Девочка, которая пила лунный свет

Глава 7, в которой волшебный ребенок оказывается просто невыносим

К пяти годам жившая в теле Луны магия удваивалась уже пять раз подряд, но по-прежнему никак не проявляла себя и тихо покоилась в ее костях, мышцах и крови. В каждой клеточке ее тела. Невидимая, неиспользуемая – сила, но спящая до поры до времени.

– Так не может продолжаться вечно, – ворчал Глерк. – Чем больше у нее будет магии, тем сильнее будет выплеск. – И он скорчил девочке смешную рожицу, хотя вовсе не собирался этого делать. Луна захохотала во весь голос. – Попомнишь мои слова, – сказал он, безуспешно стараясь, чтобы это прозвучало серьезно.

– Мы же не знаем наверняка, – сказала Сян. – Возможно, магия никогда не прорвется. Возможно, обойдется без трудностей.

Несмотря на то что Сян постоянно искала дома для брошенных детей, трудности она не любила. И грустное тоже не любила. И неприятное. Если она не могла ничего исправить, то старалась хотя бы не думать о грустном. Она сидела рядом с девочкой и пускала пузыри – красивые, светящиеся, по большей части магические пузыри, и на тугих выпуклых боках завивались вихри цвета. Девочка ловила пузыри руками и заключала в них цветы, бабочек или листья. В самый большой пузырь она влезла сама и поплыла над травой.

– Посмотри, как красиво, Глерк, – сказала Сян. – Ну неужели нельзя думать о чем-нибудь другом?

Глерк покачал головой.

– Сколько это еще продлится, Сян? – спросил он. Ведьма не ответила.

Позже кошмар взял девочку на руки и пел ей песенки, пока она не уснула. Он чувствовал у себя в руках тяжесть магии. Ощущал, как катятся могучие волны волшебства, как ворочаются они в детском теле, не находя выхода на берег.

Ведьма сказала, что он все придумывает.

Она твердо потребовала, чтобы все занялись воспитанием маленькой девочки, которая от природы была шаловлива, подвижна и любопытна. Каждый день Луна по-новому (и весьма изобретательно) нарушала правила, которым ее учили, и всякий раз поражала своих учителей до глубины души. То она седлала козу, то скатывала с горы к сараю валуны (для красоты, как она потом объяснила), учила кур летать, а однажды чуть было не утонула в болоте. (К счастью, Глерк ее вытащил.) Она напоила гусей пивом, чтобы посмотреть, будут ли они после этого выделывать смешные коленца (оказалось – да), и сунула козам в кормушку черный перец, потому что хотела узнать, начнут ли они прыгать, когда попробуют (нет, козы просто проломили забор и сбежали). Каждый день она подбивала Фириана на возмутительные проказы, а нет, так устраивала ему розыгрыши, от которых бедный дракончик нередко плакал. Она лазала, пряталась, строила, ломала, писала на стенах и рвала только что сшитые платья. Волосы у нее всегда были спутаны, нос – испачкан, а ладошки до того грязны, что от них повсюду оставались отпечатки.

– Что же будет, когда в ней проснется магия? – снова и снова спрашивал Глерк. – Что тогда?

Сян старалась об этом не думать.

СЯН НАВЕЩАЛА ВОЛЬНЫЕ ГОРОДА дважды в год, один раз с Луной, второй – без. Она не объясняла девочке, почему уходит одна, и никогда не рассказывала про окутанный печалью городок по ту сторону леса или о детях, которых оставляли на поляне за его стенами и, по-видимому, бросали на смерть. Конечно, когда-нибудь придется рассказать Луне всю правду. Когда-нибудь потом, говорила себе Сян. Не сейчас. Слишком это грустно. Да и Луна еще маленькая, она не поймет.

В пять лет Луна совершила еще одно путешествие в самый далекий из Вольных городов, который назывался Обсидиан. Тут-то Сян и обнаружила, что бранится на девочку, которая не может ни минуты посидеть спокойно. Не может – и все.

– Так, юная особа, будьте-ка любезны сию секунду выйти отсюда и отправляйтесь поиграть с друзьями.

– Смотри, бабушка! У меня шляпка! – С этими словами Луна запустила руку в миску, где подходило тесто, оторвала кусок и водрузила себе на голову. – Смотри, какая шляпка! Красивая!

– Никакая это не шляпка, – отрезала Сян. – Это тесто.

Колдунья была очень занята: она творила сложное заклинание. На столе перед ней лежала директриса местной школы, погруженная в глубокий сон, а Сян сжимала ее голову в ладонях и сосредоточенно колдовала. Директриса страдала от невыносимых головных болей, которые, как обнаружила Сян, были порождены небольшим наростом у нее в мозгу. Сян могла удалить нарост с помощью магии, по кусочкам, но дело это было непростое. И опасное. Такое было под силу только очень умной колдунье, а Сян была умней всех.

