Джокер

Монако, 1909. День третий

— Да, князь, у вас тут чистый парадиз. — Кейс посмотрела на море роз, источающих чудное благоухание, блаженный вздох приподнял высокую, изысканной формы грудь, и мисс Хелли неожиданно тонко улыбнулась. — А мы с вами в этих эдемских кущах, словно Адам с Евой. Где же яблоня?..

Блистательная, в белоснежном платье, она была похожа не на Еву — на ангела в огненно-золотом ореоле волос.

— И змея тоже не видно, — в тон ей улыбнулся князь и молодцевато подал руку. — Прошу! Одними разговорами сыт не будешь.

Они, наверное, уже с час гуляли по парку, зелёной стеной обступавшему княжеский дворец. Весело звенели фонтаны, деревья шелестели листвой, бесчисленные розарии, клумбы и цветники превращали воздух в нектар. И впрямь — как в раю!

— Видит Бог, Ваше Высочество, наше с вами знакомство дурно отразится на моей талии. — Кейс взяла князя под руку. — Моллюски прошлый раз были столь же великолепны, сколь и бессчётны. Что грозит моей фигуре сегодня?

Прошлый раз был не далее как вчера. Князь лично готовил моллюсков, готовил по-старомонегасски — в морской воде, прямо в раковинах.

— Наш монегасский рацион за семь столетий ещё никому не повредил, — усмехнулся князь. — Мы, слава Богу, не какие-нибудь там французы с их лягушачьими лапками, излишествами и пьянством. Простая и здоровая пища, причём в меру, вот наш девиз! Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть, вот наше кредо. На том стоим вот уже семь веков!

Они миновали фонтан, обогнули клумбу, и узкая тенистая аллейка привела их к порогу беседки. Вокруг густо стояли подстриженные кусты, за ними чуть в стороне дымила печкой кухня. Место было очень уютное, укромное, хорошо спрятанное от посторонних глаз.

— Прошу! — кивнул князь, приосанился и повёл свою спутницу внутрь, к накрытому на две персоны столу.

Там всё было просто и без излишеств. Конечно, никаких лягушачьих лапок. А главное — никаких дворецких, прислуги, лишних глаз. Можно говорить о чём хочешь, как хочешь — и плевать на утомительный этикет.

— Так… — Князь достал шампанское из серебряного ведёрка со льдом, опытной рукой снял мюзле и мастерски, так, что не раздалось ни звука, открыл. — Кейс, ваш бокал! — Налил, поднял свой и провозгласил тост: — За самую привлекательную и обаятельную из женщин, которых я встречал! За вас, милая моя!

Он ничуть не кривил душой, ибо его восторженное поклонение лишь крепло день ото дня. Мисс Кейс Хелли была красива, умна, не нуждалась — это сразу чувствовалось — в деньгах, а главное, держалась как настоящая королева. За неполную неделю знакомства они побывали в Океанариуме, осматривали Ботанический сад, катались на «ЛасточкеМисс».[120] Хелли была спутницей, о которой наследник рода Гримальди мог только мечтать.

— Благодарю вас, князь, — кивнула она и благодарно улыбнулась со влажным блеском в глазах. — Мне особенно приятно, что этот тост подняли вы…

Закуски были простенькими по-деревенски (фаршированные яйца, заливное в формочках, овощи под соусом, курица с орехами…), ничего особенного. Всё как бы подчёркивало, что за этим столом главным была беседа. С Кейс можно было поистине говорить о чём угодно, и князь отводил душу. Он рассказывал ей о кишечных паразитах у своих питомцев в океанариуме, о препарировании земноводных, и она не морщила носик. Он что-то объяснял об остойчивости судов, о «Ласточке»,[121] о рельефах морского дна — и она не отворачивалась со скучающим видом, более того, выказывала осведомлённость, рассуждала о кораблях греков и финикийцев.

— Князь, да вы не только воин, вы ещё и настоящий учёный муж! — говорила она.

Наконец с закусками и разговорами было покончено, да и бутылочка шампанского опустела.

— Думаю, самое время для горячего, — сделал вывод князь и нажал электрическую кнопку, связанную с кухней. — Будет натуральный бифштекс с жареным картофелем, наше любимое монегасское кушанье.

— Ах, князь, вы так цените свою историю, так любите свой народ. — Кейс дружески похлопала князя по руке… и вдруг как-то сразу поскучнела и смолкла, непроизвольно сжав кулаки. В беседку вошла служанка, нёсшая большой поднос.

Это была крупная блондинка, немка или датчанка, в белом фартуке и опрятном чепце. Самое странное, что при виде Кейс она тоже насупилась, сдвинула светлые брови, на скулах выкатились желваки. Она собрала грязную посуду и, не поднимая глаз, убралась.

Сейчас же в беседке появился шеф-повар, лично доставивший накрытое серебряными крышками жаркое. На крышках сверкали чеканкой княжеские гербы. На столе возник салат и густая подливка с укропом и сельдереем, а также бутылочка благородного красного. Шеф наполнил бокалы, пожелал приятного аппетита и торжественно удалился. Князь смотрел ему в спину с нескрываемым благоговением.

— Если позволительно уподобить еду музыке, это, вне сомнения, Вивальди, — сказал он с предвкушающим вздохом.

Видимо, толстенный, неописуемо нежный бифштекс в самом деле составлял его любимое лакомство. Князь взялся за вилку и нож и даже не заметил, что сотрапезнице стало совершенно не до еды. И не помогло даже выдержанное, действительно благородное вино.

