Дикий остров

1

Едва успели выбраться из-под водопада до возвращения ребят.

Катя, вздохнув (надо бы постирать), нацепила блузку, точно твист танцуя, влезла в юбку, запрокинув голову, лицо подставила солнцу, чувствуя на расстоянии жар тела Криса.

Крис лег поодаль на живот, щурясь, обнимал взглядом стройную фигуру Кати.

— Кхм! — кашлянули громко.

Над краем плиты появилась усатая физиономия Тартарена с прилипшим ко лбу колечком мокрых волос. Покосившись на ворох собственной одежды, Тартарен предупредил:

— Счас вылезу, — оценив отсутствующий взгляд Кати, добавил: — Женщины могут не смотреть.

Катя оглянулась на него рассеянно, равнодушно отвернулась.

Тартарен вытащил наружу мощные свои телеса, влез в трусы и джинсы, походил, посмеиваясь чему-то в усы, покосился на Криса:

— Как голова? Нормально? В себя пришел? Отлично. А тут у нас кое у кого за время твоего беспамятства крыша окончательно съехала.

Вслед за Лешей один за другим по веревке поднялись сначала Юнг, потом Гена Жариков.

Юнг попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха, отжал на себе трусы, влез в джинсы, сел, хмурый, на краешек площадки, посасывая разбитую в кровь губу, ноги свесил над водой.

Гена, щеголяя крепкими белыми ягодицами, отряхнул ладонями воду с груди, оглядел старавшуюся не замечать его Катю, чмокнул губами воздух, улыбнулся.

Тартарен в него его собственными штанами кинул, проворчав:

— Закройся, животное. Тут дама.

Дима дернулся, сплюнул кровью.

Жариков постоял, раздумывая, чего это он в такую жару штаны на себя должен натягивать, но спорить не стал, прикрыл свои чресла, лег, как Крис, на живот, щекой прижимаясь к нагретому солнцем камню.

— Так что у вас случилось? — помолчав, спросил Крис.

— Эти двое чуть не утопили друг друга, — не зная, сокрушаться ему или острить, сообщил Тартарен. — Хорошо, я успел.

— В чем дело? — повернулся Крис к Диме и Жарикову.

— В женщине, конечно, — ответил за них Тартарен.

Тартарен резвился в гроте, как в бассейне, — со вкусом нырял, подолгу пропадал под водой, выныривал, отдуваясь и фыркая, ругался, что не видно ни черта, кричал возбужденно, что там должен быть подводный ход, и сокрушался так, что эхо вибрировало под мокрыми сводами:

— Эх, мне бы фонарь какой-нибудь, я бы все там разведал.

Юнг восторгов Тартарена не разделял и все с беспокойством оглядывался на вход в грот. Там в просвете между стенкой скалы и водой виден был кусочек озера, в котором они оставили голого Гену Жарикова, лежащего на спине, подставив солнцу все свое достояние.

И совсем рядом, за коротким выступом, плескалась в озере Света. Юнг не мог ее видеть. Он ее чувствовал.

С вызовом она предупредила, уходя:

— Ко мне не заплывать!

Юнг сдуру предложил ей посторожить. Да еще заверил: «Честное слово, я смотреть не буду».

Светка фыркнула.

Жариков грубо засмеялся.

Даже Тартарен тихо над ним подтрунил, когда они в грот заплыли:

— Кто ж за девочкой так ухаживает?

— А что?

— Ты ей прямо заявил: мол, меня тебе опасаться нечего.

— Но она же просила, — возразил Юнг.

— А откуда ты знаешь, что она хотела этим сказать? Может, она тебе намекнуть хотела: я там буду совсем одна купаться. Если заплывешь случайно, я возражать не буду.

Юнг не нашелся что на это ответить, но, пока Тартарен с шумом погружался под воду, старался держаться поближе ко входу в грот, чтоб Гену Жарикова не выпускать из виду.

Гена из виду пропал очень скоро. Во всяком случае, на том водяном пятачке, что просматривался из грота, он как раз не просматривался.

— Все, — не выдержал наконец Юнг. — Я вылезаю.

