Дождь в полынной пустоши. Часть вторая [СИ]

7. День Святого Варуха (6 октября)

Притворяясь все еще спящей и сдерживая дыхание не выдать себя, Лисэль подглядывала сквозь прикрытые веки. В комнате хаос и беспорядок. Привычный уклад изменился в одночасье, будто по спальне пронесся неудержимый ураган. Портьера сорвана, кажется, она в ней изображала Королеву Дикой Охоты. Сорочка нежнейшего шелка распущена лентами и обильно окрашена девственной кровью гранатового соуса. Чулки тонкого кружева и легчайшего атласа, спутаны (место незабываемого пленения) в изголовье кровати. В середине стола, в заливном, бархатный башмачок, подняв парус алых роз, налетел на риф торта с кремовыми башнями. Водопад из перевернутого кувшина полностью иссяк. Переполненное озеро плоской салатницы перетекло на скатерть и пол. Побагровевший лен, задерганный сквозняком, уголком ткани чертал таинственные символы на дубовых половицах. В прогоревшем камине, на черных березовых углях, нанизанное на баллок, скукожилось мясо. Горелый запах не выветрился до сих пор. В кресле и на пуфиках, вперемешку, её и мужская одежда. Пурпуэн накинут на шандал. Свечи мешали нескромным забавам. Темнота стыдливо ослепила подглядывающие окна, сохранить тайну двоих.

Скучную предопределенность вчерашнего вечера удивительно изменил внезапный и неожиданный приход барона Хирлофа. Брошенные ему язвительные шутки и шпильки, отринуты необычайной настойчивостью. Необычайной! Ошеломляющей!

− Что ты себе позволяешь? - возмутилась она тут же сдаться его воле.

Все оковы вдребезги! Все барьеры - прочь! Все запреты - в тартарары! Спешка расстаться с одеждой и желание получить сверх меры. Она долго ждала и хотела этого. С той самой минуты, увидев Колина аф Поллака впервые. Даже шрамы, уродующие лицо, не мешали её нарождающимся чувствам к юнцу. К юнцу? К мужчине! Плохо одетому, дурно воспитанному, лишенному изысканности и утонченности. Дикарю! Ей нравилось так думать. Может ей этого и не хватало. Дикости! Чтобы кто-то пришел и предъявил на нее свои права. Как предъявляет изголодавшийся кобель на суку, отстояв свое право в драке.

Он предъявил.... Полуоргия, полусхватка. Буйство плоти и страсти. Метаться и скулить в нетерпении. Визжать и захлебываться от восторга. Вырываться и уступать, повторить снова и снова. Она! Она, имена любовников которой не вместит книжный лист − и это только мало-мальски чем-то запомнившихся - покорилась ему!

Время распалось на клочья радуг. Плоть − сгусток обнаженных нервов. Любое прикосновение, любой выдох обострял животную ненасытность. До предела, до крайности, до выпадения из реальности....

...А потом наступило великое утомление. Когда сил не осталось, а тело преисполнилось сладкой неги. Когда засыпаешь от ощущения счастья и защищенности. Все это он, все от него, от совсем еще мальчишки, унгрийца, барона, уродца, находки в её обширную коллекцию. Теплый янтарь с застывшей невиданной мерзостью. Причудливое единения солнца и смерти. Сплав конца и начал.

ˮОн мой! Мой! Мой!ˮ - трепыхалось сердце, стучало в висках, пульсировало на шее, подрагивало в кончиках пальцев, спазмировала мышцы вагины.

Колин блаженствовал в ушате, впитывая прохладу остывшей воды. Дул, гоняя по глади кораблик мыльной пены. Топил ливнем из разверзшейся ладони. Никаких аллегорий. Никаких отсылок в свой адрес. Никаких сравнений. Ни с кораблем, ни с пеной, ни с житейскими бурями. Пережитыми и будущими.

Хитрость камер-юнгфер он раскрыл, стороннее внимание распознать нетрудно. Что она себе нафантазировала? Быть владычицей его сердца? Или ограничиться сюзеренитетом над его яйцами? Какая ему разница. Он здесь - зачем лгать? завести мартышку таскать ему каштаны. Будет ли таскать? Вопрос не снят с истекшими ночными часами. Наивно предполагать, что тертая сука проспала с ним мозги за одну единственную ночь.

Колин плеснул в лицо, прийти в ум.

ˮЧто я теряю?ˮ

Ответ неутешителен. Время! Ценнейшее из достояний, разбазаривается впустую. Поживем-увидем, звучит призывом к мотовству. Если и увидеть, то лучше прямо сейчас.

