Джокер Рейха

Глава 3

«Надежда рейха»

3–6 января 1915 года

Младший флагман Крейсерской Эскадры

контр-адмирал граф фон Лангсдорф

Вильгельмсхавен

— Утром мы уже будем в Берлине, граф. Но сейчас предстоит обсудить многие вопросы перед тем, как наш добрый кайзер уделит для беседы с вами свое время. Ночь впереди, адмирал, не будем терять драгоценных часов, хотя понимаю, что вы зверски устали в своем столь долгом плавании. Хм, на четверть века затянувшийся поход, из будущего в прошлое, так сказать.

Пронзительный, отнюдь не стариковский взгляд гросс-адмирала Тирпица Лангсдорф выдержал стоически, хотя в душе у него немного екнуло. Рейхсканцлер, бывший ефрейтор Адольф Гитлер в свое время не произвел на него такого благожелательного впечатления, как создатель кайзерлихмарине, которого в том прошлом-будущем ему приходилось видеть лишь издали, да получить из его рук второй Железный Крест.

— Я в вашем распоряжении, экселенц, — Ганс склонил голову, и, задорно сверкнув глазами, негромко добавил. — В море как дома, а вот в столице, думаю, придется по-настоящему устать.

— Хм, вы полностью правы, граф. Не считайте нас злодеями, но быть у колодца с истиной, и не вычерпать его до дна… Такое было бы с нашей стороны чересчур опрометчиво. Особенно зная, чем может завершиться эта война. Какие немыслимые унижения переживет наш народ…

Тирпиц погладил ладонью роскошную бороду времен первого кайзера, задумался. Салон-вагон чуть покачивался, создавая ощущение корабля, идущего на малой скорости в штиль, стук колес ненавязчиво создавал своеобразную атмосферу мирной жизни, по которой Лангсдорф страшно соскучился. В плавании он провел девять долгих месяцев, вполне достаточный для природы срок, чтобы сотворить новую человеческую жизнь. А ведь она может быть прервана в любую минуту безжалостным дыханием войны — разрыв вражеского снаряда, раскаленные осколки с вонью сгоревшего тротила станут последним напутствием в жизни моряка…

Вильгельмсхафен, главная база военного флота двух рейхов, встретил занесенный в прошлое отряд кригсмарине свинцовым небом, промозглой погодой с резкими порывами ветра Северного моря. Так что о пляжах Нефритовой бухты можно подзабыть до следующего лета, как и о знаменитых нижнесаксонских фруктовых пирогах с начинкой из яблок, вишен и слив — последние необычайной продолговатой формы с весьма специфической сладостью. Зима, ничего тут не поделаешь — даже знаменитый вращающийся мост кайзера Вильгельма, что, развернувшись повдоль, пропустил измотанные походом корабли кригсмарине, сейчас был окутан густым и липким туманом.

Броненосец «Фатерланд», который еще три месяца тому назад в другом времени именовали «Адмирал граф Шпее», с танкером «Альтмарк» пришли, наконец, к берегам родины, торжественно встреченные у побережья Ютландии гросс-крейсерами контр-адмирала Хиппера. Только в гавани Вильгельмсхавена не прозвучали праздничные фанфары — рейдер сейчас ставят в док на ремонт, а судно снабжения спрятали за транспорты, чтобы никто не увидел четыре сотни военнопленных английских моряков, для увоза которых подогнали пассажирский состав с охраной из прусских фузилеров.

— Меня сильно удивил ваш «Фатерланд», граф — никак не подумал бы, что за четверть века настолько изменились броненосные корабли! Артиллерия почти такая же, как сейчас, только система управления огнем с ее постами позволит разделаться с любым нынешним кораблем на дистанции совершенно недосягаемой. Я имею в виду точность огня, адмирал, — старик снова провел ладонью по пышной бороде. — Да еще при наличии этого удивительного радара, что дает возможность уверенно побеждать врага в морских боях. С такой штукой темной ночью можно сразиться с противником, что обладает даже тройным перевесом в силах. Надеюсь, что на заводах удастся наладить по вашим образцам изготовление всего этого добра…

— Задача для германских инженеров решаема на нынешнем уровне, экселенц, — негромко произнес Лангсдорф — весь вчерашний день старый гросс-адмирал в сопровождении немаленькой свиты, среди которой не было праздношатающихся штабных бездельников, изучал устройство «карманного линкора», побывав везде, и, особенно задержавшись у СУО и радара, где Кранке и Ашер провели для него показательное учение. С нынешнего утра последовал визит на «Альтмарк» — Тирпиц добрый час осматривал гидросамолеты с чрезвычайно мощными для этого времени авиамоторами, долго расспрашивал летчиков о пилотировании этих машин, и о бомбежке британских кораблей на Фолклендах. Создатель «Флота Открытого Моря» часто поглаживал роскошную бороду — по машинальному жесту было видно, что старик ошарашен открывшимися перед кайзерлихмарине перспективами.

— Образцы с чертежами у нас есть в полном комплекте, экселенц, как и все нужные специалисты из команды. Многие офицеры и матросы пришли на флот с заводов и верфей — среди них есть толковые инженера и техники, что помогут в организации производства нужных для рейха новшеств. Необходимо только время, персонал и средства.

— На это и сделана ставка, адмирал, — Тирпиц усмехнулся в бороду. — На основании книг и чертежей, заблаговременно привезенных вашим молодым другом Генрихом Шпее, нам уже пришлось пересмотреть кораблестроительные программы. По образцу вашей субмарины еще в конце декабре заложены сразу два десятка новых подводных лодок — мы задействовали практически все подходящие для данных работ верфи. И это только начало — решено построить до осени следующего 1916 года сотню новых «U-ботов», а к 1918 году их численность утроится. Надеюсь, что корветтен-капитан Шульц благополучно дойдет до берегов Германии, его заблаговременно встретят в Канале наши легкие силы, как только получат радиограмму. Ваша субмарина нам настоятельно нужна в качестве образца, на ней все актуально — дизеля, аппаратура, особенно акустика и радиостанция, торпеды, механизмы!

— Вовремя придут, экселенц, — твердо произнес Лангсдорф. — Экипаж хорошо понимает — для чего именно нужна их подводная лодка…

— И не только она, граф. Получив от младшего Шпее документы и чертежи, наш добрый кайзер приказал немедленно приостановить военную программу кораблестроения. Будет продолжена достройка только трех линкоров типа «Байерн», закладка четвертого корабля «Вюртемберга» отменена. Что касается гросс-крейсеров — доведем до готовности только третий корабль типа «Дерфлингер», до спуска со стапеля ему осталось всего полгода. Все эти корабли будут введены в строй к новому Ютландскому бою, — гросс-адмирал усмехнулся, медленно погладив ладонью роскошную бороду. Лангсдорф моментально уловил интонацию, насторожившись — Адмирал-штаб явно начал подготовку к генеральному сражению, что в прошедшей истории должно состояться в мае следующего года — но сейчас то все начало меняться. И тут он не преувеличивал значение своего броненосца, что стал козырным тузом (да что там — джокером) в колоде кайзерлихмарине.

Старый гросс-адмирал продолжил говорить глуховатым голосом, негромко звучавшим, но разборчивым, несмотря на энергичный перестук вагонных колес по рельсам.

— Планировали заложить еще четыре увеличенных гросс-крейсера данного типа с артиллерией в 350 мм, но полученная из книг информация заставила пересмотреть ситуацию. Сейчас проект перерабатывается в «быстроходный» линкор с орудиями в 380 мм, такими же, какие будут установлены на «Баварии», при соответствующем улучшенном бронировании. Да, на всех этих шести новых линкорах установят по вашим образцам два поста системы управления огнем — думаю, англичане будут неприятно удивлены. И предупреждая ваш вопрос — точно такие СУО, по мере их изготовления, смонтируют на всех кораблях дредноутного типа. Вместе с текущим ремонтом они будут модернизированы до соответствующего уровня. В первую очередь, это касается линкоров и гросс-крейсеров с артиллерией в 280 мм.

— Они слабые перед британскими «железными герцогами», — Лангсдорф одобрительно кивнул головою, и осторожно спросил. — Экселенц, а каким вы видите участие моего «Фатерланда» в будущем бою при Доггер-банке?! Ведь грех упускать столь великолепный случай…

— Все торопитесь переиграть историю, граф, подобно произошедшему у Фолклендских островов сражению?!

Тирпиц усмехнулся, и взял в руку хрустальный графинчик, разлил по стопкам шнапс. Лангсдорф напрягся — старый гросс-адмирал оказал ему немыслимую честь.

— Прозит!

— Прозит, экселенц!

Прозрачная жидкость с яблочным привкусом обожгла гортань — шнапс был великолепным, такового он не пил в «третьем рейхе». Тирпиц усмехнулся, пристально глядя Лангсдорфу прямо в глаза.

— Мы давно готовимся к новой битве у Доггер-банки. Здесь, граф, вы полностью правы — нельзя упускать такой случай. Но об этом мы поговорим с вами в Берлине. А пока коснемся будущего…

Первый Лорд Адмиралтейства

Уинстон Черчилль

Лондон

— Посмотрите на эти газетные фотографии, мой молодой друг. Их сегодня доставили пакетботом из Монтевидео, и я счастлив, что смог воочию увидеть наших заклятых германских друзей…

Хищная улыбка на один миг исказила лицо старого адмирала — в ней отчетливо проявилась та глубинная ненависть к немцам, что скрывал в себе Первый морской лорд. Но Фишер снова натянул на лицо маску невозмутимости, лишь в его глазах Черчилль увидел горящий огонек неутолимой жажды мести и едва сдерживаемой ярости, что клокотала в его душе.