— Погоди, — последний раз нырну, — пообещал Тартарен, набрал воздуху, ушел под воду.

Юнг, не дожидаясь, подплыл к выходу из грота, поднырнул, выскочил из воды.

— Черт! — Озеро перед ним было гладким, непрозрачным в своей бирюзе со слепящими бликами солнца. И абсолютно пустое.

Юнг, опираясь о скалу, подтянулся, вылез по пояс из воды, повисел, прислушиваясь.

Наверху над ним тихо — Катя дежурит в пещере рядом с ударившимся Крисом. За выступом скалы, где собиралась поплавать Света, не слышно ничего. Только шум падающей в озеро воды.

Что? Вроде кто-то вскрикнул. Вот всплеск, как будто кто в воду упал. А это шум борьбы? Кто там навалился и прижимает кого спиной к камням?

Юнг мгновенно вообразил себе сцену, от воды оттолкнулся, забурлила вода, разлетаясь под движениями его рук и ног.

В несколько взмахов, бурно выдыхая в воду, обогнул выступ и увидел…

Сначала ослепившую его наготой Свету — по бедра в воде, с острыми грудками, черным хохолком внизу живота. Тонкие руки напряжены до дрожи, лицо исказила гримаса — ухватила Генку Жарикова за кулаки, из последних сил удерживает, не дает навалиться, облапить, бросить на камни, задергаться над ней вверх-вниз голой задницей.

— А-а-а-а! — кричал, подплывая, Юнг, но вода ритмично залепляла рот, получалось как в цирке: «Ап! Ап! Ап!» — А… — рванулся он ухватить Жарикова за ногу и, тут же ослепленный ударом пятки в лицо, опрокинулся на спину, едва успел задержать дыхание, ушел под воду.

Жариков прыгнул сверху, руками обхватил макушку, давя, не давая вынырнуть, воздуха глотнуть.

Юнг ухватил пляжного этого бандита за ноги, дернул вниз, и Гена с головой оказался под водой. Забился, задергался, толкаясь ногами, и сам хлебнул много воды.

Дима ноги его отпустил, вынырнул рядом и тут же снова ушел под воду, потащил захлебывающегося Жарикова на дно, а тот хватал из последних сил Диму за волосы и рвал ему пальцем рот.

Вынырнули разом, жадно дыша, развернулись друг к другу, кто первый успеет потопить. Тут их обоих и поймал за шею подплывший вслед за Юнгом Тартарен, встряхнул в воздухе, разбросал в стороны.

— Чего делим-то? — поинтересовался, когда они отдышались и отплевались. — Впрочем, понятно. Ты бы закрылась, — посоветовал он Свете, стоявшей на камне во всей наготе и, казалось, с любопытством наблюдавшей подводный поединок. — А вы оба плывите-ка за мной.

— Так что у вас там? — спросил Юнга Крис.

Тот молчал, кровь с губы посасывая.

— А чего, — нагловато ухмыльнулся Жариков. — Я стою, с девочкой общаюсь. Вдруг этот плывет, орет чего-то. Хотел объяснить ему, кто тут лишний. Не понял парень.

— Да ты… — сжав кулаки, задохнулся Юнг. — Ты лез на нее. А она отбивалась!

— Так все и было, — появляясь на площадке, подтвердила Света, — как он сказал.

Была она в белье телесного цвета, которое заменяло тут девицам купальники самого последнего крика, вовсю просвечивающем во всех скрытных местах, в золотистом загаре, с мокрой светлой стрижкой, блестящими глазами.

— Кто сказал? — уточнил Крис.

Света разложила выстиранную одежду на просушку, ткнула пальчиком в Гену:

— Он.

И засмеялась нервически.

Дима рот раскрыл, смотрел во все глаза на Свету.

А она прошлась, покачивая бедрами, села рядом с Жариковым, провела ладонью по короткому ежику на голове, дернула его за ухо, захохотала.

Дима растерянно посмотрел на Тартарена. Леша носом покрутил, как будто знакомый терпкий, сладковатый запах дыма мог долететь сюда и сохраниться.