− Как прекрасны в сандалиях ноги твои, величавая....

В сторону притворщицы брошена горсть воды.

− ...Твоих бедер изгиб - точно обруч работы умельца,

Пуп твой - кубок чеканный, да не убудет в нем браги,

Твой живот - словно в лилиях ворох зерен пшеницы,

Две груди - как два олененка, двойняшки косули.

Твоя шея - башня слоновой кости,

А глаза - озерца у ворот Бат-Раббим...*

− Бат-Раббим где это? - отозвалась засоня. Лисэль легко и игриво, и хочется сладкого.

Мало существовало способов удивить унгрийца, но камер-юнгфер, несомненно, удивила бы, признайся, сейчас любовник ассоциируется у нее с патрийским пирожным. Верхняя часть - глазурь. Как попало нанесенная, однако тем и привлекательная. Испорченностью. Под глазурью отменно пропеченное ,,тестоˮ поточить зубки. Но самое лакомое − начинка! Эго, душа, сущность придать вкусу терпкую изысканность. Лисэль хотелось глазури, теста и начинки. Всего сразу! Сейчас она с пониманием относилась к дурацкой привычке Моффета трескать коричные шарики. Само лакомство - ничего необычного, но возникающие ассоциации! Ммммм!

− В Хешбоне, − картинно вздохнул унгриец и пояснил повод вздыхать. − Женской природы не переделать. Сравни ваши глаза с вишней, непременно захотите выяснить её сорт и место произрастания.

− Откуда тебе знать нашу природу? - Лисэль проворно развернулась на кровати, подогнула ноги наблюдать юного любовника сквозь раздвинутые колени. Что будет разглядывать он....

− Ха-ха-ха! - рассыпается её смех.

Донжон спальни − ложе под балдахином с кисеей, символ неприступности, она сдала, не успев выбросить белый флаг. Впрочем, почему не успела. Её панти висели, закрывая верхнюю часть портрета покойного муженька.

ˮТы так не мог! ˮ − скорчила Лисэль обиженную рожицу.

− К сведению, эсм, вы созданы по нашему образу и подобию.

− Очень приблизительная подобность, не находишь?

− Тем лучше! Приятно пользоваться неподобием.

− Вам, − обвинили сильный пол в получении всех приятностей от различий.

− А вам?

− О, да! Особенно девять месяцев спустя после приятного.

− За то у вас неоспоримое преимущество.

− Таскать брюхо и походить на протухшую рыбу?

− Mater certissimma, pater simper incertus.

− Образованность противопоказана красоте, − не поняла ни словечка Лисэль из речи унгрийца.

− Мать всегда известна, отец всегда под сомнением, − перевел Колин удручающую для многих мудрость.

Женщина вытянула ногу свечкой, привлечь внимание. Любовник наблюдал не за ней, но наслаждался светом, водой, и покоем.

− О! Правда стоит дорого, − подкусили унгрийца за невнимательность к красоте.

− Эта правда, дороже прочих.

− Не на Арлем намекаешь?

− Я намекаю.... На что же я намекаю? - дурачился Колин, соизволив заметить любовные ухищрения Лисэль.

Хвала тебе, о аленькая прорезь,

Мерцающая в гнездышке своем!

Хвала тебе, о в счастие проем,

Мою отныне утоливший горесть!

Теперь с крылатым лучником не ссорюсь,

Что был моим жестоким палачом:

Мне власть его почти что нипочем,

Раз ночью я опять к тебе пристроюсь.

О, прелесть-дырочка, опушена

Кудряшками нежнейшего руна,

Ты и строптивца превратишь в овечку;

И все любовники перед тобой

Должны б колени преклонять с мольбой,

Зажав в кулак пылающую свечку!*

Её смех. Почти детский. Легкий и беззаботный. Счастливый.

− Про свечку здорово, − Лисэль сменила позу. Теперь она полусидела, опершись на отставленные назад руки, а пальцами ног придумала трепать кисею балдахина. Мастерство дразнить мужчин, она освоила давно и превосходно. Утолиться женщиной еще не удалось ни одному из них.

− А сам стих?

− Еще никто не додумался сочинять во славу моей дырки!

− Не припишу себе чужих талантов, − отказался Колин от авторства фривольных рифм.

− Для любовника ты слишком честен, − не хвалят его, а подозревают в утонченной хитрости. Но хитрость ему зачтется.

− Я всегда честен с женщинами, − готов убедить любовницу унгриец. Готов поступиться толикой времени. Иначе, зачем он здесь, с ней?