И все-таки на сей раз исцеление давалось ей тяжело – тяжелее, чем она ожидала. Оно высасывало из Сян все силы. Впрочем, в последнее время она не раз ловила себя на этом ощущении. Сян полагала, что всему виной возраст. Магия ее стала иссякать очень уж быстро. А восстанавливалась чрезвычайно медленно. И Сян очень устала.

– Молодой человек, – обратилась Сян к сыну директрисы – славному мальчику лет пятнадцати, кожа которого испускала сияние. Это был один из Звездных детей. – Не могли вы вывести эту несносную особу на улицу и поиграть с ней? Тогда я смогу сосредоточиться и вылечить вашу маму, а не убить. – Мальчик побледнел. – Нет-нет, я шучу. Вашей матери ничего не угрожает.

Сян надеялась, что так оно и есть.

Луна сунула ладонь в руку мальчика. Ее темные глаза блестели, словно драгоценные камни.

– Пойдем играть, – сказала она, и мальчик улыбнулся ей в ответ. Он любил Луну – ее все любили. Дети со смехом выбежали за дверь и убежали в подступавший к домику лес.

Когда нарост был удален, мозг исцелен, а директриса спала сном здорового человека, Сян наконец-то разрешила себе расслабиться. Взгляд ее упал на стоящую на столе миску. Миску с тестом.

Но теста не было. Вместо него в миске лежала шляпка – причудливо украшенная шляпка с широкими полями. Никогда еще Сян не видела такой красивой шляпки.

– Ох, нет, – прошептала Сян, взяла в руки шляпку и ощутила заключенную в ней магию. Голубоватого цвета, с легким серебряным сиянием по краям. Магию Луны. – Ох, нет, нет.

В следующие два дня Сян постаралась как можно скорее покончить со всеми делами, которые были у нее в Вольных городах. Луна ей не помогала. Она носилась по улицам с другими детьми, бегала с ними наперегонки, лазала через заборы. Она залезала на самые высокие деревья и подбивала детей лезть следом. Покоряла крыши сараев. И коньки соседских крыш. Дети лезли за ней все выше и выше, но забраться так же высоко не могли. Луна поднималась легко, будто воздушный шарик, и делала пируэт на самом верху.

– Слезай сейчас же, юная особа! – кричала ведьма.

Девочка смеялась и спускалась вниз вприпрыжку, показывая другим детям безопасный путь. Сян видела, что за спиной у нее лентами развевается магия. Голубая с серебром, серебряная с голубым. Ленты магии летели за девочкой, закручивались и раскручивались, бились на ветру. На земле от них оставались следы. Сян побежала за девочкой, на ходу исправляя все, что та успела натворить.

Ослик превратился в игрушку.

Дом стал птицей.

Амбар остался амбаром, но сделан теперь был из пряников и сахарной ваты.

«Она не понимает, что творит, – подумала Сян. Магия изливалась из девочки мощным потоком. За всю свою жизнь Сян не видела столько магии разом. – Луна может навредить себе, – подумала Сян. – Или кому-нибудь другому. Или всему городу».

Сян бежала, старые кости ныли, но она не обращала внимания и отменяла одно заклятие за другим, пока наконец не схватила девочку.

– Пора спать, – сказала ведьма, взмахнула обеими руками, и Луна повалилась на землю. Никогда еще Сян не совершала насилия над чужой волей. Никогда. Давным-давно – почти пятьсот лет назад, – она пообещала это Зосимосу, своему опекуну. И вот теперь… «Что я натворила? – спросила себя Сян. – Не заболела ли я?»

Дети выпучили глаза. Луна посапывала во сне. Изо рта у нее тянулась ниточка слюны.

– Она живая? – спросил какой-то мальчик.

Сян подняла Луну, почувствовала, как та уткнулась носом ей в плечо. Колдунья прижалась морщинистой щекой к волосам девочки.

– С ней все хорошо, милый, – сказала ведьма. – Она просто захотела спать. Очень сильно захотела. А тебе и так есть чем заняться, я уверена.

И Сян понесла Луну в домик, который предоставил им мэр на время визита.

Луна крепко спала. Дыхание ее было ровным и спокойным. Лунная родинка на лбу светилась неярким светом. Родинка была розовой. Сян отвела от лица девочки черные волосы, провела пальцами по блестящим локонам.

– Что я сделала не так? – спросила она сама себя вслух. Ей казалось, что она чего-то не заметила – чего-то важного. Она старалась не вспоминать собственное детство. Слишком уж оно было печальное. А печалиться было опасно – вот только Сян не помнила, отчего так.

Память ненадежна, словно скользкий мох, растущий на крутом склоне, – так легко потерять равновесие и упасть. Да и за пятьсот лет случилось немало всякого, что затмило старые воспоминания. И все же на Сян нахлынули картины детства – добрый старик, обветшалый замок, кучка зарывшихся в книги ученых мужей, скорбное прощание матери-драконицы… И что-то еще. Что-то страшное. Сян пыталась выхватить из потока самое важное, но воспоминания были словно лавина из ярких камушков: покатились, блеснули на свету и канули в небытие.

И все-таки Сян должна была что-то вспомнить. Она точно это знала. Но что именно – понятия не имела.