До последнего

21

Обед с Дебби Райнер и ее детьми прошел далеко не так гладко, как рассчитывал Веб. У Дебби оказалась Кароль Гарсия, которая привела с собой одного из своих отпрысков. Они сидели за круглым обеденным столом и вели пустой разговор, стараясь не касаться главной темы — той жизненной катастрофы, которая на них обрушилась. Когда Кароль Гарсия перекрестилась, Веб вспомнил о том, что говорил ее мужу перед каждым заданием. Он был прав, поскольку в ту ночь Господа рядом с ними не было. Вслух он, однако, сказал совсем другое:

— Передай мне картофель, пожалуйста.

Штурмовики группы ПОЗ не поощряли слишком тесного общения между своими женами. Главным образом потому, что не хотели, чтобы женщины о них сплетничали. Во время тренировок и боевых заданий они подчас демонстрировали такие качества, распространяться о которых особенно не следовало. Между тем случайно оброненное дома слово могло бы дать повод для целой дискуссии, если бы женщины постоянно между собой общались. Кроме того, штурмовики не хотели, чтобы женщины в их отсутствие устраивали коллективные бдения, рассуждая об опасностях того или иного задания и подстегивая свое распаленное разлукой с мужьями воображение ложной информацией и непроверенными слухами.

Сидевшие за столом дети лениво тыкали вилками в тарелки, раскачивались на стульях, капризничали, всячески давая понять, что это мероприятие им нисколько не по душе. Кроме того, было видно, что они не знали, как теперь вести себя с Вебом, который когда-то носил их на руках, заботился о них, играл с ними и был их любимцем. Поэтому все детишки, включая семилетнюю дочь Дебби Райнер, которая, казалось, любила Веба чуть ли не с колыбели, вздохнули с облегчением, когда он стал прощаться.

— Не пропадай, — сказала Дебби, целуя его в щеку на прощание. Кароль Гарсия, прижимавшая к себе своего сына, просто помахала ему со своего места за столом.

— Не сомневайся, не пропаду, — сказал Веб. — Спасибо за обед. Если тебе что-нибудь понадобится, сразу же дай мне знать.

Отъезжая от дома в своем «краунвике», Веб думал о том, что скорее всего никогда их больше не увидит. «Пора тебе уматывать» — таков, казалось, был девиз, под которым прошел сегодняшний обед.

На следующее утро ровно в девять часов Веб ступил в мир Клер Дэниэлс. Удивительное дело: первым, кого он увидел, был доктор О'Бэннон.

— Рад видеть тебя, Веб. Кофе хочешь?

— Благодарю, я знаю, где кофейник, и сам справлюсь если что.

— Ты ведь помнишь, Веб, что я был во Вьетнаме? Под огнем, конечно, не был, служил военным психиатром при госпитале. Но на парней, которые участвовали в боях, насмотрелся. Даже представить себе трудно, что они подчас вытворяли. Но ты — сильный человек; думаю, с тобой такого бы не случилось. Кроме того, я работал с ребятами, которым довелось побывать в плену у вьетконговцев. Чего они только не пережили! Подвергались физическим и психологическим пыткам; их сделали изгоями, лишили всяческой поддержки — и моральной, и физической. Это не говоря уже о том, что им не давали спать и натравливали друг на друга, как диких зверей. Да, ужасное было время... Кстати, хотел тебе сказать, что у психиатров не принято уводить друг у друга пациентов. Это неэтично. Поэтому поведение Клер меня, признаться, несколько удивило. Но и она, надеюсь, согласится с тем, что в нашем деле на первом месте должны стоять интересы пациента. Так что если ты раздумаешь посещать Клер, я снова к твоим услугам. — О'Бэннон похлопал Веба по спине, окинул его взглядом, который, по мнению Веба, следовало квалифицировать как «ободряющий», после чего вышел из приемной.

