Прижимая дрожащие пальцы ко рту, Дейрдре почти бежала к замку. Губы ее все еще были влажными, теплыми. Боже! Что случилось? Только что она сражалась с Пэганом со свирепостью дикого кабана, а в следующее мгновение уже отвечала на его поцелуй с тем же пылом.
А потом она услышала, как Пэган хвалит ее своим людям. К ужасу Дейрдре, румянец удовольствия вспыхнул у нее на щеках.
Это же нелепо! Она никогда не нуждалась в том, чтобы какой-то мужчина говорил ей, какой она способный боец. Кроме того, этот бесстыжий мошенник обманом сорвал у нее поцелуй, черт бы его побрал. Поцелуй, который она до сих пор ощущала на губах.
Но, сражаясь с ним, она поняла кое-что, чего не признавала раньше, во что не могла поверить, что больше не могла скрывать от себя самой: она уважает Пэгана.
Как бы он ни бесил ее своим нахальным самодовольством, наглым обольщением и безжалостными унижениями, она уважает дерзкого нахала.
Он преисполнен силы, непревзойденный воин. Но наряду с этим – и человек чести. Дипломатичный и преданный. Образец благородства.
Забавно, но ей хочется произвести на него впечатление. Чтобы такой мужчина похвалил ее прилюдно – это в самом деле большая честь.
Чтобы такой мужчина любил ее… Нет! Она не будет об этом думать. Это был всего лишь поцелуй. К тому же украденный ради забавы своих людей. Дураком будет тот, кто ошибочно примет это за подлинное чувство. И не важно, что так сильно кружилась у нее голова и колотилось сердце. Кроме того, мужчина настолько поглощен военным искусством, что у него нет времени для любви. Похоть – да, но нелюбовь. Не имеет значения, что она уловила что-то подозрительно близкое к нежности в его взгляде. Такие эмоции можно подделать. Достаточно того, что он выражает некоторую степень уважения. С такими отношениями у них может получиться хороший брак. И все же, размышляла Дейрдре, существует много мужчин, которых она уважает, признает их заслуги. Но ни один из них никогда не заставлял ее сердце биться так отчаянно.
Опасная вещь это… влечение. Там, на тренировочном поле, она потеряла над собой контроль, и все из-за поцелуя. Если она тает от одного лишь прикосновения его губ, то как сможет устоять против более интимного контакта? Разумеется, она должна бороться с ним на каждом шагу. Хоть она и уступила командование войском Пэгану, но управление Ривенлохом не отдаст. Ни за что на свете.
В качестве проверки этого обещания Дейрдре намеревалась посвятить остаток дня тому, чтобы помочь Мириель разбираться с хозяйственными делами. С водворением стольких норманнов в Ривенлохе прибавилось хлопот по улаживанию спорных вопросов, закупке провианта и раздаче указаний новым слугам, вдобавок к обычным конфликтам, возникающим между обитателями замка и арендаторами, которые нуждаются в решении.
Но, к негодованию Дейрдре, когда она приступила к осуществлению изменений и отдаче распоряжений, то обнаружила, что Пэган уже запустил свои, когти глубоко в дела Ривенлоха. Когда она велела парочке шотландских служанок выбить пыль из гобеленов, они сказали ей? что уже сделали это по приказу Пэгана. Когда она попыталась усадить трех нормандских горничных за починку накидок, они ответили, что Пэган велел им стирать постельное белье. Поварята, которым она собиралась дать задание почистить котлы и горшки, были посланы на озеро ловить рыбу. Пэганом, разумеется.
Он, похоже, отменил все ее распоряжения. Он перераспределял слуг по своей прихоти, сдвигал, и передвигал мебель, как хотел, и, к ее ужасу, уже сломал стены нескольких надворных построек. Она думала, что это уже предел его бесцеремонного вмешательства, когда потрясение смотрела на снесенную кузню, чьи гнилые, потрескавшиеся бревна валялись на земле как обугленные кости.
Но и это не подготовило ее к зрелищу, которое предстало ее глазам во дворе, когда она обогнула угол западной башни. Небольшая толпа окружала позорный столб крепости. Она нахмурилась. Столб редко использовался. В Ривенлохе непослушание в большинстве случаев наказывалось определением провинившихся на грязную работу или назначением крупного штрафа товаром или монетой. Глядя на зевак, Дейрдре заметила двух парнишек, привязанных к столбу лицом к лицу. Их рубашки свободно висели на бедрах, обнажая бледные, тощие спины, пока еще без следов кнута. Но они задрожали от страха, когда ивовый прут просвистел рядом в воздухе, как голодный коршун, настигающий свою добычу. Дейрдре не видела лиц мальчишек, но сердце ее заколотилось, как молот, когда она узнала их огненно-рыжие волосы. О, черт побери!
