Дезинтеграция. Признаки грядущего краха Америки

Политика процветания

Потребительские модели основаны на сложном балансе между потребностями и желаниями. Советская версия коммунизма подчеркивала прежде всего необходимость; Западный капитализм после Второй мировой войны был обусловлен, если не чрезмерно, нуждой, какой бы тривиальной или даже вредной она ни была. Именно победа нужды над нуждой или использование более утонченного определения потребности – разумной нужды – привела к возникновению на Западе серьезного экономического и психического заболевания, получившего название Потреблудие (Affluenza) и определяемого как «болезненное, заразное, социально опасное заболевание». передающееся состояние перегрузки долгов, беспокойства и расточительства, возникающих в результате упорного стремления к большему».¹ Прогресс был неизбежен, но неизбежным был и рост потребления, поскольку концепция улучшения человеческой жизни или хорошей жизни в целом описывалась и строилась вокруг материальных производительных сил. Материальные производительные силы на Западе в период после Второй мировой войны были впечатляющими, поскольку Соединенные Штаты извлекли выгоду из изоляции от катастрофических событий Второй мировой войны. Капитализм и то, что пропагандировалось как «свободное предпринимательство», достигли поразительного успеха в обеспечении уровня жизни для большинства населения, не имеющего аналогов в истории человечества.

Покойный Сэмюэл Хантингтон справедливо сетовал на то, что «Запад завоевал мир не благодаря превосходству своих идей, ценностей или религии (в которую обратились немногие представители других цивилизаций), а, скорее, благодаря своему превосходству в применении организованного насилия».² Но это заявление едва ли отражает полную картину, которая была гораздо более сложной. Вклад Запада в мир был огромен, начиная от искусства и заканчивая наукой, и был гораздо более тонким, чем простые военные завоевания. Период сразу после Второй мировой войны был моментом, когда Соединенные Штаты могли проявить себя, что выразилось в их попытке свести на нет военный триумф Соединенных Штатов. номинально марксистский Советский Союз против нацизма³ через создание образа (и это не совсем соответствует действительности) процветания Америки и широкого спектра продуктов, доступных для потребления ее гражданами. Если план Маршала продемонстрировал его процветание и был заявлен как предназначенный в первую очередь для борьбы с коммунизмом, то на самом деле, как описывает Майкл Хадсон, это была совсем другая игра:

Под эгидой правительства США американские инвесторы и кредиторы будут накапливать растущий объем требований к иностранным экономикам, в конечном итоге обеспечивая контроль над политическими и экономическими процессами в некоммунистическом мире.⁴

Позже то, что произошло во время знаменитых или для некоторых печально известных «Кухонных дебатов» в июле 1959 года между тогдашним вице-президентом США Ричардом Никсоном и Никитой Хрущевым, сформировало всю экономическую дискуссию между американским капитализмом и советскими марксистскими взглядами, и, в свою очередь, холодную войну, а также его результат.

Никсон: Я хочу показать вам эту кухню. Это похоже на наши дома в Калифорнии . [Никсон указывает на посудомоечную машину.]

Хрущев: У нас есть такие вещи .

Никсон: Это наша новейшая модель. Это тот тип, который собирается тысячами единиц для прямой установки в домах. В Америке нам нравится облегчать жизнь женщинам…

Хрущев: Ваше капиталистическое отношение к женщинам не встречается при коммунизме .

Никсон: Я думаю, что такое отношение к женщинам универсально. Мы хотим облегчить жизнь нашим домохозяйкам …⁵

Оглядываясь назад, эти дебаты, если не считать очевидной лжи Хрущева о том, что домохозяйки Советского Союза имели доступ к посудомоечным машинам, кажутся довольно комичными, но они, тем не менее, содержали важный элемент, сыгравший роль пресловутая 800-фунтовой гориллы в комнате. Эта горилла была показана в описании ипотеки Никсоном:

Этот дом можно купить за 14 000 долларов, и большинство американцев [ветераны Второй мировой войны] могут купить дом по цене от 10 000 до 15 000 долларов. Позвольте мне привести вам пример, который вы сможете оценить. Наши сталевары, как вы знаете, сейчас бастуют. Но любой сталелитейщик мог купить этот дом. Они зарабатывают 3 доллара в час. Покупка этого дома обходится примерно в 100 долларов в месяц по контракту сроком на 25–30 лет.⁶

Гориллой был кредит, а его оборотная сторона — долг, который впоследствии сыграет разрушительную роль как для США, так и для мировой экономики.