— На этих снимках не совсем хорошо видно наших врагов, но что нам нужно, разглядеть можно. Посмотрите сами, Уинстон, весьма познавательные картины, на которых можно разглядеть ядовитый плод коварства наших бывших колонистов, чтоб их на…

Фишер долго и замысловато ругался — старый моряк никогда не стеснялся крепких выражений, особенно по отношению к врагам Британии и тем адмиралам Ройял Нэви, которых он сильно недолюбливал и презирал, считая последних полными бездарностями. Впрочем, вполне обоснованно на взгляд самого Черчилля — как минимум треть можно смело выгнать со службы для величайшего блага короны. Ибо вреда от них было намного больше, чем от любого неприятеля, или даже от всех недругов Англии, вместе взятых.

— Эти два линейных крейсера построили на верфях бывших подданных нашей короны, сэр?

— У меня теперь в этом уже нет ни капли сомнения, — негромко произнес Фишер, глаза старика гневно сверкнули. Он пододвинул к себе вырезанные из газет снимки. Сразу отложил два из них, ткнул в один из них пальцем:

— Они систершипы, все отличие в том, что на одном установили на возвышенном барбете башню, а на другом ее нет. Размеры одинаковые, ведь рядом знакомые крейсера Шпее. Там оба, «Шарнхорст» еще без трубы, а здесь только один «Гнейзенау». Хорошие снимки, жаль, что не совсем четкие они, смутные — но то, что нужно, все же можно рассмотреть. На одном все четыре броненосных корабля на Фолклендах, на другом засняты уже два у Монтевидео. Отличия сразу бросаются в глаза, да и радиограммы вспомните, те, что успели передать из Порта-Стенли.

Черчилль впился глазами в снимки — «Фатерланд» впечатлял вытянутым длинным корпусом, огромной башенно-подобной надстройкой, что могла служить мачтой, дым из большой трубы серо-светлый, хотя за «Гнейзенау», идущим чуть позади, валил густой черный шлейф. Две башни в носу — в первой три орудия, во второй, стоящей на чрезмерно большом барбете, таких пушек было лишь две. Да по борту виднелись прикрытые большими щитами три пушки гораздо меньшего противоминного калибра. В 150 мм, иных на флоте кайзера не ставили. Хотя на старых броненосцах немцы средним калибром установили 170 мм пушки, но те вроде только в казематах и малых башнях. Но четко припомнить здесь Черчилль не мог, все же он армейский офицер, а не флотский, у кого настольной книгой не фривольный романчик, а нудный, в схемах и фотографиях, «Джейн». Но за эти три года, занимая пост Первого лорда Адмиралтейства, он уже узнал многое, недаром русские говорят, что «с кем поведешься, то у того и наберешься».

— Только две страны в мире уже начали ставить чисто нефтяные котлы на свои линкоры. И никто больше! У нас в строй вошла «королева», у янки спущены на воду «Невада» и «Оклахома». И что характерно — на них будут установлены точно такие же башни. В нижней три пушки, а в возвышенной башне только два. Если это так, тогда у меня возникает только один вопрос — почему мы ничего не знали об этом крайне неприятном заказе?! Или нас не посчитали нужным поставить в известность?! Следует немедленно отозвать нашего морского агента из САСШ для обстоятельной с ним беседы!

— Думаю, мой милый друг, с этим не стоит торопиться. Пусть немедленно примется искать ту верфь, где построили кайзеру эти корабли. А иначе… Это придаст им энергии в поисках! Но если мы провели старину Тирпица «Инвинсиблом», на который вместо девятидюймовых привычных орудий поставили двенадцатидюймовые, а немцы спустили в ответ доходягу «Блюхера» с 210 мм пушками, то теперь они обманули нас своими рейдерами. Да-да, именно корсарами, а никакими линейными крейсерами. Если у моих «великолепных кошек» всего девять дюймов брони по ватерлинии, то здесь еще тоньше, никак не больше шести дюймов, скорее даже пяти — янки любят эту цифру. Слишком длинный у них пояс, «размазанный» по всему борту! Что касается колонистов — то у них много богатеев, что могут на своих верфях построить что угодно, и назвать, как на душу взбредет. Они провели по своим документам как две «быстроходные турбинные яхты» с таким же якобы «угольщиком». Совсем не удивлюсь данному повороту дел! Подводные лодки вполне могут оказаться у них «рыболовецкими траулерами»!

Черчилль изумленно посмотрел на старого адмирала — тот хмыкнул в ответ, покачал головою. А затем негромко заговорил:

— Вы уже начали хорошо разбираться в делах, как и надлежит первому лорду Адмиралтейства, сэр! Эти рейдеры стали прообразом «Невады», только если свои линкоры американцы научились создавать, пусть хорошо бронированными утюгами, то с крейсерами у них из рук вон плохо. «Теннесси» не противник не только нашим «гончим», — Фишер тяжело вздохнул, видимо, вспомнив о злосчастной участи «Инвинсибла», — но даже «Дифенсу»! Так что «Фатерланд» есть та самая первая лепешка, либо подгоревшая, либо плохо пропеченная. Да, восемь пушек в 11 дюймов опасны, хотя на «Теннесси» четыре десятидюймовые. Наши заклятые друзья тевтоны не используют данный калибр, закупка таких пушек в американских арсеналах вызвала бы, по меньшей мере, удивление — полтора десятка пушек! А здесь дурно пахнувшее дельце обстряпали тайно. Второй кораблик получше у них вышел, хотя тоже дерьмовый, по большому счету…

— Я сам удивлен, сэр. С чего бы это немцам так ослаблять один из своих гросс-крейсеров, ставя шесть пушек, а не восемь? Может быть, янки просто не успели установить башню…

— Нет, мой молодой друг, ее просто не стали ставить. Вспомни радиограмму Аллена — двух башенный рейдер не смог дать больше 25 узлов и наш «Кент» уже начал уходить! Если бы не дьявольские «горгульи» — не сомневаюсь, что этих «птичек» янки сами сотворили. Главное преимущество рейдера скорость, так что вооружением тут жертвуют в ее пользу, впрочем, могут закачать в цистерны больше нефти — дальность плавания тоже важна. Но не в этом случае! Думаю, «резвость» трех башенного «первенца» ограничена 23-мя узлами, максимум на один узел больше, и то на очень короткое время. Аллен заметил и успел радировать в Монтевидео, что на полном ходу немецкий гросс-крейсер стал постоянно «мазать», хотя дистанция была самой выгодной для его орудий. С нее он уверенно попадал своими снарядами в наши «гончие» в бою у Порт-Стенли!

— На счет скорости мне теперь ясно, — Черчилль потер переносицу пальцем, только этот жест непроизвольно выдал сдерживаемое силой воли волнение, — да и броня у него слабая — бой вел на дальней дистанции, скрываясь за броненосными крейсерами Шпее. Видимо, очень не хотел получить двенадцатидюймовые снаряды. И в зону поражения шестидюймовых пушек «Кента» рейдер тоже не заходил, даже когда Аллен выбросил корабль на берег — берег свою тонкую «шкурку». А как с дальностью плавания у него…

— Думаю, не важно, — отрывисто произнес Фишер и протянул листок телеграммы. — За полчаса до вашего визита доставили, отправлена из Аргентины. Наш офицер, представляя одну из газет репортером, побывал в бухте Ломас, где из воды еще торчит корпус «Канопуса». Опросил жителей — те общались с немцами, продавали им рыбу. Просмотрите внимательно, сразу скажу — весьма занимательное выйдет чтение!

Читая сухие строчки сообщения, по сути рапорта, Черчилль чувствовал нарастающую в душе ярость. Так подло провести Британию еще никому не удавалось. Вот только немцы подзабыли, что Королевский флот всегда платит по таким счетам, и возмездие, судя по свирепому взгляду Фишера, будет неотвратимо, причем скорое, не пройдет и пяти-шести недель. Уинстон спокойно положил листок на стол и негромко произнес:

— Необходимо перепроверить данную информацию, но не нужно, чтобы в газетах началась шумиха. Пока незачем, сэр, это серьезно повредит интересам Британской империи!

— Я согласен с вами, мой молодой друг, у вас хорошая выдержка и зрелый ум серьезного политика — не примите эти слова за комплимент. Но вернемся к другому вопросу — что вы решили с русскими? Из Форин Офиса мне сообщили, что главнокомандующий великий князь просил оказать помощь, и теперь им важно знать ваше решение. А фельдмаршал Китченер, насколько мне известно, категорически отказался выделить для помощи даже одну дивизию. Однако, на мой взгляд, следует откликнуться на эту просьбу нашего векового врага, что волей судьбы временно стал союзником в этой войне с германцами. Если русские потерпят поражение под тем самым Саракамышем, прах подери все эти названия, язык сломаешь, без пинты доброго виски не произнесешь! Победа турок на кавказском театре серьезно повлияет на наши позиции в Египте. Османы стоят на краю отнюдь не самой обширной Синайской пустыни, а если, получив помощь от немцев, они начнут наступление на Суэц и выйдут к каналу?!

