Дикий остров

1

Это сверху казалось — тоненькая веревочка реки, лес по ней сползает вниз, по бокам ровные склоны гор под сплошным покровом травы. И если идти по этим полям, очень быстро дойдешь до скал.

На самом деле склоны гор горбатились, то проваливаясь лощинами, то поднимаясь невысокими перевалами, и маленький отряд, растянувшийся змейкой, то пыхтел, вползая на отрог, то сваливался в очередную лощину. И скалы впереди вставали прямо перед ними, но тут же исчезали из виду. Солнце скрылось за скалами, свет его ослаб, лес, тянувшийся слева, казалось, источал фиолетовый сумрак, а цель их похода была все так же близка и недосягаема.

Можно было бы остановиться, заночевать и продолжить путь завтра. Гена, например, так Крису и сказал. Но Крис на это ничего не ответил. И даже не обернулся посмотреть, как там, например, Катя — ходок довольно скверный — чуть что, ноги стирает в кровь. Очень Крису не хотелось оставаться ночевать в поле.

Ты открыт со всех сторон, кругом трава высокая. Подползти и двинуть по голове и днем-то довольно просто. А ночью тем более.

Крис шел и шел вперед, стараясь не оглядываться, и остальным, хочешь не хочешь, приходилось тянуться за ним, хотя даже Тартарен подумывал о том, что затея с дельтапланом была не такой уж безумной и можно было бы, поработав над конструкцией, запустить это средство передвижения в серию. Дня три бы повозились, потом снялись с места и полетели. Правда, ему с его весом понадобился бы какой-нибудь Супердак. Что-то вроде аэробуса. Эта мысль застряла у него в голове и довольно долго там сидела, то проваливаясь вместе с ним в лощину, то взбираясь на пригорок.

Катя же ни о чем думать не могла. Держалась взглядом за спину Криса, шла за ним шаг в шаг и просила только про себя, чтоб он не останавливался. А вот встанет Крис, тогда уж она точно на землю ляжет — и делайте с ней что хотите.

Когда в ровном и пепельном лунном свете преградили им наконец путь эти самые скалы, они услышали сбоку шум падающей воды, лес перед водопадом поредел, и Крис обернулся и сказал: «Привал», никто даже не обрадовался. Сели где стояли без сил. А еще ведь надо было огонь развести, вскипятить и выпить чего-нибудь, съесть и приспособить что-то под ночлег. Или не нужно им уже было ничего такого? Лечь и лежать, закрыв глаза и тяжело дыша.

Крис так не думал — Тартарен с Юнгом были отправлены за дровами, Гена с Тёмой — за водой для чая, девчонки под личным его присмотром — собирать душистые травы для общей лежанки.

Луна на опушке джунглей светила мутно, как ослепленная катарактой, и света хватало только на тонкие полосы меж кустами.

Тартарен, шаря в темноте руками, выбирал стволы посуше, гнул и с треском ломал их, собирая в кучу. У Юнга же ветки только пружинили и, даже надломленные, не отставали от стволов, распадались на сотни проволочных волокон, а притупившийся о лианы нож их не брал. Он постоял, прислушиваясь, как пыхтит Тартарен, поругиваясь, где-то совсем рядом, и, различив впереди и в стороне бледный свет, раздвигая руками невидимые частые ветви, стал пробираться туда.

На лунной прогалине он наткнулся на ствол поваленного дерева, обломал сухих веток сколько смог унести, прижав локтем, потащил, шурша, мягко царапая землю, и через два шага снова уперся в темноту. Постоял, прислушиваясь, и ничего не услышал — отчего-то сопенье Тартарена и голоса остальных вдалеке стихли. Булькала, крутясь, вода в запруде перед скалистым порогом, и далеко шумел падающий с высоты поток. Ни шелеста, ни встряхиваний и попискиваний пернатой живности.

Глухая тишина пустого дома, в котором вдруг свет погас.