Именно под руководством Никсона в качестве президента США в августе 1971 года США отменили золотой стандарт для своей валюты, и то, что фактически было золотым эмбарго, стало официальным. Как писал Ральф Бенко в 2011 году:

Сегодня мы празднуем или, по сути, оплакиваем 40-летие того, как президент Ричард Никсон отменил Америку и весь мир от золотого стандарта, дав множество обещаний, которые были быстро нарушены. (Например, президент Никсон пообещал, что доллар сохранит свою полную стоимость. Сегодня он стоит всего лишь около 19 центов по сравнению с тем, что он стоил в 1971 году.)⁷

Это событие ознаменовало создание системы, в которой Соединенным Штатам была предоставлена возможность автоматически брать займы у иностранных центральных банков, просто создавая платежный дефицит. Чем больше рос платежный дефицит США, тем больше долларов оказывалось в иностранных центральных банках, которые затем давали их взаймы правительству США, инвестируя их в казначейские обязательства различной степени ликвидности.⁸

Внезапно США, имевшие довольно серьезные проблемы как в экономическом, так и в военном отношении во Вьетнаме,

по сути, получил возможность облагать налогом другие страны, как бы Соединенные Штаты ни хотели тратить свой растущий бюджетный дефицит, будь то на расходы США в годы холодной войны или на социальные программы экономики с оружием и маслом.⁹

Соединенные Штаты в целом перешли от экономики потребности к экономике чистой нужды и демонстративного потребления. В этой системе не было ничего, что не нравилось бы Америке, поскольку эта система позволяла ей контролировать некоммунистический мир, экспортируя в него инфляцию, сохраняя при этом поток дешевого сырья и товаров в США. Им действительно не придется много работать или производить, если они этого не захотят, и именно это и произошло. Вечеринка началась с появлением экономики FIRE (финансы, страхование, недвижимость) и радикальной деиндустриализации Соединенных Штатов. Это подняло потребление до беспрецедентных высот – и привело в стратосферу не только потребительский, но и государственный долг.

И это было только начало.

По некоторым оценкам, к середине 2010-х годов до 71% экономики США тратилось на потребительские товары.¹⁰ Все это стало возможным благодаря тому, что США смогли «выпустить» столько долговых обязательств, сколько они хотели, потому что этот долг, в конце концов, был бы, так или иначе, конвертирован в американские казначейские векселя. Миру пришлось платить за вечеринку Америки. И оплата это дала, еще больше подпитывая американское потребление, которое для многих американцев стало почетным и заметным на пути к изобилию, которое теперь, казалось бы, было открыто. Известный и совершенно ложный миф, до сих пор циркулирующий в США, гласит, что советское правительство не разрешило выпуск голливудской адаптации «Гроздья гнева» Джона Стейнбека 1940 года в СССР из-за опасений, что советские граждане поймут, что даже обездоленные американцы во времена Великой депрессии имели в своем распоряжении целый грузовик и могли путешествовать. Но этот фильм никогда не был запрещен в Советском Союзе, не говоря уже лично Сталиным, как некоторые утверждали, и в 1948 году там был выпущен ограниченный клубный прокат с русскими субтитрами под названием «Дорога бедствий» . Этот фильм, как и многие другие голливудские и европейские, в том числе немецкие, фильмы, были взяты Красной Армией из архива Германского Рейха и стал известен в СССР как «Трофейные фильмы».¹¹

Тем не менее, устойчивость этого грубого мифа о том, «как у них были грузовики», застрявшего в сознании советской общественности, а не изображение в «Гроздьях гнева» разрушительного воздействия экономической депрессии на массы американцев, выявило нечто особенное в американском потребительстве. Это продемонстрировало отвлечение внимания американцев и всего мира на всегда очень материалистический прогноз Америки о своем успехе, в котором потребление имело большое значение, гораздо большее, чем того требовал бы правильный баланс между потребностями и желаниями.

