а эта задача весит никак не меньше.

В разговоре возникла короткая пауза, затем Неро философским тоном произнес:

— Хорошо хоть, эти хреновины не размножаются.

— Пока не размножаются, — уточнил Хью.

— Док, ты сказал пока? Это в каком смысле?

— Неро, это в обычном смысле. Карел Чапек еще в 1920-м предсказал саморепродукцию роботов одновременно с изобретением слова «робот». А практически саморепродукция роботов исследуется с 2005-го. Это естественная органичная область робототехники.

— О, черт… — тихо сказала Гвен, — …Если так, то что тогда?

— Тогда начнется новая Юга, как на НФ-модели показал Роджер Желязны в 1967-м.

— Док, а что такое новая Юга? – спросил Тино.

Хью сделал жест, интерпретируемый как «сейчас отвечу», после чего скомандовал:

— Абракадабра, сделай литр кофе на четыре персоны.

— Приступаю, — отреагировал робот-пингвиноид, и поехал на роликах к камбузу.

— Кофе это точно в тему! — обрадовался Неро, — а то у меня мозг тормозит. Кстати, мне правильно вспомнилось, что Юга как-то связана с колесом Кармы… Или Сансары?

— Все-таки Сансары, — сообщил Хью, — согласно вишнуизму, жизнь Сансары циклична и великий цикл, как годичный цикл, делится на 4 сезона, названные Югами. Новая Юга в начале разрушает старую. В книге Желязны инструмент разрушения — это технологии, запрещенные богами, но однажды сносящие барьер. Центральный персонаж объявляет: Однажды боги глянут с Небес — и увидят меня на лестнице, несущим дар, которого они больше всего боятся. В этот день начнется новая Юга…

— Странно… — Тино почесал в затылке, — …Даже атомная бомба не перевернула мир. В смысле: из-за атомной бомбы что-то, конечно, изменилось, но в основном все осталось прежним. Деньги, политика, государства. Богатые делались богаче, бедные — беднее. А сейчас, док, ты говоришь, будто такой-то класс диверсионных роботов – перевернет.

— Вспомни, что тебя изумило в начале разговора, — предложил Хью.

— Меня изумило, что эта хреновина никем не контролируется.

— Вот! — Хью стукнул пальцем по столу, — Со времен первобытных каменных топоров у любого инструмента войны было слабое место: подконтрольность обычному человеку, бойцу, оператору, боссу оператора. Даже когда в 2010-х на полях сражений стартовала революция дронов, политические власти строго следили, чтобы в новых разработках не пропал контроль со стороны оператора. Со времен первого броска камня из пращи или первой стрелы из лука, у людей растет страх бесконтрольности поражающего снаряда. Страх, что седьмая пуля попадет не куда хочет человек, а куда хочет дьявол…

Тут Хью сделал паузу, чтобы поблагодарить Абракадабру, которая привезла поднос с кофейным комплектом на четверых. Гвен, между прочим, отметила, что он каждый раз благодарит пингвиноида за обслуживание — будто это не робот, а живая домработница. Впрочем, она спросила не об этом, а о последней фразе:

— Седьмая пуля и дьявол, это ведь фон Вебер, «Вольный стрелок», не так ли?

— Так, — Хью кивнул, — но сам миф намного древнее и относится к XVI веку. К XIX веку, когда творил фон Вебер, это уже стало архетипом. К концу XX века мир начал тонуть в трясине ужаса от мысли, что роботизированное оружие может выйти из-под контроля. Созывались мировые саммиты, подписывались пакты об ограничении и недопущении, однако эффективность неподконтрольного оружия обрекала этот ужас на воплощение.

— Я не понял! — заявил Неро, — Какая эффективность у неподконтрольного оружия?

— Огромная, в качестве оружия сдерживания! — сообщил Хью, — В 1936-м Роберт Говард сочинил новеллу «Пламя Ашшурбанипала». Название стало нарицательным.

— В беллономике это называется: «возмездие мертвой руки», — сказала Гвен, теперь уже полностью уяснив, как эта историческая прелюдия связана с темой шримпшарк.

Неро и Тино переглянулись, услышав незнакомое слово, затем Тино спросил:

— Беллономика это что, от Беллоны, которая богиня войны?

— Хтоническая богиня войны, — уточнила Гвен.

— А-а… Хтоническая, это вроде как демон подземного мира?

— Да, вроде как. А в новелле Говарда, которую упомянул Хью, возмездие мертвой руки выполняется именно демоном подземного мира, очень колоритным, если на мой вкус.

— Wow! Гвен! — восторженно воскликнул Хью, — Ты знаешь толк в настоящем разврате!

— Правда, что ли, колоритный демон? — заинтересовался Тино.

— Я нашел этого демона! — проинформировал Неро, успевший поиграть на виртуальной клавиатуре смартфона, — сейчас включу озвучку.

Загрузка...