«Странно», — подумал Юнг и тут же вздрогнул от звука неслышного, но почему-то очень знакомого и давно ожидаемого, быть может с того самого момента, как он повис на дереве над шумным грязевым потоком, притащившим их в эту долину.

Кто-то вдохнул и выдохнул у него за спиной — шумно, с влажным хрипом и едва прикрытой вздохом угрозой. Потом еще раз, с выдохом длиннее и сдержанной яростью в конце, что сопутствовало работе над любимым его сюжетом для лакированных боков особо хищных машин — джипов «чероки» и «инфинити», спортивных «феррари», «альфа-ромео». На этих картинках черная пантера показывала оскаленную морду, раздвигая сочные, зеленые травы с лиловыми тропическими цветами. Ослепляли сабельные клыки, топорщилась жесткая леска усов, нижняя челюсть опускалась, обнажая влажный розовый язык. А вот звук, растяжный, с вибрирующим на одной низкой ноте рыком, Юнгу приходилось сочинять про себя. И вот он услышал его за спиной и, не поворачиваясь, представил все прочее, и замер с ветками под мышкой. Медленно поворачивая голову, услышал над самым ухом Тартареново: «Э-е, Юнг!» — краем глаза успел зацепить гибкий, остроухий силуэт, слившийся со стволом, с которого он только что обламывал ветки. Тартарен в темноте махнул рукой, зацепил его за плечо, Юнг моргнул, силуэт исчез.

— Черт! Ты ничего сейчас не слышал?

— А что?

Головой качнул из стороны в сторону, ствол, обмазанный луной, очертания сменил, но черной кошки не выдал.

Куда ж она делась?

— Показалось, — неуверенно произнес Юнг.

— Еще бы, — поддержал Тартарен. — Тьма такая, что…

Тихо свистнуло в темноте.

— Крис зовет. Пойдем.

Юнг сделал шаг, обернулся напоследок, но и ствол, на котором ему почудился придуманный еще в Москве зверь, пропал.

Показалось? Ну да. Только кто ж тогда вздыхал с хриплой угрозой ему в спину?

…Жаркая пасть открылась прямо над ним, усы поднялись, зеленые горящие глаза сощурились.

— Хры-ы-а-а, — дохнуло на него влажным рыком.

Юнг вскрикнул и проснулся.

Чуть поодаль под скалой спала Света, прижав одну ногу к груди, другую вытянув, в кошачьей позе.

Гена Жариков приподнялся у костра, скосил на него красноватый свой глаз.

— Чего орал-то?

— Так. — Юнг головой тряхнул, поднялся, постоял. — Пойду пройдусь.

— Смотри. А то капитан ваш… Хотя сам… — мутно ворчал на кого-то Жариков.

Юнг слушать не стал, осторожно двинулся в темноте в сторону реки.

Кошмар из детства — оно входит в парадное, крадется по темной лестнице, потом по коридору, пригибаясь, ползком подтягивает узкое черное тело к кровати, пасть разевает, Юнг дрожит, крепко стискивает веки, только бы не открыть глаза, не увидеть, но видит сквозь закрытые глаза белые зубы и слышит этот оглушительный, как гром, рык. Кричит и просыпается. Потом мама сидит у постели полночи, а он не спит.

Психоаналитик с деревенским лицом и тихой речью в кабинете с желтыми шторами, усадив маленького Юнга в кожаное кресло, долго рылся в младенческой его памяти и свалил все на испугавшую его месяца в четыре страшную грозу на даче.

Дима ничего не помнил такого, а мама кивнула. Психолог прописал расслабляющие упражнения, но кошар являлся аккуратно по ночам, пока Юнг, разозлившись, не начал с ним бороться, сбегая из школы в зоопарк и простаивая часами перед клетками с крупными кошачьими и рисуя их по памяти во всех тетрадках.

Потом много лет спустя эти кошки скалили зубы и беззвучно рычали в московских пробках.

Кошмар вернулся на пятый день после грозы на острове.

А может, он и вправду видел — там, на стволе?