Этот потребительский подход был также важной составной частью исключительного взгляда американцев на самих себя, который, начиная со времен Алексиса де Токвиля, документально зафиксировавшего «болтливый патриотизм» американцев,¹² расцвели в полноценную снисходительность по отношению к остальному миру, чей уровень жизни не мог сравниться с американским уровнем потребления. Какими бы ни были советские, а позже и российские достижения, казалось, всегда существовала козырная карта — американский уровень жизни и уровень удовлетворения американских «желаний», будь то строительство гигантских авианосцев или более совершенных автомобилей. И это сработало.

Мифы, подобные культурному влиянию грузовиков «Гроздьев гнева» на Советский Союз, продолжают существовать в американской культурной среде и по сей день. Было и есть очень мало сомнений в том, что Никсон победил Хрущева в «Кухонных дебатах» — именно потому, что любая американская кухня была лучше любой советской, а посудомоечная машина находилась в массовом производстве, в отличие от многих советских потребительских товаров, многие из которых оставались в категории хронического дефицита вплоть до распада СССР. Действительно, посудомоечные машины, в том числе, были на советских кухнях явлением, мягко говоря, крайне редким. Большая часть производства западного потребительства в целом и американского в частности, а также его распространения на то, что тогда называлось Восточным блоком, по-прежнему строилось вокруг нескольких важных категорий потребительских товаров, среди которых автомобили, бытовая электроника и, конечно же, продукты питания, вернее, их разнообразие, были самыми важными. Однако влияние было гораздо шире. Оно не пришло только из фильмов, в том числе фильмов из Европы, которые к 1960-м и 1970-м годам также демонстрировали довольно богатый образ жизни, которым наслаждались итальянцы или французы, но с помощью такого мощного инструмента, как выставки. В Советский Союз было отправлено множество американских, не говоря уже о европейских или японских выставках.

На моей памяти, когда я был дошкольником, выставка «Образование США 1969-70» в Баку (это была многогородская выставка) имела гигантский успех, как и большинство выставок США в СССР.¹³ Для детей было большим приключением попасть в центр, где проходила выставка. Каждому посетителю бесплатно были предоставлены красиво напечатанные журналы, полиэтиленовые пакеты и значки. То же самое было и с бакинской частью выставки 1976 года «Технологии для американского дома» . Взрослые, однако, не могли скрыть своего восхищения американскими классами, использованием современной электроники и других учебных пособий и даже их мебелью. Американские дома выглядели футуристично, богато и пробуждали в других желания, те же самые пресловутые желания и идеи. Миллионы и миллионы советских граждан посещали американские выставки, темы которых варьировались от образования и отдыха до промышленного и бытового дизайна.¹⁴

