Я пролежал в кровати до пятницы. Точнее говоря, до пятницы я не выходил из дому, потому что в постели я лежал не постоянно. Когда меня тошнило или нужно было в туалет, я ходил в уборную и как следует за собой смывал.
Всем я говорил, что чувствую себя хорошо, — только легкое переутомление и слабость. И если не считать потоков крови и мокроты, которые стали уменьшаться примерно к четвергу, со мной действительно не случилось ничего ужасного. У меня почти не было болей. Как я уже сказал, я чувствовал только слабость и усталость. И еще у меня было странное ощущение, словно большая часть меня куда-то бесследно испарилась.
С тем, что осталось, было все в порядке, но осталось не так уж много.
Фэй проводила в моей комнате много времени. Это выглядело вполне естественно, поскольку считалось, что она за мной ухаживает. У нас было время, чтобы поговорить.
Она, сказала, что Джейк теперь каждый вечер возвращается домой и ложится не позже одиннадцати. По ее словам, он вел себя как послушный ягненок.
— Как у тебя это получается? — спросил я небрежным тоном. — Я хочу сказать… как тебе удается держать его в руках? Чего он боится?
Она пожала плечами:
— Господи, милый, откуда мне знать. Наверное, боится, что я его брошу.
— Мне кажется, от того, что ты его не бросаешь, ему мало пользы.
— Разве? — Она хрипло рассмеялась и прищурила глаза. — А тебе откуда об этом знать?
Я дал разговору перейти на другие темы: что за забавный парень этот Кендэлл и кто, ради всего святого, мог соблазнить Руфь — и через некоторое время снова вернулся к Джейку.
— Деньги, которые он заработал на тотализаторе, уже давно вышли, — сказал я, — а в своей парикмахерской он, похоже, не зарабатывает ни цента. Как вы живете?
— Ты это называешь жизнью?
— Но деньги вам все равно нужны. Если учесть, сколько выпивает Джейк…
— Ну, у него все-таки есть кое-какой бизнес, Карл. Мы… — Она рассмеялась и прижала ладонь к губам. — Поначалу я боялась, что с меня просто снимут скальп. Но все знают его и его семью, так что дела кое-как пошли. Особенно по пятницам и субботам, когда другие парикмахерские закрыты. К тому же он обычно ошивается там всю ночь и работает в то время, когда уже никто не работает.
Однажды — кажется, это было в среду, когда она принесла мне ленч, — я спросил ее, не говорил ли Джейк когда-нибудь о том, что собирается вернуться в тюрьму.
Она уверенно покачала головой:
— На десять лет? Он не мог на это согласиться, даже когда ему за это хорошо платили, даже когда он знал, что о нем позаботятся после того, как он выйдет на волю. Но теперь они больше не будут с ним играть, верно, Карл? Даже если он этого захочет? Он просто сделал свое дело, и сейчас, когда его время кончилось, от него избавятся?
Я кивнул:
— Раз уж они не смогли оставить его в тюрьме… Скажи, какого черта он это сделал, Фэй? Я знаю, копы, наверно, наболтали ему про то, как они будут его защищать, и никто не посмеет тронуть его пальцем, потому что тогда им придется несладко, но…
— И что из этого вышло! Конечно, мне не хотелось прозябать на эти тюремные деньги, но я не думала… никто не думал…
— Этого следовало ожидать. Ты только посмотри, как он сразу стал сдавать. Пристрастился к спиртному и покатился под откос. Ты видела, что с ним было, когда он встретил меня?
— Да. — Она снова покачала головой. — Ты спрашиваешь, почему он это сделал? Он чуть не спятил в тюрьме. Он чувствовал, что все смотрят на него как на неудачника, на человека конченого, что все заработанные им деньги пропали зря. Вот он и…
Это было понятно. Я все это отлично понимал. Мне была знакома каждая фраза, и я наперед мог угадать, что случилось и почему.
Но я хотел, чтобы она рассказала мне об этом сама.
— Почему бы ему не сесть на время в тюрьму? Не оставаться за решеткой до тех пор, пока не закончится суд?
— Зачем? — Она удивленно на меня взглянула.
— Я же тебе сказал. Если он так уверен, что я… что я человек, который должен его убрать, чтобы заставить его молчать, то почему…
— Но, милый, какой в этом смысл? Потом они все равно доберутся до него.
— Да, верно, — сказал я. — Так оно и будет.
Она нахмурилась еще сильней:
— Милый… Ты немного нервничаешь?
— Из-за него? — Я заставил себя рассмеяться. — Ни капельки. Он уже в мешке, и мне осталось только его зашить.
— А как ты это сделаешь? Расскажи мне, Карл.