Юнг потрогал пальцем туповатое лезвие ножа. Осторожно двинулся к плещущей воде запруды. Если эта кошка существует и она тут, он дождется ее и увидит. Не закрывать глаза на страх — этому он научился. Он остановился, приглядываясь.

Луна зашла, а солнце не всходило. К пепельной водной глади приблизился контур скалы. Ломаная его дрожащая в сумерках линия услужливо складывалась в настороженном Юнговом мозгу в остроухий кошачий контур.

Всматривался и смеялся над собой. Вздрогнул — оно шелохнулось, покачалось из стороны в сторону, замерло, точно услышало его затаенное дыхание. Вдруг силуэт сказал тихо, но отчетливо и грустно голосом Кати:

— Не на-а-до…

— Совсем?

— Не сейчас. Прости, я еще не готова.

Тень распалась на две — Криса и Кати. Сидели над речкой, слушали близкий шум падающей воды.

— Ты из-за этих, диких?.. — тихо спросил Крис.

— Не знаю. И из-за них тоже. Но дело не только в них… Хотя, конечно, то, что они хотели… Я звала, а тебя все не было, — то и дело сбиваясь, шептала Катя.

Юнг видел, как Крис обнял ее и она прижалась к нему. И никаких черных кошек. Он вернулся, пробрался на свое место рядом с Тёмой, закрыл глаза, чувствуя спящую совсем рядом все в той же мягкой, гибкой позе Свету.

2

— А ты не думай, — обняв, пощекотал Кате шепотом ухо Крис.

— Не могу. Не могу вспомнить…

— Где ты видела… этого черного бандита? — осторожно, точно потрогал свежий шрам, спросил Крис. — А… где ты вообще могла его видеть?

— Не знаю. Может, в Лумумбе? У нас там практика была. Я работала с африканцами. Кажется, один там был такой. Тоже с бороденкой реденькой. И зубы гнилые. Фу!

Катя вздрогнула, вспомнив с отвращением. Отстранилась от Криса, глаза широко раскрыла, вздернула линии бровей, дрогнули губы:

— Но я не об этом.

— А о чем?

— Так уже было.

— Как? — Крис сначала не понял. А потом вдруг увидел Катю, распятую у костра, с нависшим над ней…

— Тебя что… — Слово никак не удавалось произнести. Ну не шло оно, и все.

— Нет, никто меня не насиловал. Строго говоря, — сказала с усмешкой Катя, — это была первая попытка. Благодаря тебе — неудачная. Ты меня спас. Я ждала. Очень боялась — а вдруг ты такой же, как… ну, в общем, бросил меня.

Крис смотрел, как она волнуется. Потянуться, тронуть ее губы, успокоить. Катя словно угадала и еще чуть отодвинулась. Поколебавшись, продолжила, точно объясняя, извиняясь:

— Но что-то похожее у меня было.

— Как это?

Еще помедлила, спрашивая себя: рассказывать? А если не поймет? Жалеть будешь. Не верь, не верь. Ты же даже его толком не знаешь.

Но глаза Криса были так близко и такие мягкие, даже кинжальчик эспаньолки стал нежным, и хотелось его потрогать.

Ну и пусть.

Заговорила быстро, прерывисто, чуть прикрыв глаза.

— Понимаешь, у меня с этими… отношениями как-то не так складывалось. Все из-за того, что я такая высокая. Молчи! — вдруг заметила что-то похожее на поспешное возражение. — Потом скажешь. Мне кажется, я с рождения была длинной. И когда начались все эти… плотские опыты, поняла, что одноклассники меня сторонятся. Боятся показаться смешными — самый высокий из них мне до плеча не доходил.

— Господи, да ты… — снова начал Крис.

— Знаю. Вернее, теперь знаю. А тогда трагедия была. Ну об операции по укорочению я, конечно, не думала, но иногда чертыхалась про себя: за каким я, собственно, так вымахала. Делала вид, что мне это ни к чему, в универе — на красный диплом с первого курса. В общем, первый, кто понял, что со мной творится, и попытался воспользоваться этим, только чудом мог не оказаться самой банальной сволочью.

