Дева-воительница

Глава 19

Сердце Дейрдре упало, а гнев возродился. Она не намерена отступать. Она не желает испытать на себе ярость их отца, когда он узнает, что его гордые сыновья были публично высечены.

– Я не отойду, – твердо проговорила она, – тебе придется выпороть и меня тоже.

Затем, к ее изумлению, уголок рта Пэгана изогнулся кверху в сардонической усмешке.

– Вы меня не так поняли, миледи. Вы добились их свободы. – Он бросил ивовый прут на землю. – А теперь отойдите.

Дейрдре в замешательстве заморгала.

Очевидно, кое-кто из ривенлохских смельчаков все-таки остался поблизости, несмотря на приказ Пэгана, и теперь они, к его немалому раздражению, зааплодировали. Он нетерпеливым жестом велел ей отойти. Дейрдре, ошеломленная своей победой, неуверенно отодвинулась в сторону, когда он подошел к столбу, вытаскивая свой кинжал.

– Слушайте меня хорошенько, юные щенки, – сказал он им, разрезая веревки. – Я отпускаю вас только благодаря доброте леди Дейрдре. Смотрите, больше не попадайтесь мне, ибо больше я не буду таким милосердным. – Отвязанные от позорного столба, мальчишки стояли бок о бок, и их тощие тела и огненно-рыжие шевелюры делали их похожими на две одинаковые горящие свечки. Широко открытые глаза серьезно взирали на Пэгана. Он натянул им рубашки на узкие плечи, и Дейрдре услышала, как он пробормотал: – В следующий раз прикрывайте головы. Эти ваши рыжие волосы видны за милю. – Затем, хлопнув их по задницам, подтолкнул в сторону ворот.

Он оглянулся на нее, угрюмо насупившись, и Дейрдре поняла, что, несмотря на раздраженную мину, он не опаснее пса, который лает и при этом виляет хвостом.

Пробормотав торопливое «спасибо», она извинилась и вернулась в большой зал. Там она помогала Мириель с приготовлениями к ужину и пыталась убедить себя, что то, что она испытывает к своему мужу, не любовь, ибо это было бы глупо. Нет, это просто благодарность за справедливость, с которой он обошелся с мальчишками Лаханбернов, и радость от собственной маленькой победы.

Но когда подошло время ужина и Пэган пришел, одетый в нормандские облегающие шоссы и тунику желтого цвета, которая великолепно подчеркивала мужественную красоту его тела, ее мнение резко изменилось.

Он взглянул на нее, усаживаясь рядом, и она снова отметила дивный цвет его глаз – словно шотландский лес, прекрасный, сочный и полный жизни. Проклятие, он красив, как сам Люцифер. Если этому демону ада свойственно обаяние.

Она поддержала себя глотком вишневого сидра. Пэган был в отличном настроении и шутил со своими людьми, но Дейрдре постоянно чувствовала на себе его взгляд, и это лишало ее равновесия, душевного покоя. Его колено соприкоснулось с ее, ведь они сидели близко друг кдругу, и она заметила: он не спешит его отодвинуть. Его пальцы легко и непринужденно касались ее пальцев, когда он разрезал оленину на их общем подносе.

К тому времени, когда Дейрдре отложила салфетку и встала из-за стола, сославшись на головную боль, она была вся как на иголках.

Если повезет, думала она, торопливо взбежав по лестнице, захлопнув дверь и сбросив накидку, она уже будет спать к тому времени, когда Пэган ляжет в постель.

Но он, должно быть, следовал за ней по пятам. Едва успела она снять одежду, как он распахнул дверь, заставив ее подпрыгнуть, словно ребенка, пойманного на месте «преступления» – когда он без разрешения ел сладкое. Его взгляд медленно ощупывал ее обнаженное тело. Она затаила дыхание, ощущая его более чем откровенное желание.

После бесконечно долгого молчания она наконец спросила:

– Ты собираешься закрыть дверь или хочешь выставить меня на обозрение всем слугам?

Он усмехнулся, захлопнув дверь. Затем сдвинул брови и шутливо заметил:

– Ты довольно быстро бежала по лестнице для женщины, у которой… что? Болит голова?

