Девятая директива

Глава 7 СВЯЩЕННОДЕЙСТВИЕ

— Я ничего не могу тебе рассказать, — сказала она.

Я сидел подавшись вперед, но после ее ответа откинулся на спинку сиденья и, прислонившись головой к мягкому валику сверху, полуприкрыв глаза, следил в зеркало за ее взглядом. Машина у нее была большая и удобная. На такой приятно гнать где-нибудь за городом, по дороге, которая никуда не сворачивает, на которой нет ни опасных мест, ни ловушек.

Сумерки сгущались. Аэропорт вдруг осветился яркими огнями, цветочные гирлянды будто ожили.

— Твое имя? — спросил я.

— Мэйн.

— Полностью.

— Виния Мэйн.

Она изящно изогнулась гибким телом и, положив одну руку на спинку своего сиденья, взглянула на меня не в зеркало, а напрямую. Большие светлые глаза ничего не выражали. Только бдительность и настороженность.

Я сказал:

— Звучит неправдоподобно. Это твое служебное имя, не так ли?

Она промолчала.

— Кто эти твои сыщики? Тот, тощий, и другой, с косолапой походочкой? Кто они?

Ожившие цветы отражались в ее глазах.

— Кто они?

На шее у нее пульсировала маленькая жилка. Взгляда она не отвела.

— Где они сейчас? Почему ты делаешь их работу? Почему ты приехала сюда за мной?

Губы приоткрылись. Секундная пауза. И затем:

— Я думала, ты собираешься сесть на самолет.

Тихий и глубокий голос приятного чистого тембра только усиливал сонливость. Дети от такого голоса хорошо засыпают.

— Что бы ты стала делать, если бы я сел на самолет?

— Зависело бы от того, куда ты собрался лететь.

— Ну все. Хватит. — Я снова сел прямо. Какого дьявола Ломан именует себя директором по спецзаданиям, если не в состоянии оградить меня от этой суки?! Я же говорил ему! — Простые точные ответы, поняла? Куда по-твоему я мог отправиться самолетом?

— В Китай.

— Что бы ты сделала?

— Остановила тебя.

— Как?

— Предупредила бы.

— Предупредила меня?

— Сказала бы, почему тебе не следует лететь в Китай.

— У меня билет на ноль-ноль. Говори, я слушаю. Улыбка, зародившаяся в уголках глаз, коснулась губ, губы шевельнулись.

— Неправда. Ты никуда не летишь.

Я отвернулся и посмотрел в окно. На парковку завернула машина. Такси. Я следил, как выходят пассажиры.

— Я приехала одна, — сказала она. — Не было времени сообщить кому-нибудь, куда я еду.

Я опять перевел взгляд на ее лицо. Но только на мгновение, потому что устал, в автомобиле было удобно и просторно. Интересно, что же случилось с левой половиной этого лица?

— Из какой ты конторы? — спросил я. — Ты и твои двое пинкертонов? Безопасность? Почему не работаете сами? Зачем, как прилипалы, присосались ко мне? Хотите поживиться объедками? Я потерял эту сволочь, и ты это знаешь. Но я собираюсь найти его, и, когда найду, тебя у меня за спиной не будет. Я позабочусь об этом, клянусь всеми святыми. — Я открыл дверцу машины. — Скажи им, чтоб свалили. И не вставали у меня на пути. Пиявок и паразитов не люблю.

Я вышел и хлопнул дверцей. Стекло со стороны водителя было опущено, я наклонился, просунул руку и, вытащив ключ из замка зажигания, забросил его подальше на клумбу.

— Если соберешься в Китай, — она внимательно посмотрела на меня снизу вверх, — пожалуйста, сначала позвони мне. В посольстве меня всегда найдут.

— Больше ты меня не увидишь.

С этими словами я направился к «тойоте».

На следующий день, в полдень, я должен был докладывать о происходящем Ломану на Сой-Суэк-3. Он не спрашивал, как продвигаются дела; знал, что, если бы что-то было, я бы не преминул его осчастливить.

