Девочка, которая пила лунный свет

Глава 13, в которой Антейн наносит визит

У Звездных сестер всегда был собственный подмастерье. Ну, не совсем подмастерье, конечно, а скорее мальчик на побегушках. Его принимали на службу в девять лет и держали до тех пор, покуда не отправляли домой с одной-единственной запиской.

В записке всегда было одно и то же. У всех мальчиков.

«Мы возлагали на этого мальчика большие надежды, – говорилось в ней, – но он их не оправдал».

Кто-то служил у Звездных сестер неделю или две. В школе Антейн видел мальчика, которого отослали через день. Но обычно мальчиков выставляли за дверь в двенадцать лет, едва они привыкали к жизни у Звездных сестер. Как только они узнавали, сколько знаний хранится в библиотеках Башни, как только начинали жаждать этого знания – их отсылали прочь.

Антейн получил свою записку в двенадцать лет, на следующий день после того, как ему (после многолетних просьб) было даровано разрешение посещать библиотеку. Это был сокрушительный удар.

Звездные сестры жили в Башне, такой высокой, что один взгляд на нее смущал ум и взор. Башня стояла в самом центре Протектората, и все прочее существовало под ее сенью.

Кладовые, библиотечные хранилища и оружейные сестер располагались на подземных этажах, коих было бесконечное множество. Были там мастерские, в которых переплетали книги и смешивали травы, и залы для тренировок с мечом и учебных рукопашных боев. Сестры говорили на множестве языков, знали астрономию, им подвластно было составление ядов, танцы, обработка металла, бой один на один, создание бумажных украшений и изысканнейшие способы убийства. В надземных этажах располагались простые кельи (сестры жили в них по трое), комнаты для бесед и размышлений, тюремные камеры, из которых невозможно было бежать, камера пыток и обсерватория для наблюдения за небом. Помещения соединялись сложной сетью коридоров, которые изгибались под самыми странными углами, и пересекающимися лестницами, пронзавшими здание от темных глубин его подбрюшья до смотровой площадки на самом верху. Тот, кто осмелился бы явиться в Башню без приглашения, не один день блуждал бы в поисках выхода.

Когда Антейн жил в Башне, то не раз слышал, как кряхтят от усилия сестры в тренировочных залах, слышал плач, доносившийся порой из тюремных застенков и пыточной камеры, мог подслушать горячий спор сестер о науке звезд, алхимических способах использования луковиц циринника или о смысле особенно сложных строк в стихотворении. Он слышал, как поют сестры, когда мелют муку, варят травяные настои, точат ножи. Он научился писать под диктовку, чистить отхожие места, накрывать на стол и подавать идеальный обед, а также овладел тонким искусством нарезания хлеба. Он узнал, чем идеально заваренный чай отличается от обычного, постиг таинство приготовления бутербродов и научился без единого движения стоять в углу комнаты, слушая разговор, запоминая все сказанное и ни одним жестом не выдавая свое присутствие. Сестры часто хвалили его в те годы, говоря, что он ловко обращается с пером, легок на ногу и вежлив в обращении. Но этого было мало. Слишком мало. Чем больше он узнавал, тем больше видел того, что ему только предстояло узнать. На библиотечных полках ожидали своего часа пыльные тома, хранившие в себе океаны познания, и Антейн страстно мечтал прочесть их все. Но ему не позволялось отхлебнуть из этого источника. Он трудился в поте лица. Он старался изо всех сил. Он делал все, что угодно, лишь бы не думать о книгах.

И все-таки однажды он пришел к себе в комнату и обнаружил, что его вещи уложены в котомку. Сестры прикололи ему к рубашке записку и отослали мальчика домой, к матери. «Мы возлагали на этого мальчика большие надежды, – говорилось в записке, – но он их не оправдал».

Антейн навсегда запомнил этот момент.

Будучи старейшиной-учеником, он должен был идти в Дом Совета и готовиться к слушанию дел, однако так и не смог себя заставить. В очередной раз выдумав массу причин для отсутствия в День Жертвы и изложив их старейшинам, Антейн заметил, что их отношение к нему сильно переменилось. Их ворчание ожесточилось. Они бросали друг на друга многозначительные взгляды. И что хуже всего, дядя и вовсе не смотрел в сторону племянника.

После окончания своего незадавшегося ученичества у сестер Антейн ни разу не бывал в Башне, однако теперь решил навестить сестер, которые некогда практически заменили ему семью – хотя, конечно, родственницы из них получились престранные, недружелюбные и со склонностью к убийству. И все же… Семья есть семья, сказал себе Антейн, подошел к древней дубовой двери и постучал.

(Честно говоря, у него была еще одна причина для визита. Но Антейн не осмеливался признаться в этом даже себе. При мысли об этой причине его начинало трясти.)

Дверь открыл его младший брат Рук. Нос у него, как всегда, был сопливый, а волосы стали гораздо длиннее, чем помнил Антейн, – в последний раз они виделись с братом больше года назад.

– Ты пришел забрать меня домой? – спросил Рук со смесью надежды и стыда. – Я их тоже разочаровал, да?