Она вскинула подбородок, но не придумала, что сказать в свою защиту.

Он снова улыбнулся и прислонился к двери, чтобы стянуть сапоги.

– Смею ли я надеяться, что тебе не терпится очутиться со мной в постели этой ночью?

Она вся напряглась от его присутствия рядом, от его откровенного желания близости. Стараясь придать своему голосу равнодушие, она сказала:

– Ты можешь надеяться на что пожелаешь, но от этого ничего не изменится.

Оставшись безучастным к ее уколу, он бросил сапоги к подножию кровати, затем одним махом стащил с себя и тунику, и нижнюю рубаху. Дейрдре тут же обратила внимание на порезы, которыми она наградила его. К ее облегчению, раны уже заживали. Во всяком случае, тонкий шрам никоим образом не умалял совершенства его тела. Грудь его была гладкой, тугой, мускулистой, а плечи – достаточно широкими, чтобы тащить телегу. Святая Мария, даже на расстоянии она не может сдержать волнения, когда видит его. Вот и колени слабеют.

Дейрдре глубоко вздохнула. Затем с притворной невозмутимостью забралась под одеяло, заняв середину кровати, чтобы ему расхотелось присоединиться к ней.

– Насчет сегодняшнего происшествия… – сказала она, спеша заговорить о чем угодно, лишь бы отвлечься от этого невыносимого напряжения между ними.

– Происшествия? – Он начал расшнуровывать завязки своих шоссов.

Она закашлялась.

– С мальчишками Лаханберн.

– Да?

– В Ривенлохе… будет еще много такого, чего ты не понимаешь.

Он усмехнулся. Боже, какая у него потрясающая, ослепительная улыбка!

– Вы, шотландцы, удивительные люди, – согласился он. – Как с другой планеты.

– Тебе не удастся изменить здешние обычаи. Ты не сможешь подчинить шотландцев своей воле.

Его улыбка сделалась хитрой.

– Ах, миледи. Я согласен подчинить своей воле только одного шотландца. Вернее, шотландку. – Он сел на край кровати, и матрац прогнулся под весом его тела. – Возможно, с помощью поцелуя?

У нее перехватило дыхание. Так вот зачем он примчался за ней следом. Он полагает, что она все еще должна, ему поцелуй. Но не тут-то было. Она расплатилась с ним на тренировочном поле. И слава Богу, что это так. Дейрдре сомневалась, что смогла бы выдержать еще один поцелуй, если сердце ее так колотится, когда он смотрит на нее своими колдовскими зелеными глазами.

– Может, память подводит тебя, – самодовольно сказала она, – но ты получил свою плату на тренировочном поле.

Его руки застыли на поясе расшнурованных штанов.

– Это? – усмехнулся он. – Это был не поцелуй.

– Еще какой поцелуй.

– Нет. – Он настороженно сдвинул брови. – Этот быстрый поцелуйчик? Он не считается.

– Не такой уж быстрый.

– Как ты можешь называть это…

– Поцелуем?

– Это не было поцелуем.

– О, а мне показалось, очень даже было. Ты целовал меня, а теперь зачем-то хитришь…

– Тысяча чертей! – Он грозно насупился. – Он был украденный. Поцелуй, который ты должна мне, должен быть добровольным.

– Это не было частью сделки.

Он вскочил на ноги, глаза опасно сузились, и она увидела, как грудь его вздымается и опускается с каждым раздраженным вдохом. Но они оба понимали, что она права. Этим вечером она ничего ему не должна.

И все же, когда он вновь завязывал шнуровку штанов, дергая с такой силой, что один конец оторвался, она осознала, на какой бурный гнев он способен. Когда он резким движением просунул руки в рубашку, она увидела силу его ярости. Когда он захлопнул за собой дверь, сотрясая оружие на стене, она поняла, что существует предел его терпению. Однажды, она боялась, он возьмет свое, несмотря ни на какие клятвы.

Пэган пнул ногой стену конюшни, напугав лошадь. Та заржала, затем снова принялась мирно жевать овес. Но злость Пэгана успокоить было не так легко. Он ходил взад-вперед, пиная пучки соломы, поднимая в воздух пыль и мышиный помет.

