Дикая ночь

Глава 17

Шериф Саммерс рыгнул и откинулся в кресле.

— Отличный обед, Бесси, — сказал он. — Не помню, когда я последний раз так много ел.

— Сегодня за завтраком, — ответила миссис Саммерс, нахмурив брови. — Еще кофе, Карл? Судя по звукам, его высочество предпочтет выпить немного соды.

— Бесси, ну зачем же…

— Довольно, сэр. Больше ни слова. И перестань, пожалуйста, ковыряться в сладком пироге!

Шериф робко улыбнулся и подмигнул мне:

— Не женщина, а кремень, верно, сынок? Бьюсь об заклад, такой командирши на всем свете не сыщешь.

— Я этого не говорил, — рассмеялся я.

— Разумеется, не говорили. На это способен только его высочество.

— Он просто старается быть вежливым. — Шериф снова мне подмигнул.

— В отличие от тебя, не так ли? Замолчи. Мы с Карлом больше не хотим с тобой говорить, правда, Карл?

— Да, мэм, — ответил я улыбаясь.

И они оба рассмеялись и посмотрели на меня с улыбкой.

Как ни крути, это был хороший день. Прохладный, но солнечный, с легким ветерком, шевелившим побуревшие листья на деревьях. И начался он неплохо. Накануне Кендэлл загрузил меня большей частью воскресных заказов и убрал их в холодильную камеру, а потом настоял, чтобы я взял себе полный выходной. Он действительно на этом настоял — не так, как люди, которые делают вам предложение, ожидая, что вы от него откажетесь.

У шерифа и его жены я чувствовал себя почти так же уютно, как у той пожилой пары в Аризоне.

Шериф Саммерс сказал, что не прочь немного соснуть, а миссис Саммерс ответила, что она нисколько его не задерживает. Он направился в переднюю часть дома, где находилась его спальня. Мы еще какое-то время посидели за столом, беседуя и попивая кофе. Потом она повела меня посмотреть свой дворик.

Их дом был одним из тех старых, хаотично спланированных коттеджей, которые никогда не выглядят старомодными, как бы давно их ни построили. Двор занимал полквартала в ширину и целый квартал в длину, и она попыталась по возможности украсить его цветочными клумбами и садом камней, расположенным в дальнем конце.

Я рассказал ей, как устроил свою лужайку в Аризоне, и она ответила, что просто видит ее собственными глазами и она кажется ей чудесной. Потом мы перешли к разговору об их лужайке, и тут нам было о чем поговорить. Я дал ей несколько советов, и она порозовела от удовольствия.

— Это замечательно, Карл! Может быть, вы как-нибудь поможете мне обустроить эту лужайку? Скажем, во время выходных? Если я вам заплачу?

— Нет, мэм, — ответил я. — Только не за плату.

— Но я…

— Я сделаю это ради собственного удовольствия. Мне нравится все украшать и приводить в порядок. Я уже начал кое-чем заниматься возле дома Уинроев, там есть над чем поработать…

— Знаю. Это еще мягко сказано!

— Однако мне показалось, что моя помощь не особенно приветствуется, скорее наоборот — что я вмешиваюсь в чужое дело. Поэтому я только поправил ворота, а все остальное оставил как есть.

— Ах, эти люди. Не сомневаюсь, они вас за это даже не поблагодарили, верно?

Я покачал головой:

— На самом деле я сделал это не столько для них, сколько для себя. С воротами было совсем плохо, но меня беспокоят и ступеньки на крыльце. В один прекрасный день на них кто-нибудь убьется.

Это была правда. Ступеньки в самом деле были плохи, и кто-нибудь действительно мог на них убиться, сам собой, без посторонней помощи. Но я сразу пожалел о том, что это сказал. Когда я упорно думаю об одной и той же вещи, то все, что я делаю или говорю, в конце концов сводится к этой самой вещи.

— Ладно, — сказал я. — Если говорить о работе, то самое время заняться мытьем посуды.

Мы немного побеседовали, сидя на заднем крыльце дома. Потом я встал и протянул ей руку.

Она взяла ее и заставила меня сесть обратно на ступени.

— Карл…

— Да, мэм, — улыбнулся я.

— Я… мне хотелось бы сказать, как сильно я… — Она рассмеялась, качая головой, словно удивлялась сама себе. — Нет, вы меня только послушайте! Веду себя как Билл, который и слова не может сказать без какой-нибудь неловкости. Но… вы поняли, что я хочу сказать, Карл.