— Эта сучка из посольства, — сказал я. — Кто она?

— Ты уже второй раз про нее спрашиваешь. — Я видел, его это забавляет.

— Я просил тебя, Ломан, избавить меня от ее опеки. Она следила за мной вчера вечером, вообще они вели слежку все последние пятнадцать дней. Какого черта я им сдался?

Ломан на мгновение прикусил губу.

— Постараюсь разузнать. Секретарша атташе по культурным связям — ты ее имеешь в виду?

— Меченая. Лицо со шрамом.

— Сам понимаешь, о ней у меня информации нет.

Никогда нельзя сказать, когда Ломан лжет, а когда говорит правду. В его игре это безусловно одно из достоинств. Что ж, пусть. Он поговорил еще, силясь сквозь мое мрачное настроение рассмотреть хоть что-то. За одно маленькое, за одно крохотное зерно надежды он бы отдал сейчас многое. Перед тем как уйти, я сказал:

— Ладно. У меня осталось двое суток.

Нигде не останавливаясь, я вернулся к себе в «Пак-чонг» и, сложив чемоданы — их у меня два, оба небольшие, — приказал отнести багаж в машину. Получалось вроде бы — Ломан ни при чем; похоже, он не знал, кто она, зачем за мной бегает. Следовательно, лучший выход для меня — испариться. Время от времени действительно попадаются дурочки с мозгами наизнанку, как будто у них под черепушкой тикает этакое устройство «сделай сам», программа «Мата Хари». Это они поднимают на ноги целые отделы, предъявляя всем автобусные билеты, которые насобирала из к. д. м. (корзин для мусора) и тому подобные доказательства: всюду им чудятся шифры и коды. Точно, одна из них. Напридумывают себе шпионов, «холодная война» у них прет изо всех щелей, и цедят потом сквозь зубы: «В Китай тебе лететь не следует». А эта к тому же сбила с панталыку парочку клерков из какого-нибудь общества вспомоществования нуждающимся художникам, малюющим на мостовых, и науськивает их на меня, а сама между делом вполне успевает поспать, поесть, нормально на горшке посидеть и накраситься.

Десять минут я, не сводя глаз с зеркала заднего вида и дергая «тойоту», как котенка на веревочке, поездил по центру и, убедившись, что в автомобильной толчее и сутолоке никто ко мне не прицепился, одним прямым длинным прыжком вылетел к знакомому безопасному отелю рядом с офисом авиакомпании «Пан-Ам», в котором я останавливался и раньше. Персонал был все тот же.

Затем я еще поработал до полуночи. Безрезультатно.

На следующий день было сообщение от Ломана: со мной хотел встретиться Пангсапа. На поиски Пангсапы ушел час, но я не терял терпения; если у него есть информация о Куо, можно подождать и целый день. Я нашел его на одном из причалов на Чао-Пхрая — Пангсапа следил за отгрузкой партии товара, — и мне еще пришлось дожидаться, пока он отдаст последние указания и поручит дело помощнику.

— Пройдем ко мне в офис, — прошепелявил он, — надеюсь, ты выпьешь со мной чаю?

— Нет времени, Пангсапа. — На этой широте чаепития обычно затягиваются надолго.

Сегодня он был одет по-европейски, да и во внутреннем убранстве офиса не было ничего национального, обстановка чисто деловая, поэтому наша встреча выглядела обычной сделкой, при которой мне, чтобы выкупить у него закладную, нужно было отказаться от страхования жизни. Я думал об этом, глядя в спокойные желтые глаза Пангсапы, и вспоминал, какие у него красивые рыбки.

— Я все понимаю, — неторопливо сказал он. — От моих людей мне известно, что время твое ограничено. Очень ограничено. Я бы хотел помочь тебе еще раз, а возможно, оказаться полезным и в дальнейшем. Поэтому я подумал, что, может быть, тебе захочется со мной увидеться.