Клер вышла из своего кабинета через минуту после ухода О'Бэннона, и они вместе стали варить кофе. Потом перед ними возник парень в униформе электрической компании и с ящиком инструментов. Выбравшись из шкафа, в котором находились электрический распределительный щит и телефонные провода, он закрыл дверцу и удалился.

— Что-то случилось? — спросил Веб.

— Не знаю. Я только что пришла, — ответила Клер.

Пока они пили кофе, Веб украдкой оглядел Клер. На ней были блузка и юбка до колен, открывавшая хорошей формы загорелые икры и лодыжки. Но ее волосы, хотя и были коротко подстрижены, в это утро находились в некотором беспорядке. Она поняла, что Веб ее рассматривает, и поторопилась пригладить непокорные прядки.

— По утрам я всегда быстрым шагом обхожу здание. Своего рода утренняя гимнастика. Но влажность и ветер действуют на волосы не лучшим образом. — Она отпила кофе, после чего добавила в чашку немного сахара.

— Вы готовы?

— Готов, как всегда.

Пока Клер разбирала папки, Веб рассматривал стоявшие в углу кроссовки. Вот в чем она ходит вокруг здания, подумал он, потом нервно посмотрел на Клер.

— Прежде всего, Веб, я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы согласились у меня лечиться.

— Если честно, я не знаю, зачем это сделал, — откровенно сказал он.

— Независимо от того, зачем вы это сделали, я буду работать хорошо, чтобы вы не пожалели о своем решении. Доктор О'Бэннон не выразил большой радости по поводу вашего перехода, но моя главная забота — вы. — Она показала ему небольшую папку. — Это мне доктор О'Бэннон передал вместе с вами.

Веб едва заметно улыбнулся.

— Мне почему-то казалось, что моя папка окажется куда толще.

— Признаться, я тоже так думала, — сдержанно сказала Клер. — В ней записи ваших бесед, сведения о различных препаратах, в том числе антидепрессантах, которые он вам прописывал. Короче говоря, ничего особенного.

— Ну и что? Это хорошо или плохо?

— Хорошо, если все это вам помогло. По-видимому, все-таки помогло, поскольку вы вернулись в строй.

— Но?

— Но мне кажется, что в вашем случае надо копать глубже. Меня, в частности, удивило, что он не проводил с вами сеансы гипноза. Он в этом деле спец, и гипнотические сеансы — часть его стандартной методики. Между прочим, он обучает гипнозу студентов медицинского колледжа. А у третьего или четвертого курса устраивает показательные сеансы. Например, предлагает студентам забыть букву «ка». Потом пишет на доске слово «кот», и они читают: «от». Или внушает аудитории мысль, что по залу летает оса, и люди начинают от нее отмахиваться. Это, в общем, стандартная процедура, демонстрирующая так называемые навязанные извне визуально-слуховые галлюцинации.

— Помню, мы о чем-то таком говорили, когда встретились с О'Бэнноном в первый раз. Я не захотел подвергаться гипнозу, так что об этом было забыто, — сухо сказал Веб.

— Понятно. — Клер продемонстрировала ему значительно более толстую папку. — Это ваше официальное дело из ФБР. По крайней мере его часть, — добавила она, заметив в его глазах удивленное выражение.

— Я так и подумал. Поскольку это конфиденциальная информация.

— Если помните, вы подписали документ, в котором выразили согласие предоставить психиатру все необходимые сведения относительно вашей особы. В таких случаях Бюро передает дело сотрудника лечащему врачу, предварительно изъяв из него секретные материалы. Поскольку вы сменили психиатра, доктор О'Бэннон отдал его мне. Кстати сказать, я уже успела его просмотреть.

— Вы очень трудолюбивый человек, доктор. — Веб хрустнул пальцами и выжидающе на нее посмотрел.

— Во время нашей первой беседы вы не упомянули о том, что причиной смерти вашего отчима Реймонда Стоктона стал несчастный случай, произошедший у вас дома. Тогда вам было пятнадцать лет.

