Глава восемнадцатая

Бес

«Оргазм — это отзыв нервных окончаний на раздражение, сокращение мышц и ничего больше». Слова, сказанные Льдинкой, я вспоминаю, лежа на кушетке. Как и обещал, доктор пригласил меня вечером на новую процедуру. Это не просто иглорефлексотерапия, нет. Изощренная пытка. К установленным иглам подключают провода и пускают ток. Тело содрогается в жестких корчах. Так выстраиваются новые нейронные связи и укрепляются старые. А еще… закрываю глаза под тяжестью воспоминаний. Так билась моя девочка, когда я раз за разом брал ее, уже потерявшую сознание. Эти кадры из видео врезались в память. Бумеранг вернулся, законы кармы работают. Сейчас я все пропускаю через себя.

Член встает, каменеет и начинает пульсировать, а я почти ничего не чувствую. Очень слабо, словно сквозь толстое ватное одеяло, долетают отзвуки ощущений. Вязкая пахучая сперма выплескивается на живот и… опять ничего. После завершения сеанса доктор довольно качает головой, протягивает влажную салфетку. Бляяя! Вытираюсь, тихо матерясь. Сейчас у меня и правда две головы, каждая из которых живет своей жизнью.

— Все хорошо, мистер Бессонов. Главное — запустить процессы, а управление ими будет подключаться постепенно. Хорошая потенция важна для мужчины.

Возвращаюсь в палату после адской процедуры, открываю телефон. Улыбаюсь, глядя на фото Льдинки и сына. Пальцы правой руки еще не вернули себе нормальную чувствительность, поэтому доктор заставляет меня много писать. На чистых листах пишу письма своей семье и сжигаю, как только лист заполняется полностью.

— Я скоро вернусь. Все будет хорошо.

Пашка Громов уничтожил бумажные фото, скинув мне на почту электронные версии. В последнее время на душе тревожно, но служба безопасности утверждает, что все в порядке: женщина и ребенок находятся под постоянной защитой и наблюдением.

— Итак, мистер Бессонов, — неугомонный доктор вновь заходит в палату. Смотрит на меня, как на клоуна, с легкой улыбкой. Опять что — то задумал, мерзавец. Точно. За спиной топчется медбрат с подносом в руках. — Займемся каллиграфией, вернем вашей правой руке мелкую моторику.

Кисть, чернила, чистый лист бумаги раскладывают на специальном столе. Узкоглазый черт несколькими легкими движениями рисует на белом поле красивый сложный иероглиф.

— Долголетие — то, что вам нужно. Запоминайте последовательность, мистер Бессонов. С памятью все в порядке?

Китаец издевается? Глядя мне в глаза, на новом листе повторяет «долголетие» и аккуратно кладет кисточку на чернильницу.

— Повторяйте. Тренируйтесь. Долголетие должно быть гармоничным. Жить и доживать — разные процессы, поэтому сделайте это красиво.

Память меня никогда не подводила, а вот рука сразу дала понять, что договориться с ней будет сложно. Смотрю на образец и пытаюсь повторить. Дьявол! Нихрена не получается! Кисточка для каллиграфии очень мягкая и пушистая, моментально реагирует на угол наклона и степень нажатия. Поэтому первое «долголетие» больше похоже на кляксу, поставленную нерадивым двоечником на белом листе. Отбрасываю на пол испорченный лист и начинаю заново. Второе и третье даже отдаленно не напоминают иероглиф, написанный рукой доктора. И даже пятидесятое. На следующий день Громов закупил сотню кистей, потому что они — расходный материал моего нетерпения.

— Мистер Бессонов, мужчина должен быть невозмутим, как тигр на охоте. Силу используют, когда враги рядом, а вы мстите кисти, что не можете ее почувствовать. Ай-ай-ай… Какое нерациональное отношение к своим ресурсам… И кисточку жалко. Прекрасная янхао валяется на полу, как сломленная женщина.

— Янхао?

— Да. Так называется эта кисть, мистер Бессонов.

Хайцзянь Сао укоризненно смотрит, растирая переносицу. Чувствую себя двоечником — переростком. Слова о сломленной женщине отдаются болью в груди. Доктор ничего не может знать про Льдинку, но, сам того не ведая, попадает в центр мишени. В центр моей боли.