Нельзя было отрицать, что американцы, как тогда казалось, жили лучше, намного лучше, чем среднестатистические советские граждане, и обе стороны это знали. Этот факт признавался в СССР вполголоса , и никакие подчас разумные и грамотные обоснования отставания СССР по уровню жизни от США не могли убедить среднестатистического уличного Ивана в том, что бесплатное образование, бесплатное здравоохранение и, пусть не так хорошее, как в США, но по-прежнему бесплатное жилье было тем, что действительно имело значение. Как заметил Кит Сутер: «Красная Армия могла противостоять вторжению НАТО в Восточную Европу, но не телевизионной передаче «Далласа и Династии».¹⁵ Хотя в СССР 1970-х годов передач «Далласа» и «Династии» не было (обе будут показаны после 1991 года, после распада СССР), консенсус относительно американского и западного в целом уровня жизни и моделей потребления сложился уже к началу 1970-х годов. К тому времени русские уже знали разницу между дворцами богатых и знаменитых и образом жизни работающих по найму профессиональных американцев, или немцев, или французов, если уж на то пошло, или тех, кого вообще стали называть «средним классом», и они хотели именно этого. Большинство советских людей или, если уж на то пошло, американцев в 1970-е или 80-е годы, не говоря уже об американцах 1990-х годов, даже не прислушивались к грохоту приближающейся экономической катастрофы. Жизнь была хорошей, и, как удачно резюмировал ее Джеймс Х. Канстлер: «История, вероятно, зафиксирует, что поколение американского бэби-бума устроило одну чертову вечеринку; Поколению X досталась печальная задача команды по уборке; а когда все закончилось, миллениалы оказались на корточках в захваченном доме вечеринок с привидениями».¹⁶

Реальность долга

Вечеринка и «Американская мечта» (эвфемизм, обозначающий потребление), начали рушиться в 2007 году. К тому времени самое большое развлечение Америки после бейсбола — одержимый шоппинг — стало немного утомительным и уже не приносило столько волнения, как раньше. К тому времени Соединенные Штаты в значительной степени закончили перевод своей промышленности в Китай и другие страны и финансиализацию своей экономики. В то время как фактическое промышленное производство в США падало, США производили все больше и больше долгов. Это не осталось незамеченным. Уже в 1980-е годы стало ясно, что американское благосостояние поддерживается главным образом за счет долга. Становилось также очевидным, что Соединенные Штаты, как государство, так и общество, живут не по средствам. В то время как в 1980-е годы разговоры о государственном долге США становились модными, настоящая буря назревала среди постоянно растущего потребительского долга Америки. В 1990-х и 2000-х годах практически любому было очень легко получить кредит, и глагол «позволить себе» начал приобретать совершенно иное значение, чем в 1960-е или даже в 1970-е годы. Доступность означала возможность получить финансирование, то есть влезть в долги.

Общеизвестно, что в ретроспективе получается 20/20, но тенденция долгового порабощения Америки стала очевидной уже давно. Оплата покупок и получение кредитов стали такими же американскими, как флаг и яблочный пирог. С 2003 года долг американских домохозяйств становился все хуже и хуже и даже в период до пандемии Covid-19 достиг уровня, который был просто неприемлемым. Еще до того, как массовая истерия Covid-19 поразила Америку, ее долг в марте 2020 года достиг $14,3 трлн, что на 1,1% больше, чем в предыдущем квартале.¹⁷ Большая часть этого долга составляла ипотечные кредиты, многие из которых были неприемлемыми из-за продолжающейся деиндустриализации Соединенных Штатов, которая удалила хорошо оплачиваемые и высококвалифицированные рабочие места из США и отправила многие из них за границу, одновременно переделывая. Экономика США превратилась в экономику FIRE, где найти реальные рабочие места, способствующие производству добавленной стоимости, становилось все труднее. Рифкин, цитируя Пола Самуэльсона, рассматривал увеличение государственных расходов как единственный реальный способ обмануть дьявола «неэффективного спроса».¹⁸

Неэффективный спрос уже в середине 1990-х годов был первой реакцией американского общества на потреблудие и потерю фактической покупательной способности, не обусловленной долгами. Все это шло рука об руку с преднамеренным сокрытием реальной численности безработных, которая на самом деле была намного больше, чем сообщало правительство.¹⁹ Практика искажения фактических показателей безработицы с 1990-х и 2000-х годов «усовершенствовалась» еще больше и часто требует разъяснений даже от самых ярых сторонников нынешней экономической «модели» Америки. Как сообщил CNBC об ужасающем количестве безработных в США в июне 2020 года:

Уровень безработицы не учитывает долю работников, которые могли выпасть из состава рабочей силы, возможно, из-за пессимистических настроений относительно шансов найти работу в нынешней экономике. С февраля более 6 миллионов рабочих уволились из рабочей силы. Фактически, уровень безработицы гораздо выше — 21,2%, если судить по другому показателю. Этот показатель, который BLS называет U-6, включает людей, «незначительно привязанных к рабочей силе». Это люди, которые в настоящее время не работают или не ищут работу, но готовы к работе, а также сотрудники, работающие неполный рабочий день, которые хотят и готовы работать полный рабочий день, но были вынуждены довольствоваться неполной занятостью.²⁰

Фактически, «подгонка» экономических данных в соответствии с повествованием о богатстве, если не полное подтасовывание книг на национальном и международном уровнях, является американской традицией, восходящей как раз к началу американской деиндустриализации и финансиализации ее экономики. Можно было бы достаточно точно посчитать автомобили, холодильники и тонны говядины или курицы, произведенные народным хозяйством. Этот подсчет даст точное представление об экономике страны и составит ее реальный валовой внутренний продукт (ВВП). Но не в новой американской «экономической» парадигме, которая перевернула все с ног на голову, поскольку финансиализированная американская экономика по-прежнему должна была оставаться крупнейшей в мире, одновременно производя все меньше и меньше. Это была более серьезная проблема, чем просто неясные и ненадежные экономические данные и тщеславие, она была и остается метафизической: только оставаясь «крупнейшей» экономикой в мире, Соединенные Штаты могли по-прежнему претендовать на свой статус «сияющего города на холме».

По определению «Инвестопедии», реальный ВВП

Это макроэкономическая статистика, которая измеряет стоимость товаров и услуг, произведенных экономикой за определенный период, с поправкой на инфляцию. По сути, он измеряет общий объем экономического производства страны с поправкой на изменения цен. Правительства используют как номинальный, так и реальный ВВП в качестве показателей для анализа экономического роста и покупательной способности с течением времени.²¹

Это очень расплывчатое определение, поскольку ценность чего-либо, как говорит нам экономическая теория, определяется как мера выгоды для экономического «агента» или максимальная сумма денег, которую человек готов заплатить за товар или услугу, в то время как рыночная Стоимость определяется минимальной суммой, которую агент готов заплатить. Вот тут-то потребительская модель подняла свою уродливую голову. Очевидно, что рыночные силы влияют на стоимость, но неэффективный спрос был прямым результатом деиндустриализации Америки, стагнации или полного снижения заработной платы и попыток преодолеть перенасыщение потребительского спроса предложениями. Это произошло потому, что люди начали видеть все меньше и меньше ценности в демонстративном потреблении, не говоря уже о том, что они не были реально может себе это позволить. Возможно, было бы хорошо мечтать о новеньких и чрезвычайно дорогих продуктах Chevy Corvette или Louis Vuitton, но в условиях реального спада экономики эти покупки имели сомнительную ценность для любых «экономических агентов», работавших от 8 до 10 лет. У меня было 5 рабочих мест, были ипотечные кредиты или постоянно увеличивающаяся арендная плата, и они ходили за продуктами в ближайший Safeway или Walmart. На первый взгляд казалось, что потребление в Америке остается высоким, но американский достаток стал эвфемизмом для обозначения того, чтобы погрязнуть в долгах, даже когда приходится платить за самое необходимое, особенно за еду и заправку бензина, чтобы добраться до работы, за которую платят все меньше и меньше в реальном выражении.

События, которые возникли из-за мошенничества с пандемией Covid-19, а затем из-за того, что Национальный комитет Демократической партии и медиа-собаки (СМИ) спровоцировали общенациональные бунты движений Black Lives Matter и Антифа, продемонстрировали, насколько глубоким было американское благосостояние для большинства и насколько быстро росла ценность и может измениться потребительская модель. Соединенные Штаты в целом не только не начали использовать iPhone или автомобили Tesla, но и продемонстрировали, какие продукты действительно экономически ценны. Как отметил бывший офицер ЦРУ Филип Джиральди, описывая огромный и все еще растущий спрос на огнестрельное оружие и боеприпасы:

Еще одна вещь, которую сейчас трудно купить, — это алкоголь. Люди находятся в депрессии и пьют намного больше, чем обычно, что, конечно, может привести к импульсивному поведению. Я живу в Вирджинии, и в нашем государственном магазине постоянно все заканчивается. Кассир сказала мне, что в это время года они продают на 300% больше выпивки, чем обычно. На прошлой неделе я зашел в большой и известный винный магазин в Вашингтоне и купил последние несколько бутылок нашего любимого виски The Famous Grouse . Они закончились, и они не знали, когда получат еще. … Наконец, член семьи владеет строительной компанией. Недавно он сказал, что бизнес неожиданно процветает, отчасти потому, что люди строят комнаты паники (страха), безопасные убежища и даже убежища от радиоактивных осадков в стиле 1960-х годов внутри и за своими домами. Но в отличие от угрозы ядерного войны в шестидесятые годы, нынешние опасения заключаются в том, что, поскольку власти предоставили вредителям полную свободу действий, организованные вторжения в дома, проникающие в процветающие районы, не могут быть такими уж далекими».²²

У многих американцев может быть достаточно денег, чтобы увеличить потребление алкоголя втрое, чтобы справиться с психологическим стрессом, вызванным разваливающейся политической системой, разваливающейся экономикой и атмосферой постоянной паранойи и страха, но потребление алкоголя вряд ли является показателем покупательной способности или реального процветания. Помимо отсутствия продовольственной безопасности для десятков миллионов американцев, разворачивающийся кризис бездомности является зловещим по своим масштабам. Как сообщил канал ABC Channel 10 News в Сан-Диего:

По данным Министерства жилищного строительства и городского развития, около 3,5 миллионов американцев являются бездомными. В нем говорится, что большинство этих людей живут на улицах или в приютах. Это только одно определение. Не учитываются 7,5 миллионов американцев, которые живут вместе с другими из-за высокой стоимости жилья. Новейшие данные показывают, что бездомное население состоит в основном из мужчин, белых и среднего возраста. Но кризис выходит далеко за рамки этого. Сегодня больше американцев являются бездомными по сравнению с тем, что было до Великой рецессии.²³

Эти ужасающие цифры становятся еще более драматичными из-за того, что Соединенные Штаты сделали свой уровень жизни и потребления одним из стержней своей мифологии. Когда в Бразилии с населением в 210 миллионов человек, то есть на две трети населения США, в 2017 году на улицах живет в пять раз меньше людей, чем в Соединенных Штатах, приходится подвергать сомнению претензии США на то, что они являются страной первого мира.²⁴ Конечно, можно подвергнуть сомнению статистические методы, стоящие за этими поразительными цифрами, но здесь играет чисто субъективный фактор — люди замечают признаки резкого ухудшения жизни вокруг себя, и в какой-то момент начинает формироваться консенсус.

Даже откровенно предвзятые, если не совсем лживые, средства массовой информации, такие как сиэтлская газета KOMO News, не могли игнорировать тот факт, что когда-то красивый, безопасный и чистый Сиэтл превратился в Мекку для бездомных, наркоманов и преступников. В марте 2019 года KOMO News выпустил документальный фильм с говорящим названием «Сиэтл умирает». Как выразился сам создатель этого документального фильма:

Оно называется "Сиэтл умирает", и я верю, что название соответствует действительности. Но это не безнадежная программа. В шоу есть идеи и концепты, которые могут начать разговор о переменах. Я надеюсь. Главным образом, я хочу, чтобы это было напоминанием о том, что это ненормально. Так не должно быть. Это неправильно.²⁵