— Неправда, — не выдержал Юнг. — Не знаю, зачем ты это делаешь, — обратился он с упреком к Свете, — но ты же знаешь, что это неправда. Я…

Гена потянулся, скучая, по-хозяйски положил Светке руку на бедро.

Тут же получил от нее звонкую пощечину.

Жариков вскочил, замахнулся. Дима рванулся к нему. Тартарен встал между.

— Стойте! — строго сказал Крис. — Вот что я вам скажу. Пока мы отсюда не выберемся, все эти амурные дела придется бросить. А то мы не то что до какой-то там базы… Мы шагу не сделаем дальше. Вот к людям нормальным выйдем, там и займетесь, — туманно обозначил он срок моратория на любовь.

— А если конкретно? — поинтересовался Жариков. — Чего нам можно и чего вам нельзя? — подмигнул он Кате.

— Не придуривайся, уж ты-то отлично понимаешь, о чем речь, — спокойно сказал Крис и чуть повысил голос: — Всех касается!

— Капитан не исключение, — одобрил Жариков. — Какая демократия. Обалдеть.

Катя губу прикусила, — встала, пошла за Светой в пещеру.

— Вот это да! Ай да Тёма, ай да сукин сын, — заорал Тартарен, встречая пробиравшегося по стенке Тёму с луком за спиной и снизкой серебристой форели в руке. Напряжение упало. Неприятный осадок остался.

2

Уплетая уху из форели, Тартарен все-таки спросил у Тёмы: а как это он? В смысле на что рыбку ловил — на муху или на червя?

— На стрелу, — просто объяснил Тёма.

— Не понял, — озадачился Тартарен.

Тёма подробно объяснил, как из бамбуковой стрелы делается гарпун. Как привязывается к нему бечевка. Как стрелять гарпуном из лука. И что форели полно чуть правее на отмели. Она там греется на мелководье. Ну вот…

Тартарен взял гарпун, подергал привязанный к нему шпагат, заметил авторитетно:

— Порваться может. Тут леска нужна.

— Порваться может, — не стал спорить Тёма, набивший с помощью ненадежного шпагата столько форели, что хватило на уху и запас для похода — с полтора десятка рыб он просолил и развесил сушиться перед входом в пещеру. — Порваться шпагат может. Но не сам, — добавил он.

— Что-то ты хотел сказать насчет альпийского шнура, — вспомнил Крис.

— Чего это он вдруг лопнул? — подхватил Тартарен. — На рынке брал? Левый шнурок-то!

— Нет, дело не в этом. — Тёма достал из кармана два коротеньких обрывка. — Бывает, шнур перетрется о камень. Но здесь другое. Здесь разрыв на свободной веревке. Метров на пять выше, чем был привязан Крис.

— Где тонко, там и рвется, — брякнул Гена.

— Точно, — не понял юмора Тёма. — Вот смотрите — так выглядят волокна в месте обрыва. А так, — повернул он лохматый кончик, — там, где их подрезали.

— Как — подрезали?

— Кто подрезал? — спросили разом Тартарен и Катя.

— Тот, кто хотел, чтобы Крис сорвался со скалы.

— Почему именно Крис? — усмехнулся Гена. — Мы все на этой веревке висели. Каждый мог грохнуться.

— Нет, не каждый! — сообразила Катя. — Этой страховкой пользовался только Крис. Когда мне помогал.

— Угу. Помогал. Вот если бы ты не ломалась: «Ах, мне страшно, ах, я боюсь», — никто бы и не полетел вниз головой, — не унимался Жариков.

— Какая же ты все-таки сво-о-о… — протянула Катя.

— Погоди, — остановил ее Дима. — А ведь это Жариков в ночь накануне дежурил.

— Ага. И веревку пилил, чтобы вы сразу на меня подумали, — продемонстрировал в очередной раз волчью свою ухмылку Гена. — Между прочим, в ту ночь полно народу шаталось.

— Например? — поднялась Катя.

— Вот этот, — ткнул он в Юнга, — сначала орал во сне, потом бродил ночью. А капитан с Катькой полночи на берегу в обнимку просидели.