Пэган еще раз стеганул кнутом в воздухе, приготовившись наказать первого мальчишку. Но был остановлен пронзительным женским криком:
– Нет!
Он вздохнул. Это достаточно неприятная работа – пороть мальчишек, чьи спины, возможно, еще никогда не знали розог. Именно по этой причине он взялся за дело сам, вместо того чтобы поручить это какому-нибудь рыцарю вроде сэра Роува с громадными кулаками, который может переусердствовать в своих ударах. А теперь еще какая-то сердобольная девица прерывает осуществление наказания…
– Стой! – прокричала она.
Грозно нахмурившись, он обернулся на голос и выругался себе под нос. Дейрдре протискивалась сквозь испуганную толпу с неистовой яростью разбушевавшегося викинга.
Его кулак сжал кнут, Ну почему она должна была появиться именно сейчас? Почему на каждом шагу бросает ему вызов?
– Уходи! – огрызнулся он.
– И что это, скажи на милость, ты делаешь? – проорала она.
Пэган почти почувствовал, как волосы у него на голове встали дыбом.
– Жена! – рявкнул он. – Прочь отсюда!
Нахальная девка не обратила внимания на его предупреждение. Протиснувшись вперед, она обхватила руками младшего из мальчишек, закрывая его своим телом.
– Нет! – бросила она через плечо.
Кто-то более злой позволил бы первому удару опуститься на ее спину, дабы преподать ей урок подчинения. Но рыцарская натура Пэгана спасла Дейрдре от полной силы его гнева. Он ударил ивовым хлыстом по воздуху так, что тот просвистел, напугав парнишку, который захныкал в ее объятиях.
– Это не твоя забота, женщина, – предостерег он. – Я вынес приговор этим воришкам, а теперь собираюсь осуществить наказание. Если ты слишком впечатлительна, чтобы вынести это зрелище, то уходи, чтобы не видеть. Предоставь мне выполнить мою задачу.
– Никогда.
Наступила тишина, холодная и внезапная, как зимняя изморозь. Несколько мгновений никто не осмеливался ни заговорить, ни пошевелиться. Пэган, чье терпение истощилось, наконец нарушил молчание. Его слова зазвенели ледяной угрозой:
– У позорного столба хватит места для троих, миледи.
Он почувствовал некоторое садистское удовольствие, когда тихое «ах» пронеслось по толпе, словно отдаленный раскат грома. Но это удовольствие было недолгим. Если здешний люд поверил его угрозе, то было совершенно ясно, что Дейрдре не поверила. Она повернулась к нему лицом, вздернула подбородок, бросая вызов:
– Ну давай, действуй.
Зеваки снова ахнули, а Пэган сузил глаза. В какой-то миг он пожалел, что не переспал с ней в самый первый момент, как только увидел. Наверняка, если б он завладел ее телом, это сделало бы ее более послушной.
Но когда взгляд его задержался на этом храбром, живом, решительном лице, он осознал, что Дейрдре не просто девица, которую можно затащить в постель, укротить и завоевать. Она его жена. И она – необыкновенная женщина. Женщина, привыкшая командовать. Привыкшая к власти. Женщина, не боящаяся поднять меч. Женщина, которая управляла Ривенлохом. Женщина, заслуживающая его уважения, заслуживающая иметь собственное мнение.
Дьявольщина.
И теперь, он полагал, ему придется выслушать это мнение.
Но не перед кучкой ротозеев с болтливыми языками.
– Оставьте нас! – приказал он. – Все.
Толпа неохотно рассеялась, бормоча что-то, скорее всего гадая, побьет ли новый управляющий свою мятежную жену.
Когда они ушли, Пэган вновь внимательно посмотрел на Дейрдре. Она стояла непоколебимо, ее взгляд был твердым, руки стиснуты. Возможно, она волновалась, подозревала, что он может пустить в ход кнут.
Перед лицом ее опасений он сумел побороть свой гнев и даже позволил себе улыбнуться.
– Ну что ж, миледи, если дело не в вашей повышенной чувствительности, – медленно проговорил он, – то в чем заключается ваше возражение?
Ее кулаки облегченно разжались.
– Я знаю этих мальчишек. Они сыновья Лаханберна, соседа с севера.