Он говорил как торгующий купец, и я мысленно попытался прикинуть, в какую сумму это выльется, — если только информация у него есть и если она выведет меня на Куо. Но не поддающихся учету моментов накопилось уже слишком много: даже найди я сейчас Куо — нет уверенности, что мне удастся» помешать ему исполнить задуманное. Сколько согласится истратить Бюро в такой ситуации? Жизнь Персоны под серьезной угрозой.

Торговаться времени не оставалось. Заплатят то, что будет поставлено — в счете.

— Без лишних слов, Пангсапа. Ты хотел увидеть меня, я пришел. Что дальше?

Он кивнул.

— Хорошо. Буду краток. Первое: информации для тебя нет. Я не знаю, где он. Мне бы хотелось помочь тебе найти его. Пока не поздно. Но это может подвергнуть меня и кое-кого из дорогих мне людей некоторой опасности. — Поднявшись из-за стола, он подошел к большому низкому окну. За окном проплыла стрела причального крана. Я видел, что отгрузка ни на минуту не выходит у Пангсапы из голова, и проклинал его за то, что Куо сейчас интересует его гораздо меньше. — Видишь ли, — продолжал он не поворачиваясь, — я мало о тебе знаю, мистер Квиллер. Я не знаю, насколько опасна твоя работа; не знаю, в какой степени эту опасность с тобой разделим мы, если согласимся… — Пангсапа повернул голову и через плечо посмотрел на меня, — если согласимся, чтобы помочь тебе, пойти на чрезвычайные меры.

— Я на задании, Пангсапа. Тебе это известно. Что за задание, ты тоже знаешь. Все. Больше добавить ничего не могу.

В его улыбке было что-то тоскливо-задумчивое.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе найти этого человека, и у меня возникает естественное желание узнать о твоем задании побольше. В конечном счете это одно и то же. Я ни на чем не настаиваю. Если можешь — просто расскажи о себе, о своей работе.

Я наклонился вперед и закрыл лицо ладонями. От яркого света, льющегося из большого окна, болели глаза.

— Спрашивай, — сказал я.

Пангсапа снова сел.

— Твои задания всегда опасны, мистер Квиллер?

— Оставаясь в постели, я бы чувствовал себя лучше. — Сон. В подсознании был только сон и ничего больше.

— Ты всегда представляешь какую-то официальную организацию?

— За моей работой, естественно, стоит организация. Есть и офис. Но без офиса не обходится и торговля «белой смертью». — Грубовато. Ну и черт с ним. Ни хрена у него нет.

— И правительство выплачивает хорошие вознаграждения тем, кого оно посылает рисковать жизнью?

Боже милосердный, просил без лишних слов, а он готов залезть под кожу.

— Пангсапа, называй цену, и поговорим о деле. — Я убрал руки от лица и выпрямился — сейчас я хотел видеть его взгляд.

Он заговорил побыстрее:

— Пожалуйста, пойми меня правильно. Это очень трудно, непривычно — задавать вопросы по-западному, избегая обычных для восточной беседы намеков и иносказаний. Вопросы от этого кажутся невежливыми. На Западе переговоры ведут иначе, и свои преимущества в этом есть — экономия времени, например, но к востоку от Средиземного моря «лишние слова», как ты выразился, едва ли не самая ходовая валюта, так что не обессудь, ты должен меня простить… — И как бы наглядно демонстрируя свою сговорчивость, Пангсапа наклонился ко мне и сказал: — Я готов все вопросы свести к одному. Каков твой статус?

— В Лондоне, ты имеешь в виду? — Мне не понравился этот любезный поворот нашей беседы, но альтернативой могло быть только ее прекращение. А мне необходимо было разыскать Куо, и Пангсапа знал, как это сделать. Завтра — последний день. — То есть во что меня ставит правительство, важен ли я для них?

А может быть, он только торговался, хотел знать, на сколько я вытяну? В последний раз я осилил пятьдесят тысяч батов.

— Да, примерно так я и хотел выразиться.

Я сказал:

— Об Абеле ты слышал?

— Да.

— Лонсдейл?

— Тоже.

— Я бы сказал, мы в одной весовой категории.