− Даже с которыми спишь? - спрашивают, но не собираются верить.

− С ними обязательно, − серьезен Колин. Женщины любят слышать о своей исключительности. Но ,,сладкоеˮ хорошо в меру, не приучить к нему.

Камер-юнгфер крутнулась на бок, подставив ладонь под щеку и чуть прикрыв бедра покрывалом. Скромная обнаженность столь же убийственна для любовников, сколь и бесстыжая нагота. Она готова опробовать на Колине весь неисчерпаемый запас своих уловок. Отобрать наиболее действенные на него.

ˮОтчего старухи старательно изображают игривых девочек?ˮ - не обязательный вопрос унгрийца ни к кому. − ˮНе потому ли, будучи еще наивными девочками, из кожи лезли выглядеть многоопытными курвами?ˮ

− Гляжу, прибавился увядший букет, − указал Колин за стекло в узорах предзимья. - Выгнала беднягу Фосса? Подозреваю, всякий раз, выставляя ненаглядного, цветы отправляешь мерзнуть на балкон. Там уже целый ледяной розарий.

− Другим наука, − предупредила Лисэль. Она ведь так и поступала. Надоевшего любовника в одни двери, букет в другие.

− И в чем она?

− Не быть скучным и заурядным! - открыли рецепт успешности у женщин.

− Начинаю сожалеть, что я из какой-то там Унгрии, − дразниться Колин. Любовная игра его нисколько не забавляла, но таковы непреложные правила подобных игр.

− Это поправимо, - обещают унгрийцу самым серьезным тоном, и усомниться в обещанном не приходиться. Он волен понимать обещание по-своему. Любимый попугай на жердочке, с цепкой на лапке. Какие перышки! Какой носик! Незавидная участь многих. Скажи, здравствуй. Скажи, до свидания!

Лисэль перекатилась на живот, по-кошачьи грациозно потянулась, приподнимая зад. Поморщилась. Зашипела изласканной кошкой.

− Ты самый развязный любовник! - пожаловалась женщина на дискомфорт. − У меня все болит!

Но это приятный дискомфорт, вызывающий феерию воспоминаний. Прежние любовники теперь казались ей мертвыми и параличными, серыми и никчемными, ни к чему не способными, не на что не годными.

− С лестницы не падала? - полон насмешливого участия Колин. - В детстве или на днях.

− Ему весело! Я встать не могу. И сесть!

− Тебе не следует много пить вина. Твои фантазии, − унгриец стыдливо прикрыл глаза рукой.

− Ах, оказывается, я же виновата! - игриво возмущена камер-юнгфер. - А ты паинька?!

− Меня воспитали в строгости.

− В строгости? А откуда паинька умеет Маслобойку?

Колин пошлепал ладонь по воде. Вот так? Ему весело. Не из-за затеянных словесных игрищ с Лисэль. Не столь давно, из ушата, с ним разговаривала гранда. Какую встречу считать трагедией, а какую фарсом?

− Спрошу о том же уважаемую эсм камер-юнгфер. И про Ножницы. И про Многоножку. И про...

Лисэль шутливо погрозила ему, замолчать.

− А я спрошу о том же нескромного паиньку.

− Это допрос? - Колин спрятался под подбородок в воду. - С пристрастием?

− Пока нет.

− Зачем?

− Хочу знать тебя лучше.

− На вкус? - продолжалась игра в любовные царапки.

− Это уже мое дело.

− Звучит угрожающе.

− Рада, что понимаешь, сколь опасно мне перечить, − вяжутся тенета слов. В мастерстве их создания каждый мнит себя непревзойденным ловчим, но не простофилей угодить в них.

Колин поднял руки - сдаюсь!

− Я приглашена к Юдо, − доверительно поведали унгрийцу. − Просили прихватить и тебя.

Не очень тонко. Прихватить. Но очень верно. Статус барона и советника гранды не причина пускать в приличный дом. То, что он унгриец ничего не прибавит к желанию его видеть. Скорее убавит. Все решает количество сплетен. Их направленность к осуждению или похвале. Злодейство и добродетели равно востребованы. Недоброе в предпочтениях.

ˮЧем гуще слюна, тем дальше плевокˮ − не притязал на откровение Колин.

− Достойные люди?

− Колин! - рассмеялась Лисэль. - Ты несносен! - маленькая подушечка шмякается не поразив цели, но свернув со стола подсвечник. − Юдо из вердюров. И родня Гелстам. Это те, у которых родословная длиною в аршин и земли, десятая часть королевства. Кстати, по легенде, именно Гелсты уступили короне кусок пустоши возвести столицу.