— Королевский флот в силах решить многое и без помощи армии! Но эту проблему мне хотелось бы обсудить сейчас с вами, сэр…

Младший флагман Крейсерской Эскадры

контр-адмирал граф фон Лангсдорф

Берлин

— Что касается, несомненно, заслуженных вами, граф, наград…

Лангсдорф молчал, внимательно глядя на поднявшегося с кресла кайзера — Вильгельм повелительным жестом запретил старому гросс-адмиралу и ему вставать, ибо этикет не позволяет сидеть подданным при стоящем монархе. Но в такой вот приватной обстановке можно было поступится строгими правилами — все же все они военные и должны повиноваться отданному главнокомандующим приказу, пусть и молчаливому.

— Награждение экипажа «Адмирала графа Шпее» полностью подтверждаем — моряки заслужили свои Железные кресты! Пусть сражение и произошло в ином для нас будущем, однако та наша громкая победа над Королевским флотом при Ла-Плате и Фолклендах самым должным образом отмечена будет. Правда, в совокупности с другими славными вашими деяниями в боях при тех же островах и в океане. Но, вы сами прекрасно понимаете, объявлять о прошлых ваших заслугах не будем! Такое совершенно не в наших интересах, к тому же абсолютно невероятно. А потому все будет сохранено в строжайшей тайне, как того требует от ваших моряков данная ими клятва!

Кайзер сделал театральную паузу — объяснений Лангсдорфу не требовалось. Гросс-адмирал самолично принял присягу на верность императору и рейху от экипажей «Фатерланда» и «Альтмарка» — лишь дюжина офицеров с поседевшими висками и два десятка заслуженных боцманматов, давно разменявших пятый десяток, не говорили ее торжественные слова, стояли молча рядом с ним, ибо уже раз приносили ее в той своей жизни.

— Я награждаю вас, господин контр-адмирал, вновь учрежденным Рыцарским Железным крестом! Вернее, подтверждаю, что эту высокую награду вы заслужили! На ней как видите, еще дубовые листья!

Лангсдорф сглотнул ком в горле и проворно поднялся с кресла, встав перед кайзером — под жестким властным взглядом водянистых глаз монарха он снова почувствовал себя кадетом на первом высочайшем смотре. Вильгельм подошел к столу и открыл резную шкатулку — правой рукою он извлек орден, и адмирал обомлел, разглядев награду.

Черный крест с белой окантовкой, чуть больше привычного Железного креста, на принятой в Третьем рейхе ленточке — с красной продольной полосой. На нем еще дубовые листья, сделанные в точности, как на рисунке. Ганс передал его утром адъютанту кайзера. Вместе с кустарно изготовленном еще в прошлом

времени орденском знаке. Единственное, что его отличало от изначального образца — отсутствие свастики в центре креста, замененной на императорскую монограмму в виде буквы W. Да на луче были выбиты цифры прошедшего года — 1914.

«А ведь решение о введении Рыцарского креста было принято заблаговременно еще в декабре. Это из того послания, что привез кайзеру молодой Шпее. А вот о дубовых листьях, мечах и бриллиантах, как дополнительных наградах я рассказал только одному Тирпицу — никто в моем экипаже знать о том просто не может. Решение их ввести Гитлер принял в 1940 году, после моего самоубийства — но знаю это благодаря второй памяти, полученной от профессора Ландау. Интересно дела закручиваются!»

Лангсдорф молчал, пока подошедший к нему из-за спины старый гросс-адмирал, сразу пришедший на помощь императору, завязывал на его шее кончики ленты.

— Полученные от меня ранее Железные кресты также ваша заслуженная награда — повторное награждение здесь совершенно недопустимо, вы их и так заслужили, как и ваши офицеры. А посему дополнительно к Рыцарскому Железному кресту с дубовыми листьями, что даны за «абордаж» в бухте Ломас, награждаю вас, господин контр-адмирал граф фон Лангсдорф, за громкую победу над британским флотом при Фолклендах, как германский император и прусский король орденом «Пур ле Мерите»!

Из шкатулки появился крест с золотыми орлами между лучами — заветная для каждого офицера германской армии высшая военная награда, которая давалась только за отличие в сражении.

У Лангсдорфа бешено заколотилось сердце — получить «голубого Макса», минуя предварительное награждение крестами прусского Дома Гогенцоллернов — немыслимое, невероятное отличие. Кайзер при помощи Тирпица снова закинул ленту ордена на шею и сам поправил его ладонью, расположив чуть ниже рыцарского креста. Адмирал мгновенно оценил этот символический жест — введенный Рыцарский крест стал общеимперской наградой, более важной по статуту, чем высший прусский военный орден. Мысль тут же была подкреплена негромко сказанными словами, что в тиши кабинета прозвучали особенно весомо.

— Надеюсь, что в самом скором времени на вашем голубом кресте будут три золотых дубовых листа!

Лангсдорф моментально напрягся — повторное награждение «Максом» отмечалось именно так. Намек кайзера означал только одно — «Фатерланду» предстоял выход в море. Что же, он давно мечтал принять деятельное участие в повторном бою при Доггер-банке. Ведь теперь там не будет напрасной гибели злосчастного «Блюхера», который сейчас, изрыгая черный дым из своих двух труб, шел на Фолкленды, на долгожданную встречу с эскадрой адмирала рейхсграфа фон Шпее.

— Теперь нам следует поговорить об одном немаловажном моменте, — кайзер сам подвел Лангсдорфа к ближнему креслу, легким надавливанием на плечо усадил свежеиспеченного кавалера с двумя крестами на шее. И вернулся к столу.

— Молодой граф Лангсдорф погиб в море, а вы, адмирал, на его роль совершенно не подходите, хотя им самим и являетесь. Я выразил вашим родителям личное соболезнование, как и родственникам других неожиданно погибших кадетов, которые служат у вас на «Фатерланде». Поэтому ваше появление в прежнем облике совершенно недопустимо. Прошу правильно меня понять, мой дорогой граф.

— Ваше императорское величество, я, как все мои офицеры, полностью полагаюсь на ваше решение, — Лангсдорф наклонил голову, ожидая услышать волю монарха, тягостную для него.

— Никто из ваших офицеров не будет лишен дворянства, более того, все получат достойные для юнкера поместья. Вам я дарую графство Регенсбах — оно в моем Доме, вымороченное давно. Тем более, по крови и роду связано с Лангсдорфами, потому вы можете пользоваться двойным его названием. Так что, ваше сиятельство, после возвращения из запланированного похода, можете вступить во владение. Все необходимые грамоты вам вскоре передадут. Офицеры и моряки вашего отряда получат новые документы, как только они будут подготовлены. К вернувшимся в рейх подданным не станут задавать ненужные вопросы — соответствующий указ я подписал — и они могут начать жизнь с чистого листа. Что касается прежних времен — гросс-адмирал устроит так, что дальнейшая служба будет проходить с учетом всех полученных ими ранее отличий и заслуг. Они могут свободно выбрать любые земли империи для поселения, им после окончания войны будет оказана вся надлежащая помощь. А теперь о главном…

Кайзер сделал паузу, вновь поднявшись с кресла — в голове Лангсдорфа прозвучали ехидные слова, этот голос был узнаваем, тот самый, что прозвучал в мозгу после прибытия броненосца на рейд Монтевидео в столь далеком и совершенно другом времени.

«Плюшек от начальства вы немало получили, ваше сиятельство, другие могут просто завидовать, причем молча, глотая слюнки. Но сейчас для вас, господин контр-адмирал, начнется самый удивительный момент — раздача слонов и материализация духов!»

Лангсдорф как-то непроизвольно тряхнул головой от беззвучно сказанных ему слов, стараясь прогнать их — и действительно, голос моментально пропал, словно его и не было. Хорошо, что кайзер в этот момент смотрел на гросс-адмирала Тирпица и не заметил такой несколько странной реакции на свои слова. Но когда император снова повернулся к Лангсдорфу, тот уже собрал волю и успел взять себя в руки.

— Так вот, адмирал! С вашей помощью мы должны изменить ход этой неблагополучной для рейха войны. И дело не только в ценности вашего корабля, хотя его значение огромно, а в ваших людях, на чьи знания все очень надеются! Мы должны победить любой ценой, иначе то будущее, о котором вы нам поведали, будет гибельно для Германии!

Командир легкого крейсера «Карлсруэ»

капитан 1-го ранга фон Шенберг

Атлантика

— «Блюхер»! За ним «Росток», мы встретились!

Шенберг с облегчением выдохнул воздух — Адмирал-штаб прекрасно разработал план, штурмана не подвели со счислениями, и, теперь, в обусловленной точке рандеву германские крейсера встретились в ста милях от побережья Бразилии. Там, где не проходили обычные маршруты трампов, да и военные корабли этой латиноамериканской страны появлялись в отдаленных водах крайне редко — флот у нее откровенно убогий, чтобы в нейтральных водах, далеко от родных берегов целыми сутками околачиваться, сжигая в котлах дорогой уголь.

Сам Ройял Нэви не настолько велик, чтобы перекрыть весь океан своими дозорными кораблями, тем более в здешних водах, сильно отдаленных не только от метрополии, но и от вест-индских колоний, где рыскают крейсера кригсмарине. Крайне рискованная затея держать в здешних водах вспомогательные крейсера — огромные пассажирские лайнеры, что использовались в этом качестве, редко выдавали своими машинами более 17 узлов скорости, а потому уйти от германских «городов» не могли априори. Бой на отходе сулил им почти неизбежное поражение.