— Надеюсь, что да, — ответил я. — Я хочу сказать, что был очень рад побыть вместе с вами и шерифом, и надеюсь, что вы тоже…

— Да, и мы тоже, Карл. У нас никогда не было детей, и мы не заботились ни о ком, кроме себя. Возможно, поэтому мы… В общем, это не важно. То, что нельзя исправить, нужно принимать. Но я подумала… я размышляла о вас с прошлого воскресенья и подумала, что если бы обстоятельства сложились по-другому, если бы у нас был сын, то сейчас ему было бы примерно столько же лет, сколько вам. И он… если бы он был таким, каким я его представляла… он мог бы стать таким же, как вы. Вежливым, учтивым человеком, всегда готовым прийти на помощь, не считающим меня самой большой занудой в мире и…

Я не мог произнести ни слова. Боялся, что у меня дрогнет голос… Мне — и быть ее сыном! Мне!.. Господи, почему все сложилось не так, а по-другому?

Она снова заговорила. Сказала, что была «очень сердита на Билла за то, как он повел себя в прошлое воскресенье».

— Все в порядке, — сказал я. — На его работе надо быть очень осторожным.

— Осторожным? Чепуха! — выпалила она. — Он поступил неправильно. Я в жизни не была так разгневана. Я чуть не набросилась на него с кулаками, Карл! Я сказала ему — Билл Саммерс, если вы хотите, чтобы вас дурачили эти Филдсы, люди заведомо ничтожные и вредные… вместо того чтобы доверять собственным глазам, я…

— Филдсы! — Я повернулся и взглянул на нее. — Единственные Филдсы, которых я знал, уже мертвы.

— Я говорю об их сыне, о нем и его семье. У них были родственники, которые переехали в Айову. Билл им телеграфировал в тот же день, когда наводил справки…

— Вот как? — сказал я. — Я этого не знал. Возможно, вам не следовало мне об этом говорить, миссис Саммерс. Если сам шериф этого не сделал, значит, и вам не нужно было.

Она задумалась. Потом мягко спросила:

— Вы действительно так считаете, Карл?

— Да, я действительно так думаю, — ответил я.

— Очень хорошо. Я ожидала, что вы это скажете. Но он знает, что я собиралась вам это рассказать, и не возражает. Вся эта история с самого начала выглядела абсолютно нелепой! Даже если ему не стало ясно с первого взгляда, что вы за человек, у него были прекрасные отзывы о вас от судьи и начальника полиции, и…

— Не понимаю, — вставил я. — Не могу представить, что их сын мог сказать против меня. Я заботился о них больше, чем о собственных матери и отце. Миссис Филдс переписывалась со мной до самой смерти и…

— Догадываюсь, что послужило главной причиной такого отношения. Ревность. Родные не любят, когда чужакам уделяют больше внимания, чем собственной семье. Не важно, кто вы такой и что вы сделали, они все равно будут считать, что вы обманули их родителей. Втерлись к ним в доверие, ограбили или еще что-нибудь похуже.

— Но… я просто не понимаю, как…

— Все ясно как божий день. Еще до встречи с вами я поняла, что на беспристрастность тут рассчитывать не приходится. В ответ на запрос они прислали телеграмму в пятьсот слов, где очернили вас с ног до головы. Разумеется, Билл не поверил всему целиком, но он подумал, что какая-то правда тут есть. И вот… Наверно, мне вообще не стоило об этом говорить. Но это было так несправедливо, Карл, и так вывело меня из себя, что я…

— Может быть, вы расскажете мне об этом поподробней, — сказал я. — Если вы не против.

Она рассказала мне все в подробностях. Я слушал, и сначала мне стало не по себе, а потом совсем плохо. Чем дальше я слушал, тем хуже мне становилось.

Он — этот сынок Филдсов — утверждал, что я обкрадывал его отца и мать все время, пока работал на заправочной станции, а потом просто выкинул их из дела, заплатив половину того, что оно стоило. Он говорил, что я угрожал его родителям и все прибрал к рукам, а они были слишком испуганы, чтобы жаловаться. Он сказал — или, точнее, намекнул, — что я фактически убил мистера Филдса, заставляя его выполнять всю тяжелую работу, пока его здоровье не надломилось и он не умер от разрыва сердца. Он сказал, что я планировал сделать то же самое с матерью, но она согласилась на условия, что я ей предложил, и я позволил ей уехать «с совершенно расстроенным здоровьем». Он сказал…

Короче, тут было все, что можно придумать. Самые худшие вещи, которые может представить и сочинить мелкий неудачник из провинциального городка.

Разумеется, это была ложь, от первого до последнего слова. Я работал на этих людей за гроши и согласился бы скорее обокрасть самого себя, чем причинить им какой-нибудь ущерб. Я заплатил миссис Филдс больше, чем смог предложить любой из покупателей, когда она выставила свой бизнес на продажу. Даже делал за миссис Филдс большую часть домашней работы. Заставлял мистера Филдса лежать в постели, ухаживал за ним и выполнял массу других обязанностей. Перед смертью он целый год пролежал в кровати, и она почти не касалась дел, а я…

И теперь этот тип говорил обо мне такие вещи!

Мне стало тошно. Я заботился об этих людях больше, чем о ком бы то ни было на свете. И вот как все повернулось.