− Дерьма не жалко.

− Колин!

− И что мне у них делать?

− То же что и остальным. Заводить знакомства, набиваться в приятели. Искать друзей среди врагов. У тебя они уже имеются. Друзей предавать. Тут проще, у тебя их нет. Улыбаться неприятным, но полезным людям и отворачиваться от приятных, но бесполезных. Прославиться дуэлянтом и не обнажать клинка против обидчика. Но кидаться в драку на безобидных шутников. В упряжке чести и серебра, коренным всегда выступает презренный металл.

− Из твоих слов делаю вывод − у них дочь! Прелестный ангелочек на выданье. Розовенький пупсик, засидевшийся в светлице за вышиванием и лузганьем семечек. Или она предпочитает орехи? Ей нужен Щелкунчик? - унгриец плотоядно клацнул зубами.

− Колин! - Лисэль нравилось повторять его имя. Нравилось с ним говорить, устраивать пикировки. Укус на укус. Говорят, так ласкаются змеи. Яду не должно быть много, но достаточно, острее ощущать яростную страсть и мимолетность жизни.

− Значит, имеется.

− Пупсик не про тебя. И ей пятнадцать.

− Обидно, − признался Колин, чего по его виду никак не скажешь.

ˮИ это он не врет женщинам!ˮ − разоблачают унгрийца, но не подают вида.

− Тебя намерены посмотреть, − объявили в общем-то не сакральное. Лисэль умышленно не стала нивелировать действительность. Пусть привыкает подбирать крошки с руки. С её руки.

− Я только оденусь. Или не обязательно?

− Наглец! - рассмеялась Лисэль, представив любовника голым в гостином зале.

− С чего вдруг надумали меня лицезреть?

− Подозревают, ты в фаворе у короля.

− А почему мне об этом неизвестно? И известно ли о новом фаворите Моффету Завоевателю?

− Баронство за дурака Гусмара-младшего, слишком много. Тем более для дикаря из Унгрии, в не зависимости по какой такой причине хлопотали и кто хлопотал. К тому же еще и феод в придачу! У Моффета легче выпросить попользоваться его очередной шлюшкой, − Лисэль и не пыталась скрыть свое раздражение.

ˮЧто у тебя с ней?ˮ - захотелось вызнать Колину. Не сейчас, но позже. Две мартышки, лучше чем одна. Их труд продуктивней. Каштанов больше.

− Ты его видела? Мой феод?

− Приглашаешь? − хитрой кошкой щурится Лисэль.

− Подожди стены побелят и потолки от копоти отскребут. Говно из углов выгребут. Выведут крыс, кошек и голубей.

− Многие склоняются, королевское пожалование тебе − ссуда на будущее.

Про Анхальт не сказано ни слова, но ведь и ничего другого не предлагали и не подразумевали.

− Либо расчет за прошлое, − иначе преподносит Колин обретение титула.

− Что ты имеешь ввиду?

Для прожженной интриганки не бывает не значащих слов. Игривость настроения, не оправдывает невнимательности. Любая обмолвка важна и сама по себе и в контексте. Её любовник подозрительно удачлив. И все хотят знать почему?

− Да что угодно!

Унгриец потянулся, забрал из вазы гроздь винограда и отщипывая по одной, отправлял в рот.

− Не откроешь, для чего тебе в Крак? Только не повторяй глупости с приглашением и твоей Аранко. И лучше даже не заикайся о тамошних забавах местных недоумков. Для них ты слишком хорош. И умен.

− Тогда что ты хочешь услышать от меня?

− Ты говори, а я послушаю, − держать в неведенье собеседника старый трюк.

− Можно совру?

− Нельзя.

− Значит и не спрашивай.

− Могу и не спрашивать. Но ведь обязательно спросят другие. Что ответишь им? Соврешь? Вранья, как и соли в супе, должно соответствовать рецептуре.

− У меня своя поваренная книга. Но точно знаю, некоторые любят по солоней.

− Не пересоли. За инфанта слишком многие, и слишком многие за инфантом. А ты при гранде. В союз никто не поверит.

− А во вражду?

− Еще менее вероятно. Тебе ли не знать Сати, − в словах камер-юнгфер полное пренебрежение.

− В Крак у меня приглашение и ничего больше. Никаких обязательств. В виласы я не хочу.

Глаза Лисэль недовольно блеснули. Недосказанность такой же обман, как и откровенная ложь. Но разбейся в лепешку, он не сознается. В груди заныла тревога. За него.

