Депорнографизация

*2.

На следующее утро Гвен приехала в паб «Старая лесопилка» в 7:45. Было сравнительно прохладно, экваториальное солнце еще только собиралось очередной раз устроить здесь горячий «зеленый ад», однако Гвен поставила «Toyota Runner» в будущую тень у самой раскидистой пальмы. Парковка пока была пуста — выбирайте любое место. Паб был еще закрыт для клиентов — на крыльце в уголке тени уже собрались трое местных пьяниц, по всем признакам привычно ожидающих, когда полосатый барьерчик с надписью «close» у входа отодвинется, и им нальют по стакану дешевого алкоголя.

В зале паба (если позволительно назвать залом – платформу без стен) лениво суетилась темнокожая девчонка в дешевом китайском спортивном костюме, застиранном до потери первоначального цвета. Именно лениво суетилась — как суетящаяся средняя европейка, замедленная вдвое. Экваториальный климат беспощаден к слишком суетливым, поэтому местные культуры выработали адекватный биоритм, при котором энергичным действиям отводится лишь интервал от заката до восхода солнца.

Вот, наконец, девчонка перестала суетиться, и отодвинула входной барьерчик. Пьяницы поднялись с крыльца и лениво втянулись в зал, где были так же лениво осчастливлены соразмерными дозами низкосортного рома.

— Доброе утро! Меня зовут Гвен, я пришла встретиться с Хью.

— Привет Гвен, а тебе нужен какой Хью? Рэнкин, что ли?

— Тот, который на Жирафе. Вчера Эдди сказал, что он будет в 9 примерно.

— Ясно, — девчонка кивнула, — значит, Рэнкин. Его пока нет, но он будет. Вообще, я Бекки, племянница Эдди.

— Спасибо за инфо, Бекки. А, может, ты знаешь, когда Хью будет?

— Пойдем! — девчонка махнула рукой в сторону корявой дощатой лестницы, ведущей на верхушку сооружения через прорезь в навесе, — С чердака можно посмотреть. Заодно поможешь унести оттуда вниз посылку для него. Штука довольно тяжелая и громоздкая, загребешься тащить одной. Наверх-то Эдди затаскивал.

— Конечно, я помогу, — без колебаний согласилась Гвен.

Как она и ожидала, лестница вела в надстройку-амбар, виденную еще с шоссе. Тут тоже соблюдался архитектурный минимализм в смысле стен, соответственно, обзор был по всем направлениям, а Никкери-ривер просматривалась до впадения в общую дельту с Корантейн-ривер (по которой была проведена граница между Гайаной и Суринамом). Дельта неформально называлась Пограничный залив. Он тоже отчасти просматривался, причем на горизонте можно было различить вышки нефтегазопромысловых платформ на шельфе – ближнюю линию. Тут нефтяные поля тянутся на сотни километров от берега. Гвен перевела взгляд обратно на реку. В фарватере ползли грузовые баржи и рыбацкие баркасы. Не особо интенсивный трафик. Бекки показала ладонью на один плавучий объект, существенно отличающийся от прочих.

— Вот 30-футовая посудина Хью Рэнкина. На ней туна-тауэр верных 20 футов высотой. Правда, ведь похоже на жирафа?

— Вот даже не знаю… — отозвалась Гвен. Продолжение надстройки — ажурная структура, напоминающая две монтажные лестницы с промежуточными площадками, не очень-то ассоциировалась с шеей и головой жирафа.

— Ладно, — Бекки небрежно махнула рукой, — тащим гребаный чемодан вниз, а то если мы зависнем, алконавты обслужат себя сами за счет фирмы, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю… — Гвен посмотрела туда, куда указала Бекки, — …Эта коробка напоминала по форме и габаритам дорожные чемоданы эры конных дилижансов. К счастью, ее вес не превышал четверти центнера.

В дружественной обстановке кооперации, сопровождаемой отборной докерской руганью, коробка была перемещена в зал. Там к трем пьяницам добавился четвертый, и все они с вожделением разглядывали на полки, уставленные с алкоголем. Еще зашла субтильная парочка, по виду — студенты-молодожены откуда-то из Южной Европы. Они визуально соответствовали прозвищу «снежинки», которое в середине 2010-х прилипло к первому потерянному поколению развитых стран, а теперь прилипло уже ко второму.

Зачем они приехали в этот особенный угол Южной Америки? Что они тут потеряли или точнее: что они надеются тут найти? (подумала Гвен, сразу предположив худшее: что их привлек огромный приз за голову шримпшарк, а риск такой охоты они не осознают).