Он сыт по горло хитрыми уловками Дейрдре и пустыми соблазнами. Он больше не падет жертвой ее коварства, не позволит ей дразнить его своим роскошным телом, чтобы потом с презрением отвергнуть, когда в паху у него будет гореть как в аду. Пэган не дурак. Дейрдре, возможно; чувствует проблески желания, но своей неуступчивостью она скоро доведет его до умопомешательства. Он отказывается провести еще одну беспокойную ночь рядом со своей Богом данной женой, жаждая того, чего она ему не даст… Пока.

Скоро она покорится ему.

Он знает это. Он чувствовал жар ее тела, когда украл тот поцелуй. Не потребуется много времени, чтобы разжечь в ней ярко пылающий костер. Но пока что ее упрямство и данное им слово завели их в тупик.

Их отношения превращаются в войну между ними. Ясно же, что Дейрдре решительно настроена выбирать поле битвы и устанавливать правила схватки. Но было бы роковой ошибкой позволить ей взять верх. Нет, Пэган должен крепко схватить поводья этой строптивой лошадки и направить ее на территорию, где он хозяин и властелин. Без ее ведома. Но как этого достичь?

Он перестал мерить шагами конюшню и присел на корточки, чтобы соорудить себе постель из соломы в пустом углу. Холодная будет ночка. Было искушение схватить какую-нибудь служанку на пути к конюшне, чтоб согрела его, но он вспомнил, что случилось, когда он в последний раз пытался заняться любовью в кладовке. Поэтому он ограничился тем, что зарылся поглубже в солому для тепла, пока будет обдумывать свою военную стратегию.

Первый ключ к победе – познать своего врага. Что он знает о Дейрдре?

Кажется, наиболее благосклонно она отвечала ему на тренировочном поле, когда он обращался с ней как с равной – бросал вызов, дрался с ней на мечах, ожидая, что это изменит их отношения к лучшему. И по иронии судьбы, когда он начал обращаться с ней как с мужчиной, она стала для него еще соблазнительнее. Он безжалостно тренировал ее сегодня утром, рассчитывая выявить ее женскую слабость, но она поразила его, работая упорнее, чем его подчиненные.

И все же под доспехами у Дейрдре имеются мягкие женские изгибы. В этом мужественном, не боящемся сражения на мечах теле бьется нежное девичье сердце. И он видел проблески этой нежности, когда она пожертвовала собой ради сестры, когда не позволила ему наказать мальчишек Лаханберн. Дейрдре может мыслить как мужчина, но ведь чувствует-то она как женщина. Ее можно обидеть, на нее можно произвести впечатление, причинить ей боль или доставить удовольствие как любой женщине. В этом-то и заключается его дилемма. Вот он ловит себя на том, что дружески хлопает ее по спине. А в следующий миг жаждет затащить ее под ближайшую лестницу, разорвать на ней платье и погрузиться глубоко в ее тело.

Как можно бороться с противником, который представляет собой постоянно меняющуюся цель, чья тактика непредсказуема, как флюгер на ветру, который сначала выскакивает на поле, словно неустрашимый воин, и тут же краснеет, как маков цвет, когда ее застают врасплох за более приятным занятием! Как можно одолеть противника, которого ни силой, ни уговорами, ни соблазном не заставить сдаться?

Он задавался этими вопросами до глубокой ночи, пока луна ярко светила с небес и звезды таинственно мерцали, предсказывая судьбу. Наконец он уснул, оставив вопросы на рассмотрение снам.

С первыми лучами рассвета ответ пришел. Он открыл глаза и обнаружил, что уже не один. Странная горничная Мириель, Сунь Ли, стояла и неодобрительно глядела на него.

Он резко сел. Выражение ее лица скорее было насмешливым, а маленькие руки сложены в жесте терпеливого ожидания. Долго ли она простояла тут, наблюдая за ним спящим, Пэган не знал, но тот факт, что он не слышал, как она пришла, был крайне тревожащим.

– Что такое? – ворчливо спросил он, вытаскивая солому из волос.

Она поцокала языком.