Опытные комендоры кайзерлихмарине промахов в огромные мишени не делали, а на самих лайнерах была масса топлива для всепожирающего огня. Начиная от деревянной отделки многочисленных кают, до обширных и протяженных палубных настилов, по которым в довоенное время цокали каблучки отдыхающих пассажирок, что укрывались от жгучих лучей тропического солнца белыми шелковыми зонтиками и от скуки немного флиртовали с солидными джентльменами и сеньорами.

Тихоходных «колониальных» крейсеров можно не опасаться. От более сильных кораблей, вооруженных шестидюймовыми пушками, можно легко, не напрягая машины, уйти. А слабые, с артиллерий до 120 мм, сами могли стать легкой добычей для любого броненосного крейсера эскадры Шпее. Даже «города», что и показал «Кенигсберг» расстрелявший английский «Пегасус» у Занзибара. Для «каунти» и «таунов» поход в Южную Атлантику уже представлял авантюру — о существовании быстроходного линейного крейсера в Адмиралтействе давно известно. Шенберг в том не сомневался, ведь корабль, прибывший из будущих времен, демонстративно появился в эстуарии Ла-Платы, заглянув по прихоти контр-адмирала Лангсдорфа в Монтевидео. Видимо, в память того боя, что произошел там…

Вскоре в Лондоне узнают о появлении в здешних водах и «Блюхера» — массивный двухтрубный крейсер, с мощными паровыми машинами, что выдавали скорость на полтора узла больше, чем у его бывшего «Нюрнберга», можно было разглядеть во всей мощи без бинокля. На палубе приветственно размахивали руками немецкие моряки, позабывшие про дисциплину — несомненно, встреча с новым «Карлсруэ», еще совсем недавно бывшим британским крейсером, экипаж обрадовала. Четырех трубный «Росток», собрат погибшего на Карибах крейсера, раскрасился флагами приветствия — по понятным причинам корабли кайзерлихмарине в походе соблюдали строгий режим радиомолчания — преждевременно выдавать свое присутствие в океане было бы верхом преступного легкомыслия.

— Все-таки прислушались к радиограмме нашего адмирала. Как только успели, — задумчиво пробормотал капитан цур зее Шенберг, внимательно разглядывая «Росток», утыкаясь взглядом в массивные коробчатые щиты, из которых торчали толстые стволы мощных 150 мм пушек. Две пары по бортам, между ними двухтрубные торпедные аппараты, одно орудие на баке, а еще два, по линейно-возвышенной схеме установлены на юте. До этого перевооружения данный «город» был чуть сильнее «Нюрнберга» — дюжина 105 мм пушек, установленных по бортам парами. Но теперь замененных 150 мм орудиями, чьи снаряды в два с половиной раза тяжелее. И намного разрушительней подействуют на вражеские корабли по своему эффекту. Потому стычка в море с любым британским «тауном» пойдет на равных, не будет того страшного избиения, что устроил «Сидней» геройскому крейсеру «Эмден». Бортовой залп по весу соразмерен, водоизмещение почти равное, вот только турбины «Ростока» дают на три узла скорости больше, чем любой английский «город», что позволяет ему либо уйти от боя, либо навязать схватку. А ведь для «таунов» первых серий, таких как его нынешний «Карлсруэ», прежде бывший «Глазго», столкновение может оказаться опасным, ведь в бортовом залпе вместо трех бортовых пушек в 6 дюймов (без учета пушек на носу и корме) установлены пусть пять, но более слабых четырехдюймовых.

— За три недели успели…

Из прочитанной литературы, данной Лангсдорфом во время стоянки у берегов Чили, Шенберг, как и сам адмирал Шпее, узнали о перевооружении немецких «городов», что должно было произойти в 1916 году, чтобы уравнять их боевые возможности с британскими турбинными крейсерами — «таунами», «аретузами» или типа «С». А потому командующий передал из Чили зашифрованную телеграмму, в которой настоятельно попросил командование (или предложил) немедленно подготовить к отправке в южную Атлантику подкрепление, соответственно довооружив корабли.

Сам адмирал уже проделал эту операцию на Фолклендах — все три имеющихся «города» первых серий вместо пар баковых и ютовых 105 мм орудий получили по одной 150 мм пушке, снятых с флагмана (такое было проделано на «Берлине» после Ютландского боя). Адмирал-штаб, вопреки обыкновению, видимо серьезно отнесся к посланию командующего Крейсерской эскадрой, успев за три недели перевооружить новенький, буквально «с иголочки», турбинный крейсер, легко развивающий полный ход в 28 узлов — быстрее, чем у английских «визави», за исключением «аретуз» — но у тех вооружение намного слабее.

— Господин капитан! Катера готовы!

— Хорошо! Меня ждет старина Эрдманн!

Шернберг бросил взгляд на «Блюхер» и «Росток» — надвигающиеся к нему корабли уже сбросили ход, медленно ползли и еле дымили трубами. И с облегчением вздохнул — одна задача была выполнена — встреча состоялась. Прибыв через четверть часа на броненосный крейсер, он передаст командиру «Блюхера» пакет от вице-адмирала Шпее, потом они обменяются новостями и выпьют по рюмке шнапса за рандеву в океане. В это время с катера выгрузят купленные в Монтевидео ящики с фруктами и вином для экипажей германских крейсеров (на «Росток» отправится старший помощник Шмундт), заберут ответные гостинцы и подарки из рейха. И корабли разойдутся в океане, чтобы позже встретится у Фолклендов, на что сам капитан цур зее Шенберг надеялся всей душою. А до нее предстоит еще одно дело, самое ответственное — найти в океане точку нового рандеву и там встретить отправленные из рейха субмарины…

Младший флагман Крейсерской Эскадры

контр-адмирал граф фон Лангсдорф

Берлин

— Я бы посчитал ваш рассказ безумным, если бы не знал, на чем он основан, — кайзер тяжело вздохнул и усталым голосом негромко добавил. — Не поверить такому может только безумный, каковыми не являются ни я, ни мой старый друг гросс-адмирал! Плохо, очень плохо, граф, что мы проиграли и вторую мировую войну, куда нас вовлек этот бесноватый ефрейтор, что волею судьбы стал во главе воскресшего рейха! Который он и погубил! Нет, таких чудовищных ошибок мы допустить не можем!

Лангсдорф непроизвольно расслабился — до последнего момента он не надеялся, что император и гросс-адмирал поверят в его рассказ о подселении (а как иначе такое назвать) в его сознании памяти профессора Ландау из будущего времени, до которого пройдет еще целое столетие. Утаить такую информацию контр-адмирал никак не мог. Ошеломляющие знания из двадцать первого века несли в себе не хилую такую возможность получения Германией невиданной прежде мощи. Здесь и сейчас, практически немедленно, когда наступление на суше обанкротилось и превратилось в позиционную войну, а экономика рейха только начала переходить на мобилизационный график и задействование всех ресурсов страны.

— Знаете, граф, я бы тоже не поверил, — глухим голосом отозвался Тирпиц, нервно поглаживая свою бороду. — Пока сам не походил по броненосцу, что к нам провалился из будущего вместе с командой. Но поверил в этот факт задолго до вашего прибытия — мне было достаточно прочитать материалы, что доставил нам молодой Шпее. А потому в ваш рассказ верю безоговорочно — слишком много произошло чудесного, не признать которое и есть безумие. Да, тот самый научный эксперимент над сознанием самоубийц оказался не только для вас лично, но и для всех нас, для всех подданных нашего кайзера, по-настоящему спасительным…

— Простите, экселенц…

Лангсдорф почтительно наклонил голову, внимательно посмотрев на создателя кайзерлихмарине, уже старого гросс-адмирала — все же прожитые шесть с половиной десятков лет никого не делают молодым. И твердым голосом резко произнес:

— Чтобы он стал действительно спасительным для моего императора и всего немецкого народа, надо просто воспользоваться «Фатерландом», «Альтмарком» и субмариной, всеми членами их экипажей с максимальной на то эффективностью! Это ведь не просто и не только техника, но огромные знания у людей, которые ее обслуживают. Знания, сейчас недоступные нашим врагам! Простите меня, ваше императорское величество!

— Вам незачем извинятся, граф, но мы уже над многим подумали — у нас было изрядно времени для долгих размышлений. А потому уже разработаны подробные, тщательно выверенные планы. Днем я посмотрю в Потсдаме на образцы вашего пехотного вооружения, которое вопреки всем правилам уже поставлено на вооружение наших войск. Сами понимаете — нужда в легких пехотных орудиях, ротных и батальонных минометах крайне острая. Тем более, что имеющиеся у нас в армии образцы минометов и бомбометов даже близко не стоят по своим качественным характеристикам с вашими! Между ними четверть века разницы! Теперь нужно только время для налаживания их массового производства — ведь так, адмирал?!

— Вы полностью правы, мой кайзер!

