Дневной поиск

2

Матюхин вернулся затемно и, получив приказ явиться к капитану, не сразу бросился его выполнять. Теперь он был не тем, утверждающим себя пареньком, прошедшим тяжкую школу войны и плена. Офицерские погоны определили его место в жизни и на войне. И он ценил это место, понимал его суть и значение и видел с него значительно дальше.

Прежде чем явиться по вызову, он почистил испачканную в траншеях шинель, хлебая суп из котелка, мысленно оценил доклады наблюдателей и, отказавшись от второго, быстро, но не торопясь и не срываясь на бег, как когда-то, пошел к командиру роты.

- Садись, — кивнул Маракуша на лавку. — Будем чай пить и думать.

- Об итогах дня доложить? — спросил Матюхин.

- Нет. В ходе беседы.— Андрей сел, снял ушанку.— Раздевайся, чаю много.

Раздеваясь, Андрей в который раз отметил умение капитана устраиваться: землянка была просторной, высокой и сухой, в ней пахло свежей сосной; стол гладкий, лавки выструганы, а над топчаном — трофейный коврик с оленями и замком. Маракуша разлил чай в кружки и придвинул к Андрею карту.

- Думаю, понимаешь, в чем дело?

- Пришла моя очередь терять людей?

Капитан нахмурился, прихлебнув чай, поморщился:

- Мысли...

- А что сделаешь, если не вижу выхода...

- Так уж и нет выхода?

- Если опять в «ночное» — не вижу.

Маракуша отхлебнул чай и поерзал на топчане.

- А ты уже намереваешься и в...

Он смолк — такой несуразной показалась ему пришедшая в голову мысль. Капитан уже отметил перемены в Матюхине и не мог позволить себе откровенную насмешку.

Выждав долгую паузу, Матюхин спросил:

- А вы, значит, не верите?

- Во что?

- В «дневное»? В дневной поиск?

Маракуша засмеялся.

- Ну ты даешь!.. Неужели веришь? Считаю, что нужно переходить на дневную работу. Пока нет снегов.

- Да-а, — протянул Маракуша и отставил кружку с черным чаем. — Вот какие у тебя мысли…

- Примерно такие.

Капитан рассматривал лейтенанта. В уголках светлых, острых матюхинских глаз уже образовались морщинки. Проступили они и возле крепко сжатого, небольшого и еще по-юношески алого рта. И раньше крепкие скулы еще слегка раздались, отчего лицо приобрело выражение строгости и даже некоторой непримиримости. В темно-русых волосах над чуть оттопыренными, большими ушами пробился первый волосок седины. В обычное время он, вероятно, был бы не заметен, но в землянке, в свете чадящей, заправленной бензином с солью снарядной гильзы, волосок этот сверкал независимо и светло.

«Рано седеют мальчики,— подумал Маракуша и опять придвинул кружку с чаем. — Конечно, в данном случае Андрей явно чудит. Организовать днем поиск для захвата пленного из такой мощной и хорошо организованной обороны — дело нереальное. Но почему не помечтать? Почему не порассуждать? Оттачивается тактическое мышление, зорче и глубже изучается противник. Пусть лейтенант потешится...»

И спросил:

- А если конкретно? Какие мысли мешают тебе жить?

Лейтенант Матюхин уловив знакомые нотки капитанского превосходства, иронии, снисходительности. Несколько месяцев назад он только вздохнул бы про себя и смирился с этой манерой вести разговор. Сейчас он не собирался мириться и потому спросил строго официально:

- Разрешите доложить?

Матюхин не принял приглашения на задушевный разговор при обязательном преимуществе начальства, скрылся за уставной строгостью. Что ж, строгость эта позволяет многое, в том числе и сохранение определенной дистанции, утверждение собственного достоинства.

Капитан Маракуша понял Матюхина и внутренне согласился. Лейтенант есть лейтенант. И дело есть дело. Можно не соглашаться с предложением подчиненного, можно навязать ему свое мнение, но при всем при этом мысли подчиненного от этого не обесценятся. И если на практике они окажутся лучше навязанного сверху решения, урон для начальника окажется весьма ощутимым.

- Докладывайте.

- Вы отлично знаете, что, во-первых, противник у нас дисциплинированный и, к нашему счастью, все еще подвержен стандартному мышлению. Во-вторых, пожалуй, после середины сорок второго года, когда противнику пришлось переходить к обороне, наши частные успехи почти всегда достигались в ночном бою и в ночных поисках. Считалось, что противник плохо подготовлен к ночным действиям. Это стало нашим штампом, нашим стандартом. Между тем фашисты сумели сделать нужные выводы: ночью их оборона стала гораздо опасней, чем днем. Днем они оставляют в траншеях только наблюдателей, патрулей да дежурные пулеметы. И правильно. Ведь кроме пехоты на переднем крае или в непосредственной близости от него есть наблюдательные пункты и разведчиков, и артиллеристов, и минометчиков. И все следят за нами. Под таким прикрытием пехота может спокойно отдыхать днем. А тяжесть обороны ночью ложится именно на пехоту. И она вылазит в траншеи. Она бдительна и осторожна. Вы с этим согласны?

- В общих чертах.