— Может, это я веревку перепилила? — спросила Катя.

— Да почем я знаю, — скривился Гена.

— Это сделали не ночью, — покачал головой Тёма. — Сумка была у меня под головой. А сплю я чутко.

— А что я говорил, — хлопнул себя по колену Гена.

— И вот еще что, — продолжал Тёма. — Мой дельтаплан.

— При чем тут Дак? — широко раскрыла глаза Катя.

— Кажется, я знаю, почему он стал разваливаться в воздухе.

— «Почему», «почему», — передразнил Гена. — Идиотская затея, вот почему. Только последний кретин строит дельтаплан из банановых листьев и думает, что на нем можно полететь и не разбиться.

— Не в листьях дело, — спокойно возразил Тёма. — Там наверху, когда я летел, я сначала услышал хлопки. А потом уже стали облетать листья. Я еще тогда подумал… А теперь точно знаю.

— Что за хлопки?

— Это лопался шпагат.

— Хочешь сказать, шпагат тоже кто-то… подрезал? — спросил Крис.

— Ну что ты гонишь, — накинулся на Тёму Жариков. — Скажи прямо — дерьмовый выбрал материал, вот и грохнулся.

Посидели, прикидывая, кто бы мог такими вещами заниматься.

— Чего вы на меня-то смотрите, — волосы у Гены на голове пошли волной, — меня вообще, когда вы собирали эту вашу птицу, там не было. Мы вон с толстым за жратвой ходили.

— Блин, тогда кто это у нас тут орудует, а? — не обращая внимания на «толстого», заорал Тартарен.

— Тот, кто тебе по карманам сухарей насовал, диким подсказал, когда напасть, шпагат и веревку подпилил, — перечислял Крис. — Кто-то хочет, чтобы мы перегрызлись и до этой их базы не добрались.

— Гудвин великий и ужасный, — вспомнила Света невпопад.

— Не смешно, — сказала Катя.

— Но не так глупо, — вступился Крис. — Скажите, у кого-нибудь возникало такое чувство, что… то, что тут с нами происходит, как-то связано с его прошлой московской жизнью…

— Как это? — не понял Тартарен.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Юнг.

— Ну как будто так уже было — в море тонуть, или в поток грязи угодить, или вот со змеями, помните?..

— Или вот еще, — помог Тартарен, — целое поле конопли, а ты по нему бродишь и нюхаешь…

— Или висишь над пропастью, веревка рвется — ты падаешь…

— Или… — вспомнил Юнг навязчивый кошмар про пантеру, но рассказывать не стал.

А Тёма подумал про сплавину, куда опасался провалиться под Таежинском, а провалился здесь, на острове.

Света, кажется, тоже о чем-то вспомнила. Юнг заметил, как затравленно она оглянулась на Жарикова.

Жариков вспоминать не собирался. Он спросил Криса:

— А чего это ты вдруг? В Москве с веревки уже срывался?

— Так… — Крис старался не смотреть на Катю. У него получалось. — Тебе, например, мужик такой высокий, с бородкой, на Мефистофеля похожий в игорном бизнесе не встречался?

— Мне нет. А тебе?

— Мне тоже.

— А чего спрашиваешь?

— Как, говоришь, на Мефистофеля похожий? Лет под пятьдесят, что ли? Такой худой и с тростью, — спросил Тартарен с видом человека, все время помнившего о том, что ему совсем не нужно, а вот когда понадобилось — оказалось, он давно забыл.

— Ты знал такого?

Катя с Крисом разом посмотрели друг на друга.

— Не знаю. Где-то я такого видел. Но вот где?

— Клиент, может быть, — подсказал Юнг.

— Может быть. Погодите… Нет, не помню.

И тут же толкнул тихонько Криса, показав глазами на Светку.

Она сидела, руки опустив, уставившись в пустоту и чуть приоткрыв рот, как будто перед ней сотворилось нечто жуткое прямо из дрожащего над озером солнечного воздуха, что-то такое, что она упорно пыталась забыть, и это почти удалось — и вот теперь ей напомнили.

— Эй, — позвал ее Юнг, — ты что?