— Неужели не упомянул? А мне-то казалось, что я рассказал вам все. Но я заметил, что вы тогда ничего не записывали. Так что проверить это, как я понимаю, невозможно?

— Поверьте, Веб, если бы вы сказали мне об этом, я бы запомнила. Запомнила же я ваши слова о том, что вы хорошо ладили с отчимом. Это правда? — Она опустила глаза в лежавшие перед ней бумаги.

У Веба сильно забилось сердце и загорелись уши. Ничего не скажешь, эта женщина умела выспросить обо всем, что ей нужно. Она владела почти безупречной техникой ведения допроса. Сейчас она набросила ему на шею петлю и начала ее затягивать.

— Ну, у нас были небольшие разногласия. Но у кого их нет?

— К вашему делу подшиты многочисленные жалобы на насилие со стороны отчима. Некоторые из них написаны вашими соседями, а некоторые — вашей рукой. Это что — те самые «небольшие разногласия», о которых вы сейчас упомянули? — Веб покраснел как рак, и Клер быстро добавила: — Я вовсе не пытаюсь иронизировать. Просто хочу понять, какие отношения были у вас с этим человеком на самом деле.

— Тут и понимать нечего, поскольку никаких отношений у нас не было.

Клер снова заглянула в дело, потом пролистала свои записи. Веб следил за ее действиями со все возрастающим беспокойством.

— Ваш отчим погиб в том самом доме, который вам оставила мать?

Веб промолчал.

— Так это тот дом или нет? — повторила вопрос Клер.

— Я слышу! — резко ответил Веб. — Да, тот самый. И что с того?

— Я просто задала вам вопрос. Кстати, вы собираетесь его продавать?

— А вам что за дело? Вы что — в свободное время подрабатываете в риелтерской фирме?

— У меня такое чувство, что кое-какие ваши отклонения связаны с этим домом.

— Это было не лучшее место для ребенка.

— Как раз это я отлично понимаю, но, чтобы продвинуться вперед, иногда полезно припомнить свои старые страхи и научиться противостоять им.

— В этом доме нет ничего такого, что вызывало бы у меня страх, которому требовалось бы противостоять.

— Почему бы нам не поговорить об этом еще немного?

— Послушайте, Клер, вам не кажется, что мы слишком отвлеклись от темы? Я пришел к вам, потому что мою группу уничтожили и у меня по этой причине тяжело на душе. Давайте же придерживаться этого! А о прошлом забудем. И об этом доме, и о моих отцах. Все это не имеет ко мне никакого отношения.

— Напротив. Все это имеет самое непосредственное отношение к вашей особе. К тому, кто вы и кем стали. Не проанализировав ваше прошлое, я не сумею разобраться с вашими нынешними и будущими проблемами. Вот так.

— Лучше пропишите мне какие-нибудь таблетки и закончим на этом. В Бюро будут считать, что мне привели мозги в порядок, у вас же останется приятное чувство исполненного долга.

Клер покачала головой.

— Это не мой метод. Я хочу помочь вам по-настоящему, и думаю, что мне это удастся. Но нам придется работать вместе. На меньшее я не согласна.

— Кажется, вы говорили, что у меня военный синдром или что-то в этом роде. Какое отношение к этому имеет мой отчим?

— Мы рассматривали это как одну из возможных причин того, что произошло с вами в аллее. Но я не говорила, что это единственно возможная причина. Чтобы разобраться с вашей проблемой, требуется многосторонний подход.

— Проблема... Как-то это несерьезно звучит. Будто я пожаловался вам, что у меня прыщи.

— Мы можем использовать другой термин, но на подходе к проблеме это не отразится.

Веб закрыл лицо руками и сквозь это своеобразное забрало произнес:

— Чего именно вы от меня хотите?