— И, главное, автоматическое оружие, в первую очередь пулеметы, которые после поступления в достаточном количестве выведут нашу инфантерию на качественно иной уровень, с переходом на тактику действий по прорыву позиций врага штурмовыми группами. Посмотрю, как через несколько часов вытянутся лица Гинденбурга и Людендорфа…

Кайзер Вильгельм хмыкнул, бодро прошелся по кабинету, прижав искалеченную руку к мундиру. Лангсдорфу слова монарха пришлись по душе — генерала Фалькенгайма отстранят от Генштаба (слишком тот наделал ошибок, как и Мольтке-младший, что пришел в свое время на место знаменитого Шлиффена), его замена на победителей под Танненбергом уже предрешена — книги хоть в этом выполнили свое предназначение.

— Есть чертежи и образцы, доступные для производства, пусть и более дорогие, чем нынешние. Но расходы того стоят! Мы не будем теперь экономить! К следующему году наша пехота на Западном фронте изменится кардинально, мы не станем тыкаться, как слепые щенята в поисках спасительного соска. Летом опробуем на русских новые приемы, нанесем им как можно большие потери — надо хорошенько потрепать армию моего незадачливого «брата Ники». Проработаем тщательно уставы, благо они уже написаны и имеются у вас, к следующей весне будет достаточно нового оружия для перевооружения наших будущих ударных дивизий. Вместо злосчастной «Верденской мясорубки» устроим победное наступление…

Лангсдорф внимательно смотрел на императора, что возбужденно ходил по кабинету, размахивая правой рукою, оскалившись хищной улыбкой, боевито встопорщив усы.

— Нет, не на Париж! Удар будет нанесен севернее — мы разгромим английскую армию, что спешно формируется сейчас Китченером. И выйдем к Ла-Маншу, отрезав британцев и бельгийцев, устроив им «второй Дюнкерк», о котором вы нам поведали. А потом пойдем победным маршем на древнюю Лютецию, встанем колоннами у Триумфальной арки и водрузим наше знамя на Эйфелеву башню! И так будет!

— Вы полностью правы, мой кайзер!

Лангсдорф с нескрываемым уважением посмотрел на императора — несмотря на четко выраженную антипатию к «фюреру» (который вряд ли уже будет жить), Вильгельм с ходу уловил главную мысль операции 1940 года — разрезать союзные части и истребить наиболее важную группировку в окружении. Да, в армии пока нет танков, авиация (даже если запустить моторы в серию) не на том техническом уровне — но и линия фронта не перед Арденнами, а после них, до побережья Ла-Манша практически рукой подать. Войска еще имеют отлично подготовленную пехоту, способную на рывке пройти сотню километров через Амьен до Булони. А там используя многочисленную артиллерию сломить волю англичан к дальнейшему сопротивлению. Тем более что британские дивизии спешно формируются, пехота «сырая», слабо обучена, артиллеристы не подготовлены, а танки появятся лишь к осенним боям на Сомме. Мощное германское наступление раздавит «паровым катком» их позиции, прорвется в глубину и завернет фланги за спины неприятеля. Блицкрига не выйдет — моторизация на низком уровне, танков пока нет, как и «гудерианов», способных командовать механизированными соединениями. Зато есть отличная инфантерия, имеется кавалерия, автомобили можно собрать на одном участке для налаживания массовых перевозок.

И главное — войну нельзя затягивать, каждый ее день работает в пользу армий стран Антанты, на службу которым будут поставлены огромные материальные и человеческие ресурсы из всех колоний, что составляют половину территории Земли. Перечень их самых больших владений устрашающе выглядит — Сибирь и Канада, Индия и Австралия, Туркестан и практически вся Африка — ет сетера, ет сетера, ет сетера.

— Но то в будущем, граф! В этом году сокрушим Сербию и нанесем поражение русским. Наладим производство новейшего оружия и боеприпасов, благо наши химики уже научились извлекать азот из воздуха, и мы теперь не зависим от поставок селитры. Более того — будет начато производство синтетического горючего из угля, технология которого детально расписана в одной из ваших книг — я имею в виду библиотеку «Фатерланда». А ведь там еще есть много чертежей и соответствующей документации — производство автомобилей на наших заводах будет резко увеличено, причем новых конструкций — мне они понравились на фотографиях. Как и танки, приоритет в их создании должен быть за нами! К началу лета начнем производство панцеркампфвагенов 1-й серии, эти малые шести тонные бронированные гусеничные машины не встретят затруднений в изготовлении…

Глаза императора сверкали, он возбужденно потер ладони — этот пожилой человек, на середине шестого десятка прожитых лет — он сейчас напоминал адмиралу юношу с горящим взором, добравшегося до исполнения заветной с детства мечты.

— И это только начало — люфтваффе будут созданы, благо имеются великолепные образцы, производство которых вполне возможно на наших заводах, как меня заверили знающие специалисты. Мы получим карающий меч — теперь английские корабли и французская пехота с русскими казаками на себе узнают его остроту. Именно в захвате полного господства в воздухе, да еще с применением новых средств радиосвязи, главный залог всех наших будущих побед, которые изменят судьбу рейха! Вы полностью правы, граф — нужно с толком и умом воспользоваться всеми новшествами, раз Всевышний распорядился передать их нам из будущих времен! У армии будут силы полностью разгромить войска наших врагов на суше, а вы, мои адмиралы, обязательно принесете победу Германии на море!

— Яволь, мой кайзер!

Тирпиц прямо вскочил из кресла — старый гросс-адмирал прямо пылал очами, напоминая заслуженного волкодава, что готов ринуться в бой и перегрызть горло серому хищнику. Да и сам Лангсдорф не менее живо вскочил на ноги — магнетизм и харизму императора он ощущал всем нутром, отчетливо понимая, что эту первую мировую войну рейх уже не проиграет…

Первый Лорд Адмиралтейства

Уинстон Черчилль

Лондон

— Прохвосты! Воспользовались моментом, а Грант с Люсом сглупили невероятно. Что же тут поделаешь?! Идет война с коварным врагом, однако потеря броненосца и крейсера для нас совершенно не критична, особенно на фоне фолклендского разгрома, — Черчилль скривил губы, вспоминая свое недостойное для джентльмена поведение, когда он взбесился в кабинете Фишера, прочитав полученное из Аргентины донесение. Впрочем, причина такой вспышки и последовавшей за ней длительной многочасовой нервной лихорадки была вполне объяснима.

Два рейдера, под американским «матрасным» флагом, вероломно напали на стоявших на якорях у берегов Огненной Земли британские корабли. Те самые, что ушли от берегов Чили после неудачного боя при Коронеле, безжалостно торпедировав их с близкой дистанции. Стала понятной обмолвка Фишера насчет «угольщика» — им являлся быстроходный танкер на нефтяных котлах, с турбинами (а как иначе убежишь от английских крейсеров) — единственный корабль таких характеристик в мире. Да и кому в голову придет мысль построить столь большое нефтеналивное судно?!

Все правильно рассчитали тевтоны — такая троица из двух быстроходных рейдеров в сопровождении вместительного военного танкера может долго резвиться на коммуникациях Британской империи. Ведь немецкие угольные крейсера, хотя адмиралы кайзера заблаговременно создали систему этапов, пусть и причинили изрядные хлопоты Адмиралтейству, но их конец уже близок. С тихоокеанского побережья крейсерскую эскадру Шпее изгнали, японцы взяли штурмом главную германскую крепость Циндао в Китае. Каролинские, Марианские и Маршалловы острова с клочком Папуа-Новой Гвинеи австралийскими и японскими крейсерами обследованы, все германские подданные на них арестованы и интернированы, эти колонии рейха секвестрированы и заняты союзниками по Антанте.

Удачливый немецкий пират «Эмден» навел панику в Бенгальском заливе, но был пойман «Сиднеем» и превращен в руины, что сейчас высились мрачным памятником у Кокосовых островов. Другой рейдер, который долго не могли обнаружить, загнан в дельту реки Руфиджи, правда, уничтожить «Кенигсберг» не удалось. Мелководный бар не пропустил по рукаву английские корабли, а расстрелять корсара с моря крайне затруднительное занятие — мешают густые тропические мангровые заросли.

Практически все колонии Германии на «черном континенте» уже фактически заняты союзными войсками, лишь в Восточной Африке сделать это будет затруднительно — немцев там относительно много, к тому же они успели собрать десятитысячное воинство. Одно хорошо — их порты блокированы с моря. В любой момент можно произвести высадку десанта. Были бы войска для этого, а вот их нет. И все потому, что британская эскадра не победила при Фолклендах, как ожидалось, а вдребезги разгромлена, потеряв два линейных, три броненосных и один легкий крейсера. А если добавить неудачные для «туманного Альбиона» бои при Коронеле и в бухте Ломас, то в список погибших еще войдут броненосец, два броненосных и легкий крейсера.

— В истории Ройял Нэви, прах подери, с 16-го века не случалось столь жестоких потерь! Прав Джекки — Королевским флотом управляют или тупицы, или законченные кретины! Надо продвигать на высокие пост других адмиралов, таких как Битти — тогда и будут громкие победы на море! Только где их взять столько?!

Вопрос повис в воздухе, и Черчилль грязно выругался, сотрясая кабинетную тишину. Янки только демонстрировали благожелательное отношение к бывшей метрополии, а на самом деле давно облизывались на ее многочисленные и обширные колонии. Вашингтон будет делать все, чтобы ослабить Британскую империю везде, где только можно, и занять ее место для доминирования во всем мире.