Я не собирался рассказывать ей об этом так рано. Было намного безопасней держать свой план при себе до самой последней минуты. Но… я ее немного растревожил своими вопросами. И решил, что лучше показать ей, что я по-прежнему на коне, пока она не начала тревожиться еще больше.
— Вот как все будет, — сказал я. — Мы выберем вечер уик-энда, когда Руфь отправится к своим родным, и…
Она, Фэй, должна будет подготовить Джейка. Она встретит его в городе и проследит за тем, чтобы он не слишком напился. Потом она пойдет домой, но сначала будет с ним ласкова и как следует его раззадорит, чтобы он с нетерпением ждал того, что она ему пообещает.
— Заставь его поверить в это, — сказал я. — Пусть у него слюнки потекут от одного только предвкушения. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю. Продолжай, Карл.
— Хорошо. Ты отправишься домой. Он подождет несколько минут, потом пойдет следом. Я буду наблюдать за вами из двери пекарни и направлюсь за ним. Подскочу к нему сзади на ступеньках крыльца, сломаю ему шею и брошу вниз головой. Потом я вернусь назад в пекарню, а ты найдешь его на крыльце. Сделаешь вид, что услышала, как он споткнулся на ступеньках, как это часто бывало раньше. Вот и все.
— А как ты… ну… его шею?..
— Это очень легко. Можешь не волноваться на этот счет.
— Господи. Это звучит так… просто!
— А тебе хотелось бы сложнее?
— Конечно нет… — Ее брови сразу разошлись, и она рассмеялась. — Когда мы это сделаем, Карл?
— Я скажу когда. Через несколько недель.
— Забавно, — сказала она улыбаясь. — Представляешь, я подумала, что ты немного исп… что ты занервничал.
— Серьезно? — спросил я.
— Забавно! — Она снова улыбнулась. — Ах ты, маленький крутой ублюдок!
Кендэлл навещал меня, как минимум, два раза в день. Он суетился вокруг меня, словно я был маленьким ребенком, щупал мой лоб, спрашивал, чего я хочу на обед, и журил меня за то, что я слишком много курю и плохо забочусь о своем здоровье.
— Так нельзя, мистер Бигелоу. Слишком многое зависит от вашего здоровья, — говорил он мне.
И я отвечал:
— Да, мистер Кендэлл, да, сэр. Я понимаю.
Время от времени случалось, что кто-нибудь запирал себя в холодильной камере, и, похоже, Кендэлл принял на веру, что точно так же произошло и со мной. Он решил, что я зачем-то открыл боковую дверь в пекарне, а потом забыл ее запереть.
Разумеется, я не стал его поправлять. Не сказал ему, что он сам открыл эту дверь, когда пробовал свой новый ключ.
Кендэлл обычно всегда находился поблизости, когда меня навещал доктор, но они мало разговаривали после первых двух визитов. Кендэлл не хотел и слышать о том, что я в неважной форме, а Додсон, похоже, был из тех людей, которые не любят зря бросать слова на ветер. Поэтому, когда Кендэлл начинал с ним спорить и называл его пессимистом, доктор только делал гримасу и помалкивал. Иногда он отвечал, что на этот раз со мной все будет в порядке, но… После этого «но» он не прибавлял ни слова.
Тогда Кендэлл начинал краснеть и раздражаться и кипятился до тех пор, пока доктор не выходил из комнаты.
— Что за пессимист! — возмущался он. — Во всем он видит только дурную сторону… Вам ведь стало лучше, верно, мистер Бигелоу?
— Конечно. Я чувствую себя просто замечательно, мистер Кендэлл, — отвечал я.
В четверг вечером он раз двадцать спросил меня о том, не стало ли мне лучше и не думаю ли я, что смогу встать уже на следующий день. После этого он на время успокоился. Когда он заговорил в следующий раз, речь зашла о его маленькой хижине в Канаде.
— Мне кажется, она вам прекрасно подойдет, мистер Бигелоу. Я хочу сказать, если вам станет хуже и вы не сможете… э-э… выполнить то, что запланировали…
— Со мной все в порядке, — ответил я. — Я смогу выполнить то, что запланировал, мистер Кендэлл.
— Я в этом уверен. Ничего страшного, даже если не сможете. Но на всякий случай… она идеально подойдет вам, мистер Бигелоу. Вы можете взять мою машину, жизнь там стоит дешево, и… я не сомневаюсь, что у вас есть деньги, но буду счастлив помочь…
— У меня осталась большая часть суммы от продажи бензоколонки, — сказал я. — Хотя с вашей стороны очень любезно…
— Ну что вы. С удовольствием помогу вам всем, что в моих силах… Что вы скажете об этом предложении, мистер Бигелоу? Если рассматривать его как более или менее удачное решение неудачных обстоятельств? Там вам будут предоставлены полный покой и самые благоприятные условия для отдыха и для учебы. Ближайший город находится в сорока милях — на машине это немного, но все-таки достаточно далеко, чтобы никто не тревожил вашего уединения. Как вам моя идея?