— Прежде всего быть честным. Думаю, вы в состоянии честно отвечать на мои вопросы. Надо только сделать над собой усилие: Вы должны мне доверять, Веб.

Веб убрал руки от лица.

— Ладно, вот вам правда. Стоктон пил и принимал наркотики. Жил идеалами шестидесятых годов. Работал в каком-то паршивом офисе, носил костюм и галстук, но в свободное время корчил из себя Дилана Томаса[3].

— Вы хотите сказать, что ваш отчим был разочарованным в жизни пустым мечтателем? Возможно, с комплексами?

— Ему хотелось быть умнее и талантливее моей матери, но ему это не удавалось. Стихи, которые он писал, были никудышными, и ему так и не удалось опубликовать ни строчки. Единственное, чем он был похож на Дилана, — так это тем, что много пил. Думал, наверное, что алкоголь способствует вдохновению.

— Он бил вашу мать? — Клер постучала кончиками пальцев по обложке папки.

— В деле и об этом сказано?

— То, о чем там не сказано, представляется мне более интересным. Из этого следует, что ваша мать никогда не выдвигала против Стоктона официальных обвинений.

— Давайте все-таки верить делу.

— Так он бил вашу мать — или нет? — повторила она свой вопрос, но Веб не ответил. — Или ограничивался тем, что бил вас? — Веб медленно поднял глаза на Клер, но продолжал молчать. — Значит, только вас? И ваша мать это ему позволяла?

— Шарлотта редко бывала дома. Выйдя замуж за этого парня, она совершила ошибку. Она знала об этом и старалась его избегать.

— Понятно. Развод, значит, не казался ей выходом?

— Она уже один раз разводилась. Похоже, ей не хотелось подвергаться этой процедуре вторично. Проще было сесть в машину и умчаться в ночь.

— Значит, она оставляла вас один на один с человеком, который, как она знала, вас обижает? Интересно, что вы при этом чувствовали?

Веб опять не сказал ей ни слова.

— Вы когда-нибудь говорили с ней об этом? Давали ей понять, что вы при этом испытываете?

— Никакой пользы такие разговоры бы не принесли. Для нее этот парень вроде как не существовал.

— Похоже на неосознанное подавление памяти.

— Да плевать, на что это похоже. Назовите это как угодно. Мы никогда с ней об этом не говорили.

— Вы были дома, когда умер ваш отчим?

— Возможно. Я сейчас точно не помню. Может, это тоже своего рода подавление памяти.

— В деле сказано, что ваш отчим упал. Как это произошло?

— Он сорвался с верхней ступеньки лестницы, которая вела на чердак. Там у него был тайник, где он прятал свои затуманивавшие сознание пилюли. Он был под кайфом, оступился, упал и сломал себе шею. Полиция расследовала это дело и пришла к выводу, что смерть наступила в результате несчастного случая.

— А ваша мать была дома, когда это случилось? Или она отправилась на одну из своих автопрогулок?

— Вы сейчас изображаете из себя агента ФБР? — Просто пытаюсь понять, как все произошло.

— Шарлотта была дома. Она и вызвала «скорую помощь». Но, как я уже сказал, отчим сломал себе шею, и все было бесполезно.

— Вы всегда называете свою мать по имени?

— Не считаю это проявлением неуважения.

— Представляю, какое вы испытали облегчение, когда Стоктон умер.

— Скажем так: я на его похоронах не рыдал.

Клер наклонилась к нему и заговорила тихим голосом:

— Веб, вопрос, который я сейчас вам задам, может оказаться для вас очень трудным, и если вы не захотите отвечать на него, не отвечайте. Но, учитывая ваши плохие отношения с отчимом, я просто обязана его задать.

Веб вскинул вверх обе руки.