- Ну вот. Когда мы ползем за «языком» ночью, за нами следят тысячи глаз и ушей. И обмануть их ох как нелегко...

- Однако, — усмехнулся капитан,— тебе дважды везло: мало того что проползал через оборону, еще забирался и в тыл противника. Может, это не только везение?

- В известной мере действительно не столько везение, сколько использование сложившейся обстановки. Причем не по моей инициативе, как вы знаете.

- Так, так... А то я уж подумал, что ты... — Маракуша опять недоговорил. То новое, что появилось в Матюхине, мешало ему поддеть офицера.

- Я не... — усмехнулся Андрей.

- Что «не»?— нахмурился Маракуша. — Договаривай.

- Я не зазнался. Разрешите продолжать? Кроме того, противник в силу наших стандартных действий и своего стандартного мышления ждет разведчиков ночью, что особенно затрудняет наши действия.

- Значит, ты хочешь добиться, чтобы противник не ждал наших действий?

- Нет. Я хочу не этого. Я хочу использовать сложившуюся обстановку. Уже по собственной инициативе.

«Да, — подумал Маракуша, — парень не только окреп. У него и командирские зубки прорезались. Что ж, время идет, люди растут».

- Как вы мыслите организовать поиск? — решительно переходя на строгий уставной язык, спросил капитан. — Если при этом учесть очень крепкую в инженерном отношении оборону противника.

- В принципе, в основе, так сказать, точно так же, как и ночной. Группа захвата, группа огневого обеспечения, взаимодействие с артиллерией и так далее. Но учитывать нужно именно необычную для нас оборону противника. Видимо, подступы к ней — минные и проволочные заграждения — придется прямо-таки прогрызать. Тихонько, незаметно, по-мышиному.

- И тоже днем?

- Нет. Только ночью. Вот почему я и подчеркиваю: нужно сделать все до снегов, чтоб не оставлять следов.

- И кто же будет прогрызать?

- Разумеется, саперы. Ночи три, а может, и четыре. Аккуратненько.

Маракуша задумался. Матюхин отвечал слишком быстро и слишком четко, чтобы предполагать, будто на него накатила внезапная блажь, стремление соригинальничать. Чувствовалось, что он продумал и план и ход поиска.

- Ну а дальше, дальше как? Прогрызут вам дорогу, а вы?

- Тут уже начинаются варианты. Может быть, ночью выйдем на нейтралку и оттуда броском врежемся в их передовую, а может, сразу из траншей рванем вперед. Все будет зависеть от места проведения поиска и огневого обеспечения. Я уж не говорю о поведении противника.

- У вас, конечно, есть предварительные наметки?

- Несколько вариантов. Я понимаю, вы не вправе разрешить нам проведение дневного поиска. Может, и дивизия не разрешит. Но подполковнику Лебедеву можно будет доказать.

- Группу вы уже подобрали?

- Нет. Но, думаю, подобрать можно. Особенно если вы разрешите взять кое-кого из других взводов.

- Своих мало? Подготовка не та? Или хотите сохранить своих людей?

- Ни то, ни другое. Дело необычное. Нужны особые люди. Для другой задачи взял бы своих, а для этой нужны особые.

- На кого же вы нацелились?

- Прежде всего на старшину Сутоцкого и... рядового Закридзе.

- Почему их?

- В группе захвата потребуются физически сильные люди, владеющие и боксом и рукопашным боем, умеющие идти напролом. Эти двое как раз то, что нужно.

- Вы что ж, собираетесь мириться с Сутоцким?

- Я с ним не ссорился. И, насколько его знаю, дело он сделает хорошо.

Капитан опять склонился над кружкой остывающего чая и долго прихлебывая терпкий, пахучий настой.

- Скажите, лейтенант, вы сами придумали этот дневной поиск или...

- Или, товарищ капитан. Грудинин вычитал о таких поисках в газете и дал почитать мне. А потом вечером мы обсудили.

- Поймите, товарищ Матюхин, — странно, но Маракуша уже не мог называть Андрея по имени и на «ты»,— опыта мы не имеем, а рисковать...

Капитан сделал маленькую паузу, подбирая слова, чем немедленно воспользовался Матюхин:

- Кто-то должен начинать.

Вот это вторжение в его рассуждения не совсем понравилось Маракуше. Доверительная беседа-раздумье не удалась, однако отмахнуться от предложения лейтенанта капитан не мог. Матюхин уже не тот, каким его знал Маракуша. Он становится офицером, хотя еще и не стал им. Вот даже в этом — не сумел дослушать возражений начальника, не сумел сдержаться.

- Решим так: готовьте несколько вариантов и дневного и ночного поиска,— сказал Маракуша и встал.

Матюхин тоже встал, спросил:

- Разрешите идти?

- Да. Отдыхайте.

- Итоги дня изложить письменно?

Черт! Ничего не забывает! И все преподносит так, будто ты же и виноват.

- Как я понимаю, ничего существенного?

- Так точно!

- Тогда письменно. Будете писать, по-новому осмыслите обстановку.

Матюхин оделся, козырнул и легко проскользнул за- плащ-палатку, которая пологом прикрывала дверь. Мара- куша посмотрел ему вслед и отметил это ловкое, бесшумное проскальзывание.

«Вот так вот, капитан. Садись и думай. В одиночку».