24

Заместитель начальника армейского «Смерша» подполковник Каширин узнал о смерти своего приятеля подполковника Лебедева поздним вечером, вернувшись после подведения итогов прочесывания окружающих лесов. Каширин сразу осунулся, почернел. Смуглый, чернявый, теперь он казался обугленным. Темные глаза его сверкали настороженно и пронзительно.

Артиллеристы уже вернулись в расположение своих частей, и Каришин с шофером, подсвечивая себе карманными фонариками, обошли воронки. Потом Каширин снял фуражку и долго стоял среди жидкого, чуть клубящегося тумана. Над ним посверкивали яркие осенние звезды, было тихо и зябко.

- Жаль, — сухо сказал Каширин, надевая фуражку. — Очень жаль. — И, уже садясь в машину, добавил, ни к кому не обращаясь: — Нелепая смерть. — А когда въехали в лес, пробормотал. — Впрочем, смерть всегда нелепа.

Шофер молчал — он почти не знал Лебедева, а к странностям своего начальника привык давно.

В штабе дивизии Каширину сообщили, что заместитель командира отдельной разведывательной роты старший лейтенант Сладков доложил о записке-донесении, полученной лейтенантом Матюхиным с вражеской стороны. Каширин сразу утратил раздумчивость, подобрался, только темные глаза его сверкали все так же пронзительно.

- Вызовите старшего лейтенанта ко мне.

Сладков обстоятельно рассказал о том, как попала к нему эта записка со схемой, дал прочесть копию политдонесения.

- Где лейтенант?

- Спит

- Вы, кажется, тоже были на передовой и не спали так же, как и он?

- Так точно.

- Но вы не спите, а он — спит.

- Сладков не ответил. Каширин долго молчал и наконец спросил:

- Вы совершенно уверены в Матюхине?

- Совершенного нет ничего. Но близкое к совершенству бывает. Так вот он на этой ступени — я уверен.

- Вы давно его знаете?

- Ровно столько, сколько служу в этой части.

- Вам не кажется, что этого недостаточно для досконального знания человека?

- Нет. Не кажется. Хотя бы потому, что такие люди, как Матюхин, проверялись вами. И наверняка не один раз. А то, что я знаю о нем, полностью совпадает с результатами вашей проверки.

Каширин вгляделся в Сладкова. Старший лейтенант дерзил — мягко, умно, но дерзил. И вообще, держится он очень независимо, взгляд не прячет и, видимо, не испытывает никаких неудобств от этого нелегкого разговора. Каширину он понравился.

- И все-таки, — уже мягче, задумчивее спросил Каширин, — на чем основывается ваша уверенность в Матюхине?

- На самой схеме.

- Подробнее можно?

- Я уже сообщил. Схема показывает объекты, которые не могли быть известны нашей разведке и, возможно, даже вражеским солдатам. И она точна. Как я уже доложил вам, разведчики в этом убедились.

Каширин согласно наклонил голову.

- Вам не кажется странным, что Матюхин порвал расписку-обязательство этого австрийца?

- Нет. Не кажется. На его месте я бы сделал то же самое.

- Почему?

- Да просто не поверил бы, что австриец воспримет это свое обязательство серьезно. Ведь Матюхин предупредил его, что он в будущем должен будет оказывать помощь нашей армии только в случае, если к нему обратятся. Матюхину важно было оттянуть время. А к австрийцу никто и не собирался обращаться.

- А он, значит, стал действовать самостоятельно?

- Выходит.

- Хорошо. А почему Матюхин не доложил об этой встрече?

- А почему о записке ничего не доложил старшина Сутоцкий?

- Он же ранен!

- Матюхин, как вы помните, тоже был ранен.

Каширин усмехнулся:

- Крепко вы держите оборону. Крепко... Мне это нравится. Тогда вот что... Как вы думаете, лейтенант Матюхин мог бы разыскать эту неизвестную группу наших помощников?

Теперь Сладков с интересом посмотрел на Каширина, стараясь понять, к чему гнет этот жесткий, словно обугленный темноволосый подполковник.

- Вероятно, это будет очень трудно. Но... не невозможно.

- Почему вы так думаете?

- У Матюхина редкая способность ориентироваться в обстановке и ставить обстоятельства себе на службу. Я говорил с Сутоцким, потом с Шарафутдиновым и Грудининым о его поведении в тылу врага. Мягкий, даже либеральный, но очень гибко и разумно приспосабливается к обстоятельствам. Да и последний поиск тому свидетельство. Согласитесь: захватить «языка» в таких обстоятельствах, в таком месте — на взлобке! — без потерь можно только в том случае, если имелся тщательно разработанный план. А ведь его разрабатывал Матюхин.

- Все это я учитываю. Значит, вы ручаетесь за лейтенанта?

- Да.

- Хорошо. Вызовите его ко мне. У меня все.

Матюхина разбудил дежурный по роте. Он вскочил и сразу же понял, куда и зачем его вызывают. Заправляя шинель, он на минуту задумался и невольно, словно прощаясь, осмотрел спящих. Его поразило лицо Шарафутдинова — бледное, страдальческое. Щеки вздрагивали — значит, не спит, только притворяется.

«С чего бы это? — подумал Андрей, но сейчас же вспомнил, как Гафура рвало, и покачал головой: — Плохо... Такое проходит не скоро».

Каширина на месте не оказалось. Он разговаривал с начальством с дивизионного узла связи, и Андрей долго ждал его, пока наконец не задремал.

Вернувшись, Каширин посмотрел в его спокойное, несколько осупувшееся лицо, отметил серебрящиеся на висках прядки седины — Андрей еще не подозревал об их появлении — и одобрительно хмыкнул; нервы у парня все-таки крепкие, умудрился уснуть. И еще Каширин подумал, что совесть у него, видно, чистая. Он разбудил Матюхина, и они долго беседовали с глазу на глаз. О чем — ни Андрей, ни Каширин никогда никому не рассказывали.

Загрузка...