Дети Сталинграда

«И все-таки земля вертится!»

Утром Людмила Васильевна вошла в спальню и сказала:

— Девчоночки, доброе утро! Кому снились плохие сны — не верьте им: у меня для вас есть отличная новость.

Конечно, девчонки застрекотали: «Какая? Какая?»

— Во-первых, сегодня занятие танцкружка сразу после обеда. А во-вторых… А во-вторых, мои прекрасные балерины, для вас готовы костюмы.

Да, новость была действительно отличной, и Аля Захматова с Женей Шаталиной отсалютовали подушками. Только Миля Самойлова осталась безучастна. Людмила Васильевна заметила это, но не успела спросить, в чем дело, почему юная синьорина не в духе — девчонки засыпали ее вопросами: какие юбки у них, а у мальчишек жилетки, да когда именно они поедут на областной смотр. Людмила Васильевна подробно им описала. Цветные юбки у девчонок, на головках венки и бант. У мальчишек плисовые зеленые жилетки в горошек и бордовые пояса.

Глубокий поклон за это Клавдии Борисовне Ковалевой, нашей детдомовской художнице.

Людмила Васильевна нарочно так все расписывала, потому что видела, какое огромное удовольствие доставляет она им — девчонки буквально живут танцами, особенно Женя Шаталина. Как только она появилась в Дубовском детском доме, Людмила Васильевна поняла, что за клад эта Женя. Стоит только зазвучать музыке, Женя сразу преображается. Голубые глаза ее синеют, белокурые волосы кажутся ярче. Вот Женя делает первые движения — и ее стройная фигурка сливается с музыкой. Девочка танцует самозабвенно, умеет импровизировать. И частенько после занятий кружка девочки просят Ольгу Васильевну Бабушкину сыграть что-нибудь для души. Она никогда не отказывает. А Женя танцует. Зрителей для нее не существует: есть музыка и она.

На занятия танцкружка, как всегда, первыми пришли Женя и Гена Шаталины. Они стоят в пустом зале у пианино и о чем-то говорят, глядя друг на друга влюбленными глазами. Ни тот, ни другой не осознали до конца своего счастья. Им просто не верится до сих пор, что они вместе. Потом подошли другие ребята — Гена Орлов, Володя Чеплаков, Аля Захматова. Приветствие на этот раз было такое: «Даешь Растуконда?» Так назывался карельский танец, который поставила Людмила Васильевна. Она его разучила по «Затейнику».

В общем, все были в сборе, кроме Мили. А вот и она.

Опаздывает голубушка. Людмила Васильевна спросила ее, что случилось. Миля сказала с вызовом:

— Нельзя, что ли, один раз опоздать?

Девочка была чем-то расстроена, и воспитательница ответила миролюбиво:

— Почему же, один раз можно. Надень свой наряд, и ты сразу повеселеешь.

Миля оделась и стала прехорошенькой, но внутреннего огня, которого у нее всегда в избытке, сегодня не было. Людмилу Васильевну это встревожило, и она решила после занятий поговорить с ней.

Репетиция, как всегда, прошла в муках. Людмиле Васильевне хотелось добиться такой выразительности танца, чтобы он действительно был карельский и никакой другой. И поэтому бесчисленное множество раз она хлопала в ладоши, прерывая танец. Хорошо получалось только у Шаталиных.

— Посмотрите, посмотрите, как идут Женя с Геной— им весело, радостно, танец им в удовольствие. Женя и Гена! Пройдитесь еще. И… раз!

На репетициях Людмила Васильевна очень волновалась, и это всегда передавалось ребятам. Если честно, все они хотели быть такими, как эта большеглазая тоненькая девочка. И поэтому они разбивались в лепешку, чтобы сделать так, как говорит Людмила Васильевна.

— Ну, на сегодня, пожалуй, хватит, — сказала Людмила Васильевна и промокнула платком лоб. — Все свободны, кроме Жени и Мили.

Она решила оставить и Женю Шаталину, потому что они с Милей большие друзья.

— Миля, я вижу, ты чем-то расстроена. Что случилось? — спросила Людмила Васильевна.

Девчонки долго молчали. Женя, видно, знала, но первой не хотела начинать, потому что это касалось не ее. А Миля могла и не сказать — девчонка она была своенравная, капризная.

— Миля, ну, пожалуйста, не мучайся. Я тебя прошу.

Миля посмотрела на Людмилу Васильевну, и рот ее вдруг поехал на сторону, глаза заморгали часто-часто.