— Он никогда не трогал меня за интимные части тела, так же, как не требовал, чтобы я трогал его. Этот парень не был педофилом — это я вам точно говорю. Просто он был жестоким человеком с садистскими наклонностями, который колотил своего пасынка, вымещая на нем злобу от неудовлетворенности жизнью. Но если бы он попытался сделать нечто подобное, я бы нашел способ его убить. — Веб отдавал себе отчет в том, что только что сказал, поэтому поторопился добавить: — Но парень умер и тем самым избавил своих домочадцев от всяких хлопот по его усмирению.

Клер откинулась на спинку стула и отложила в сторону папку. Последнее обстоятельство было воспринято Вебом как необходимая ему передышка. Он позволил себе немного расслабиться и поудобнее уселся на стуле.

— Не сомневаюсь, что вы не любите вспоминать годы, проведенные под одной крышей с отчимом. Но своего родного отца вы вспоминаете?

— Отцы — это отцы.

— Из этого заявления следует, что вы не делаете различия между своим родным отцом и Реймондом Стоктоном?

— Так проще: меньше думаешь о том, что с ними связано.

— Простейший выход из сложной ситуации обычно никуда не приводит.

— Ну не знаю я, что сказать. Клер. Не знаю.

— Ладно. Давайте в таком случае снова вернемся к событиям во дворе. Это причинит вам боль, тем не менее давайте припомним все с самого начала.

Веб припомнил. И это причинило ему боль.

— Вспомните людей, которых вы встретили в начале аллеи. Их появление оказало на вас какое-нибудь воздействие?

— Никакого. За исключением того, что я задал себе вопрос, не попытаются ли они нас убить. Но я знал, что эту территорию прикрывают снайперы, так что особенно не волновался. Иначе говоря, меня в тот момент ничего, кроме весьма призрачной угрозы смерти, не беспокоило.

Если она и была шокирована прозвучавшим в его словах сарказмом, то виду не подала. Это произвело на Веба некоторое впечатление.

— Хорошо. Теперь попытайтесь представить себе маленького мальчика, которого вы увидели потом. Не можете вспомнить, что он вам тогда сказал? Только точно?

— Вам кажется, это так важно?

— Пока мы оба не знаем, что важно, а что — нет.

Веб тяжело вздохнул и сказал:

— Хорошо. Итак, я увидел ребенка. Он посмотрел на нас и сказал... — Веб замолчал, поскольку перед его внутренним взором предстал Кевин и он словно наяву снова увидел круглый шрам от пули у него на щеке и длинный шрам от ножа на лбу. Было ясно как день, что хотя мальчик только начал жить, жизнь у него была трудная и исковерканная. — Он сказал... он сказал: «Пропадите вы все пропадом» — вот что он сказал. — Веб с волнением посмотрел на Клер. — Так все и было. Я вспомнил. А потом он рассмеялся. И смех у него был какой-то странный. Неприятный, хриплый, как у старика.

— Что во всем этом вас задело?

Веб на минуту задумался.

— Эти слова. Как только он их произнес, у меня мозги словно туманом затянуло. «Пропадите вы все пропадом». Так он сказал. У меня и сейчас, когда я это вспоминаю, пальцы на руках неметь начинают. Просто безумие какое-то.

Клер что-то записала в блокноте и посмотрела на Веба.

— Действительно необычно. «Пропадите вы все пропадом» — так давно уже никто не говорит, тем более дети. Какая-то архаика. Такое ощущение, что эта фраза из другой эпохи. Ну, может, пуритане так говорили — лет двести назад. А вы что думаете по этому поводу?

— Мне эта фраза тоже показалась устаревшей. Из времен Гражданской войны или около того, — сказал Веб.

— Все это весьма странно.

— Поверьте, Клер, вся та ночь была какая-то странная.

— А что вы еще почувствовали?

Веб с минуту обдумывал этот вопрос.

— Мы ожидали приказа, чтобы начать атаку на объект. И наконец получили его. — Он покачал головой. — Как только я услышал слова команды у себя в наушнике, то словно окаменел. Это произошло в одно мгновение. Помните, я рассказывал вам о ружьях фирмы «Тайзер», с которыми экспериментировали наши ребята? — Клер кивнула. — Так вот, впечатление было такое, будто меня поразила выпущенная из такого ружья электронная стрела.

