Поиск назывался дневным, а все делалось ночью. Ночью на заранее облюбованные позиции вышли лучшие снайперы дивизии, ночью саперы проделали проходы в минных полях и проволочных заграждениях, отрыли окопчики — промежуточные убежища. Но о главном, что произошло этой ночью, в дивизии, пожалуй, не знали, Приданные, поддерживающие и резервные части выводили на временные огневые позиции десятки батарей. Рядом с пушками и гаубицами катились макеты — такие же пушки и гаубицы, только из бревен и досок. Все это неторопливо и почти бесшумно — сырой, пронзительный ветер тянул с запада — располагалось так, чтобы быть и как бы замаскированным, и в то же время заметным для противника.
Только объехав тылы дивизии и убедившись, что события развиваются так, как и намечалось, подполковник Лебедев приехал в разведроту, наскоро поужинал, с удовольствием выпил водки и предложил старшему лейтенанту Сладкову поговорить с группой захвата.
- Не стоит,— возразил Сладков. — Пусть выспятся.
- Неужели спят?— удивился Лебедев. Сам он жил в эти дни на нервном взлете — деятельном и веселом.— Это отлично! Тогда собирайтесь, поедем вместе.
- Не могу, товарищ подполковник. По графику буду выдвигаться вместе с группами огневого прикрытия.
- Ага, отлично.
Лебедев уехал, понимая, что все организовано так, что ему, в сущности, делать нечего. Что ж, вероятно, в этом и состоит искусство штабного офицера — организовать дело так, чтобы оно двигалось без него, а ему оставалось только контролировать.
Командир дивизии не спал. Поиск поиском, а у комдива и кроме него дел хватает, и все они скапливаются к вечеру, а главное, в такой обстановке ночью следует быть особенно бдительным. И хотя совершенно непонятно, почему командиру дивизии следует бодрствовать ночью — его же в любую минуту могут разбудить, — он, как и многие другие, все-таки не спал. И Лебедев, доложив ему о выдвижении батарей и макетов, уехал.
Капитана Маракушу Лебедев нашел в землянке командира роты, на участке которой развертывался поиск. Капитан спал, укрывшись шинелью. «Ну и ну... — подумал Лебедев,— не слишком ли все спокойно?»
В землянку вошел боец с охапкой дров. Лебедев узнал, что капитан вернулся час назад и приказал разбудить его в пять утра.
Что ж, и здесь порядок. Подполковник тоже решил соснуть. Он прошел в землянку комбата, расслабил ремни, распределил по сторонам полевую сумку с планшеткой и кобуру и устроился на пустующем топчане. Лейтенант Матюхин первое время ходил вместе с капитаном Маракушей. Они вдвоем уточняли дели для артиллерии и минометов, вдвоем разговаривали со снайперами и саперами. Все шло так, как было задумано, все знали свои обязанности и, главное, выполняли их точно и в срок. Капитан успокоился, а Матюхину не спалось, и он вместе с сержантом-сапером слазил за передний край и проверил, как отрыты окопчики. И окопчики были выкопаны в срок и тщательно замаскированы. Ну решительно все складывалось как нельзя лучше, а покоя на сердце не было.
Матюхин вернулся на НП гаубичников. Там все спали, только дежурный разведчик топил печь, изредка поглядывая в амбразуру.
Передовая жила обычной жизнью. Постреливали пулеметы, степенно взлетали осветительные ракеты. С немецкой стороны доносился приглушенный рокот автомобиля, а однажды, будто совсем рядом, раздалось ржание застоявшегося жеребца.
Матюхин вскочил с нар и бросился к амбразуре: не начнут ли немцы? Но в лицо ударил влажный, густой ветер, и Андрей отметил: все правильно — и ветер с запада, и воздух влажный, значит, звуки распространяются быстрее и яснее. Хоть бы дождя не было...
- Да вы поспите, товарищ лейтенант, — предложил дежурный. — Или вон чайком побалуйтесь — свежий заварю.
Матюхин пил густой, терпкий чай и все думал, прикидывал. Все казалось правильным, но на душе не становилось легче.
Группа захвата — свежевыбритый до синевы, с тонкими щегольскими усиками Закридзе, сумрачный и решительный Сутоцкий и маленький скромный Шарафутдинов в стеганках и маскировочных костюмах заглянули на НП около пяти часов. Матюхин, еле сдерживая волнение, спросил:
- Все в порядке?
- Так точно, — вытянулся Шарафутдинов. — Группы прикрытия пошли на места вместе с старшим лейтенантом Сладковым.
- Что ж, присядем на дорожку,— сказал Андрей и уселся на осклизлый отвал хода сообщения.
Усаживаясь рядом, Николай Сутоцкий шепнул:
- Психуешь? — В его голосе почудились насмешка и сострадание.
- Да, — поспешно согласился Матюхин.— Психую.
- А взвод не психует. Как же насчет «я-взвод»?
Запомнил Николай ночной разговор, запомнил и — выдал. Матюхин несколько секунд молчал, потом с грустью ответил:
- Вот, наверное, потому и психую, что я как без дела. Все при деле, а я — в стороне.
- Правильно,— серьезно сказал Сутоцкий и стал скручивать цигарку.— Все эти дни я думал над твоими словами, а сейчас, пока шел сюда, прикидывал: наверное, Андрею небо с овчинку кажется.
- Хуже нет, когда без дела, — посочувствовал Закридзе, потянулся было к табаку Сутоцкого, но отдернул руку. — Нет. Вернусь — закурю. Сейчас дыхание берегу.
Шарафутдинов только вздохнул и с придыханием спросил:
- Товарищ лейтенант, товарища капитана будить будем?
Они пошли к Маракуше, который уже пил чай и обзванивал артиллеристов и соседние батальоны. Увидев Матюхина, спросил:
- Группы прикрытия прибыли?
- Так точно, — опять старательно вытянулся Шарафутдинов.— Пошли с замполитом.
- Ладно... — Маракуша отложил трубку. — Вопросы есть?
- Нет, — отрезал Закридзе.
Остальные только помотали головами.
- Может быть, неясности?
- Никак нет! — вскочил Шарафутдинов.
- Ладно, сиди.— Маракуша потер лицо и, сцепив пальцы, потянулся. — Ну что я вам скажу? Красивые слова? Вы их сами знаете... — Он встал, подошел к Шарафутдинову и, когда тот вскочил, обнял, потряс за плечи. Встали и остальные, и капитан так потряс каждого, заглянул в глаза и вдруг вытянулся по стойке «смирно».— Слушай приказ. Группе сержанта Шарафутдинова в составе разведчиков старшины Сутоцкого и рядового Закридзе днем проникнуть в расположение противника и захватить контрольного пленного. Лейтенанту Матюхину обеспечить выдвижение группы захвата на исходные для броска рубежи и последующее прикрытие. Все! Выполняйте.
Разведчики круто, в строгой строевой четкости развернулись и по одному вышли из землянки. Прикорнувший в уголке телефонист смотрел на Маракушу удивленно и осуждающе: не так он представлял себе уход разведчиков за передний край. Не так. И Маракуша, уловив этот взгляд, вздохнул, потом сердито сказал:
- А ты что думал? С оркестром их провожать будем? Крути ручку, вызывай «Резеду».