Будучи Первым Лордом Адмиралтейства, Уинстон Черчилль прекрасно понимал всю выигрышность такой позиции — пусть европейские противники главной державы Нового Света воюют друг с другом и обескровят себя в этой войне, а САСШ будут торговать с ними, втридорога задирая цены и подсчитывая колоссальные барыши. Именно потому заокеанский президент так гневно выступает против английской блокады ряда европейских стран, тех из них кто союзник рейху, либо лоялен к нему. Именно такую доминирующую позицию (находясь всегда над схваткой) постоянно занимала сама Великобритания во всех многовековых войнах, подчеркивая, что у нее «нет союзников, а есть вечные интересы».

— Победы Шпее спутали весь пасьянс, который предстоит снова терпеливо раскладывать, — задумчиво пробормотал потомок герцогов Мальбора, дымя сигарой, которую практически никогда не выпускал из пальцев. Ароматный дым накрывал пеленой кабинетный стол. — И не факт, что удастся сразу выложить беспроигрышный вариант…

Политика дело серьезное, тут все расклады могут быть спутаны в одну минуту. Вчера неизвестными убийцами застрелен престарелый аргентинский президент, в последнее время налаживающий подозрительные контакты с германскими визитерами. Для британских интересов вроде выгодно, но прах подери — за его убийством стоит вовсе не Англия, которая не делала такой «заказ». Тогда возникает закономерные вопросы — кто оплатил это преступление, и какие последствия от него стоит ждать?!

Германия?!

Возможно, но маловероятно — они и так получали от аргентинцев тайную помощь. Да, в Аргентине не любят подданных короля, как и саму Англию, тот же давний конфликт из-за Фолклендов тому самое яркое подтверждение. Однако желающих вступить в открытую войну с Соединенным Королевством безумцев там немного!

Ройял Нэви мгновенно заблокирует побережье, а союзные Чили и Бразилия могут начать боевые действия на суше. Причем к коалиции может присоединиться и Парагвай, где хорошо помнят страшную войну, что случилась полвека тому назад, и фактически привела к массовой гибели населения, в которой виноваты аргентинцы. Именно поэтому в Буэнос-Айресе будут соблюдать нейтралитет (или делать вид, что его придерживаются), ведь даже потеря Фолклендов ничего в раскладе не изменит — английский флот найдет место в портах союзных Чили, или воспользуется обширными бухтами лояльной к короне Бразилии и того же Уругвая.

САСШ?!

А вот такое предположение вполне вероятно — «доктрину Монро» там никто и никогда не отменит. И тут наличие сильной германской эскадры в водах южной Атлантики весомый аргумент в геополитике. И чем дольше эскадра Шпее будет оставаться на Фолклендских островах, тем все ниже и ниже будет опускаться курс английских акций на международных биржах — такого допустить категорически нельзя!

Так что план Фишера нужно реализовывать с большей скоростью — да, определенные потери от субмарин неизбежны, но и отправленные броненосцы не самые лучшие корабли, которые, по большому счету, нужно было давно отправлять на слом. Наступившая эпоха дредноутов все это старье обесценила разом, их даже продать в военное время (когда лихорадочные закупки вооружения идут по всему миру) весьма проблематично — спроса нет на приобретение неликвида.

Так что занятие островов оправдано любыми потерями, ибо политический выигрыш намного больше и весомей. Потопив германскую эскадру Шпее, Великобритания избавится от головной боли и чудовищного напряжения — контроль ее над морями и океанами снова станет полным. Это позволит продолжать плотную блокаду Северного моря, наложив на горло германской промышленности крепкую смертоносную удавку, и перебросить часть сил на Средиземноморский театр для полной нейтрализации османов — туркам нужно наглядно показать, на кого в Европе и Азии все куры записаны, преподав показательную порку.

Великий князь Николай Николаевич призывает помочь русским?! Взывает к союзному долгу?!

Глупец! Утвердится в проливах Босфор и Дарданеллы России Англия никогда своему вековому врагу не даст!

Так было в Крымской войне, а спустя двадцать лет на Берлинском конгрессе — усиление царя на Балканах совершенно непозволительно для британских интересов!

Так что в самом ближайшем времени требуется собрать эскадру броненосцев, привлечь французов (пусть тоже несут потери в своих старых колошах), да и пройти Дарданеллы, сметя артиллерийским огнем допотопные турецкие батареи, затем высадить десант на Галлиполи…

— Русский медведь получит от нас крепкий пинок!

Черчилль довольно засмеялся, представляя, как вытянутся лошадиные лица петербургских сановников, что узнают, как вожделенные для них Проливы будут захвачены англичанами. Так сейчас мы союзники по Антанте, и вам помогаем — какие тут к нам вопросы?!

За прикрытыми веками проявилась увлекательная картинка — могучий линкор «Куин Элизабет», новейший, только введенный в строй (в создание которого он приложил свои силы), во главе армады броненосцев, проходит через Дарданеллы и бросает якорь у султанского дворца в Константинополе. Чудовищные орудия в 15 дюймов, способные своими снарядами в две тысячи фунтов разнести весь город произведут на турок незабываемое и неизгладимое впечатление…

Младший флагман Крейсерской Эскадры

контр-адмирал граф фон Лангсдорф

Берлин

— Наши генералы сильно удивлены, граф, показанным вами зрелищем. Изрядно воодушевились как самой картиной, так и развернувшимися перед ними перспективами! Хм, да и на меня все увиденное произвело неизгладимое впечатление — мы получили в свои руки мощное оружие перед Королевским флотом! Так что через пару лет британские лорды и адмиралы получат свое Торонто и Перл-Харбор!

— Полностью согласен с вами, экселенц, — Лангсдорф наклонил голову. — За самолетами будущее войны на море. Да и в битвах на суше господство нашей авиации в воздухе даст рейхсверу неоспоримое преимущество над неприятельскими силами. За авиацией будущее, еще раз повторю, мой гросс-адмирал, и нам надо без промедления воспользоваться имеющимися образцами моторов, попробовав начать их серийное производство!

— И это будущее нам предстоит воплощать вместе с вами, мой юный друг. Да, именно так — у меня ощущение, что вы молодой человек лет тридцати, никак не больше, а может и чуточку моложе, граф — великолепно выглядите для своих сорока пяти прожитых в двух войнах лет…

— Наверное, экселенц, переброс во времени тому стал причиной! Мои старшие офицеры тоже престранным образом омолодились и посвежели, порой их не узнают.

— Хотел бы и я так перенестись! Однако все в этом мире свершается по воле Всевышнего, он сейчас на стороне Рейха! Так что я полностью полагаюсь на Провидение, что не оставило нас в беде!

Лангсдорф незаметно вздохнул — как часто не только сами правители, но даже целые народы принимают случайности за волю высшего Провидения. Легко тут вспомнить пресловутое «Чудо на Марне», которое с помпой французы отпраздновали в той истории. Они приписали победу, за которой последовало отступление германских войск от парижских предместий, прямому влиянию Богоматери, а потому в торжественном приказе Деву Марию назвали «доброй француженкой».

Утреннее «представление» буквально ошеломило генералов, собравшихся на полигоне в обстановке строжайшей секретности. «Папаша» Гинденбург, победитель под Танненбергом, где были окружены и пленены два русских корпуса из 2-й армии Самсонова, толстяк весьма почтенных лет, крепко сжал ладонь Лангсдорфа медвежьей хваткой и долго тряс ее. Умница Людендорф, правая рука старого фельдмаршала (вернее его «голова», как язвили офицеры рейхсвера), дотошно расспрашивал адмирала об уже свершившийся войне. До того моложавый генерал, взявший штурмом в первые недели войны мощные форты бельгийского Льежа, ошеломленно наблюдал за стремительной штурмовой атакой наземных позиций двумя гидросамолетами, которые вчера перелетели из Вильгельмсхавена на специально отведенный для посадки участок незамерзшей реки.

Атака небольшой группы десантников с «Фатерланда», бодро кативших по «полю боя» одну-единственную легкую полковую пушку, при поддержке батальонного и ротного минометов и двух пулеметов МГ-34 произвела на всех собравшихся генералов неизгладимое впечатление. Да, по прочитанной литературе из будущего «красные лампасы» уже знали о действиях штурмовиков, и о тех прорывах Западного фронта в 1918 году, что совершили германские ударные дивизии под Ла-Фером и в Артуа. Но только одно дело прочитать и узнать, а другое увидеть собственными глазами, как это делается, да еще лично испытать все образцы новейшего вооружения, что послужат инструментом в новой тактике боя.

Сам кайзер Вильгельм и все допущенные им к тайне генералы опробовали в стрельбе единый пулемет МГ-34 с автоматами МР-38, оставшись в полном восторге. Одобрительно высказались и о старом добром карабине Маузера 98К с отличной оптикой Цейсса — теперь вопрос о насыщении германской инфантерии специальными винтовками и о немедленном открытии школ подготовки будущих снайперов будет решаться очень быстро и кардинально. Надствольные гранатометы и минометы с их огромной (в сравнении с нынешними довоенными образцами) дальностью стрельбы прошли, как говорят русские, на "ура". А более технологичные в производстве (в сравнении с парабеллумами) «вальтеры», привычные в будущем вермахте гранаты, что назвали «колотушками» — вызвали всеобщее одобрение.