— Да оставьте вы меня в покое! — вскочила Света и ушла в пещеру.

— Зря ты это, Крис, затеял, — отчаявшись припомнить, где видел этого Мефистофеля, сказал Тартарен.

— Ладно. Давайте-ка собираться. Через полчаса выходим.

— Как, сегодня? — удивился Жариков. — Куда спешить-то?

— Мы здесь не на отдыхе, — напомнил Крис. — Нам выбраться отсюда надо поскорее. И между прочим, за спиной у нас целая орава всякой черной шпаны.

Тартарену тоже не хотелось тащиться куда-то, когда тут так классно и в гроте он еще не нанырялся.

— Так они ж по скалам лазать не умеют. Как они сюда попадут?

— Так же как на остров этот попали, — сказал Крис. — По воздуху.

Тёма уже паковал сумку.

«Там же и те же. Пишет все тот же.

День экспедиции — седьмой, кажется, а число высчитывать лень.

По команде бродит призрак недоверия. Пока мы с ним боремся, но не думать о том, кому теперь можно доверять, а кому нет, трудно.

За двое суток с момента выхода из форта мы проделали примерно четверть пути до Столовой горы в южной оконечности острова, где по предположению Тёмы должна быть база наблюдателей. Если не считать падения Криса, продвигаемся мы пока без потерь и довольно успешно. Но впереди еще как минимум трое суток пути.

Мы по-прежнему стараемся идти по границе между горами и лесом, чтобы не отрываться далеко от воды и плодовых деревьев. Но так прокладывать маршрут становится все труднее — скалы подходят к лесу вплотную и склоны их становятся все круче. Возможно, уже завтра нам придется решать, подниматься выше, искать тропу в горах или терять время и подвергать себя опасности похода через джунгли. Крис обещал подумать и к утру принять решение.

Каким бы оно ни было, нужно быть готовым к любому повороту событий. Например, к новым нападениям враждебных тварей в лесу и новым падениям со скал в горах. Моя черная кошка больше не появлялась. Но она рядом. Я это чувствую».

Юнг совсем перестал различать, где тут записи для совместного чтения по возвращении в Москву, а где личные, которые потом надо вырвать из конца еженедельника и никому не показывать, — все теперь писал на одних страничках.

Все стало нереально. Смешные договоры с несуществующей фирмой, которые они заключили вечером в мае, попив в баре пивка. Как они теперь туда вернутся? Когда? И какими они станут?

3

Перед выходом на маршрут Крис перед Катей опустился на колени, озабоченно потрогал ремешки сандалий:

— Не трут?

— Нарушаете, капитан, — засмеялась Катя.

— Перестань, — сказал Крис. — При чем тут это?

Но Катя сделала вид, что не понимает:

— На ночное дежурство нарываетесь? Мне вот оно ни к чему!

Крис встал, пожал плечами, предупредил команду — через пять минут выходим. Гена Жариков в этот момент куда-то исчез. А ребята сделали вид, что ничего не заметили.

Тёма предупредил, что запасы сушеной рыбы кончились. Тартарен напомнил, что с тропическими плодами тоже кризис. Есть им нечего. Крис отмахнулся — питанием займемся по ходу.

— По ходу чего? — попытался уточнить Тартарен.

Но ответа не получил.

Через час дорогу отряду преградили джунгли, вплотную подошедшие к каменистому склону холма.

Крис, оторвавшийся от команды, присел на камень, поджидая. Один за другим подтянулись, попадали в сожженную солнцем траву на маленький привал.

Здесь пахло полынью и цикорием, цикады звенели, кузнечики трещали, порывами дул горячий ветер — и можно было бы вспомнить про степь над морем где-нибудь в Крыму. Но никто не вспомнил.

— Проблема, капитан? — кусая соломину, сощурился Гена.

— Какая проблема? — отдуваясь, отирал ладонью пот с шеи и груди Тартарен.

— Да вот капитан наш задумался — идтить или не идтить, — язвил Гена. — Продолжать путь лесом или сваливать в горы уже пора.

