Аня
— И что, мне не нужно идти в садик? А папа будет ругаться? А что скажут бабушка с дедушкой? Мама, ты нормально себя чувствуешь? А что ты готовишь?
— Ксю, прошу тебя, — лопатка, которой я мешала яичницу, падает у меня из рук.
Я поворачиваюсь к дочке, которая мигом замолкает.
Обычно я стараюсь отвечать на все ее вопросы, но сегодня с утра она вообще не замолкает, а мысли мешали мне спать чуть ли не всю ночь.
— Давай обо всём поговорим потом, хорошо? У меня пока у самой не всё в голове на место встало.
— Хорошо, — кивает дочка, после чего тянется к тарелке с булочками и фруктами. — А яичница готова?
— Почти, — я поднимаю с пола упавшую лопатку и споласкиваю под водой.
Сегодня меня ждет долгий день, да и в принципе все последующие дни, уверена, будут долгими.
Пока не разрешится вопрос с разводом — точно.
— Анна Михайловна, доброе утро, зачем же вы принялись готовить завтрак?! Это моя обязанность. Максим Константинович меня за это оштрафует, — на кухню залетает домработница и практически выхватывает у меня фартук и силой усаживает за стол.
Не знаю, зачем я принялась готовить завтрак. Наверное, это привычка. Дома я всегда готовила сама. У Игоря есть кухарка и другой персонал, но он постоянно шпынял меня тем, что хорошая жена должна всё уметь и успевать делать сама.
Кроме того ночь сегодня была бессонная, так что в какой-то момент под утро я не выдержала и решила себя чем-то занять. Готовить мне, в принципе, нравится. Так что, почему бы и нет.
— Вы преувеличиваете, Маргарита Леоновна. Уверена, что Максим Константинович не станет вас штрафовать. Если что, я попрошу его этого не делать.
— Буду вам благодарна. На самом деле, он очень серьезно относится к обязанностям в доме.
— В этом я не сомневаюсь.
Продолжение приготовления завтрака ложится на плечи Маргариты Леоновны. Что бы я ни говорила, она отказывается подпускать меня к плите и позволять готовить, так что мне остается только болтать с Ксюшей и пить кофе.
— А где же моя няня? Ну, так, которая будет со мной сидеть? — спрашивает дочь, от любопытства выпучив глаза.
— Она скоро будет здесь, — голос Торецкого звучит настолько неожиданно, что и я, и Ксюша подпрыгиваем на месте.
Босс появляется на кухне уже одетый в костюм. На запястьях у него сверкают дорогие часы, а серьга в ухе на удивление отсутствует. Пока еще ни разу не видела, чтобы Тор ее снимал.
— Доброе утро, Максим Костинович, — с серьезным видом здоровается дочка.
— Доброе. Ты уже позавтракала?
— Завтракаю, — она показывает пальчиком на свою тарелку, затем с любопытством смотрит на Торецкого. — Значит, няня скоро придет?
— Всё верно, — кивает босс и садится за стол.
Почему-то он выбирает место рядом со мной, хотя стол довольно большой. Наверное, я самая настоящая трусиха, если испытываю в некотором роде страх из-за того, что Тор сейчас находится так близко от меня.
— А вы не будете меня ругать?
— За что же? — выгибает бровь Максим Константинович и берет чашку с горячим кофе.
— За то, что я слишком много вопросов задаю и за то, что говорю за столом.
Разумеется, Ксю не просто так задает этот вопрос. Свиридов часто осаждал ее за лишние вопросы и болтовню за завтраком.
— Я не стану тебя ругать. Любопытство — не порок. А вот насчет разговоров за столом…
— Что? Это плохо? — спрашивает Ксю, затолкав в рот кусочек персика.
— Это опасно. Если говорить с набитым ртом, то можно подавиться. И попасть в больницу.
Не знаю, смеяться ли над выпученными глазами дочки, или сохранять серьезный вид. В данную минуту она выглядит слишком комично.
— В больницу? — с очевидным трудом она проглатывает пережеванный фрукт. — А умереть можно?
— И умереть можно. Если тебе вовремя не помогут.
— Хорошо. Тогда я буду разговаривать за столом, но только прожевав.
Домработница давится смешком, поставив на середину стола сковороду с готовой яичницей и беконом.
— А вы сегодня с мамой на работу?
— Всё, Ксю, хватит вопросов. Лучше поешь…
— И на работу и по делам, — отвечает Тор, не обратив внимания на мою вставку.
— А что за дела?
— Нужно будет съездить в больницу.
— А зачем?
— Зафиксировать следы, что твой папа обижает маму.
Кусочек яблока падает у Ксюши из рук. Я же роняю вилку.
— Максим Константинович, — шиплю недовольно, повернув голову в сторону босса.
Он пьет кофе с абсолютно невозмутимым видом.
— Мой папа обижает маму?! — Ксюша сердито хлопает ресницами.
— Именно так, — кивает Торецкий. — Но я сделаю так, чтобы он этого не делал больше.
— Максим Константинович, вы перегибаете палку, — снова шиплю на мужчину.
Зачем он это делает?! Я вообще не хотела вмешивать ребенка!
Ксюша смотрит на Торецкого, недобро сощурив глаза. Маргарита Леоновна тактично молчит и делает вид, что ничего не слышит.
— Ты всё врёшь! — кричит Ксюша. — Мой папа никогда не обижал маму! Никогда! Ты обманываешь!
— Нет, — качает головой Тор. — Не обманываю. Твой папа действительно плохо обращался с твоей мамой. И чтобы она была в безопасности, нужно сделать так, чтобы твой папа не смог добраться ни до тебя, ни до твоей мамы.
— Максим Константинович, я вас прошу! — цежу сквозь зубы, но Ксюша уже успевает вскочить из-за стола.
— Вы всё врёте! Вы врёте! Ненавижу вас! — кричит дочка и убегает с кухни.
Я слышу топот ее маленьких ножек на лестнице.
— Вы зачем это сделали?!
— А зачем кормить ребенка иллюзиями?
— Не отвечайте вопросом на вопрос. Вы не имели права так делать. Я хотела уберечь Ксюшу от волнений.
— Твой муж не будет тебя жалеть, Анна. Его родители тоже. Они не пожалели ни тебя, ни Ксению, когда собирались увезти и спрятать.
— Я — не они.
— Это так, — Тор снова отпивает кофе, а затем его черный взгляд упирается в меня. — Но вот, что я тебе скажу. Чем раньше Ксюша начнет понимать, что происходит. Чем раньше она поймет, какое ее отец чудовище, чем меньше будет шансов повлиять на нее. И в случае чего оболгать тебя. И тем быстрее она свыкнется с мыслью, что к ее отцу вы больше не вернетесь.