— И он…

— Хуже. — Катя сложила ноги, потянула юбку на колени. — Конечно, я только потом это поняла. Он был меня старше.

— Препод, что ли?

— Из маминого рекламного окружения, — покачала головой Катя. — Бизнес свой, охрана, машина, клубы, столичные тусовки, пикники у бассейна в загородном доме. К тому же высок, дьявольски красив, галантен, умен, начитан. Ну где уж мне было… — Усмехнулась, вспомнила: — Мама, разумеется, ничего не знала, подруг по этим делам у меня не было. Да и с какой стати мне было с кем-то советоваться? Потерять то, что у меня одной со всего курса оставалось, было для меня не потерей — избавлением. Как от лишнего веса. Да и не в том было дело… — с досадой, что не так говорит и не то, оборвала себя Катя.

— И вот он-то тебя и… — догадался Крис.

— Не сразу. Умный был. В первый раз так все нежно и предупредительно, с охами, вздохами. А потом пригласил меня в загородный дом и предложил заняться жестким сексом.

— А ты?

— Струсила, но отказать не решилась. Ну и получила по полной программе часов на двенадцать во всех видах. Домой меня привез еле живую. И далее угрожать не стал — знал, что никому не расскажу. Мама как раз тогда с отцом разводилась — убедить ее, что в лесу всю ночь проплутала и потому еле ноги передвигаю, было легко.

— Он, что же, тебя… — понял Крис, — привязывал?

— Если бы только. С этого он начал. Но сделал это он точно как вот эти. Как будто у них консультантом работал.

— И после этого случая…

— Пропал. Точно специально появился, чтобы своего добиться, получил и исчез. Я у мамочки осторожно попыталась узнать поподробнее, откуда он взялся, а она его даже не вспомнила. Кто-то привел его на ту вечеринку, где мы познакомились, а кто, она и сказать не могла.

— Давно это было? — остро жалея ее, начал соображать Крис.

— Два года. Я ведь почему тебе расска-а-азываю… — сама только поняла почему и оживилась Катя. — Я ведь только-только стала избавляться от этого кошмара, когда ты лежишь, двинуться не можешь, а с тобой творят что хотят. У меня ведь за все это время никого толком не было. И вот когда наконец я… Когда мне… — Катя запнулась, лицо опустила, скрывая румянец, который Крис видеть не мог, но чувствовал. Потому что у самого, кажется, был такой же. — Понима-а-аешь, — подняла лицо Катя, — этот тип с бороденкой, он, пока меня… раздевал и привязывал, все так ухмылялся, подмигивал, точно сравнивал меня с какой-то картинкой. Отойдет в сторону, полюбуется, поправит что-нибудь и снова ржет. А потом встал передо мной, сбросил с себя все, наклонился и так тихо, на ломаном русском:

«Ну что, вспомонила, сцучка».

— Дальше, — закрыл глаза Крис.

— Дальше ты налетел. Вовремя.

Крис опустил голову. Катя тронула его за плечо.

— Думаешь, бред?

— Не верю я в такие бредовые совпадения, — покачал головой Крис. — Говоришь, высокий, галантный?

— Угу. С бородкой черной. На Мефистофеля опереточного похож.

— Может, и с тростью?

— Нет.

— А звали его…

— Аркадий.

— Без отчества.

— Спросила. Сказал, чтоб я его не обижала.

— Бизнес у него был. Что за бизнес?

— Игровой.

— Казино, что ли?

— Типа того. С судьбами, говорил, людскими играю.

Крис тихо ругнулся.

— И что ты об этом думаешь?

— Не знаю.

— Понимаешь, не верю я, что случайно оказалась здесь! — высказалась наконец Катя. — Мне кажется, тот, кто выхватил меня из толпы, он все знал про меня.

— Что знал?