— А чего тут думать? — удивился Тартарен. — Время к обеду, а у нас припасов ноль. Если еду подбирать по ходу, надо лесом идти. В горах же ничего толком не растет.

Крис сидел на камне и в споры вступать не собирался. В общем, Тартарен был прав — идти надо было лесом и, набрав чего-нибудь съестного, попытаться взобраться на горы, чтобы время не терять, прорубаясь сквозь чащу. Но Крису почему-то не нравился этот лес.

Хотя с другой стороны — лес как лес. Деревья молодые, лианы и прочая висячая растительность, что ловит в джунглях в сети и шагу спокойно ступить не дает, — негустые. Чуть дальше поросль мелкого кустарника.

Как нарочно, из листвы ближайшего дерева с хлопаньем сорвалась пара сизых с белым птиц, похожих на голубей.

— О! — ткнул в них пальцем Тартарен, подскочил, замахал Тёме — лук готовь к стрельбе.

— Разбежался, — сплюнул Гена. — Ни в какой лес ты не пойдешь. Капитан уводит в горы. А знаешь почему? Здесь не так круто. Даже Катька может подняться без веревок, понял?

— Ты чего, в самом деле, Крис? Да пусть она здесь с тобой посидит. А мы с Тёмой мигом сбегаем, затоваримся и…

— Тихо! — сказал вдруг Юнг и прислушался.

— Что?

— Вы ничего не слышали?

— А ты? — спросил с усмешкой Гена.

Юнг не ответил. Сидел, прислушиваясь.

Крис соскочил с камня, объявил:

— Слушай мое решение: идем лесом до ближайшего удобного подъема в горы. Тёма и Тартарен заготавливают по ходу припасы. Жариков и Юнг им в помощь. Света с Катей идут за мной и не отстают. Пошли!

Тартарен вскочил первым, отыскивая впереди по одному ему известным приметам деревья с замечательными разноцветными плодами. Тёма подергал тетиву, проверяя, не ослабла ли. Катя посмотрела на Криса так, точно ничего другого от него и не ожидала.

Юнг все время раздумий и споров сидел, настороженно прислушиваясь к чему-то такому там, в этих зарослях впереди.

«Хры-ы-ы-а-а-у», — слышал Юнг влажное, раскатистое из леса.

И снова ближе, как будто зверь крадучись подползает, ставит торчком острые уши и, не в силах сдержать жажду крови, выдвигает вперед клыки и давится придушенным рыком. И никто ничего не замечает.

Вот уже поднимаются и идут прямо на эти плотные заросли, в которых разом все стихло, и огромная невидимая черная кошка с зелеными глазами подобралась для прыжка, выбрала жертву, сидит тихо-тихо и ждет подходящей секунды, когда вылетит она черным комом из кустов, опрокидывая и терзая.

— А-а-а-а! — закричал отчаянно Юнг, обгоняя Криса и размахивая на бегу руками.

С разбегу хотел остановить готовую к выстрелу пружину, но только ногой зацепил за невидимый внизу корень, пролетел вперед, врылся лицом в землю.

Гена с удовольствием захохотал.

Катя прыснула.

Тартарен развел руками:

— Да ты чего, Юнг?

Дима лежал на земле, понимая, что все зря, никто там не прятался и никуда прыгать не собирался, — его подставил пробудившийся кошмар. Вставать не хотелось. Так бы и лежал носом в земле, вдыхая теплый, влажный запах своего позора. Вздохнул, приподнял лицо, глаза открыл.

Прямо перед глазами стоят рядком толстые шестигранные стебли, все в тонком седом волосе и листья свисают в такой же седой опушке.

Может, жар на щеках подсказал — вспомнил вдруг такой вот крапивный волос под микроскопом. Острый кончик отламывается, жгучий сок каплей вливается в ранку, человек вскрикивает, хватается за ожог как ошпаренный.

Юнг протянул руку, с досады схватил стебель и рванул на себя. Точно прут железный, раскаленный схватил — вскочил тут же, стиснув зубы, зашипел, ладонь прижал к животу, согнулся пополам, крутясь и подвывая от боли.