− Не вздумай утраивать балаган! - пристрожили Колина. − Как на крыше!

− Вот еще. Не собираюсь и не собирался что-то там устраивать.

− Зная тебя, нетрудно предположить.

− Заблуждаешься. Зачем мне осложнять отношения с будущим королем? Я паинька.

− Есть такая пословица, не дергай волка за ухо, − продолжили стращать Колина.

− Вот пусть и не дергают.

В слова вложено многое. Поймет? Примет? Нет? Тогда можно выходить из воды и выметаться.

− Я беспокоюсь о тебе, − призналась женщина любовнику.

Она и правда беспокоилась.

ˮС каштанами никакой ясности,ˮ − колебался унгриец делать окончательный вывод. Им хотели управлять и стремились оберегать. Когда она определиться с предпочтениями? Чем шатнуть равновесие?

− Расскажи о Бюккюс.

− Родственницы Леджесов, - весьма не расположена к означенной теме Лисэль. - Особы первого ряда.

− Театралки?

− В определенном смысле.

− А выступать придется мне.

− Места в зрительном зале не для всех.... У них бывает король. Не всегда, но часто. Тебе есть с кем пойти? - выпытывала камер-юнгфер не оставлять без догляда свое драгоценное имущество.

ˮСколько ей осталось? Три-пять лет? Прежде чем она начнет стесняться света, начнет прятать морщинки и закрашивать седину. Дальше хуже. Старость одарит дряблой кожей, жировыми складками и запахом. Старость пахнет тленом. А потом она останется одна. Предел есть даже у отчаянных альфонсов не брезговать каргой.ˮ

− Надеялся, ты там будешь. Мы будем лучшей парой.

Лисэль признательно улыбнулась. То, кто ищет молодости в разного рода снадобьях, притираниях, румянах и белилах, далеки от правды. Мужчина, вот кто дарит и возвращает молодость.

ˮПока на тебя встает, ты молода,ˮ − но оценить её мудрость может только та, чья пора - осень.

Колин метко кинув виноградиной в Лисэль, попал в низ живота. Показал веточку, с болтающимися двумя виноградинами.

− Тут еще осталось!

- Иди ко мне! - голос Лисэль просел от нахлынувших желаний. Острых и необузданных.

− Просишь или настаиваешь?

− Требую!

− Тогда иду.

Отложив общипанную гроздь, Колин еще раз плеснулся и поднялся из ушата.

− Господи, малыш!

Унгриец демонстративно оглядел свое мужское естество.

− Мне оскорбиться?

− Это же... это... это... Ужас!

ˮТолько и всего? Показать изъеденное сколопендрами брюхо?ˮ − поразился Колин реакции Лисэль.

Камер-юнгфер не сводила глаз с россыпи мелких шрамов на груди и животе унгрийца. Вчера ей было не до разглядываний любовника.

− Мой наставник применял своеобразный способ прививать знания. Не очень приятно, но весьма результативно. Я даже его не проклял.

− Он тебя наказывал? Куда смотрела родня? - преисполнилась Лисэль великого негодования и великой нежности.

− Наказывал? Вовсе нет. Поощрял, не делая того, что делал с огромным удовольствием. А родня? Разве у матери есть право вмешиваться в судьбу взрослого сына? А отец? Он на войне большую часть своей жизни. Маркграф Поллак никогда ни принимал и не понимал соплей.... Подай обсушить воду.

− Но это безумие! − Лисэль немного морщась и кривясь, поднялась с постели, принести банную ткань. Она так и не отвела взгляда от шрамов.

− Клянусь, матушка не причастна. Святая женщина.

Колин помочился, журча в ушат.

− Что ты делаешь? - рассмеялась камер-юнгфер, подавая лен.

− Помечаю территорию!

Лисэль в порыве уткнулась во влажный торс, жадно вдыхая запах желанного мужчины. До головокружения, до сладких спазм, до истечения соков. Задыхаясь от нахлынувших эмоций, потянулась поцеловать Колина.

ˮОн мой!ˮ − падала в бездну своих чувств камер-юнгфер, забыв все предостережения и обеты, прошлые ошибки и обиды. Она простила сильному полу измены, обман и унижения, ради одного из них. Нет, она не строила планов - у нее их не имелось, не загадывала на завтра - что ей завтра, она хочет жить и любить сегодня, сейчас, в эти мгновения. Единственно в чем непоколебима − владеть унгрийцем. Без остатка.

ˮВсем и полностью. До последней капли! ˮ − и ей опять сделалось весело. Про каплю − замечательно!