Миссис Саммерс коснулась моей руки:

— Не переживайте так, Карл. Я знаю, что вы были очень добры к этим людям, и то, что он о вас говорит, ничего не меняет.

— Знаю, — кивнул я. — Но…

Я рассказал ей, как много я думал о Филдсах и как старался проявить к ним свою заботу. Она сидела, сочувственно вздыхая, и время от времени бормотала что-то вроде «Разумеется» или «Да, я понимаю» и тому подобное.

Очень скоро я обнаружил, что говорю не столько с ней, сколько с самим собой. Я уговаривал сам себя. Потому что я знал, что сделал, но не знал почему. Раньше мне казалось, что я это знаю, но теперь понял, что это не так.

Конечно, он лгал: ложь заключалась в том, как он преподносил факты. Но ложь и правда не так уж далеки друг от друга: можно начать с одного и прийти к другому, а где-то в середине их пути пересекаются.

Можно было сказать, что я втерся в доверие к Филдсам. Они вовсе не нуждались в моей помощи, и, будь они немного помоложе и не так добросердечны, возможно, я и не получил бы эту работу. Можно было сказать, что я принуждал их к тяжелому труду. Два человека могут неплохо жить на доходы от маленькой бензозаправки, а трое — уже не могут. Я старался брать на себя основную часть работы, но все равно им приходилось трудиться больше, чем до меня. Можно было сказать, что я их обкрадывал — одним своим присутствием. Можно было сказать, что я заплатил миссис Филдс слишком маленькую сумму. Потому что все, что у меня было, я получил от них, и для меня это место значило гораздо больше, чем для человека со стороны. Можно было сказать…

Можно было сказать, что я нарочно спланировал все то, что из этого вышло, может быть даже сам не отдавая себе в этом отчета.

Я не был уверен, что этого не сделал. Точно я знал только одно — я боролся за свою жизнь и нашел удачное место, чтобы отсидеться. Я должен был получить то, что у них было. Вопрос стоял так: или я, или они.

Эти шесть лет, которые я провел вместе с ними… Возможно, они были похожи на все остальные годы. Такое же дерьмо. Ничего, чем можно было дорожить или гордиться.

— Карл… Пожалуйста, Карл!

— Все в порядке, — сказал я.

— Вам плохо? Я вижу, что вам плохо. Давайте пойдем в дом, и я приготовлю вам кофе, а потом вы немного полежите в гостиной, пока не…

— Лучше я пойду домой, — сказал я.

Я встал, и она встала вместе со мной. Вид у нее был почти такой же потерянный, как у меня.

— Ах, мне не следовало ничего вам говорить, Карл. Я должна была предвидеть, как сильно это вас расстроит.

— Нет, я совсем не… лучше я пойду, — запротестовал я.

— Я позову Билла. Он вас отвезет.

— Нет, не надо, — запротестовал я. — Мне… мне надо немного прогуляться.

Она стала меня уговаривать, и выражение лица у нее было такое, словно в любую минуту она готова разрыдаться. Но в конце концов проводила меня до ворот, и я ушел.

Я направился в сторону дома, к Уинроям, чувствуя, что мои глаза жжет под контактными линзами; день уже не казался мне таким погожим и приятным.

Я услышал, как Руфь работает на кухне. Поблизости не было ни души. Я вошел в кухню, достал из шкафчика виски и сделал большой глоток прямо из бутылки. Поставил бутылку обратно в шкафчик и повернулся.

Руфь смотрела на меня. Она вынула руки из раковины и потянулась к полотенцу. Но так и застыла с протянутой рукой. Она взглянула на меня, и ее лицо исказилось, как будто в нее воткнули нож. Схватившись за костыль, она шагнула ко мне. Потом ее руки обвились вокруг меня, и она прижалась ко мне всем телом.

— Карл… милый. Что с тобой?

— Ничего, — сказал я. — Просто немного затошнило.

Я улыбнулся и оттолкнул ее от себя. Слегка шлепнув ее по бедру, начал разговор. Уже спросил: «Где?..» Но я не успел закончить фразу. Я услышал, как по ступенькам крыльца поднимается Фэй, узнал ее твердую и самодовольную походку. Когда открылась входная дверь, я был уже в коридоре.

Я подмигнул ей и кивнул через плечо:

— Одолжил у вас немного виски, миссис Уинрой. Внезапный приступ тошноты.

— Все в порядке, Карл! — Она подмигнула мне в ответ. — Затошнило, говорите? Не надо было обедать с копами.

— Верно. — Я рассмеялся. — Спасибо за виски.

— Не за что, — ответила она.

Я начал подниматься вверх по лестнице. На половине пути внезапно обернулся.

Я сделал это не настолько быстро, чтобы ее поймать, — она уже входила в столовую. Но я знал, что она на меня смотрела, и к тому времени, когда я оказался в своей комнате, мне стало ясно почему.

Следы на моей спине. Два белых мыльных отпечатка от рук Руфи.