Гена смеялся сквозь зубы, повизгивая.

— Ну хватит ржать-то, — оттолкнула его Света, подбежала к Юнгу, попыталась взять за руку: — Покажи!

Замычал, замахал здоровой рукой:

— Не ходите туда. Нельзя!

— Тихо, тихо, — шептала Света, — успокойся. Дай посмотрю.

Перехватила обожженную руку, потянула настойчиво, осторожно раскрыла:

— Ох, ни х… себе!

Кожа на ладони вздулась пузырем. Рука краснела и распухала на глазах.

— Ну что там? — Крис подошел, глянул. — Ух ты! Чем это тебя?

— А черт его… — Дима показал на плотные стебли. — Вот эта штука. Кажется — ядовитый дрок. Он здесь кругом.

— Это опасно?

Юнг сжал зубы, превозмогая боль.

— Как сказать. Пара таких ожогов — и человек три дня в жару мечется.

— А потом?

— Если не аллергик — оправится.

— А если…

— Без лекарств отек гортани — и привет.

— А у тебя как с аллергией?

— У меня ее нет.

Света поднесла его ладонь к губам, подула. Юнг зажмурился.

— Та-ак. У кого аллергия на… — Крис посмотрел на Юнга.

— Травы, крапиву, пчел, ос, муравьев… — перечислил Дима.

— У меня, — призналась Катя. — На все.

— Все назад, — коротко скомандовал Крис. — Идем через горы.

— Ну что я говорил, — тронув за плечо, прошипел Жариков на ухо Тартарену. — Все из-за этой его Катьки.

— А ты бы заткнулся, — хмуро ответил Тартарен. — Я, между прочим, тоже аллергик. И если бы не Юнг, все бы мы сейчас были с пузырями.

Шли весь день, пробираясь по каменистым крутым склонам невысоких поначалу скал, бока которых поднимались вверх мелкими, частыми уступами. Как будто кто резьбу нарезал, и само получалось, что команда, продвигаясь вперед, поднималась выше и выше над рекой и лесом, и скоро все это было далеко внизу.

Юнг отыскал на камнях что-то похожее на подорожник, поплевав, привязал к ладони. Лихорадило слегка, но опухоль начала спадать. Света шла рядом, не отставая, прибавляла ему сил. На коротких привалах делали по глотку теплой воды из Тёминого термоса и шли дальше.

Смешные зверьки, похожие не то на сурков, не то на сусликов, столбиками вставали на задние лапы, передние складывали на груди, поворачивая за людьми хитро сощуренные свои мордочки с толстыми щеками. Тёма подстрелил из лука парочку.

Катя, едва заметив приготовления к охоте, старалась зверей спугнуть, но они ее криков и бросания камней не боялись, стояли, вытянув короткие шеи и показывая два длинных передних зуба.

Тёме пришлось поотстать, чтобы Катя не видела сцен охоты, и вечером у маленького родничка, на который они случайно набрели, он освежевал тушки, шкурки выбросил в кусты, а мясо отварил в складном ведерке.

Катя сначала отказывалась, но в конце концов выпила бульону из половинки кокосового ореха.

Тартарен, обсасывая косточки, сравнивал мясо местных грызунов с кроличьим и находил его удивительно нежным.

— Ну как ты можешь так говорить! — возмущалась Катя. — Они же только сегодня утром были живые. Может быть, у них дети.

— Но если они остались бы к вечеру живыми, мы бы к завтрашнему утру сами были мертвые, — резонно отвечал Тартарен.

— Закон джунглей, — коротко отрыгнув, напомнил Гена. — Или ты ешь. Или тебя едят.

— Не болит? — так, чтоб никто не слышал, спросила Света Юнга.

Дима чуть качнул головой, вслух ничего не сказав. Тоже чтоб никто не заметил. Такой получался у них тихий заговор.

Они сидели перед костром вроде бы со всеми, только чуть поодаль. А на самом деле совершенно одни.

— Подумаешь, кролики безухие, — усмехнулась про себя Света. — Я когда беспризорничала, мы чего только не ели.

— Собак не ели, — понадеялся Юнг.