– Так ты никогда не произведешь на свет сыновей для Ривенлоха, – напрямик заявила она, – если будешь спать с лошадьми.

Пэган хмуро уставился на нее:

– Это не твое дело.

Не испугавшись, старуха продолжила, покачав головой:

– Глупый, глупый мужчина.

Пэган разозлился.

– Придержи свой язык, женщина, или я…

– В этом твоя ошибка, – сказала она ему. – В тебе слишком много от воина. Ты всегда отвечаешь угрозой.

У Пэгана чесались руки придушить нахалку. Разумеется, это лишь докажет явную правоту Сунь Ли. Он ограничился грозной миной.

– Слушай или не слушай, – продолжала она, пожав плечами, – дело твое. Но у меня есть ответ, который ты ищешь.

Он поднялся на ноги, возвышаясь над ней, чтобы она не забывала, кто ее хозяин.

– Какой ответ?

– Есть только один способ завладеть ее телом, – самодовольно заявила она.

Пэган был поражен проницательностью старухи. Она обладает какой-то таинственной способностью проникать в его мысли, или он разговаривал во сне? Он задумчиво потер колючую от отросшей за ночь щетины щеку, затем вызывающе скрестил руки, прорычав:

– И каков же он?

Сунь Ли выпрямилась во весь свой не слишком внушительный рост и мудро произнесла:

– Вначале ты должен завоевать ее сердце.

Пэган закатил глаза. И это ее совет?

– Ты наслушалась сказок Бонифация, – фыркнул он. Сунь Ли не обратила внимания на его насмешку.

– Там, откуда ты пришел, существует древняя загадка. Возможно, ты не слышал. Чего женщина желает больше всего?

Опять загадки. Он их терпеть не может. Чего женщина желает больше всего? Это зависит от нее. От кого же еще?

– Ты знаешь ответ? – подначивала Сунь Ли.

Он сдвинул брови.

– Цветы. Сладости. Украшения… Да что угодно.

Черные глаза Сунь Ли заблестели.

– Нет, не что угодно. – Она огляделась, словно чтобы убедиться, что лошади не подслушивают, затем сообщила по секрету: – Больше всего женщина желает иметь свою волю.

Глаза Пэгана сузились. Это глупый ответ. Слишком простой. Слишком обобщающий; Слишком туманный. И все же, если подумать… да, это, может быть, верно. Он пытается подчинить Дейрдре своей воле. Обольщением. Угрозами. Хитростью. И ни разу не подумал о том, чтобы подчиниться ее воле, ее желанию. Как воин, он приучен никогда не сдаваться, никогда не идти на компромисс. Но и Дейрдре тоже верит в победу любой ценой. Потому-то они и зашли в тупик.

Если Пэган позволит Дейрдре выиграть, если позволит ей поступить по-своему…

Он прошелся туда и обратно между стойлами конюшни. Это будет нелегко. В вопросах защиты крепости и управления он не может уступить, поскольку у него просто больше опыта. Но если он станет прислушиваться к ее мнению в других делах, как это было с мальчишками Лаханберн, если он станет советоваться с ней и подключать к выработке решений, возможно, ее сердце по отношению к нему смягчится.

А как только сердце станет восприимчивым, осторожное обольщение сделает остальное, покуда она будет верить, что это ее воля.

– Сунь Ли, полагаю, я был не прав…

Он повернулся к служанке, но она словно растворилась в воздухе. Исчезла быстро, словно тень, без звука, без следа. Пэган почесал голову. Не женщина, а прямо какой-то загадочный призрак.

К тому времени, когда Пэган вышел из конюшни, отряхивая солому со штанов и щурясь от солнца, он уже улыбался, полный решимости. Как бы это ни шло вразрез со всеми теми принципами и понятиями, на которых он был воспитан, как ни противоречило его основным инстинктам, когда Дейрдре появится этим утром, как сверкающая Аврора, Пэган намерен набросить крепкую узду на свои желания и попытается приноровиться к желаниям жены. Если у него получится, то уже сегодня ночью они будут делить нечто гораздо более приятное, чем товарищество. Он точно знает, куда нацелит поцелуй, который она ему должна, и да поможет ей небо, когда он ворвется в эти ворота.