— Все — где училась, кто моя мама и что у нее с отцом, и про этого извращенца Аркадия, и про то, что я долго не любила себя за мой рост.

— Кто же он?

— Ты о ком?

— Тот, кто все про нас знает.

— Про нас?

— Если предположить, что ты попала сюда неслучайно, то и все остальные… тоже.

— И что?

— Значит, должно быть что-то, что всех нас связывает. А такого нет. Вот разве…

— Что?

— Гена этот, Жариков.

— Терпеть его не могу.

— Мне он тоже не нравится. Он говорил, что у него были игровые павильоны.

— Да. На метро «Пионерская», — вспомнила Катя.

— А этот твой Аркадий тоже во что-то играл.

— Ну и что? Думаешь, они были знакомы?

— Не знаю. Попробую выяснить. Ты пока никому больше об этом не рассказывай, ладно?

Неправильно он спросил. Так, как будто она здесь кому-то кроме него могла бы рассказать про то жуткое и стыдное, что случилось с ней.

Спохватился поздно.

— Ты не понял… — с сожалением вздохнула она. — Ничего ты не понял!

— Да нет, — начал Крис. Потянулся к ней. Она вскочила.

— Ладно. Проводи меня. А вот этого не надо, — уклонилась от протянутой руки.

Зашагала решительно на оранжевый огонек костра, тут же споткнулась о камень, вскрикнула, падая, но Крис уже был рядом и подхватил. Она попыталась высвободиться. Он не отпускал. Вздохнула прерывисто, прижалась к нему на секунду, постояла, выскользнула, оказалась у него за спиной, подтолкнула вперед:

— Ладно, веди меня.

Так и шла за ним, держась за плечо, как за поводырем.

Очень хорошо было видно, как все они спят вповалку под скалой, нависшей над ними, — рядышком, прижавшись друг к другу.

Справа налево Дима Юнг, уткнувшись в спину соседа, ноги подтянув, неровно растянутой гармошкой — откинув руку в сторону свернувшейся клубочком Светки, Тартарен, похожий на завалившегося на бок тюленя, Тёма, сложивший руки на груди, и очень плотно прижавшиеся Катя и Крис. Эти, правда, вообще непонятно, как умудрились уснуть. Но если и не спали, то притворялись очень даже хорошо.

Жариков только с костром в кадр не влезли. Но человеку с прозрачными глазами в кресле с высокой спинкой, сидящему перед огромным плазменным экраном, он вроде и не нужен был. Ясно, что до утра ничего там у них больше не произойдет.

Вон ведь даже суетливые акулы в аквариумах, последний раз мелькнув перед стеклом, уплыли куда-то за зеленые перья искусственных водорослей и затаились там. И вся прочая выставленная напоказ подводная жизнь разбрелась по гротам, забилась под коряги, застыла, вытянув морды так, что теперь не отличишь узкую длинную ленту листа от креветки или морского конька.

Спит все, и ничего уже сегодня не может произойти. Хотя почему, собственно?

Человек с прозрачными глазами вызвал своего помощника в полусветском военном костюме. Стараясь скрыть следы внезапного короткого сна в приемной, он предупредительно вытянулся за креслом, услышал раздраженно-задумчивое: «Ну что там у них?»

— Сюда идут, — кашлянув, доложил.

— Знаю, — презрительно сморщившись, заметил тот, кто привык считать себя хозяином и не утруждался проявлениями заботы и интереса к окружающим. — Как скоро здесь будут?

— Ну, если им ничего не помешает, дня за три доберутся.

Человек в кресле вздохнул, как смирившийся с непреодолимым идиотизмом прислуги.

— Ваши предложения?

— Мы могли бы их убрать прямо сейчас, — отрапортовал странный дворецкий. — А вы могли бы посмотреть. Изображение будет очень четким.

— Я сам знаю, что изображение будет четким, — раздражаясь, проворчал хозяин. — Я достаточно заплатил, чтоб у меня все было четко и конкретно. И тебе достаточно плачу, чтобы ты понимал, что от тебя требуется.