Можно десятки раз наблюдать человека запутавшегося в любовных тенетах, можно дать бедняге сотни предостережений не попасться в западню и тысячи советов избежать напасти. Но не один из них - ни один! не подойдет для самого советчика, остеречься сладкого плена.

Лисэль вдруг отшатнулась, ожгла Колина пронизывающим взглядом и тут же не утерпела, расхохоталась.

− Ты мерзкий мерзавец.

− Даже так? С чего вдруг? И в таком качестве?

− А ты не догадываешься?

− Подозреваю, но не уверен.

− Не смей! Не смей больше дотрагиваться до Сати!

− Не сметь?

− Не смей!

− Как скажешь. Не смею.

ˮА грудь у нее и вправду не очень,ˮ − подумалось Колину, глядя на негодующую и смеющуюся камер-юнгфер. Безо всяких угрызений совести отметил. − ˮНо каштаны по всему мне обеспечены.ˮ

То, что для тебя никто не сделает, сделает женщина обреченная любить. Нет ничего опасней, когда обреченность эту она возвысит до жертвенности.

ˮМы все приговорены любить и ненавидеть,ˮ − посочувствовал унгриец ничего не подозревающей Лисэль. Но если камер-юнгфер в чем и испытывала потребность в данный момент, то это вряд ли сочувствие.

В ,,Отплясывающую Ведьмуˮ Колин припозднился. Прогулка немного освежила и настроила заниматься делами.

ˮЗаниматься ими в постели с эсм Кирх гораздо приятней,ˮ − съязвил он за попытку отлынить.

В снятом номере кровать, хороший стол, застеленный чистой тканью, зажженный семисвечник и два табурета. Ридус унгрийца заждался. Сильно нервничал, боялся и с радостью бы удрал, но отчего-то, уже взявшись за дверную ручку, раз за разом уход откладывал. Мотался от окна к двери, от стены к стене, садился, вставал и не находил себе ни места, ни покоя.

Колин резким жестом пригласил нервничающего Ридуса расположиться напротив. Обошелся без всяких приветствий.

− В игре, в любой игре на интерес, важно все. Мелочей нет. И быть не может. То, что минуту назад казалось незначительным и второстепенным, спустя мгновение окажется жизненно необходимым.

Ридус повинуясь знаку, подал новенькую колоду карт.

− Вступая в игру, − продолжал говорить Колин, − можешь быть не знаком со своими противниками. Так даже лучше. Они о тебе тоже без понятия. Можешь путаться в правилах. Не смертельно. Выучишь. Большинство игр схожи. Особых затруднений не должно возникнуть. Без чего не обойтись − без знаний самих карт. Само собой, лицевой стороны, что, в общем-то, естественно и несложно. Семерки, шестерки, чаши, розы, мечи. И обратной. Здесь как с человеком, обратная много важней. Только кажется, карты в колоде одинаковы. А на самом деле? Тут пятнышко от краски. На этой поплыл рисунок. Здесь бледно - непрокрас. Рубашка смещена. Волосовина попалась, оставила тонкую полоску. Неровно обрезан край. Теперь сопоставим, − Колин перетасовал колоду. - Смотри. Вот человек, − карта легла на стол. - И вот человек, − вторая рядом. − Похожи? Похожи, но разные. Один Король Чаш, − Колин перевернул карту, верно назвав ,,весˮ. - Второй шестерка роз, − снова правильно назвал унгриец. - Все как в жизни. И чем лучше определишь кто есть кто, тем легче тебе завязать нужную дружбу, − быстрые движения перетасовать колоду, − с одними, − Колин выложил ряд картинок. - И избегать других, − нижний ряд одна мелюзга, не старше семерок.

Новая тасовка. Не магические пасы, а скоростное короткое ,,хлопаньеˮ уверенных рук.

− Валет Чаш, − глядя на рубашку назвал Колин. Показал карту игровому. Ридус, походивший на зачарованного змеёй кролика, кивнул.

− Дама Роз.

− Верно.

− Шестерка Мечей.

− Угадал...

− Не угадал. Гадать не следует. Гадают гадалки влюбленным девицам, юнцам замученным воздержанием, вдовам, желающим нового мужа. К особо удачливым и пронырливым, обращаются короли и канцлеры. Не от большого ума, надо отметить. А тот, кто живет с игры, должен знать точно. Потому, прежде чем играть, или, в редком случае, уже играя, установи соответствие лицевой и обратной стороны всякой карты в колоде. Начинай, − поторопил Колин и вбил в столешницу баллок. Пояснил зачем. - Для остроты восприятия.