Через час в палату заходит охрана и подставляет плечи. Да, я обнаглел и нарушаю распорядок больницы. Опираясь на парней, выхожу в коридор и фокусируюсь на ногах. Ощущаю контакт с полом, делаю шаги. Сука! Старческое шарканье бесит! Ноги приволакиваются, не отрываются до конца от мраморного пола. Ловлю слабый отклик все еще деревянного тела, пытаюсь его контролировать. Раз за разом, круг за кругом хожу по этажу, игнорируя недовольные взгляды докторов и обслуживающего персонала. За те деньги, которые я плачу клинике, они потерпят неурочные прогулки. Взмокшего от напряжения, парни возвращают меня в кровать и возвращаются на пост, а через три часа забирают снова. Я не собираюсь щадить свое тело. Через три месяца планирую выйти из клиники на своих ногах. И это — самый худший вариант. Нужно постараться управиться быстрее.

Одиночество — это когда тебе не с кем поговорить о собственном ребенке. Эмоции распирают. Смотрю на фото сына и пытаюсь представить его голос. Двое — Льдинка и Артем — якорь, который держит меня на этом свете. Моя одержимость. То, ради чего стоит жить.

В часы перерыва пишу психологу. Той, с кем общалась Льдинка. Кажется, без ее помощи не обойтись. Списываемся, назначаем время, созваниваемся.

— Татьяна, добрый день.

— Здравствуйте, Денис.

— Мне нужна ваша помощь.

— В чем суть проблемы?

— Я хочу вернуть женщину.

— Почему она ушла?

— Я… я был с ней жесток, — понимаю, что лучше говорить правду, чем ходить вокруг и около. — Она сбежала.

— Жестокость проявлялась в эмоциональном или физическом аспекте?

Руки сжимаются в кулаки, когда вспоминаю кадры из видео. Черт… Признаю очевидное.

— И так, и так…

Татьяна задумывается, постукивая ручкой по поверхности стола. В ее взгляде нет осуждения или неприятия, и это позволяет не сорваться с темы. Есть ли выход из ситуации или все безнадежно? Молчание затягивается.

— Девушка сильно пострадала? — пристальный взгляд в упор обжигает.

— Да. Сильно, — шепчу, ощущая глубину пропасти между мной и Льдинкой. Марианская впадина по сравнению с ней нервно курит в стороне.

— Денис, вы точно готовы начать этот процесс? Дорога будет долгой и трудной.

— Готов. Сделаю для этого все, что нужно.

— Тогда запасайтесь терпением. Запомните, что любое воспоминание девушки о прошлом будет откидывать ваши достижения на десять шагов назад. Итак, записывайте…

Изольда

Август. Конец лета. Артему полтора года. Ловим теплые дни уходящего лета.

— Оля, добрый день, — соседка подметает крыльцо, когда мы с сыном выходим на прогулку. — Документы привезли. Я занесу их, когда вы вернетесь.

— Хорошо.

В одном из разговоров я обмолвилась, что подрабатываю на дому, веду фирму. Женщина обрадовалась. Оказалось, что у их семьи есть магазин одежды, и Елена Владимировна предложила мне новую подработку.

— Я в этом ничего не понимаю, Оля. Прежний бухгалтер от нас отказалась — ушла в декрет, а нового мы еще не успели найти. Не хотите с нами поработать? По сумме договоримся.

Когда озвучили сумму, я сначала испугалась. Есть фирмы, уходящие от налогов. Их руководство платит за то, чтобы бухгалтер грамотно скрывал следы серых схем, но это — точно не мой вариант. Я хочу спать спокойно.

— На севере за меньшие деньги никто даже браться не будет, — отмахнулась соседка, глядя на мое лицо. Что уж, скрыть изумление я не смогла. — Платим наличными. Соглашайтесь, пожалуйста. Уверена, что вы — профессионал.

Согласилась. Деньги нам с сыном не помешают. Парень растет, каждый новый сезон — полное обновление гардероба, а цены на детские вещи — ого-го какие!

В парке красиво и тихо. Красно — желтые клены на фоне синего неба выглядят особенно ярко. По утрам воздух становится прозрачным, звенящим. Верный признак приближающейся осени. Поправляю Тёме легкую куртку и любуюсь на маленькую ладошку, что лежит в моей руке. На детской площадке полно детворы. Здороваюсь с мамочками и устраиваюсь в тени раскидистой липы. У меня есть пара часов на то, чтобы помечтать, отдохнуть и насладиться мягкими лучами осеннего солнца. Тёма присоединяется к детям в большой песочнице. Самый высокий за́мок из песка — его.

Мы возвращались домой. Довольный ребенок размахивал рукой и тыкал пальцами в уток, что плавали вдоль берега. Кормить птиц по дороге в парк стало нашей традицией, и сейчас стайка птиц следовала за нами в ожидании угощения.

— Мама, питьки.