— Подготовлен план.

— И где он?

— У вас в компьютере.

— Все то же — нападения, драки, надежды на то, что они попадают и разобьются? Мешок тараканов? Вы же видели — ничего из этого не работает.

— Но вы ведь сами запретили убивать, — напомнил в свое оправдание стоявший в тени за креслом.

— Идиот, — не удержался человек с прозрачными глазами. — Неужели так трудно запомнить? Повтори, чем ты тут занимаешься.

— Создаю условия, но оставляю шанс на выживание.

— Дальше.

— Все зависит от человека.

— Дальше.

— Но… от него ничего не зависит.

— Почему?

— Потому что он не делает никакого выбора. Ему только так кажется.

— А кто делает выбор?

— Вы.

— Но для этого…

— Мы должны все сделать так, чтобы вам было из чего выбирать.

— Ладно, посмотрим, что вы предлагаете для моего выбора.

Человек в кресле открыл лежавший на коленях ноутбук.

— Чего стоишь? Свободен. Постой. Кофе мне принеси. И не вздумай спать там, понял? Иди.

Почитал, удалил пару строчек. Вписал новые.

Не закрывая ноутбук, взял пульт, выделил рамками лица спящих Кати и Криса. Увеличил изображение. Отодвинул в нижний угол экрана. Проделал ту же операцию с лицом Юнга. Подогнал поближе изображение свернувшейся комочком Светы. Вызвал из памяти компьютера тексты с их анкетами. Почитал, освежил в памяти. Захлопнул ноутбук, постучал пальцем по крышке.

— Ладно, — процедил сквозь зубы, поднимая с подноса чашку кофе, — посмотрим, что из этого выйдет. И учти — провалишься, в два счета окажешься на их месте.

Тот, к кому относилась угроза, мгновенно исчез, не пожав плечами.

3

На скалу рядом с водопадом поднимались по очереди.

Тёма, пробравшийся туда первым на пальцах и носках кроссовок, спускал каждому страховочную веревку, подбадривая девчонок и неповоротливого Тартарена четкими и ясными указаниями — куда ногу ставить и на что опереться.

Наверху, не успев дух перевести, первым делом смотрели вниз, куда теперь спускаться, и вскрикивали, пораженные, каждый по-своему, но с одинаково детским восторгом.

Тартарен: «Блин!», Светка: «Вау!», Катя: «Ой!», Тёма: «Да-а…».

Только Крис удержался от вскриков. А Гене Жарикову все по фигу — не ценил он красот природы. А зря.

Такое только специально можно было придумать: вниз скалы уходят уступами, по ним водичка водопада стекает то мелкими струйками, то широкими полотнищами, а внизу круглая чаша озера с водой непрозрачной, благородного цвета уральской бирюзы и дальше, куда река из чаши течет, — цветущие кроны тропического леса. И над всем этим солнце во все небо. Ведь действительно: «Вау!»

Внизу рядом с падающей водой над озерцом выступом ровная и гладкая плита нависает. Туда и спускались по одному.

Первым Юнг прошел довольно быстро и ловко. За ним Светка попросилась. Они стояли внизу, запрокинув головы, смотрели наверх, а о чем говорили, слышно не было.

Гена Жариков, спустившийся вслед за Тартареном, зря косился на них, чего это они тут потихоньку обсуждали. Юнг и Света тут же разошлись в разные стороны — Светка на воду смотреть с краешка каменной плиты, точно трамплином выдвинутой над гладкой водой озерца, Юнг — обследовать вход в маленькую уютную пещеру — черную дыру во внутренности скалы.

Там под каменным сводом он и услышал странный звук — точно струна лопнула. И тут же следом удар о плиту неловко упавшего тела.

Крис с Катей спускались вдвоем. Наверху только Тёма оставался на страховке. Катю, опоясанную двумя веревками, Крис на руках своих вниз опускал. Если не на руках, то на коленках. Сам изгибался весь в форме кресла или люльки, из рук делал ручки, Катя на все это опиралась и чувствовала себя увереннее и спокойнее.

