30 августа. Четверг

Школа на носу. Ну, всякие перезвоны. Я-то никому, а мне все звонят. Лиза Потехина и Лена Корф, Света Боярская. Сережа Атаров звал делать газету к первому сентября. Обещала завтра прийти после обеда. А сама все о главном. В три часа на Пушкинской. Даже удобно, что газета. Не надо будет сочинять дома. Я, впрочем, рассчитывала на визит в школу. Как странно, что я школьница, что нужно садиться за парту, писать контрольные, показывать дома отметки. В три часа на Пушкинской. Я так повзрослела за лето, во мне началась тайная жизнь. Смотрю на все отчужденно, с ощущением непричастности к прежним милым вещам. Вот книжки мои, учебники и тетрадки. Большая квартира и бюст римского консула. Картины, ковры, инструмент. Вот голоса одноклассников по телефону, лица домашних. Они что-то говорят, зовут к обеду, спрашивают. Мне ни до кого нет дела. В три часа на Пушкинской...


Лихорадочно перечитывала дневник. По-моему, он становится похожим на книгу. В нем появился сюжет, дедушка был бы доволен. Но чем же все кончится? Книга книгой, а жизнь течет сама по себе. Она не так стройна, как повествование. Что будет дальше? Как это и вправду тяжко: все время забегать мыслью вперед. Надо жить сегодняшним днем. Я бы с удовольствием обратилась сейчас в маленькую девочку, забыла обо всем. У нас же, взрослых, — я взрослая, ха! — сознание «продлено», как выразился Алеша, на целые годы вперед.


0.30. Все уже спать улеглись. Я надену то самое белое платье, благо тепло, обещали за двадцать. Боюсь, не засну. Такое ощущение, что нужно оставить прощальную записку. Завтра уеду бог знает куда, жизнь моя переменится. Неужто я способна на такие поступки?

И вот последние стихи из «Календаря».

ОКТЯБРЬ

I

Прекрасна осень, если в ней

хрусталик утра все ясней,

все ярче лес и все белее

две хризантемы на окне.

Но завтра стужа, битый лед,

зима — всегдашняя пустыня.

Две простыни в окне застынут,

морозом схваченные влет.

И станет проще и больней,

и губы вымолвят шептанье:

«Прекрасна осень, если в ней

нет о зиме напоминанья».

II

На черном зеркале асфальта,

разбитом, мутном и кривом,

затопленные лодки листьев.

Они то рядышком друг к другу,

то к носу нос и образуют звезды,

то горьким ворохом лежат.

И днища бледные их светят,

и смотрят безучастно в небо,

как в белое пустое море.

III

С утра на улице ненастье,

но выйдешь к лесу, и везде

горит, горит мое несчастье,

не остывая на дожде.

Домой вернешься, сад пылает,

в себя уйдешь, душа горит,

и тлеет комната жилая,

где образ твой легко царит.

Гори, сжигай себя, природа!

Пускай останутся к зиме

уголья черные невзгоды

да имя хладное в уме.

Загрузка...