— Птички, Артем, — проговариваю слово, а сын наклоняет голову и прищуривается, вслушиваясь в звуки. Пытается повторить, но язык не справляется со сложным сочетанием звуков. — Утки.

— Утки, — подхватывает радостно и смеется. — Кушать.

— Они уже кушали. Хватит, а то животик будет болеть.

Услышав еще одно знакомое слово, кладет свободную ладошку себе на пузико.

— Кушать.

Да, пришло время обеда. Как настоящий мужчина, Артем любит поесть, шустро управляясь с ложкой. Дом уже близко, когда боковым зрением замечаю темный тонированный минивэн. Он не спеша едет по пустой дороге, а затем притормаживает. Память услужливо подбрасывает воспоминание: по дороге в парк я тоже его видела. Сердце проваливается в пятки от накатившего ужаса. Нашли! Вычислили! Хватаю сына в охапку и не знаю, что делать. Бежать к дому — глупо. Не успею, и дорога слишком близко, а машина всяко быстрее меня. С другой стороны — река. Что делать?

Звук хлопающих дверей и тяжелый топот бьет по ушам. Бегу в сторону воды и поворачиваюсь спиной к людям, закрывая сына собой. Больше ничего не могу сделать. Артем замирает в моих руках. Наверное решил, что это новая игра. Глухие хлопки, как треск сломанной палки, заглушаются незнакомыми голосами. Кто — то обхватывает меня со спины и валит на бок.

— Тихо. Не бойся. Все хорошо.

Легкий толчок в плечо, и я прихожу в себя. Вокруг стоят вооруженные люди в камуфляже. Чьи — то руки поднимают меня и ставят на ноги. Оборачиваюсь. Взгляд знакомых темных глаз обжигает. Бес.

Ноги подгибаются от страха, но сын начинает ворочаться в руках, оглядываясь, и я почти бегу к дому. Не оглядываюсь, потому что вижу рядом тень человека, который идет чуть позади. Тень из моего прошлого. Рука трясется, и ключ не попадает в скважину, царапая металлическую обшивку. Тень превращается в человека, молча отбирая ключ и открывая дверь. Мой дом перестал быть крепостью. Сейчас это лишь стены и крыша. Паническая атака подкрадывается из — за угла, но сейчас я не имею право на слабость. Отношу сына в его комнату, опрокидываю коробку с игрушками и выхожу, закрыв дверь. В коридоре слышу шаги незнакомых людей, но в комнате только один человек. Вдох — выдох. Сердце сходит с ума, во рту пересохло. Пытаюсь говорить, но в ответ — сип. Опираюсь на дверь в комнату сына, закрывая ее собой. Я — сильная, справлюсь.

— Уйдите из моей квартиры. Все!

Тишина. Шаги. Входная дверь тихо щелкает замком. Нас осталось двое.

— Уходи. Мне нужно накормить Артема и уложить спать.

Удивительно, но голос уже не дрожит. Я спокойна. Мы столько раз проговаривали с психологом сцену возвращения Беса, но в ней никогда не было погони и стрельбы. Это выбило, лишило сил. Обманываю себя, что все обстоит именно так.

— Я ухожу, не волнуйся. Сейчас вы в безопасности, Иза. Занимайся сыном, я вернусь позже.

Он уходит, а я закрываю дверь на замок. Иллюзий нет. Эта дверь спасет нас с сыном от Беса, но я готова к разговору.

— Денис Андреевич, вы ранены, — слышу голос Елены Владимировны. — Зайдите, я вас перевяжу.

— Пустяки. Царапина. Пуля прошла по касательной.

Я возвращаюсь в комнату к Артему, который с увлечением собирает пирамидку.

— Мама, класный, — показывает кольцо и нанизывает на стержень. Со звуком «р» он еще не дружит. Класное у него колечко, красное.

— Правильно, мой хороший. Сейчас покушаем и спать.

Иду на кухню. Руки занимаются привычным делом. Разогреваю куриный суп — пюре, а перед глазами — красное пятно. Светлый джемпер Беса в районе плеча окрашен в яркий цвет. Кровь. И семья, что живет в соседней квартире — его люди. Артем обедает, сопровождая каждое движение комментариями. Я киваю и думаю о своем.

Прошло немного времени, когда сын засопел в кровати. Сегодня он даже не успел испугаться. Все произошло слишком быстро. Поэтому сейчас Тёма улыбается своим снам, а я кручу в руках телефон. На экране беззвучно всплывает сообщение от неизвестного абонента.

«Открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить.»

Не забывайте, что Ваши звезды и комментарии придают моей Музе 🧚‍♀️ сил и вдохновения!

Загрузка...