— Женя, расскажи…

Неприятность случилась вчера. После обеда ребятам разрешили пойти на Волгу. Сколько детдомовцы купались в реке, просто любовались ею и на левый берег ездили, но всякий раз, когда предстояла такая прогулка, радости не было конца. Миля, например, запрыгала на одной ножке, запела песню про Волгу, сама себе дирижируя. Только она могла сразу делать три дела. Получилось так, что Женя с Милей задержались в комнате, девочек уже не было. Как только они вышли из комнаты, услышали крики мальчишек:

— Тю-тю! Милька — Тимшин! Тили-тили тесто! Жених и невеста!

Миле словно кипятком плеснули в лицо. Она развернулась на сто восемьдесят и побежала в свою комнату. Женя — за ней. Захлопнули дверь, но до них все равно доносилось это самое «жених и невеста».

Миля Самойлова — независимая гордая личность пионерского возраста. Что может и что не может Миля? Может сорвать урок, нагрубить любимому воспитателю. Не далее как позавчера обожаемая Людмила Васильевна сказала, чтобы Милино звено навело порядок вокруг спального корпуса, на что звеньевая коротко бросила: «И не подумаем», а через два часа ей заблагорассудилось, и она так все организовала, что никакую соринку днем с огнем не сыщешь. Милька может сманить всю комнату в сады за яблоками и при этом сделать невинные глаза.

Но Миля может быть и паинькой. Завяжет около ушей по огромному банту, наденет белый воротничок, красный галстук, встанет перед хором, взмахнет руками… Миля — отличный дирижер; потому что сама она обладает тонким музыкальным слухом, а главное — умеет втолковать другим, что она хочет. Не успеет Миля пошевелить пальцем, как все дружно разевают рты. В этот момент Миле кажется, что она может все. По крайней мере, учиться на «отлично». И учится.

Что не может Миля? У нее есть теория насчет равенства мальчишек и девчонок. По ее теории получается просто: если мальчишка человек и девчонка человек, значит, они равны. В общем, не теория, а уравнение со всеми известными. Но в жизни-то все по-другому. Мальчишка может наставить девчонке шишек, а она, так сказать, в крайнем случае, если сладит. Но дело даже не в этом.

Мальчишка первый подходит к девчонке и предлагает ей дружбу. Как только Миля начинает думать об этом, она свирепеет. Сколько раз она спрашивала у Жени:

— Почему, ну почему это они должны делать первыми, а не мы?

Женя не знала, почему, но это ее, признаться, не волновало.

И в то же время Миле было приятно, что на нее заглядываются мальчишки, хотя бы этот Тимшин. И она презирала себя за это! Представьте себе, земля не разверзлась пополам и небо не упало на землю, когда он сказал ей: «Давай дружить». Миля ответила ему довольно спокойно: «Никогда». И ушла от него. Это объяснение состоялось чуть ли не полгода назад на новогоднем балу. Тетя Тоня изображала клоуна. Она ходила по сцене в широких штанах. На ноге будильник, двойка на резинке. Она ее дергала, гремел выстрел. Убила двойку, а потом вдруг из штанины выпустила Маню Чеботареву, самую маленькую девочку детдома. Зачем она сидела в штанине, Миля так и не поняла.

Учиться только на «четыре» и «пять» — таков был девиз детдомовцев, поэтому подготовка к урокам считалась делом серьезным. Фотограф запечатлел за этим занятием среднюю группу.

Так вот, все смеялись, а Тимшин объяснился. Миля думала, никто не заметил. Она знала, что он страдает до сих пор, но ей-то какое дело? И вот сегодня это позорное «жених и невеста». Больше всего ей было обидно, что вот она, Миля Самойлова, не сумела прекратить эти безобразные вопли. Выходит, испугалась, если убежала.

Людмила Васильевна выслушала эту историю с величайшим вниманием. Конечно, стала успокаивать Милю, в заключение сказала вполне серьезно:

— Я предлагаю, девочки, обсудить это на более высоком уровне.

Более высокий уровень — это Евгения Эдуардовна. Миля спросила с любопытством:

— Зачем же еще директора посвящать в это?

— Вам не кажется, девочки, что отношения между вами и мальчишками не совсем нормальные? Такое впечатление, что вы терпеть друг друга не можете, хотя вместе делать вам приходится многое. Откуда идет эта неприязнь друг к другу— не пойму.

Договорились: как только выучат уроки, собираются у Евгении Эдуардовны. Кроме Мили и Жени, пришли и другие девочки.

У Мили произошел в настроении перелом, и она была какая-то взвинченная, в глазах чертики прыгают. Евгения Эдуардовна, как всегда, строго одета, подтянута. Ее немного побаивались. Она всегда была в курсе всех событий. Ребятам казалось, что она видит их насквозь. Вот и сейчас она как-то уж очень внимательно посмотрела на всех. Затем предложила сесть. Спросила, как настроение, понравились ли костюмы для карельского танца. Потом вдруг неожиданно сказала:

— Почему Валя Романцова просидела сегодня под столом целых два часа?