Ридус мучился и потел, запоминая масть, вес и рисунок рубашки. Попервоначалу много ошибался. Почти всегда. Но за усидчивость и настойчивость был вознагражден. Успех пусть и скромный, подзадоривал, настраивал продолжать. Жадная мысль забегала вперед, маня за собой чудесной сказкой. Кому волшебный горшочек варить золото, кому четыре заветных масти, вытягивать нобли из чужих карманов.

− Пробуем, − Колин забрал и перетасовал колоду, кинул карту.

− Девятка..., − не очень уверено произнес Ридус. − Девятка чаш.

Вскрыл. Она! Следующая.

− Туз Мечей, − поколебавшись, назвал игровой.

Еще. Не по порядку.

− Дама Роз, − окреп голос Ридуса.

− Мимо.

Потребовалось дополнительных полтора часа, отложить в памяти едва ли четверть колоды. Ридус взмок, рубаху выжимай! Хотел пить, но он о том и заикнуться боялся.

− Одновременно с запоминанием, держи в уме какие карты вышли, а какие остались и могут сыграть против или за тебя, − давал наставления Колин. − Обязательно обращай внимание на руки противников. И вообще за поведением за столом и вокруг стола. Например, − унгриец взяв раздачу, подровнял, стукнув боком о стол. − Может означать у меня два козыря. А вот так, − сровнял по торцу, − Два туза. Как договорятся. Потому за игроками следи в оба глаза. Почесывание, шмыганье, переглядывание. Все. В игре неважного не бывает. Если не хочешь оказаться без гроша.

Колин продемонстрировал Ридусу несколько трюков с условными сигналами. Некоторые игровой знал. Но его ,,некоторыеˮ песчинка в безбрежной пустыне!

− Теперь раздача, − объявил унгриец начало нового этапа обучения.

У Ридуса глаза полезли на лоб. Колин творил с колодой невообразимое непотребство. Показал десяток способов ,,честныхˮ тасовок, после которых соперники гарантировано останутся без штанов. Свободно раздавал себе тузов, королей, любую масть, любой порядок. Поделился некоторыми способами ,,правильноˮ сдвигать. Ридус познакомился с таким количеством жульничества, что не выдержал и в сердцах брякнул.

− Это бесчестно! - простосердечно негодовал он, задохнувшись от возмущения и собственной беспомощности перед наглейшим плутовством.

− Разве? - недоумевал Колин взыгравшей щепетильности Ридуса.

− А что же еще? Чистейший мухлеж!

− Не страдай морализаторством. Игра есть игра. На деньги особенно. Кстати, дверь закрыта?

Ридус оглянулся. Привстал увидеть задвижку.

− Закрыта. Сами заперли, когда вошли.

− Да? Ну, хорошо. Давай проверим, еще раз усвоение уроков. Это можно убрать? - спросил Колин великовозрастного ученика о торчащем в столешнице баллоке.

− Сделайте милость, − с облегчение вздохнул Ридус. Вид оружия его беспокоил. Напоминал о незавидной судьбе Воробья с сотоварищами.

Раздача шести карт. Игровой не прочитал ни одной.

− Это вроде валет.... А это.... Это кажется... десятка чаш.... А это.... Кажется... кажется туз мечей.

− А кажется тебе потому что..., − Колин шлепнул на стол вторую колоду. - Пока ты лупился на дверь, я её поменял. Твоя ошибка, ты притащил дешевую колоду за три штивера. Такие берут все. Я тоже. Потраться на такую, − рядом легли дорогие карты с двух сторон покрытые лаком. - Подвох удался бы, лишь знай я заранее о купленной тобой колоде.

Игровой готов возмущаться. Но чему? Собственной промашке?

− Всего не предвидишь, − последовало не утешительное заключение от Колина. − Но азы понимать надо. Могут купить колоду при тебе, но набьют крап и занесут её торговцу загодя. Или отправят слугу, купить новую. А он, получив на лапу, притащит, уже известную твоему противнику. Деньги. Деньги, мой друг, заставляют человека искать способы зарабатывать их легче и вернее. И если ты высокочувствительный идеалист − не играй. Даже на щелбаны.

− Я так не смогу, − близкий к отчаянию Ридус, обхватил голову.

− Сможешь. Как только первый раз облапошишь жирный кошель, не полагаясь на удачу, а опираясь на выпестованное и отточенное умение. Сможешь. Будешь стараться мочь еще и еще. Это как с хорошей женщиной. Одного раза всегда недостаточно. Но тут главное не повторить неосмотрительности в Большой Лодке. Кстати, некоторые, не вызвать подозрения, играют на один карман, − унгриец ехидно улыбнулся. Ридус едва не взвыл. − Бьют банк на двоих. Не бросается в глаза.