— Мог кто-нибудь выстрелить в вас из такого ружья в аллее? Может, вас парализовало именно по этой причине?

— Это невозможно. Никого, кроме моих приятелей, поблизости не было. Кроме того, электронная стрела не смогла бы пробить мой кевларовый бронежилет. И последнее: даже если бы на мне не было бронежилета и в меня чем-нибудь таким стрельнули, эта штука застряла бы в моей шкуре. Согласны?

— Согласна. — Клер сделала в блокноте очередную запись и сказала: — В прошлый раз вы говорили, что, несмотря на паралич, вам удалось подняться и войти во двор.

— Если честно, ничего более трудного мне в своей жизни делать не приходилось. Мне казалось, что я весил две тысячи фунтов; кроме того, ни один орган у меня нормально не функционировал. Все это на меня так подействовало, что стоило мне войти во двор, как я, окончательно обессилев, всем телом рухнул на асфальт. А в следующую секунду во дворе застрочили пулеметы.

— А когда вы начали приходить в себя?

Веб задумался.

— У меня было такое ощущение, что я оставался парализованным по меньшей мере год. Но, как оказалось, пролежал я совсем недолго. Как только загрохотали пулеметы, силы стали ко мне возвращаться. Через секунду я уже мог шевелить руками и ногами, хотя они и горели как в огне. Так бывает, когда конечности затекают, а потом кровообращение в них начинает восстанавливаться. Впрочем, в тот момент я не знал, как использовать свои вновь обретенные конечности, поскольку идти мне было некуда. Меня прижимал к земле непрерывный пулеметный огонь.

— Значит, вы не представляете, из-за чего вас могло парализовать? Скажите в таком случае, не было ли у вас в последнее время какой-нибудь травмы, связанной с повреждением двигательного нерва или нервного узла? Это тоже могло стать причиной овладевшего вами беспомощного состояния.

— Ничего подобного у меня не было. Кроме того, если бы у меня была травма, на задание бы меня не послали.

— Итак, вы услышали грохот пулеметов, после чего онемение стало у вас проходить?

— Да.

— Хотите добавить что-нибудь еще?

— Да, о том парнишке. Таких, как он, я видел тысячи. Тем не менее я не мог выбросить его из головы. И дело не в том, что у него на лице был след от пули. Мне много такого случалось видеть. Просто я не мог его забыть и все. И потом снова его увидел — когда начали стрелять пулеметы. Он сидел на корточках, прислонившись к стене у входа в аллею. Сделай он еще один шаг — и пули разрезали бы его пополам. Я крикнул ему, чтобы он держался подальше от двора, и пополз к нему. Он был испуган до полусмерти. Потом он услышал в аллее шаги парней из группы «Хоутел» и решил бежать от них и от меня через простреливаемый пулеметами двор. Я не хотел, чтобы его убили, Клер. В ту ночь и без того погибло слишком много людей. Я прыгнул и схватил его. Он крикнул, что ни в чем не виноват. Но когда ребенок сразу заявляет тебе такое, становится понятно, что ему есть что скрывать.

Я как мог успокоил его. Он спросил меня, вся ли моя группа погибла, и я сказал, что, кроме меня, погибли все. Я дал ему записку и свою бейсболку, после чего выстрелил из ракетницы, поскольку в противном случае парни из группы «Хоутел» обязательно бы его пристрелили. Но мне, как я уже говорил, не хотелось, чтобы он умер.

— Вам пришлось пережить ужасную ночь, но вы должны испытывать некоторое утешение при мысли, что вам удалось спасти этого мальчика, — сказала Клер.