— Это много или мало? — невинно спросила Миля.

— По-моему, много, если учесть, что сидела она на корточках. Это же неудобно. Ноги, наверное, затекли.

И тут девчонок прорвало:

— Ну и пусть сидит, если ей правится!

— Все ей не так да не эдак.

— На тетю Марусю, уборщицу, вечно ворчит: «Эта тетя Маруся только и знает нас тряпкой гонять». А сама небось сорит.

— Уж больно она настырная. Почему в хор не пошла? Уперлась, и все.

— Что же, мы одни должны защищать честь детдома, да?

— Она, наверное, считает себя умнее всех. Что ни спроси — никогда не ответит. Забьется с книжкой в угол и бурчит себе под нос.

— Вот и сегодня под стол залезла, когда мы уроки учили…

Валя Романцова была маленькая, крепенькая, хорошо сложенная девочка. Глядя на нее, никогда не скажешь, что она замкнутая, скрытная. Но она на самом деле была такой. Подруг у нее не было. Все одна да одна.

— Девочки, может быть, вы ее когда-нибудь обидели? Не, может же человек получать удовольствие от своего одиночества. Она наверняка страдает, — сказала Евгения Эдуардовна. — Я вас прошу, — добавила она, — отогрейте ее, будьте с ней поласковей, не оставляйте одну. Когда человек один, он чаще думает о своем горе.

«Жила я в Сталинграде, на какой улице — не помню. Был у нас хороший домик. Папа его красиво отделал. Папа работал в конторе, а мама была дома с маленьким братишкой Вовой. Папа много приносил нам гостинцев, игрушек, конфет, яблок. Жили мы хорошо.

Немцы стали сильнее бомбить Сталинград, начались пожары, весь город стал гореть. Мама стала нас спасать. Все тряслось и разрушалось. Домик наш разбился и сгорел. Побежали мы с мамой к родным, а их домик тоже сгорел. Жалко было, как горел наш дом. Много сгорело у нас с Вовой разных игрушек: кукла большая, грузовик, много книжек с интересными картинками. Потом мы поехали на станцию к своим родным. Мама заболела. Мы ее кормили сухариками. Она была очень худая — одни косточки остались, и умерла. Меня и Вову привезли в детский дом».

Октябрь 1943 г.

Валя Романцова, 6 лет.

— Но собрались мы, наверное, не для этого, — сказала Евгения Эдуардовна и выразительно посмотрела на Людмилу Васильевну. — Мне хочется узнать ваше мнение о мальчишках.

При этих словах Миля взвилась. Евгения Эдуардовна не дала ей сказать.

— Одну минутку. Давайте по порядку: я буду называть фамилию, а вы — характеризовать.

В общем получилась довольно забавная игра. Евгения Эдуардовна говорит:

— Толя Гончаров.

Женя Жукова: «Способный, умный, серьезный».

Миля Самойлова: «Слова из него не вытянешь. Бука».

Аля Захматова: «Сестру обожает и лыжник отличный».

Евгения Эдуардовна:

— Гена Орлов.

— Девчонкам от него житья нет.

— Злой, непослушный.

— Хлебом не корми — дай похулиганить.

Девчонки так воинственно настроены, что от бедного Гены Орлова одни рожки да ножки остаются. Людмила Васильевна кидается на защиту:

— Вы уж слишком, девчонки. Гена Орлов был трудный— правда. Помучились мы с ним. Но это все в прошлом. Как только Вера Николаевна стала брать его к себе домой — мальчишку словно подменили. Он оттаял, стал неузнаваем.

Вера Николаевна Каклюгина — учительница из школы — стала его мамой.

— Вот видите, не такие уж и плохие мальчишки у нас, как кажется.

Глаза у Евгении Эдуардовны заискрились, она сразу помолодела. Подзадоривая ребят, спросила:

— Как, Миля, правильно я говорю?

— Конечно, нет, — отрезала Миля, не моргнув. — Какой бы хороший мальчишка ни был, он всегда обзывается. Даже противно. И потом — такие они самостоятельные, важничают. Я не я. А если разобраться, кто их воспитывает? Девчонки! Раз так, то девчонки главнее мальчишек.

— Но девочки нежнее, мягче, они должны, ну как бы тебе сказать… — Евгения Эдуардовна поискала нужное слово… — приручить, что ли, мальчика, облагородить.

— Очень нужно, когда они всякие глупости говорят.

— Но без мальчишек скучно…

— Кто вам сказал — скучно! Ха-ха!

— Миля, не кипятись. Если смотреть далеко в будущее, мальчишка — это муж, отец. Ведь сама небось замуж когда-нибудь выйдешь.

Миля вскочила, как ужаленная. Подбежала к двери.

— Все-таки земля вертится! Замуж я никогда не выйду!