Конечно, это было и остается неправильным, но это не имело значения. Отсутствие нормальности уже тогда становилось нормой в Америке. В конце концов, как столь ярко продемонстрировали события весны 2020 года, ситуация в Сиэтле только накалялась и в конечном итоге превратилась в одну из нескольких, подобных тем, что происходили в Нью-Йорке, Сан-Франциско и Портленде, штат Орегон. Они стали американскими столицами причудливых социальных экспериментов и нарушения закона и порядка, что проявилось в создании абсолютно беззаконного и радикально направленного против закона и порядка, а также антибелого расистского образования (в которое входило большое количество белых), известного всему миру как Capitol Hill Occupied Protest / Capitol Hill Organized Protest» (“Протест на оккупированной территории Капитолийского холма / Организованного протеста на Капитолийском холме») (CHAZ/CHOP). Именно там, на Капитолийском холме в Сиэтле, для многих людей по всему миру, которые наблюдали за самосожжением и самоуничижением Америки в прямом эфире по телевидению и в Интернете, стал очевиден истинный масштаб материальных и политических бед Америки. Средства массовой информации всего мира с интересом наблюдали не только за бессилием правоохранительных органов Сиэтла, у которых были связаны руки из-за политического безумия городского совета и мэра, но и за тем фактом, что весь район выглядел как зона военных действий. Кроме того, он выглядел очень бедно..

Если бы современный мир знал об ужасном состоянии таких американских городов, как Детройт или Чикаго, видя города, когда-то представленные миру как центры американского процветания, инноваций и новой экономики, таких как Сиэтл, Сан-Франциско или Портленд, превращающаяся в настоящие мусорные контейнеры, была чем-то новым. Если Америка была настолько богата, как об этом постоянно заявляли миру, то открытие миру многочисленных сообществ Америки, которые выглядели как трущобы третьего мира, с их ветхостью, грязью, беззаконием, употреблением наркотиков и бездомностью, как-то не подходило эта картинка. Когнитивный диссонанс был неизбежен. Фондовый рынок продолжал расти, в то время как в Калифорнии возобновились простои из-за жары.²⁶ В то время как положительные макроэкономические показатели росли, росли и очереди в продовольственные банки. Продолжался рост капитализации таких компаний, как Apple, а также продолжающееся вымирание целых отраслей в США, возвращение которых было далеко не гарантированным, даже до безответственного закрытия экономики из-за Covid-19. Это напрямую привело к появлению десятков миллионов безработных в сфере услуг, особенно туризма, гостиничного бизнеса и финансовых услуг, и даже в аэрокосмической отрасли, которая серьезно пострадала из-за падения спроса на авиаперевозки.

Хотя в конечном итоге можно увидеть своего рода восстановление в аэрокосмической отрасли, в большинстве отраслей услуг восстановления не произойдет. Этим десяткам миллионов безработных американцев нужно будет каким-то образом выжить, что не оставляет места для потреблудия или демонстративного потребления. Он не оставляет места ни для чего, даже отдаленно определяемого как процветание – его просто нет, если оно когда-либо было реально для большинства американцев, которые никогда не попадали в верхние 10 процентов, не говоря уже о еще более эксклюзивном 10 процентах. процентов, где почетное и демонстративное потребление как образ жизни все еще продолжается.

Симулякр американского процветания оказался именно симулякром, отсылкой к чему-то, чего в действительности не существует, кроме как в образе. Многие пытались предупредить, что некогда достойный уровень жизни, сложившийся преимущественно в 1950-1990-е годы и создавший знаменитый американский средний класс, уходит вместе с этим средним классом, но их либо игнорировали, либо высмеивали. В конце концов, экономическое превосходство Америки после Второй мировой войны было в первую очередь обусловлено тем, что Соединенные Штаты остались полностью невредимыми в результате этой войны и стали главным мировым производственным центром и владельцем мировой резервной валюты.