Он хмыкнул. Значит, дело все-таки в чувствительности. Точнее, в добром, отзывчивом сердце. Но нельзя позволять себе руководствоваться сердцем, осуществляя правосудие.
– Не важно, чьи они сыновья. Они воры.
Она наморщила лоб.
– Воры?
Он кивнул.
– В чем их преступление?
– Они украли собственность Ривенлоха.
– Какую собственность?
Он мотнул головой в сторону конюшни, где была привязана пара рыжих коров.
– И это все?
Он вскинулся:
– Что значит «все»?
– Всего две коровы?
Пэган раздраженно нахмурился:
– Да, две коровы, которые могут кормить крепость всю зиму.
Она лишь молча смотрела на него, словно силилась найти правильные слова.
– Отпусти мальчишек, – наконец сказала она.
– Что?
– Отпусти их. Мы вернули свой скот. Отпусти их.
Вот почему, подумал Пэган, совет женщины не стоит принимать во внимание. Он покачал головой:
– Они должны ответить за свои действия, иначе никогда не научатся быть честными людьми.
– Ты не понимаешь.
– Это ты не понимаешь. Если не наказать собаку, которая укусила тебя, она укусит снова.
– Ты уже достаточно напугал их. Видишь, как они дрожат? – Она указала на мальчишек, которые вытягивали шеи, чтобы понаблюдать за любопытным спором.
– Это сейчас они дрожат, но на полпути домой забудут про свой страх. Несколько рубцов послужат им напоминанием.
Дейрдре резко выдохнула. Черт бы побрал этого назойливого норманна! Если б он не совал свой нос в дела крепости и оставил вопросы закона в ее руках, она бы не стояла сейчас здесь, между сыновьями своего вспыльчивого соседа и кровожадной ивовой плетью в руках норманна. И не теряла бы времени, рассказывая о шотландских набегах на скот человеку, который, вероятно, порет детей, если они стащат по пирожку с кухни.
Но, дьявол его побери, Пэган теперь все-таки управляющий Ривенлохом, и он держит розгу и задержался достаточно, чтобы выслушать ее. Рано или поздно ей придется познакомить его с шотландскими обычаями, так что вполне можно начать прямо сейчас.
– Они не воры, – проговорила ока. – Не совсем.
– Что ты имеешь в виду? – Он вскинул руки. – Их поймали, когда они уводили коров на веревках, наброшенных на шею животных.
Она поморщилась:
– Все не так просто.
Он нетерпеливо хлопнул ивовой розгой по бедру.
– Тогда предлагаю тебе побыстрее объяснить. Отсрочка порки лишь увеличивает мучения.
Она закусила губу.
– Это трудно объяснить постороннему. Они забирают коров в качестве… возмездия.
– Возмездия?
– Да.
– За что?
– За две украденные в прошлом году.
– Что? – взорвался он.
Она знала, что он не поймет.
– Пожалуйста… просто отпусти их. Я объясню тебе это позже.
– Нет. Объясни сейчас.
– Послушай, – сказала Дейрдре. – Если ты будешь держать их здесь, их отец… забеспокоится. – На самом деле их отец скорее всего потребует голову Пэгана на блюде, но этого она ему не скажет. – Лаханберн отправит своих людей на их поиски. Если они обнаружат, что ты держишь их за стенами Ривенлоха…
Но Пэган, похоже, крайне заинтересовался сообщением об угоне скота.
– Вы украли две их коровы?
Она вздохнула:
– Таков шотландский обычай. Они крадут наш скот, мы крадем их. Так продолжается из поколения в поколение.
Пэган заморгал, словно она сказала ему, что мир сделан из козьего сыра.
– Кража скота, – продолжала Дейрдре, – это вопрос дружеского соперничества между Лаханберном и Ривенлохом.
Он смотрел на нее во все глаза, приходя к выводу, что шотландцы совсем ненормальные.
– Невероятно, – пробормотал он.
– Я настаиваю, чтобы ты отпустил их.
Он не сразу ответил. Было ясно, что Пэган не только не верит в ее объяснение, но и не одобряет его. Более того, настойчивость Дейрдре еще больше разозлила его.
Наконец он, кажется, нашел решение. Грозно хмурясь, он выпрямился во весь свой внушительный рост и похлопал ивовым прутом по ладони левой руки. Глаза его сузились до зеленых щелок.
– Я выслушал тебя, женщина. – Затем отдал суровый приказ: – А теперь отойди в сторону.