— Думаете, должен? Сомневаюсь. Зачем, скажите, я его спасал? Чтобы он вернулся на улицу? Это, знаете, тот еще мальчик. У него есть старший брат по прозвищу Большой Тэ, который торгует в том районе наркотиками. Очень опасный человек.

— Если он такой опасный, тогда, возможно, в этом деле как-то замешаны его враги?

— Возможно. — Он сделал паузу и спросил себя, следует ли рассказать ей о том, что произошло дальше. — Кто-то подменил этого мальчика в аллее.

— Подменил мальчика? Что, собственно, вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что Кевин Вестбрук, которого я спас, вовсе не был тем парнишкой, который доставил мою записку группе «Хоутел». И мальчик, который потом исчез с места преступления, не был тем Кевином Вестбруком, о котором я вам говорил.

— Но кому могло понадобиться подменить мальчиков?

— Это вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов, которым я частенько задаюсь и который сводит меня с ума. Если разобраться, я не имею ни малейшего представления о том, что произошло с Кевином Вестбруком после того, как я отослал его с запиской в конец аллеи. Знаю только, что другой мальчик, оказавшийся на его месте, сообщил ребятам из группы «Хоутел», что я вел себя как последний трус. Зачем ему это было нужно?

— Складывается впечатление, что он чуть ли не намеренно пытался вас опорочить.

— Парнишка, которого я даже не знаю? — Веб покачал головой. — Это не он. Просто те, кто действительно хотел меня опорочить, сказали ему, что он должен говорить. А потом они появились на месте преступления и увели этого мальчика прямо из-под носа наших людей. Возможно, его уже нет в живых. И Кевина, возможно, тоже.

— Похоже, все это было тщательно спланировано, — сказала Клер.

— Хотел бы я знать зачем.

— Можно попробовать решить этот ребус, Веб. И я могу вам в этом помочь, но предупреждаю, что следователь я неважный.

— Вполне возможно, я тоже. Последние восемь лет я почти не занимался расследованиями. — Он покрутил украшавшее его палец кольцо. — Когда я утром зашел в приемную, то застал там доктора О'Бэннона, который завел со мной разговор о военном синдроме.

Клер подняла брови.

— Неужели? Опять, наверное, про свой вьетнамский опыт рассказывал? — Она едва сдерживалась, чтобы не улыбнуться.

— У меня такое впечатление, что он любит об этом поговорить. Но если на минуту отвлечься от Кевина Вестбрука и от его воздействия на мою особу... Вы тоже считаете, что все дело в военном синдроме?

— Ничего не могу сказать вам по этому поводу, Веб. По крайней мере сейчас.

— Я, знаете ли, встречал солдат вроде тех, о которых говорил О'Бэннон. В них стреляли, и они дали слабину. Это каждый может понять.

Она посмотрела на него в упор.

— Но...

Веб заговорил очень быстро:

— Но большинство из этих парней бросали в бой после краткосрочных курсов. Они просто не умели убивать. Точно так же они не знали, что значит находиться под огнем. Я же почти всю свою сознательную жизнь занимался боевой подготовкой. В бою со мной случалось такое, чего вы и представить себе не можете. В меня стреляли из пулемета и миномета, и если бы попали, то от меня бы мокрого места не осталось. Мне приходилось убивать людей, даже когда у меня в жилах почти не оставалось крови. И со мной никогда не происходило ничего подобного тому, что произошло в ту ночь. Я рухнул как подкошенный, но при этом в меня ни разу не выстрелили. Скажите мне, как такое возможно?

— Я знаю, Веб, что вам не терпится получить от меня ответ. Надо копать дальше. Сейчас я могу сказать вам только одно: когда речь идет о мозге и нервной системе, возможно все.

Он покачал головой, спрашивая себя, как долго ему придется брести по этой дороге, которой пока не видно конца.

— Вы не находите, док, что эти наши разговоры мало напоминают реальное лечение? Скажите, сколько вам платит Бюро за то, что вы отмалчиваетесь? — Он неожиданно вскочил с места и быстрым шагом вышел из комнаты.