– Рад тебя видеть, Рук, – сказал Антейн и потрепал братца по голове, словно собаку, которая обычно ведет себя хорошо, но с ней никогда не угадаешь. – Нет, я не за этим. Ты ведь здесь всего год. У тебя еще будет куча времени, чтобы разочаровать сестер. Скажи, сестра Игнация у себя? Я бы хотел поговорить с ней.

Рук вздрогнул, и Антейн не мог его в этом винить. Сестра Игнация была женщиной внушительной. В том смысле, что внушала ужас. Но Антейн всегда с ней ладил, да и она, похоже, привязалась к мальчику. Остальные сестры без обиняков дали ему понять, что это случается весьма редко. Рук повел брата в кабинет Старшей сестры, но Антейн нашел бы дорогу даже с завязанными глазами. Он знал каждую ступеньку, каждую нишу в каменных стенах, каждую скрипучую доску пола. Прошло столько лет, а ему все еще снилось, что он вернулся в Башню.

– Антейн! – воскликнула сидевшая за столом сестра Игнация. Судя по всему, она была занята переводом каких-то текстов о растениях. Ботаника была ее страстью.

Ее кабинет был полон самых причудливых растений – по большей части они происходили из отдаленных уголков леса или болота, но были и другие, со всего мира, выписанные через специальных торговцев в городах на другом конце Дороги.

– Ах, мой мальчик, – сказала сестра Игнация, вставая из-за стола и идя навстречу Антейну, чтобы заключить его лицо в свои крепкие жилистые ладони. В комнате густо пахло духами. Сестра Игнация ласково похлопала Антейна по щекам, но застарелой боли это не облегчило. – Какой ты стал симпатичный! Гораздо симпатичнее, чем был, когда мы отослали тебя домой.

– Спасибо, сестра, – сказал Антейн, привычно ощутив укол стыда при воспоминании о том ужасном дне, когда ему вручили записку и выставили вон из Башни.

– Ну, садись, – с этими словами сестра Игнация повернулась к двери и очень громко позвала, обращаясь к Руку: – Мальчик! Мальчик, ты меня слышишь?

– Да, сестра Игнация, – пискнул Рук на бегу, влетел в дверь и споткнулся на пороге.

На сестру Игнацию это не произвело никакого впечатления.

– Принеси нам лавандового чаю и печенья с цветами циринника.

Она вперила в мальчика суровый взгляд, и Рук бросился прочь с такой скоростью, словно за ним гнался тигр.

Сестра Игнация вздохнула.

– Боюсь, твоему брату не хватает твоих талантов, – сказала она. – Какая жалость. Мы возлагали на него такие надежды.

Она жестом пригласила Антейна садиться. На стуле, на который она указала, лежала колючая лоза, однако Антейн не осмелился отказаться и постарался не замечать, как лоза колет ему ноги. Сестра Игнация села напротив и наклонилась, испытующе глядя ему в лицо.

– Скажи, ты уже женился?

– Нет, мэм, – сказал Антейн и покраснел. – Я еще недостаточно взрослый.

Сестра Игнация прищелкнула языком.

– Но тебе кто-то нравится, я же вижу. Тебе от меня ничего не утаить, мальчик мой. Даже не пытайся.

Антейн постарался не думать о той девочке из школы, Этине. Она была где-то в этой Башне. Но она была утрачена для него навсегда, и с этим он ничего не мог поделать.

– Я почти все время работаю в Совете, – уклончиво сказал он. И не солгал.

– Разумеется, разумеется, – махнула рукой сестра Игнация. – В Совете.

Антейну показалось, что последнее слово она произнесла немного презрительно. Но тут сестра Игнация чихнула, и Антейн решил, что ему просто показалось.

– Я всего пять лет как старейшина-ученик, но я уже узнал… – Он на мгновение умолк. – Очень много, – докончил Антейн глухим голосом.

Дитя на земле.

Кричащая женщина на стропилах.

Как бы ни старался он забыть, эти две картины всегда стояли перед его внутренним взором. Вдобавок в Совете очень неохотно отвечали на его вопросы. Откуда взялась эта пренебрежительность? Антейн не знал.

Сестра Игнация наклонила голову набок и испытующе поглядела на Антейна.

– Милый, милый мой мальчик, честно говоря, я была чрезвычайно удивлена, когда узнала, что ты вступил в Совет. Признаюсь, я пришла к выводу, что это было не твое решение, а желание твоей… милой мамы.

При этих словах она чуть скривила губы, словно во рту у нее стало кисло.

Она была права. Права целиком и полностью. Антейн вовсе не собирался становиться старейшиной. Он хотел стать столяром. Он говорил об этом матери – часто и подолгу, – но она не желала слушать.

– Работа с деревом, – продолжала сестра Игнация, не замечая удивления, проступившего на лице Антейна, который решил, что она может читать мысли. – Я полагала, ты пожелаешь работать с деревом. У тебя всегда была к этому склонность.

– Вы…

Она улыбнулась, прикрыв глаза.

– Да, юноша, я тоже кое-что знаю. – Она расширила ноздри и подмигнула. – Ты бы удивился, если бы знал, сколько мне известно.

Рук неуклюже внес чай и печенье и тут же пролил чай на колени брату. За чаем последовало печенье. Сестра Игнация бросила на него взгляд, который резал не хуже ножа, и Рук в страхе выскочил вон, словно боясь истечь кровью.