Дети Сталинграда

Приезд отцов-фронтовиков

Трехлетний Шурик Арьков ничего не знал о родителях. Когда его спрашивали: «Шура, где твоя мама?» — он отвечал: «Вот она», — и указывал на свою воспитательницу.

И вот однажды утром в детский дом пришел мужчина и заявил, что здесь находится его сын Шура Арьков, но он его еще не видел, потому что Шура родился без него. Отец только что пришел с фронта, инвалид Отечественной войны.

Когда Шурику сказали, что это его папа, мальчик пристально посмотрел на него и, улыбаясь, крепко прижался к отцу. К концу дня отец увез Шурика домой.

Отец Вити Числова все военные годы был в партизанском отряде. И вот встреча. Отец волнуется, а Витя как-то недоверчиво смотрит на мужчину с наградами на груди и не подходит к нему. Пришлось ребенка убеждать, что это тот самый папа, которого он ждал.

И Числов-старший унес сына на руках, а сын крепко обхватил шею отца.

Родители стали приезжать чаще. К Нине Корбаковой приехал отец, потом Гена и Валя Деревенченко встретили своего отца, который сухо писал нам, работникам детского дома, зато детям присылал ласковые и нежные письма, стихи. Погостив у нас с неделю, отец Деревенченко сказал: «Я не ожидал, что детский дом ведет такую большую воспитательную работу. Я своих детей не видел четыре года и встретил их хорошо воспитанными, увидел, какую заботу проявляют о детях фронтовиков Отечественной войны».

Совершенно неожиданно появился отец Юрика Крапивина. Четыре года с ним не было связи. Юра за это время вырос, ему исполнилось семь лет, и отец с трудом узнал в нем того малыша, который сидел у него на коленях четыре года назад.

Василий Тихонович Крапивин рассказывает: «Я ехал сюда с намерением скорее взять своего ребенка. Фашистские звери лишили моего сына материнской ласки, однако я убедился, как заботливо и внимательно относится к детям-сиротам коллектив работников детского дома». Отец, оставив сына временно в детском доме, уехал устраивать свои бытовые дела, готовиться к приезду сына.

В один из осенних ноябрьских дней в контору детдома вошел маленький худенький человек с совсем еще молодым лицом, в кубанке и шинели. Он спросил Вову и Юру Миловых. По письмам мы представляли его громадным русским богатырем. Вся грудь его была в наградах. Он взволнованно обнимал сыновей, отмечая большие перемены в них за годы разлуки.

Много отцов прислали письма, но увидеть своих детей не представлялось пока возможным — военная служба забросила их далеко.

Отец Вовы Болтова приехал в марте 1946 года. Он вынул из бумажника фотокарточку годовалого ребенка, который сидел на игрушечной лошадке, и в качестве документа представил ее директору. Вова очень похож на отца. Отец сел за стол с ребенком. Слезы и волнение мешали ему держать себя спокойно, просто. Через два часа отец увез Вову домой.

Спустя два дня совершенно неожиданно приехал отец Нюси и Шуры Кулаковых. Здесь получился некоторый курьез. Шура, которого отец оставил одиннадцатимесячным, заявил, что он узнал папу, а семилетняя Нюся не подошла к отцу. Плача и дрожа всем телом, она уткнулась лицом в стенку, не поддаваясь никаким уговорам.

С большим трудом она освоилась с мыслью, что это ее отец, и стала показывать ему свои работы. А четырехлетние малыши с восторгом заявили, что теперь война совсем кончилась, так как к Вове и Шурику приехали папы. «Скоро и к нам приедут».

«Когда мы сидели в землянке (это было на „Баррикадах“ в Сталинграде), была сильная бомбежка. Все вокруг горело. Мама вышла из землянки принести продукты, а я сидела с братишкой Женей и сестренкой Агнессой в землянке. Вдруг братишка вышел из землянки и кричит: „Маму убило!“ Я ему не поверила, а когда вышла из землянки, то увидела, что моя мама лежит на земле. Осколок от снаряда попал ей прямо в голову. Голову мамы разорвало на клочочки, и голубой платочек, которым она была покрыта, был весь разорван. Платье на маме все было залито кровью. Мы все сильно плакали, нам ее было жаль. Маму зарыли в воронке от бомбы. Остались мы с бабушкой, потом братишка Женя заболел и на третий день умер. Меня отдали в детоприемник, а сестренку Агнессу взяли в дети.

Люда Вакс».