Бекки явно не задавалась такими глубокими вопросами и смотрела на жизнь проще.

Она осчастливила четверых алконавтов очередными дозами условно-пищевого этанола, аккуратно и настойчиво получив с них причитающуюся оплату.

Далее она принесла «снежинкам» завтрак, готовый контейнерный только разогретый, и обменялась с ними несколькими негромкими шутливо-позитивными фразами.

Закрыв, таким образом, свои текущие функции, она уселась за стойкой напротив Гвен.

— Что скажешь о коктейле Эскобар за счет фирмы? Я бы тоже за компанию.

— Звучит интригующе, так что я за!

— Тогда одну минуту, я сейчас сделаю.

Процедура действительно заняла не более минуты – и на стойке появились два высоких стакана с жидкостью фиалкового цвета, в которой плавали кубики льда. Гвен отважно втянула в себя немножко этого зелья через соломинку и вынесла вердикт:

— На вкус так же необычно, как на вид. Имбирь, черника и бурбон, как я поняла.

— Еще коричный сироп, — подсказала Бекки.

— Да, это я пропустила. Надо запомнить. Слушай, а почему Хью живет на лодке?

— А ты уже спрашивала Эдди об этом?

— Да, — Гвен кивнула, — Эдди ответил: потому, что он оттопырок. Это не очень понятно.

— Это как раз очень понятно, — возразила Бекки, — средневековые ученые вообще жили в монастырях, чтобы окружающие не мешали мыслить.

— Э-э… Как-то из рассказа Эдди не получается образ ученого-монаха.

Бекки покрутила головой и помахала руками.

— Конечно, Хью не монах. Его интересуют женщины, хотя бы для разнообразия.

— Что значит для разнообразия?

— Так, вообще-то, у него на лодке есть кибернетическая абракадабра вроде оранжевого пластикового пингвина на колесиках. В быту оно заменяет женщину, плюс-минус.

— Сексуальный робот? – предположила Гвен.

— По-моему, совсем не сексуальный. И домработница из него… Э-э… Как из пингвина, короче. Но это дело вкуса. Я прикидываю: для Хью важнее научное значение.

— А какой наукой он занимается?

— Он доктор арт-кибернетики, преподает полу-дистанционно в Политехникуме. Но не в Центральном кампусе, что в Парамарибо, а в Западном филиале, что в Нйив-Никкери.

Гвен присосалась к коктейлю, и прокрутила в голове ранее полученные сведенья.

— Так вот почему Эдди называл его яйцеголовым.

— Ага! – Бекки кивнула и, понизив голос, спросила, — Почему тебя так интересует Хью?

— Вообще-то… — Гвен перешла не шепот, — меня интересует не Хью, а шримпшарк, про которую он что-то знает.

— Да, он что-то знает, — согласилась Бекки, — Только это стремная тема.

— Так, на стремных темах как раз делаются деньги.

— Да, только вот есть риск остаться без головы или конечностей.

— Бекки, я не собираюсь лезть на рожон. Меня не интересует хайп на крови и кишках. Я работаю по стандартам естествоиспытателей XIX века. Я расспрашиваю, я ищу прямые подтверждения или опровержения, я собираю свидетельства очевидцев и сопоставляю с гипотезами ученых. Если я вижу расхождения…

— …Это круто! — перебила Бекки, — Но Хью уже на пристани. Гляди и оценивай.

Хью Рэнкин внезапно оказался похож на реднека неопределенного возраста из сельской глубинки Миссисипи или Луизианы. Только не простого реднека, а такого, которому от маисового самогона взбрела в голову идея записаться в рейджеры. Приняв решение, он согнал пузо примерно наполовину, сбрил растительность на лице, самопально подстриг ежиком характерную рыжую шотландскую шевелюру, и ограничил себя в алкоголе. Его мутноватые глаза болотного цвета приобрели здоровый живой блеск, и даже костюм из мешковатых штанов с подтяжками и мятой футболки смотрелся на нем почти стильно.

Он удивительно легкими шагами пересек зал, артистично-грубо шлепнулся на табурет у стойки, и негромко, очень дружелюбно, почти мурлыкая, произнес:

— Привет, Бекки, ты с каждым днем прекраснее! Если я мешаю тебе секретничать с этой незнакомой леди, то так и скажи. А если нет, то я бы выпил полпинты бананового вина.

— Вообще-то, Хью, ты мог бы помочь, — тут Бекки понизила голос до шепота, — это Гвен, серьезный блогер, и она хочет по-настоящему разобраться, что такое шримпшарк.