Идея была прекрасная. Я не мог представить себе лучшего места, чтобы смыться, а мне пришлось бы смыться, если бы я решил бросить свою нынешнюю работу.
— Звучит отлично, — сказал я. — Но я вряд ли туда поеду. Останусь здесь, буду ходить в колледж и… и выполню все, что запланировал.
— Разумеется. Естественно, — кивнул он и встал. — Я просто хотел, чтобы вы об этом подумали.
Я об этом подумал.
Было уже почти час ночи, когда я смог заснуть.
Следующий день — то есть день, наступивший после этой ночи, — был пятницей. Я был все еще очень слаб и изможден, но решил, что больше лежать не стоит. Фэй снова начнет беспокоиться. Кендэлл снова будет спрашивать, смогу ли я выполнить свою работу или нет. И если у него возникнут какие-то сомнения, очень скоро они появятся и у Босса.
Я встал пораньше, и мне хватило времени, чтобы одеться, а потом позавтракать с Кендэллом. Из дома мы вышли вместе, и я отправился в колледж.
В то первое утро с Кендэллом — утро понедельника — я почти не обращал внимания на других студентов. Конечно, я их замечал, некоторые проходили мимо нас, и мы проходили мимо них, пока бродили по колледжу. Но никакого впечатления они на меня не произвели. Точнее говоря, они меня не беспокоили. Кендэлл чувствовал себя легко и непринужденно, и это настроение передавалось мне.
Но в это утро все было по-другому. С самого начала я чувствовал себя не в своей тарелке.
Студенты стекались к колледжу сплошным потоком, и я был среди них. Но не одним из них. Я был сам по себе, несмотря на то что они окружали меня спереди и сзади, подталкивая друг друга под локоть, когда думали, что я их не вижу. Они смеялись, шептались и переговаривались — о моей одежде, о том, как я выгляжу… обо всем на свете. Потому что все во мне было не так.
Я вошел в свой класс, и у учителя был такой вид, словно он видел меня в первый раз. Он спросил меня, уверен ли я, что попал туда, куда нужно, и почему с таким опозданием начинаю свои занятия. Это был один из тех болванов, которые задают вопросы, не слушая ваших ответов; мне пришлось несколько раз объяснять одно и то же, пока другие студенты сидели и посмеивались, глядя на меня.
Наконец до него дошло. Он вспомнил, что меня представил Кендэлл, и почти извинился за свою забывчивость. Но к занятиям меня все равно не допустил. Я отсутствовал три дня и должен был сходить к декану факультета, чтобы получить разрешение на возобновление учебы.
Я проглотил и это — то, что они называли «отшить», — и вернулся в класс секунд за тридцать до конца урока. Я как раз садился на место, когда прозвенел звонок.
В классе поднялась целая буря. Можно было подумать, что со мной случилась самая забавная вещь на свете.
В другом классе мне пришлось пересаживаться раз двадцать, потому что все время оказывалось, что это место уже кем-то занято. Не успевал я опуститься на стул, как появлялся какой-нибудь идиот и заявлял, что он здесь сидит. Ясное дело, для них это было чем-то вроде игры, они хотели выставить меня еще большим дураком, чем я сам себя чувствовал, но все, что я мог поделать, — это переходить с места на место, пока не появился преподаватель и не вызвал меня к доске.
Третий урок, за которым следовал обед, оказался хуже всех. Это была английская литература, и каждый из учеников должен был вслух прочитать какой-нибудь отрывок. Когда пришла моя очередь, то из-за того, что я одновременно читал и смотрел вниз, у меня немного сдвинулась челюсть, поэтому все, что я говорил, звучало как ребячий лепет. Смешки и хихиканье становились все громче, пока преподаватель не приказал мне сесть.
— Очень смешно, мистер Бигелоу, — сказал он, бросив на меня взгляд, который мог бы заморозить целый сад. — Интересно, мистер Кендэлл знаком с вашими способностями к звукоподражанию?
Я пожал плечами и ухмыльнулся — а что еще, черт возьми, я мог сказать или сделать? Преподаватель нахмурился и кивнул следующему студенту. Чуть позже — хотя мне совсем не показалось, что это было «чуть позже», — зазвенел звонок.
Выходя из класса, я остановился у учительского стола и объяснил насчет зубов. Он повел себя очень любезно, извинился, что неправильно понял ситуацию и все такое. По крайней мере, теперь я мог надеяться, что он не станет жаловаться на меня Кендэллу. Но…
Я направился к выходу из здания, и все вокруг, казалось, смеялись и говорили только обо мне. Конечно, отчасти в этом было виновато мое воображение, но только отчасти. Это был маленький колледж, местные студенты, наверное, любили позубоскалить, и новости распространялись быстро.