Стоявшие внизу на площадке наблюдали за этой процедурой вместе, но по-разному. Тартарен, например, слышал, как Гена Жариков бормотнул сквозь зубы: «Вот сейчас они и е…» Он в этом бормотании ничего не понял. А когда сообразил, поздно было.

Метров за пять до площадки Катя, оттолкнувшись от стены, спрыгнула, Крис ее снизу поймал на согнутые колени, тяжесть двоих дернула веревку Криса — и тут раздался тот самый звук лопнувшей струны. Катя осталась болтаться на стенке. Крис полетел вниз — его веревка оборвалась.

У самой земли сумел сгруппироваться, приземлился на четвереньки, смягчил падение, но головой о камень все же ударился, сознание потерял.

Катя сверху увидела лежащего Криса, вскрикнула, про свои страхи мгновенно забыла, отталкиваясь от скалы и снижаясь, спустилась, отстегнула карабин, оттолкнула Тартарена и подскочившего Юнга, голову Криса подняла, положила к себе на колени.

Гладила ему лицо, тормошила, дула в губы и трясла.

— А где все? — сквозь остатки тумана в голове озирался Крис, видя неровную зубчатую поверхность пещерного свода, и стрельчатую арку входа, и отраженный от бирюзового озерца зеленоватый солнечный блик, и Катю, склонившуюся над ним, заботливо поправляющую подушку из Тёминой сумки.

— Разбрелись кто куда, — сообщила Катя.

— Как это — разбрелись? — подскочил Крис и тут же схватился за голову, нащупал здоровенную шишку, засмеялся. — Где я?

— Ложись, тебе нельзя вставать.

— Почему? И… как я оказался в пещере?

— Ничего не помнишь?

— Мы спускались, — нахмурился Крис, — ты соскочила, я тебя поймал. И тут же лопнуло у меня в голове.

— Не в голове. Веревка лопнула.

— Как мог лопнуть альпинистский шнур? — не поверил Крис.

— Вот и Тёма говорит, что не мог. Хотел поговорить об этом, как только ты в себя придешь.

— Уже пришел, — встал на ноги Крис. Постоял, держась за стенку, шагнул, отпустил, пошатнулся, Катя нырнула ему под мышку, руку его закинула себе на плечо, снизу вверх озабоченно:

— Тебе вредно ходить. Тебе лежать надо.

Вспомнила побледневшее лицо, беспомощную эспаньолку и как голова болтается безжизненно и снова испугалась, как в тот первый момент, — а вдруг он сам уже никогда не двинется, не вдохнет, глаз не откроет.

Крис, хоть и чувствовал себя довольно прилично, несмотря на то и дело стреляющую острую боль в огромной шишке на затылке, шел все же осторожно, медленно передвигая ноги и все крепче прижимая Катю к себе. Так, что у нее даже дыхание перехватило. И она догадалась:

— Э-э, а ты и правда в себя пришел, — но Криса не отпускала, сзади обняла рукой, прижалась.

Подошли вдвоем к краю плиты, стояли обнявшись, глядя на голубую с молочным оттенком воду, слушали плеск и глухие голоса внизу.

— Так куда все подевались? — снова спросил Крис.

— Ребята внизу, купаются, — пожала плечами Катя — какое нам, в сущности, дело до всех. — Там какой-то грот. Они в него полезли. Тёма что-то про рыбу говорил.

— А Света?

— Там, — показала Катя за выступ скалы, — на женской половине.

— То есть?

— Какие ж вы-ы-ы, — протянула Катя. — Женщина без воды не живет. Мы без нее и не женщины вовсе.

— А ты?

— А я… — надула губы школьницы — что ж он, не понимает, что ли, что она уйти, пока он в себя не придет, просто не могла? Все-таки мужики — они какие-то тупые.