Пангсапа медленно склонил и поднял голову.

— Благодарю. Понимаешь, мистер Квиллер, мне нравится работать с большими людьми. Я могу больше сделать для них, а они — для меня.

Я встал. Пангсапа начинал меня раздражать. Все элементарно просто. У него хорошая сеть агентов, надежные источники информации. Ему, разумеется, сообщили, к чему я готовлюсь, сказали, что никак не могу найти Куо, и вот он вызвал меня к себе, задает вопросы и прикидывает цену. Торговаться во всем, ничего плохого в этом нет: каждый товар, любая услуга имеет свою стоимость. Но меня он начинал раздражать по другой причине: крайний срок приближался с пугающей неумолимостью, до денег ли? К тому же они не из моего кармана, раскошеливается Бюро.

— Хорошо, Пангсапа. Если завтра до полудня ты сможешь дать мне какую-нибудь информацию, касающуюся Куо, сколько это будет стоить?

Он вышел из-за стола и, обойдя его, встал ко мне так близко, как только это позволяет восточная вежливость.

— Ничего. Нисколько.

Пангсапа, согласно досье Ломана, за деньги готов был пойти на что угодно. Досье разорвать и выбросить. Я спросил:

— Нисколько со сколькими нулями?

Мою неучтивость он переносил стойко, по-восточному.

— Можешь записать это на счет моей немеркнущей, по твоим словам, любви к монархии, если хочешь. А сейчас скажу лишь, что хотя я и не располагаю на данный момент никакой информацией о местонахождении этого человека, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе его обнаружить. Гарантировать не могу, но постараюсь. И если результат будет положительный — тебе это ничего не будет стоить.

Он открыл дверь, и мы немного постояли на выходящем на причал деревянном балконе. Кран работал безостановочно. Не имело смысла ни о чем расспрашивать, а помимо всего прочего, я слишком устал, чтобы беспокоиться. У меня на это просто не было сил.

— Найти меня сможешь через Ломана, — сказал я.

После этого я ушел.

Жара становилась нестерпимой. Солнце раскалило город, как медную сковородку, воздух висел над асфальтом расплавленной душной дымкой. Припарковаться в тени удавалось далеко не всегда, и я жарился в «тойоте» как пирог в печи.

В тот день я проработал двенадцать часов. Пусто. От Пангсапы ничего не было.

Утром следующего дня я по телефону попробовал найти Ломана, звонил в три места — в гостиницу, в посольство и к Варапхану, — но мне не повезло. Мы встретились только в условленное время, в полдень, на Сой-Суэк-3.

Ломан был один сплошной комок нервов. Даже не поинтересовавшись, как идут поиски, он завел один из своих невыразительных скучных монологов:

— Два часа назад в «шестом номере» состоялось срочное совещание. Решено направить в Лондон сигнал и рекомендовать доложить о ситуации с Куо лично министру. Риск переходит все допустимые пределы, потому что далее…

— Я нашел его, Ломан, — сказал я.

Времени выслушивать, что случилось, у меня не было. На задании всегда опасно, когда тебя лишают возможности подумать.

Утро целиком принадлежало мне. Я отправился по знакомому до каждого метра маршруту. Не прошло и часа, как на Нью-роуд я увидел одного из команды Куо. Он выходил из лавки оружейного мастера. Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Вопрос времени и только, как я и говорил Ломану. Нельзя день за днем, по двадцать часов в сутки прочесывать город и не найти человека, если, конечно, этот человек не лежит где-то на дне постоянно. А я знал, что совсем Куо окопаться не мог, его ждала работа. Его люди должны были появляться хотя бы иногда.