— Полагаю, вегетарианцы во многом правы, но всё-таки на свете нет ничего вкуснее куска говядины, зажаренного по нашему монегасскому рецепту… — Окончательно отрешившись от этикета, князь корочкой хлеба собрал застывший в тарелке соус, трепетно прожевал… и неожиданно поморщился, словно хватил лишку, — увидел на пороге своего личного секретаря. — О, чёрт, — непроизвольно вырвалось у него, — как же я мог забыть! Дорогая, тысячу извинений, мне нужно срочно сделать звонок… этим, — он показал куда-то наверх, — лягушатникам.[122] Не скучайте, я буквально на десять минут.

Промокнул салфеткой усы, кивнул ей, как другу, который, конечно же, всё поймёт и простит, и исчез, сопровождаемый секретарём.

Кейс осталась в беседке одна…

Почти сразу за ветками мелькнул белый чепец, послышались тяжеловатые шаги, и появилась давешняя служанка. Правда, с первого взгляда узнать её было трудно. Глаза тевтонки метали молнии, лицо побледнело от ярости, перекошенный рот, казалось, так и распирали ругательства.

— Ты что здесь делаешь, сука? — осведомилась она с порога, и её глаза превратились в щёлки, напоминавшие о лезвии опасной бритвы. — Ты что здесь забыла, тварь?

По всему чувствовалось — они с Кейс были отлично знакомы.

— То же, что и вы, любезная Гретхен. То же самое, — мурлыкнула гостья князя, кивнула и пригубила бокал. — Отличное вино… Я вам оставлю по старой дружбе, хотите? Допьёте потом… у себя на кухне.

— Не заговаривай мне зубы, дешёвка, — рассвирепела Гретхен. — Ты знаешь, что это принадлежит мне! И принадлежало всегда! Если бы не этот проклятый Цезарь…

— Зря вы так, Гретхен, о Юлии. Редкого обаяния был мужчинка. Даром что наполовину…[123] — Кейс, толком не отпив, поставила бокал. — А потом, вам не кажется, что мы делим шкуру неубитого медведя? Никто ведь ничего ещё не нашёл. Да и найдут ли?

Только блеск в глазах да раздувшиеся ноздри говорили о том, чего стоила ей это внешняя невозмутимость.

— Не каркай, стерва, не каркай, — по-змеиному зашипела служанка. — Всё своё я возьму! Возьму сполна! И никто не посмеет помешать мне. Слышала, дешёвка? Не посмеет!

С этими словами она притопнула — вроде не сильно, но так, что содрогнулась беседка, и властно повела рукой, причём из её горла вырвался рычащий, рокочущий звук. Сейчас же, словно под действием магнита, вилки и ножи на столе пришли в движение. Тонко завибрировали и подняли острия, направляемые строго в одну точку — в левый глаз Кейс. Чем-то они напоминали металлических гадов, вставших на хвосты и собирающихся укусить.

А ещё говорят, что серебро не подвержено магнетизму…

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Кейс.

— Тварь. — Она начертала рукой в воздухе некий знак, и вилки с ножами вновь стали ручными, зато массивная ёмкость с пикантной подливой, наоборот, словно взбесилась. Миг — и фарфоровый болид влепился Гретхен в живот. Тевтонка со стоном согнулась, красный соус залил белый фартук, потом скатерть и наконец стёк на пол, а соусница с грохотом разлетелась на куски. — Я тебе покажу дешёвку, тварь!

Пинок в зад вышвырнул Гретхен из беседки, женщина поскользнулась, кое-как встала и ретировалась в кусты. Словно белый флаг капитуляции, мелькнул за ветками её чепец…

Спустя едва ли минуту в беседку вернулся князь, мрачный и рассерженный после разговора с французами. Его взору предстали мерзкие пятна соуса на одежде бедной Кейс. Они покатались ему зловещими отметинами крови на белоснежно-непорочных ангельских крыльях.

— Господи, моя дорогая, что случилось? — застыл на пороге князь. — Ты цела? Ты не ранена?..

А сам подумал: похоже, романтическое окончание вечера, любовный эндшпиль отменяется. Господи, да что же это за день сегодня такой? Одни неудачи…

— Ваше Высочество, ваша благородная доброта оказалась простёрта над людьми низкими и недостойными, — не поднимая глаз, ответила Кейс, и он с ужасом увидел слёзы у неё на ресницах. — Кто бы мог подумать, какие злобные исключения встречаются среди добропорядочных немок… Вы не распорядитесь, чтобы мне заказали такси?

Итак, худшие опасения князя подтвердились. Никакого романтического финала!

— Сейчас же велю управляющему уволить бесстыдницу, — рассвирепел он. — И впредь никого не брать без должных рекомендаций! Хотя обстоятельства порой бывают сильнее нас… — Он поймал удивлённый взгляд Кейс, вздохнул, угрюмо пожал плечами и объяснил: — Во всём виновата трагическая случайность… Прежняя служанка Сара вчера вечером упала с обрыва. Старая добрая Сара… Пришлось экстренно брать немку… — Он снова посмотрел на лужу соуса на полу. — Сейчас, дорогая, вам подадут авто. А счёт за платье пришлите мне. За всё будет заплачено сполна.

Через несколько минут Кейс села в лимузин и уехала в отель «Де Пари».

Там она заперлась в номере, вытащила верную наваху[124] и принялась править её на ремне…