— Тут прыгать надо, — заглянула она с каменного трамплина в воду, — а назад по веревке подниматься, — тронула ножкой веревку, спущенную вниз вместо лестницы. — А я этого не умею.

— А если вместе? — предложил Крис.

— Нет уж. Чтоб ты опять свалился?

Крис подумал, как сделать, чтобы она сама захотела.

— Тогда я один.

— Пожалуйста. — От руки его освободилась, отошла, смотрела обиженно.

Крис скинул джинсы и рубашку, остался в коротких трусах. Встал на краешек плиты над водой, пальцами зацепился, приподнялся на носках, потянулся перед прыжком — мышцы на ногах и спине вздулись, затвердели. Руки поднял, вперед наклонился, сказал, оглянувшись:

— Так не пойдешь?

Катя головой покачала. Заметила как бы между прочим:

— Не по моде ты разделся.

— Как? — не понял Крис.

— У нас тут нудизм в ходу. Все нагишом купаются.

— Ах вот в чем дело, — сообразил Крис. — Ну тогда…

Пальцы за трусы засунул, потянул. Катя отвернулась. Стояла, ждала, но плеска не было.

Крис со спины тихонько подошел, взял за руку, сказал:

— Идем.

— Нет. Я же сказала, — стараясь не оглядываться, упиралась Катя.

— Я кое-что получше придумал. И прыгать никуда не надо.

— Как это?

— Идем-идем…

— Куда ты меня тащишь?

— Сейчас увидишь.

Она хотела этого и боялась. Не то чтобы сопротивлялась и руку вырывала, но была скованной. Крис тянул ее за собой. Но почему-то не в пещеру — вдоль скалы по выступающей плите к водопаду.

— Ну и что? — не поняла она.

— Смотри!

Вода здесь, падая, тянулась широкой прозрачной лентой, как прозрачная пленка с толстенного рулона в магазине «Все для дачи». А за этим полотнищем водопада вдоль скалы шла широкая каменная полка, на которую дождем сыпались брызги.

— Душ не желаете принять? — пригласил Крис!

— А ты? — Катя посмотрела, куда падает вода. Озеро было близко.

— Тебе нечего бояться, — сказал Крис, сжал ей крепко руку, потянул.

— Подожди. — Катя пуговки расстегнула, сбросила зеленую свою, изрядно потрепанную блузку, кожаная юбочка упала к ногам, осталась в узенькой черной ленточке трусиков и таком же лифчике. Шагнула за Крисом на мокрую каменную полку, заскользила, ухватилась за Криса сзади, спиной прижалась к мокрой скале, брызги разом окатили ее всю.

— Дальше, дальше, — тянул ее за руку Крис, и они шли сквозь струи и капли за плотным занавесом воды.

Кате было совсем нестрашно, и, когда скала разошлась, открыв глубокую и темную нишу за занавеской воды, она, смеясь, вступила в темноту, сказала:

— Как в душевой кабине.

Руку вытянула, раздвинула воду, увидела внизу бирюзу озера, руку отдернула.

— Нас не видно, — шепотом сказал Крис.

И подвинулся тихонько к ней, потянул за руку, тело ее напряглось в привычном испуге.

— Подожди, — попросила Катя. — Отвернись.

Крис повернулся к ней спиной.

Катя скинула свои тряпочки, постояла под холодным душем, тронула грудь, пробежала пальцами по животу.

Крис почувствовал, как она сзади осторожно, точно боясь обжечься, тронула его бедра, потянула прилипшую мокрую ткань, стукнула легонько по ноге, он переступил, освобождаясь от последнего, что могло им помешать.

Почувствовал, как она прижалась к нему сзади, ладонь положила на живот, скользнула ниже, развернула, губы его поймала своими мягкими губами, ноги чуть расставила, приподнялась на цыпочки, обхватила его набухшую мгновенно плоть.

Глаза ее раскрылись широко. Застонала коротко, губку закусила, как-то замедленно опускаясь на него. Ноги у Криса вдруг ослабели, и они с Катей легли на влажный пол каменного душа.