Восемь дней я катался по городу, придерживаясь этой схемы, следил за каждым местом, за каждой точкой, где он показался хоть раз. Схема в целом представляла собой довольно сложный комплекс передвижений. Она начиналась с точек, которые я первым делом проверил в тот вечер, когда Куо «ушел под землю» в «Лотос-баре» — под Лотосом Флора затаилась с Ником и бай-бай тихонько, а в чане горилла варит изумруды… — «Лотос-бар», «Резиданс-Флораль», «Тай-рум», «Ник'с № 1», «Сбайтхонг», «Чангрилла», Изумрудные ворота… А всего заведений было тридцать с лишним, все расставлены в уме по убыванию степени значимости. Центральной точкой в списке был сектор храм Чула-Чеди — Нью-Линк-роуд. Инстинкт вёл меня туда, и я знал почему. Психокибернетический механизм Мальца посылал меня туда снова и снова, однако была и вторая причина.

Вышедший от оружейника оперативник Куо сел в дожидавшееся его такси и поехал. Я — следом. Сбросить меня не мог, только улетев на самолете. Потерять Куо второй раз — такого я себе позволить не мог. В полдень — доклад Ломану, и сегодня крайний срок.

Мне кажется, никогда в жизни я не висел ни у кого на хвосте так незаметно и в то же время так цепко. Человек Куо меня не заметил. Сначала он привел меня к большому жилому дому в прибрежной части города, где я спокойно припарковал «тойоту», а потом, полчаса спустя, вывел и на Куо: монгол вышел из здания в сопровождении двоих телохранителей. Он первым сел в машину, а те двое с большой осторожностью передали ему что-то завернутое в золотистую материю.

Соблазн прекратить пока слежку был велик. Можно было отстать, отпустить их и избежать таким образом всякого риска быть обнаруженным, а потом, более коротким маршрутом, быстрыми бросками добраться до Ботанического музея раньше Куо, успеть подняться по лестнице и там его подождать. Но страх снова потерять Куо все перевешивал; шанс, что они едут в другое место, все-таки оставался. А вдруг этого места я не знаю?

В конце концов я пошел на компромисс. Водитель автомобиля, в котором они ехали, почувствовал слежку минут через десять. Он начал по два-три раза огибать кварталы, нарочно тянул, а затем старался проскочить на желтый, по Люмпини-парку выжал из мотора все что можно — теперь бесполезно, решил я, до тех пор, пока он видит меня в зеркале, никуда не приведет. Куо наверняка приказал избавиться от слежки во что бы то ни стало, и ему безразлично, сколько времени это займет.

Я сбросил газ, отстал немного, затем притворился, что на углу Сукумвит и Рамы IV попал в затор, далее изобразил лихорадочную погоню: по Сукумвит на Дхэб-Празит-Лейн и обратно, снова на Раму IV, оттуда на полной скорости через Люмпини-парк на запад — больше мне просто-напросто ничего не оставалось. Однако шансы свои я оценивал выше, чем fifty-fifty, скорее — семьдесят на тридцать.

В моем зеркале они не появились. Ботанический музей располагался в районе Линк-роуд. Я оставил «тойоту» во дворе и, прихватив «юпитер», вошел в музей.

В Ботаническом музее есть лестница, которая поднимается вдоль одной из стен, на каждой площадке имеется по одному маленькому окошечку. За последние восемь дней я побывал там несколько раз. Я поднимался якобы на верхний этаж, в читальный зал, стараясь, чтобы девушка в холле внизу, встречающая посетителей, не слышала, как на третьей лестничной площадке мои шаги стихают, и не удивлялась бы этому (эхо в здании очень сильное). На площадке я подкрадывался к окошечку и смотрел на возвышающийся над Линк-роуд храм Пхра-Чула-Чеди.

Они подъехали минут через пять. Я навел бинокль.

Кто-то, но не Куо, один вышел из автомобиля и, пройдя в ворота храма, вернулся вскоре в сопровождении человека в желтом одеянии, священника или жреца. Тот наклонился к окну, что-то сказал (в объективе 8x60 я видел, как шевелятся его губы), выпрямился и принял из машины золотистый сверток. Торжественно, с благоговением он понес сверток по саду. Автомобиль развернулся и уехал.

Мне нелегко внушить отвращение, но самым мерзким было то, что Куо стремился облечь убийство в форму ритуала. Это было священнодействие.