Но даже это преимущество не продержалось долго в историческом плане. Пэт Бьюкенен с горечью процитировал Артура Германа из Гудзоновского института:

В 1960-е годы промышленность составляла 25% валового внутреннего продукта США. Сегодня это едва 11%. С 2000 года в США было потеряно более пяти миллионов рабочих мест в промышленности.²⁷

Масштаб этой катастрофы невозможно понять, пока не примешь во внимание тот факт, что на одно рабочее место в производстве в среднем приходится 3,4 сотрудника в других непроизводственных секторах.²⁸ Конечно, биржевые маклеры и финансовые аналитики вместе с политологами, возможно, захотят оспорить это общепринятое утверждение, но ничто не может затмить простой факт давно утраченного процветания Америки, которому завидовал весь мир в 1950-х и 1960-х годах и даже в начале 1990-х годов, что является прямым результатом американских производственных мощностей, которые могли заполнить внутренний рынок практически всеми потребительскими товарами, начиная от лекарств и заканчивая автомобилями и сложными машинами. Именно эти производственные мощности обеспечили занятость огромной армии хорошо оплачиваемых американских производственных рабочих, которые создали достаточно рабочих мест и богатства, что позволило Америке пережить острый случай синдрома изобилия, пока Никсон не отделил доллар США от золотого стандарта и долговая лихорадка не ударила по Америке с беспрецедентной силой, которая в конце концов уничтожила как производственную базу США, так и американский средний класс, прямой потомок этой производственной мощности.

В 2020 году Банк Америки подсчитал, что «в 1985 году при средней заработной плате требовалось 30 недель, чтобы оплатить большие постоянные расходы, такие как жилье, здравоохранение, машина и образование; Перенесемся в сегодняшний день, когда для покупки этих вещей требуются математически невозможные 53 недели из 52-недельного года».²⁹ Америка приближается к судьбе бедной страны, и с этим ничего нельзя поделать. это в средней, не говоря уже о краткосрочной перспективе, за исключением печатания большего количества денег, что просто усугубляет проблему, даже не улучшая ее. Сегодня, прогуливаясь по полкам Walmart или даже глядя на продажу фермерского оборудования в Coastal, можно увидеть бирки со всего мира, на которых написано: «Этот товар НЕ произведен в США».

Когда-то, давным-давно, Нью-Йорк служил витриной американского величия и процветания с его сияющими витринами высококлассных магазинов и витринами, сигнализирующими об исключительности американского потребителя и уровня жизни. Сегодня всего этого уже нет, и не только блестящих дисплеев. Сам американский Премьер-Сити растворяется в новой мрачной американской реальности. Как недавно леденил кровь один гордый житель Нью-Йорка, автор бестселлеров и, что характерно, бывший менеджер хедж-фонда:

Я люблю Нью-Йорк. Когда я впервые переехал в Нью-Йорк, это была мечта. Каждый угол был похож на театральную постановку, происходящую прямо передо мной. Столько личностей, столько историй. Все субкультуры, которые я любил, были в Нью-Йорке. Я мог играть в шахматы день и ночь. Я мог бы пойти в комедийные клубы. Я мог бы начать любой вид бизнеса. Я мог встречаться с людьми. У меня была семья, друзья, возможности. Что бы со мной ни случилось, Нью-Йорк был сетью, на которую я мог опереться и снова подняться. Теперь оно полностью мертво.

«Но Нью-Йорк всегда, всегда приходит в норму». Не в этот раз.

«Но Нью-Йорк — это центр финансовой вселенной. Возможности здесь снова расцветут». Не в этот раз.

«Нью-Йорк пережил и худшее». Нет, это не так.³⁰

Автор этого мрачного заявления Джеймс Альтушер винит в упадке широкополосного Интернета в Нью-Йорке, из-за которого многие отрасли, связанные с поездками и встречами, становятся неактуальными. Он очень сильно ошибался, чего и следовало ожидать от финансового менеджера. Название Нью-Йорка в его панегирике любимому городу теперь можно было легко заменить названием Соединенных Штатов Америки. и диагноз останется тот же. Америка становится бедной страной, и поэтому она видит свою национальную мощь, всегда преувеличенную поначалу, бросающую ее в разгар исторического изменения тектонического масштаба, и еще неизвестно, смогут ли Соединенные Штаты пережить эти события в целости и сохранности. — забудьте о процветании, которое давно прошло, а изобилие и потребительство быстро станут далеким воспоминанием.