Средства связи в виде набора компактных радиостанций в ранцах привлекли внимание генералитета отнюдь не меньше, а то и намного больше, чем собственно оружие. Маневренный период войны явственно продемонстрировал их значимость для быстрого управления войсками как в сражениях, так и в собственно боях, где обстановка меняется более стремительно и требуется быстрое принятие решений командованием — от ротного уровня до начальства дивизионного и корпусного.

С не меньшим энтузиастом генералы перебирали образцы амуниции и снаряжения, обратив пристальное внимание на стальные каски и противогазные ребристые коробки. После быстрого обмена мнениями, кайзер высказался против применения боевых газов до начала общего наступления весной-летом 1916 года. И дело было тут отнюдь не в гуманности — теперь все прекрасно понимали, что применять в сражениях новое вооружение следует массированно, и достигнуть при этом не тактических или даже оперативных, а исключительно стратегических целей. Ошеломить противника, смять его одним решительным ударом, нанести огромные потери и подавить волю к сопротивлению — а все это не совершить прежде, чем накопить достаточное количество нового вооружения и техники, тщательно переподготовить для новой тактики войска — теперь было решено переформировать добрую треть инфантерии в гренадеров.

Да и сами пехотные дивизии уже переводились на новые штаты. С сокращением в них пехоты и артиллерии на один полк, но с многократным, чуть ли не на порядок, усилением в станковых и ручных пулеметах, с насыщением минометов до полусотни штук на полк. И это не считая автоматов, огнеметов и гранатометов, производство которых должно было начаться на германских заводах к весне.

Лангсдорф уже много раз поблагодарил судьбу за то, что перед отплытием в рейдерство «Адмирал граф Шпее» получил сильную десантную партию почти в две сотни человек — пригодную не только для досмотра неприятельских судов, но и для захвата вражеских портов и островов с небольшими гарнизонами. Потому моряков этих групп добротно подготовили к предстоящим боям на суще, очень тщательно вооружили и снарядили. Так что теперь предусмотрительность командования кригсмарине пошла только на пользу дела, сами десантники (морской пехоты в рейхе, в отличие от Англии, не существовало — теперь все пойдет иначе) станут инструкторами в будущих новых гренадерских дивизиях…

— Что касается двух легких крейсеров, мой молодой друг, что уже заложены, решено достроить их по старому проекту, изменив лишь артиллерию. Вместо восьми палубных одиночных установок со щитами будут установлены три 2-х орудийные башни — одна на баке и две на юте. А вот следующие двенадцать крейсеров построим уже по типу вашего «Нюрнберга» — с котлами на нефти, с мощными турбинами, с дизелями на центральном валу, только башни будут не трех орудийными, а новыми в два ствола, но чуть лучше забронированными.

— Они не смогут тогда отбиться от британских «Хоукинсов», которые обязательно построят, экселенц. Все же на ретираде шесть орудий или четыре — большая разница…

— Видел их чертежи, сравнивал, — Тирпиц в очередной раз огладил свою роскошную бороду, Лангсдорф уже понял, что старый гросс-адмирал всегда так делает в минуты размышлений.

— На догонном курсе на британцах четыре 190 мм пушки, залп в восемь центнеров, а у нас меньше четырех. Даже на вашем «Нюрнберге» шесть пушек не позволят отбиться, а стоит англичанам вывести из строя одну из башен, там броня «картонная», так станет совсем плохо.

Лангсдорф машинально отметил, что главнокомандующий кайзерлихмарине употребил старое немецкое «центуро», что по весу ровно в два раза меньше всеми общепринятого в мире «центнера». Все правильно, и он сам так считал вес снарядов до поражения в этой войне.

— Зато за счет сэкономленной нагрузки будут увеличены цистерны топлива для дизеля, уменьшен верхний вес, что опасно для остойчивости. Дальность хода возрастет почти в полтора раза, на три тысячи миль. Вполне хватит дойти до Фолклендов и вернуться обратно, если дозаправка в море с «тросшиффа» окажется возможной. А мощности турбин и запаса нефти хватит для успешного бегства от любого британского крейсера.

— Вы правы, экселенц, — Лангсдорф почтительно наклонил голову, в который раз удивляясь прозорливости Тирпица. «Нюрнберг» был спроектирован в конце 1920-х годов — ему приходилось служить на нем, да и подробные чертежи имелись в корабельной библиотеке броненосца. Крейсер был последний в серии, и все недостатки предшествующих четырех кораблей на нем были значительно исправлены. Корабли данного типа предназначались для рейдерства — на них изначально ставили турбины, способные выдать 32 узла — вполне достаточная скорость, чтобы удрать от любого противника под Юнион Джеком на мачте. Как и догнать в большинстве случаев любую слабую жертву, потопить которую огнем девяти 150 мм пушек не вызывало затруднений. А для плавания в океане на экономическом ходу предназначался вспомогательный дизель, и крейсер на нем двигался со скоростью 13 узлов. Однако здесь германские конструкторы допустили просчет — броненосец в рейдерстве шел на 18-ти узлах — а это одно исключало возможность действий их в составе единого отряда. К тому же крейсера типа «К», как и «Нюрнберг» с «Лейпцигом», имели недостаточную дальность плавания в 4–5 тысяч миль, а «карманные линкоры» имели этот показатель вчетверо больше.

— Что касается новых гросс-крейсеров, граф — будут заложены сразу две единицы по чертежам «Фатерланда», соответственно улучшенные по твоим предложениям. Вот только артиллерия будет несколько иной — башен три, а не две, по паре 24 см пушек в каждой, вместо 28 см орудий, что стоят на вашем корабле. В носу одна башня, на корме две, как на новых крейсерах, к тому их силуэты будут очень похожими друг на друга. Я думаю, это порядком запутает наших врагов при встречах в океане.

— Пушки, как я понимаю, будут сняты со старых «Виттельсбахов» или «кайзеров»? Лучше поставить новые орудия, пусть даже 21 см как на «Блюхере». У старых орудий никудышная скорострельность — полтора выстрела в минуту, когда «Хоукинс» даст из своих пушек все четыре. Вдвое больше металла обрушится на наш рейдер…

— Это пробные корабли, Ганс — сам понимаешь, какие серьезные проблемы на заводе вызовет изготовление столь мощных дизелей. А потому не стоит вкладывать те огромные средства, что ушли на строительство твоего «карманного линкора». А так постройка гросс-крейсеров не затянется — котельно-турбинную установку и вспомогательные дизеля поставим помощнее, чем на новых крейсерах, дальность хода примерно такая же. Будем рассчитывать на дозаправку с танкеров в океане. А пушки… Ты прав — не стоит ставить откровенно устарелые системы. Хорошо, поставим 21 см с длиной ствола в 45 калибров. Пусть в Германии будут первые тяжелые крейсера «вашингтонского типа», который, понятное дело, уже не появится через восемь лет, — Тирпиц усмехнулся, и посмотрел Лангсдорфу в глаза.

— «Кайзера» окончательно и бесповоротно устарели, использовать их даже на Балтике не имеет никакого смысла, если только в качестве «уловителей» вражеских снарядов. Но зачем напрасно губить подготовленные экипажи? Тысячи обученных моряков потребуются нам для строящихся кораблей, что будут входить в состав кайзерлихмарине. А потому их пустим на слом, или вкупе с «Виттельсбахами» продадим Швеции, Дании и Норвегии, да той же Голландии — идет война и они не откажутся «усилить» свои флоты. И нам будет лучше — избавимся от старья, да и поставки железной руды и продовольствия надо оплачивать. Против русского флота хватит эскадры «дойчландов», там как раз место этим броненосцам. А все дредноуты сосредоточим исключительно в Северном море — как только эскадра Шпее и твой «Фатерланд» оттянут в южную Атлантику «гончих» или хотя бы первые английские дредноуты, то мы немедленно выйдем в море. Но это дело будущего — сейчас нужно думать, как добыть победу у Доггер-банки…

Младший флагман Крейсерской Эскадры

контр-адмирал граф фон Лангсдорф

Берлин

Дождь моросил, падали хлопья мокрого снега — привычная для Германии погода — сырость с просторов Северного моря несло постоянно. Лансдорф непроизвольно поежился — черное флотское пальто пронизывалось ветром насквозь, а долгий переход по тропикам оставил телу память о царившей там жаре. Адмирал внимательно посмотрел на здание гимназии — не прийти сюда он никак не мог, ему до боли хотелось взглянуть на Руфь Хагер, свою жену в том будущем времени. Да, она сейчас почти ребенок с точки зрения прожитых им 45-ти лет. Пятнадцатилетняя угловатая девочка, только-только начавшаяся превращаться в очаровательную девушку (смотрел ее фотографию тысячи раз), с которой он должен был встретиться через долгие пять лет. Но теперь его женой она никогда уже не станет — слишком велика между ними возрастная пропасть, такую не перепрыгнуть.

Но не только это устрашало моряка — Лангсдорф знал, что уже никогда не сможет решиться заговорить с Руфь, потому что слишком странной стала сама его жизнь. Вернуться из будущего в прошлое — в такое не поверит ни одна женщина, а солгать он не сможет, правду же говорить ей нельзя. Приходится сейчас стоять под старым каштаном, печально скинувшим листья, и мокнуть под дождем.