Я пошел к дому, спрашивая себя, какого черта мне туда идти, если я все равно ничего не смогу съесть. Я старался держаться тихих улочек, по возможности избегая людей, и проклинал себя за это.
Она выскочила из какого-то переулка, когда я проходил мимо. Задним числом я могу предположить, что она поджидала меня там нарочно.
Я сказал: «А, привет, Руфь» — и пошел дальше.
Она крикнула:
— Карл! Подожди минуту.
— Да? — нахмурился я и остановился, выжидая.
— Я знаю, ты на меня за что-то сердишься, но…
— Сержусь? — переспросил я. — Честно говоря, мне все равно, жива ты или нет.
— Да, — пролепетала она. — Понимаю. Я с тобой не об этом хотела говорить. Я только хотела сказать насчет… насчет колледжа. Не обращай на них внимания. Просто делай, что должен, и все наладится само собой.
Она улыбнулась, по крайней мере, сделала такую попытку. Потом кивнула и взялась за свой костыль.
Я знал, что должен дать ей уйти, тогда это был бы полный и окончательный разрыв. Но не мог так поступить. Я ее остановил.
— Мне не все равно, жива ты или нет, Руфь, — сказал я. — Совсем не все равно.
— Д-да… Все в порядке, Карл. Наверное, я просто…
— На самом деле я хотел с тобой порвать. Я тебе не пара. Не тот человек, какой тебе нужен…
— Нет! — Ее глаза вспыхнули. — Ты прекрасный человек!
— И есть еще миссис Уинрой, — продолжал я. — Мне кажется, она что-то подозревает. Если она догадается, что между нами что-то есть, то немедленно тебя уволит.
— О… — произнесла она дрогнувшим голосом. — Я… разве она что-то говорила? Я не могу потерять свою работу, Карл! Если…
— Тогда будь осторожней, — сказал я. — Вот почему я должен так себя вести, Руфи. Это единственная причина. Ты мне очень нравишься.
Она стояла, краснея и дрожа, вцепившись искривленными пальцами в рукоять костыля.
— Обстоятельства против нас, Руфь. Не забывай об этом. Я считаю тебя замечательной девушкой. Но этого не показываю, потому что не могу.
Она кивнула, глядя на меня, как собака смотрит на хозяина.
— Ты можешь оказать мне маленькую услугу, — сказал я. — Если захочешь. Я сейчас неважно себя чувствую, но не хочу возвращаться в дом, чтобы все вокруг меня суетились, так что…
— Почему бы тебе этого не сделать, Карл? Я хочу сказать — не остаться в постели еще на один день?
— Со мной все в порядке, — ответил я. — Просто мне не хочется идти в колледж после обеда. Если ты скажешь Кендэллу и вообще любому, кто об этом спросит, что я пообедал в кафетерии, ничего не говоря о том, что у меня что-то не так…
— У тебя все будет хорошо. Все наладится.
— Не сомневаюсь, — сказал я. — Но на сегодня с меня хватит. Лучше я пару часов поброжу по городу и постараюсь собраться с мыслями перед рабочей сменой.
Она колебалась, нахмурив брови.
— Ты не… ты не очень обескуражен, Карл? Не собираешься бросить колледж и…
— Ни в коем случае, — ответил я. — Пирдэйл никуда от меня не денется, а я никуда не денусь от Пирдэйла. Просто сегодня я не в настроении.
В конце концов она вернулась в свой переулок, а я направился вверх по улице в этот хорошенький тихий бар, который приметил в тот день, когда был с Кендэллом. Сел за ближайший столик и не вставал из-за него до трех часов дня.
Мне было наплевать, что меня увидит здесь шериф или кто-нибудь еще, — я всегда мог сослаться на то, что неважно чувствую себя в первый день, проведенный на ногах. Но в баре не появилось ни одного знакомого лица. Здесь вообще почти никого не было. Я сидел за столиком один, пил и курил, погрузившись в свои мысли, и чем дольше я сидел, тем легче и спокойней было у меня на душе.
К тому времени, когда я вышел, мне стало совсем хорошо.
Вернее, стало хорошо той части, которая от меня осталась.
Я отработал свою смену в пекарне. На следующий день, в субботу, проработал полных восемь часов, и со мной все было в порядке. Я чувствовал себя нормально. Почти.
Поскольку, как я уже сказал, от меня мало что осталось.
Я спрашивал себя, что произойдет, если со мной случится что-нибудь действительно серьезное, требующее всей моей энергии и сил. Что-то такое, с чем я не смогу справиться по-своему — продвигаясь каждый день по чуть-чуть, как обычно делал свою работу.
А потом наступило воскресенье, и я начал кое-что понимать.