И опять Клер не сделала попытки его остановить. Хотя ее так и подмывало это сделать. У нее были пациенты, которые от нее уходили, но во время первых двух сеансов — никогда. Усевшись поудобнее на стуле, она просмотрела свои записи, потом достала диктофон и стала наговаривать на пленку необходимую информацию.

Клер даже не догадывалась, что у нее под потолком в детекторе дыма находилось подслушивающее устройство, работавшее как от сети, так и от специальных батареек. Точно такие же устройства были установлены в кабинетах остальных психиатров и психологов, работавших на этом этаже. В приемной во встроенном в стену шкафу, где помещался распределительный щит, были установлены дополнительные жучки, один из которых сломался. Именно по этой причине сегодня утром в офисе и появился «электрик».

Эти невидимые уши улавливали каждое слово, произносившееся в этих стенах. Поэтому сотрудники всех подразделений ФБР, включая агентов, работавших под прикрытием, которые приходили сюда, рассчитывая на полную конфиденциальность, никаких гарантий в этом смысле не имели. Вся мало-мальски ценная информация, которую они доводили до сведения своих лечащих врачей, мгновенно становилась достоянием определенной группы людей.

Когда Веб выскочил из здания, доктор О'Бэннон вышел из своего офиса, спустился на лифте в подземный гараж и забрался в свой новенький «ауди-купе». Выехав на улицу, О'Бэннон вынул из кармана мобильник и набрал номер. Долгое время никто не отвечал; наконец трубку сняли.

— Я позвонил не вовремя? — взволнованно осведомился доктор.

Его собеседник ответил, что звонить можно в любое время, главное — говорить коротко и по делу.

— Сегодня приезжал Лондон.

— Я об этом слышал, — ответил абонент доктора. — Мой человек ремонтировал у вас «жучок». Ну и как там дела со стариной Вебом?

Доктор О'Бэннон нервно сглотнул.

— Теперь он посещает другого психиатра. — Доктор перевел дух и поторопился добавить: — Я пытался его отговорить, но он уперся, как бык.

Абонент О'Бэннона так раскричался, что доктору пришлось отвести трубку от уха.

— Послушай, я тут ни при чем, — сказал О'Бэннон. — Сам не могу понять, почему он выбрал другого психиатра. Это случилось внезапно и без каких-либо видимых причин. Что? Ее зовут Клер Дэниэлс. Раньше мы работали с ней в паре. Очень умна и компетентна. При других обстоятельствах проблем с ней не возникло бы, потому что она полностью мне доверяет.

Его собеседник в ответ сказал нечто такое, от чего доктора охватил озноб. Чтобы успокоиться, он остановил машину у обочины.

— Нет, убивать ее нельзя. Это вызовет ненужные подозрения. Я знаю Веба Лондона. Быть может, даже слишком хорошо. Он умен. Если с Клер что-нибудь случится, он вцепится в это дело и не остановится, пока не размотает все до конца. Такой у него характер. Ты уж мне поверь, я долго работал с этим человеком. Если помнишь, именно по этой причине ты меня и нанял.

— Положим, не только по этой причине, — сказал абонент доктора. — И мы хорошо тебе платим, Эд. Очень хорошо. Но мне не нравится, что он решил ходить к этой Дэниэлс.

— Я буду держать все под контролем. Насколько я знаю Лондона, он придет к ней еще раз или два, а потом пошлет ее к черту. Но если случится что-нибудь из ряда вон, я об этом узнаю. И сразу же сообщу тебе.

— Да уж, постарайся, — сказал собеседник О'Бэннона. — Как только ты поймешь, что держать под контролем эту парочку тебе не по силам, за дело возьмемся мы. — Телефон замолчал. Доктор О'Бэннон тоскливо посмотрел на мобильник, нажал на газ и, выехав на середину дороги, резко прибавил скорость.