Девочка, которая пила лунный свет

Глава 12, в которой ребенок узнает, что такое Топь

Нет, детка. Ведьма в Топи не живет. Ну что ты выдумываешь! Все, что у нас есть, дарит нам Топь. Где бы мы иначе собирали стрелки циринника, цветы циринника и луковицы циринника? Где бы я собирала водяной шпинат и рыбу-грязеедку тебе на ужин и утиные яйца и лягушачью икру на завтрак? Если бы не Топь, твои папа с мамой остались бы без работы, и ты бы голодала.

Если бы в Топи жила ведьма, я бы ее увидела.

Нет, что ты. В Топи много мест, где я не бывала. И никто не бывал. Топь покрывает половину мира, а вторая половина заросла лесом. Это все знают.

Но если бы в Топи жила ведьма, я бы заметила, как расступается вода под ее проклятыми ногами. Я услышала бы, как шепчут ее имя камыши. Если бы ведьма явилась в Топь, Топь исторгла бы ее вон, как исторгается душа из умирающего тела.

Нет, Топь нас любит. Люди – ее любимые создания. Весь мир возник из Топи. Все горы, все деревья, все камни, все животные, все насекомые. Даже ветер и тот пришел из снов Топи.

Ты прекрасно знаешь эту легенду. Ее все знают.

Ну ладно. Расскажу еще разок, так уж и быть.

Вначале не было ничего, только Топь, Топь, Топь без края. Ни людей, ни рыб, ни птиц, ни зверей, ни гор, ни леса, ни неба – ничего не было.

На всем белом свете была только Топь, и весь белый свет был Топью.

Трясина Топи простиралась от одного края света до другого. Она изгибалась и журчала сквозь время. Не было еще слов; не было знания; не было ни музыки, ни стихов, ни мысли. Только вздохи Топи, и содрогания Топи, да неумолчное шуршание тростников.

Но Топи было грустно и одиноко. Она хотела иметь глаза, чтобы видеть мир вокруг. Хотела иметь сильную спину, чтобы переносить себя с места на место. Хотела ноги, чтобы ходить, руки, чтобы трогать, рот, чтобы петь.

И Топь создала тело: огромное Чудище, которое вышло из Топи и встало на сильные толстые ноги. Чудище было Топью, и Топь была Чудищем. Чудище полюбило Топь, а Топь полюбила Чудище, как человек, с нежностью глядящий в тихие озерные воды, может полюбить собственное отражение. Грудь Чудища была полна тепла и сострадания. Свет его любви так и рвался наружу. И Чудище пожелало обрести слова, чтобы рассказать о своей любви.

И появились слова.

И Чудище пожелало, чтобы эти слова сочетались и значили то, что ему хотелось сказать. Чудище открыло рот, и родились стихи.

«Круглое и желтое, желтое и круглое», – произнесло Чудище – и родилось солнце, и повисло у него над головой.

«Синее и белое, черное и серое, и разноцветье на заре», – произнесло Чудище. И родилось небо.

«Скрип деревьев, и мягкость мха, шорох и шелест листвы без конца и края», – спело Чудище. И появились леса.

Все, что ты видишь, все, что ты знаешь, было вызвано к жизни Топью. Топь любит нас, а мы любим Топь.

Ведьма? В Топи? Опять ты за свое? В жизни не слыхивала таких глупостей.