С одной лишь мыслью и желанием — увидеть ту, которую он полюбил на всю свою жизнь, узреть хоть на одну секундочку, на мгновение, и снова уйти в море, которое примет его полностью и растворит в себе все его печали и горести. А там вскоре грянет бой, который может стать последним не только для него самого, ставшего адмиралом, но и для всего экипажа «карманного линкора».

— Руфь, мы придем! Обязательно подожди!

Две девушки, одна из которых громко произнесла просьбу, быстро пошли по мокрой мостовой, а третья словно застыла у кованой решетки, с узорами из дубовых листьев, немного порыжевших под хмурым берлинским небом. Она окинула быстрым взглядом улицу, совершенно не заметив стоявшего на противоположной стороне моряка, и легко пошагала в противоположную сторону.

— Руфь Хагер…

Лангсдорф, словно зачарованный, прошептал имя жены. Той самой, что шла по вымощенной булыжником улице, удаляясь навсегда от него с каждым шагом. Когда-то влюбился с первого взгляда в эту девушку, пусть, будучи постарше, и с которой ему уже не суждено вернуть будущее. Он окинул хрупкую фигурку быстрым взглядом — простенькая шляпка, такое же пальтишко, из-под длинной серой ученической юбки виднеются шнурованные ботиночки, ловко обходящие лужицы.

— Прощай…

Лангсдорф скривил губы, сердце саднило. Адмирал тяжело повернулся и сделал шаг в противоположную сторону. Вот так и бывает — встретились и разошлись как в море корабли…

— Постойте! Подождите!

Лангсдорф замер, как вкопанный столбик, от негромкого девичьего вскрика, и медленно повернулся. Руфь смотрела на него пронзительно синими глазами, широко открытыми — будто в тот день, когда они впервые встретились в коридоре канцелярии. И тогда, в чем они оба позже признались друг другу, словно молния пронзила их сердца, любовь с первого взгляда не вымысел — и все прожитые годы были безмерно счастливы.

— Вы ведь меня здесь поджидали?! Зачем? Я видела ваш взгляд, тоскующий… Ой, простите, ваше превосходительство!

Девушка отпрянула от Лангсдорфа — яркая краснота покрыла ее щеки, и она неловко сделала книксен. Как любая пруссачка, Руфь Хагер великолепно разбиралась в униформе офицеров германской армии и флота, в отличие от большинства женщин и девушек многих стран мира. Но такова история самой Пруссии, воинственной и агрессивной, которая, по выражению императора Наполеона, армию которого и прикончили солдаты фельдмаршала Блюхера при Ватерлоо, прямиком «вылупилась из пушечного ядра». Тем более, прекрасные представительницы Бранденбурга с молоком матери впитывали почтение и любовь к военным мундирам — как сказали бы русские из ХХ века — «армия наше все!»

Однако уважение к адмиральским погонам это одно дело, а вот природный девичий напор Руфи отнюдь не потеряла, впившись в него требовательным взглядом, крайне заинтригованным.

— Вы ведь меня ожидали, ваше превосходительство?! Кто вы? У меня ощущение, что я вас где-то видела…

Лангсдорф потрясенно смотрел в эти глаза, прекрасней которых для него не было на всем белом свете. Любовь к Руфи приливной волной смыла все обеты, он понимал, что нарушает запрет кайзера, но сейчас был не в силах ни промолчать, ни уйти. Он вернулся к ней назад, в прошлое, в тот день, когда они не могли встретиться, на шесть лет раньше положенного им срока. И перед ним стояла она, его единственная в жизни любовь — пусть еще угловатая хрупкая девушка, юная, еще не набравшая той чудесной прелести, что приходит только со временем.

Последним усилием воли он хотел остановить себя, все же с высоты своих 45-ти лет не имел морального права говорить такое пятнадцатилетней девочке, пусть и ставшей его женой в будущем — между ними пропасть. Но хриплые слова сами сорвались с губ, ведь он ее никогда не обманывал:

— Во сне Руфи ты меня и видела… Совсем недавно… А утром уронила фарфоровую фигурку из Мейсена и заплакала. А твоя мама немного ругалась по поводу неуклюжести. Возьми — я нашел и купил вчера почти такую, как на твоей фотографии…

Лангсдорф отогнул чуть дрожавшими пальцами клапан кармана и извлек маленькую фигурку моряка из знаменитого саксонского фарфора — девушка купила ее, как знал, в честь победы при Коронеле, одержанной эскадрой Шпее — среди фрау и фройляйн мода на изображения героических моряков кайзерлихмарине стала очень популярной.

— Майн готт…

Руфь смертельно побледнела — Гансу показалось, что румянец со щек мгновенно исчез. Глаза девушки раскрылись настолько широко, что ему показалось, что теперь ее очи стали чуть ли не на половину лица. Голос завибрировал, слова давались с трудом, но с каждой секундой Хагер приходила в себя от потрясения — такой он видел свою Руфи всегда — нежной, любящей и заботливой, но решительной, умной и стойкой.

— Вы не могли этого знать… Никак не могли… Это мои мечты, и я никому их не открывала. И не безумна сейчас, и все происходящее не воспаление сознания… Кто вы? Откуда знаешь… знаете?!

— Не урони фигурку — иначе я погибну, пусть от твоих рук, а не от британского снаряда. А ты будешь горевать, что принесла смерть своему единственному мужу, моя милая Руфи, — Лангсдорф печально улыбнулся, пытаясь пошутить. Девушка сжала пальцами фарфор, аккуратно упрятала его в карман и тут же схватила цепкими пальцами рукав флотского пальто. Румянец снова вернулся на ее щеки.

— Я видела вас во сне, — девушка решительно сжала губы и наморщила лоб, явно припоминая. — Интересно… И как вы могли видеть мою фотографию с этой фигуркой, если только вчера мы получили конверт с ней? И почему пошутили, что вы мой муж, ваше превосходительство, когда мне еще рано о таком шаге задумываться?! Хотя не скрою, что я, как и все девушки, мечтаю о супружестве, однако сейчас идет война.

— Вот эта фотография, о которой говоришь. Ты мне ее подарила, когда мы впервые поцеловались, и ты согласилась отдать мне свою руку и сердце. А вот еще две, которые я взял в последнее плавание. Посмотри на них, ты все поймешь сама, Руфи. Это не безумие и не чудовищная мистификация, все так и было. Прими это как данность!

Лангсдорф протянул девушке чуть пожелтевшую от времени фотографию, ту самую, гимназическую. Затем отдал два снимка — где они были засняты вместе с годовалым первенцем, и на палубе перед последним выходом «Адмирала графа Шпее» — супруги Лангсдорфы с сыном-кадетом стояли под поднятыми орудиями кормовой башни броненосца.

— Строчки ты сама написала, как и рассказала мне тогда о своем давнем сне. И на других фотографиях тоже… Ты сама все поймешь…

— Не может быть… Мой Бог!

Адмирал успел подхватить смертельно побледневшую девушку — Руфи потеряла сознание, он крепко прижал ее к себе за хрупкие плечи, успев поймать выпавшие из безвольных пальцев злополучные фотографии. Затравленно оглянулся — хвала Всевышнему — добротная скамья была совсем рядом. Подняв девчушку своими крепкими руками, Лангсдорф даже не почувствовал ноши — так бы и пронес жену на весу всю жизнь, сколько бы ее не осталось. Но идти было недалеко — через два десятка шагов Ганс усадил Хагер на лавку и усмехнулся, кривя губы.

— Может все и к лучшему… Или наоборот…

Промозглая берлинская погода с мокрым снегом и ветром прогнала прохожих с улиц, даже шуцманн не выходил из будки. Моряк расстегнул пальто, ему стало жарко — он панически испугался за Хагер. Лангсдорф стащил перчатки и дотронулся пальцем до шеи. И возликовал — артерия билась под нежной кожей, у девушки от потрясения случился просто обморок. Но именно это прикосновение и привело ее в чувство. Руфь открыла глаза, чуточку мутные, но вскоре пронзительная синева снова их заполнила. Да и белизна со щек схлынула понемногу.

— Ничего себе… Так я стала графиней фон Лангсдорф, а ты, Ганс, «мой любимый муж», как признала сама, перед Богом и людьми… И у нас взрослый сын… И он похож на меня, такую счастливую на снимке. С ума сойти можно запросто! Но я собственной рукою писала на обороте, мой почерк…

— Да, Руфи, это так. Я не должен был приходить сюда, никак не должен. Ведь я погиб через четверть века… Должен погибнуть был… Не знаю, как и сказать тебе… В такое трудно поверить, но я со своим кораблем словно провалился в прошлое… И теперь снова служу кайзеру и фатерланду… Мне 45 лет, нас теперь разделяет пропасть времени, но я хотел увидеть тебя хоть на секунду, одну-единственную… И простится… Я не успел тогда сказать тебе многое… Вот, проклятие…

Лангсдорф торопливо произносил слова, пытаясь высказать все, что творилось у него на душе. Но тут тонкий пальчик закрыл ему рот, призывая к молчанию, и он покорно подчинился. На губах девушки появилась улыбка — загадочная и манящая, знакомая до щемящей в сердце боли.

— Ни слова больше, Ганс. Подожди, дай собрать мысли — одно ясно, это не безумие и не сумасшедший сон. Теперь я попрошу об одном — я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать на них четко и подробно. Как надлежит не только контр-адмиралу, но и как «моему любимому мужу»! Ох, как трудно и сладко произнести это слово, но думаю здесь, и кроется истина!