— По-настоящему разобраться? – переспросил он, — Это необычный подход в XXI веке.

— А Гвен работает как в XIX веке. Ты читал Жюль Верна про капитана Немо?

— Я читал, и что?

— И то, что это не через жопу, как сейчас! — сказала Бекки, и наполнила стакан напитком янтарного цвета.

— Спасибо! — сказал Хью, и сделал глоток, — Надо же… И что, Гвен, ты сейчас на старте думаешь насчет шримпшарк?

— Я думаю, что информации пока крохи, но, мне кажется очень маловероятным, что это аномалокарис, прятавшийся где-то более чем полмиллиарда лет.

— А еще что? – спросил он.

Гвен сосредоточилась, чувствуя, что сейчас от ее ответа зависит успех или не успех. В случае неправильного ответа, Хью просто разведет руками и скажет что-нибудь вроде: приятно было пообщаться, только я ничем не могу помочь в этом бизнесе… Что можно сказать про тварь, если даже крохи данных замусорены вагоном слухов?… О! Вот оно! Мысленно сосчитав до пяти, чтобы успокоиться, Гвен произнесла:

— Мне уже доводилось разбирать истории морских монстров — криптидов. Мегалодон в Гвинейском заливе. Кракен в Северной Атлантике. И плиозавр в Антарктическом море Рисер-Ларсена. Ни одна история даже близко не содержала столько слэша, сколько эта история шримпшарк. Расчлененные тела, отрубленные головы и конечности, пробитые трубопроводы, перерезанные кабели, проломленные борта, расколотые иллюминаторы. Кроме того, винты, заклиненные мусорными предметами. Это не укладывается в схему историй такого рода. Было исключение: история русалок у берегов ЮАР в 2012-м, но в отношении русалок группой Маккормика и Виссер декларировалось, что это разумные существа, ветвь Homo Habilis, переселившаяся в море полтора миллиона лет назад. Для гигантской кембрийской креветки такая декларация стала бы абсурдом, мягко говоря.

— Почему ты считаешь это абсурдом? – невозмутимо поинтересовался Хью.

— Э-э… Разве разумная креветка это не абсурд?

— Видимо, не абсурд, поскольку возможная разумность шримпшарк уже обсуждается на экологических сайтах.

— Ты шутишь! – импульсивно воскликнула Гвен.

Хью пожал плечами и сделал несколько глотков бананового вина.

— Не я и не шучу. Зайди и посмотри сама. Кстати, ты пока что не ответила: что думаешь насчет шримпшарк?

— Что думаю?.. Я уже назвала странности, а все это вместе напоминает работу команды теневых копирайтеров — мультипликаторов фактографии с лингвоботами для генерации псевдо-оригинальных текстов. Если бы шримпшарк был нелегальным товаром, то я бы предположила: кто-то заказал ураганную сетевую рекламу этого товара.

— Может, так и есть? – спросила Бекки.

— Вряд ли, — Гвен качнула головой, — не видно работы продакт-менеджера. Товар не был упакован для потребительской привлекательности. Большие продажи так не делаются.

— Wow! – откликнулся Хью, — Знакомый формализм Лондонской Школы Экономики. Я полагаю, ты училась там между 2008 и 2020 годами.

— С чего ты взял, будто я училась в LSE именно тогда?

— А разве нет? Ладно, можешь не отвечать. Я вспомнил о международной солидарности рыжих, поэтому задам другой вопрос: чем я могу быть полезен тебе в этой теме?

— Помоги увидеть эту тварь, — мгновенно ответила она.

— Ладно. Сегодня у меня семинар, потом лекционная пара, плюс вечером корпоратив. Я выйду в море на рассвете. Встретимся на причале у набережной, в которую упирается Батавия-страат. Сама реши, что брать из вещей, из расчета, что вернемся через декаду.

— Отлично! – Гвен кивнула.

— Ну, мне пора к студентам, благодарю за теплую компанию, — он допил вино, затем без видимого усилия взгромоздил чемодан-посылку на плечо, и зашагал прочь.

От Бекки последовал мгновенный краткий комментарий:

— Вот почему важны уличные танцы.

— При чем тут уличные танцы? – удивилась Гвен.

— При том, что вроде морда небритая и пузо лишнее, зато задница и осанка классные.

— А что, разве Хью Рэнкин увлекается уличными танцами?

— Еще как зажигает на уинти-фестах, хотя белый, — сообщила племянница бармена.

…