— Нет, собак мы не ели. Только кошку. Один раз.

— Черную?

— Не знаю. Может быть. Меня сначала накормили. Потом сказали.

— Вкусно?

— Не помню. Меня сразу стошнило.

— Как это ты в беспризорные попала?

— Из-за тетки. Я тогда у тетки жила на Бутырской. Она завучем работала в школе, где я училась. Достала меня — днем в школе, вечерами дома. А Белорусский вокзал рядом. Там беспризорная тусовка. Я из дома сбежала, к ним прибилась.

Юнг представил вокзал, путаницу подъездных путей, ажурную литую крышу на черных столбиках над платформой, запах гари, лязг сцепляемых составов и пирамиды чемоданов в зданиях — белых и зеленых.

Стайка грязных подростков заглядывает нагло-просительно в лица прохожих, требуя денег. Жесткие разборки друг с другом, с конкурентами-бомжами. Плата милиции. Жизнь на пиве и мороженом. Ранние половые связи. Наркота. Сутенер из ребят постарше. Групповухи под товарняками. Минеты в сортире.

В качестве любимого развлечения — избиение бомжей. Навалятся малолетние, пинают ногами, бьют пустыми бутылками, с интересом смотрят, как прикрывает бомж руками голову и кровь течет меж пальцев. Это Юнг сам видел. Бомжа отбил, беспризорных разогнал, ничего не изменил.

— Да ладно, — успокоила Света. — Я с ними протусовалась-то всего неделю. Потом обратно к тетке вернулась.

— Не понравилось?

— Прописываться не хотела.

— Это как?

— Вся кодла тебя трахает в отцепленном вагоне ночь напролет. Если выдержишь — остаешься. Я как представила… Они такие грязные. Да ладно, не бери в голову, — тайком бросила взгляд на Юнга. — Считай, эксперимент на выживание. Вроде этой вашей экспедиции.

— Удачный?

— Что?

— Эксперимент.

— Да как сказать. После него ничего такого нового о людях я не узнала. Хотя и до него была достаточно образованна. По жизни. Можно тебя спросить? — Света локти положила на колени, а лицо опустила между, чтобы не было видно, как шевелятся ее губы, и нельзя было догадаться, что они с Юнгом ведут тайные разговоры. — Ты вот вечерами пишешь в этой книжечке. О чем?

— Так. Сначала что-то вроде путевого журнала. Теперь скорее дневник.

— Дашь почитать?

Юнг вспомнил свои записи.

— Может быть, потом как-нибудь.

— Боишься меня?

— Нет. Просто…

— Ладно, проехали.

Обожженная рука заныла. Юнг, поморщившись, тронул повязку.

Светка сплюнула между колен, носом шмыгнула, точно специально показывая, что не зря тусовалась с бездомными. Протянула ладонь:

— Клади сюда — перебинтую.

Осторожно потянула за хвостики бантика. Стала разматывать бинт.

— И я хотел тебя спросить.

— Валяй.

— Помнишь, ты Кате говорила насчет папиков. Это правда?

— А тебе бы как хотелось? Ладно, не парься. Был у меня один. Но это не бизнес. Если тебя достает, конечно.

— Крис говорил про этого господина. Про Аркадия. Ты не к нему летела на Канары?

— С чего ты взял? — громко спросила Светка, так что Тартарен на них оглянулся. Потом тише: — Не было никакого Аркадия.

— А кто был?

— А вот это тебе знать не обязательно. Может быть, потом как-нибудь.

— Когда?

— После того как дашь почитать дневник, — вернула ему перебинтованную руку Света.

Это им только казалось, что они так удачно скрывают тайные свои беседы. Двое следили за ними ревниво.

Крис, которому так ни разу и не удалось остаться с Катей наедине. Катя его сторонилась, точно не было ничего между ними, и что-то похожее на зависть тихонько кольнуло его, когда он отметил, как отдельно от всех сидят Юнг и Света.

Гена Жариков тоже это отметил. Он внимательно прислушивался к тихому их разговору. Даже короткими своими собачьими ушами шевелил. Но так ничего и не расслышал.