Игровой был подавлен. Оказывается, он фактически ничего не знал об искусстве играть и не проигрывать. Так, самые вершки. Верхушки верхушек!

− Попробуй в кости.

Колин извлек припасенный набор игральных костей, тряхнул в стаканчике и кинул. Шесть-шесть. Собрал и подал Ридусу.

− Твой ход.

Кинул Ридус. Два-пять.

− А теперь я.

Шесть-шесть.

Один-три.

Шесть-шесть.

Пять-три.

Шесть-шесть.

− Как это? - обалдело смотрел Ридус на кубики, исправно выдававшие выигрыш противнику.

− Просто. Играй не двумя, а четырьмя костями, − Колин показал игровому две запасные кости, зажатые складками на ладони. - Дело, лишь вовремя подменить, подавая кости для броска на обычные, и когда бросаешь сам, на собственные. Еще бывают кости крапленые. Их подпиливают по нужным граням, тогда необходимые числа выпадают чаще. Иногда в кости сверлят отверстие и заливают свинец. Играют костями числа, которых продублированы. Или делают грани выпуклыми или вогнутыми. Но даже если нет возможности играть подготовленными, при достаточной тренировке спокойно выбросишь больше противника.− Колин отложил стаканчик. - Кости можно подкручивать, бросать парой, либо заставить скользить. Верная рука нужна не только метателю дротиков и мечнику.

Игровой отчаялся окончательно. Он полное ничтожество. А мнил-то, мнил...

− Ходить тоже не сразу учатся... Но учатся, − снизошел Колин приободрить Ридуса. − Так что дерзай. Время у тебя есть.

− А потом что? - игровой уныло смотрел в стол.

− Потом долги возвращать. О процентах с них, я промолчу.

− Процентах? - всполошился Ридус.

− А ты как думал? Я не Ренфрю, но сотая часть в день.

− Но это тридцать процентов в месяц! У братцев и то не больше двадцати!

− Тогда поторопись. Пока пальчики все на месте. И голова.

Выгорели свечи. Весь запас. Сопевший Ридус никак не мог расстаться с колодой. Кости это не его.

Еще утром игровой считал себя неудачником, которому фатально не повезло. Теперь, пересмотрев причину невзгод, сошелся на мнении, он простой дурак. Самонадеянный дурень, попавший в такое дупло, что и не выбраться скоро.

Пожертвовав еще несколько часов на обучение, Колин оставил Ридуса наедине со своими думами и терзаниями. Поражения надо уметь пережить. Надо хотеть пережить. Главное, не ошибаться в истинных причинах краха. И начинать искать не в абстрактном где-то, а конкретно в себе родимом.

К ночи, на улице разыгралась непогода. Ветер задувал редкие фонари, скрипел вывесками, гремел жестяными карнизами, выл в водостоках, пробрасывал снежок и ледяную крупку. В двух кварталах от Хирлофа, у перекрестка Зольной и Мельникова Камня, Колина окликнули. Человек кутался в плащ. Он не боялся быть узнанным, промерз до сердца.

− Торопишься спать? - гнались и не могли угнаться за унгрийцем. - Не рановато ли? Для барона?

− Предложи более стоящее? - узнал Колин говорившего с ним.

− Предложу.

7. День Святого Руффина (7 октября.)

,,...Хочешь заставить петуха танцевать, поставь его на раскаленный противень.ˮ

Оплот серебристо-черных произвел на унгрийца двойственное впечатление. Толщ камня, задранная ввысь. Узкие звериные зрачки стрельчатых бойниц. Тяжеленные галереи, подъемные мостики, раскачивающиеся на цепях подвесные переходы, балконы с раздвижными ставнями, эркеры, машикули, подковы арок, подошвы пилонов, ребра контрфорсов. Есть где встретить и переждать лихолетье. Лишенное праздных излишеств, ненужной броскости, нефункциональных конструкций, грубое зодчество подчинено войне и создано во имя войны, и таковым останется, сколько не переделывай и не переиначивай.

Суровую картину портили люди. За въездной герсой маловразумительная, необъяснимая, иррациональная суета засидевшегося вольного кочевья. И не беда бы. Так ведь не съедут. Не отправятся в чужедальние дали проливать свою и чужую кровь во славу оружия и предков. Не оплачут на тризнах доблестных и не восхвалят на пирах великих. Откуда им взяться, среди слизней, обжившихся в стенах-ракушки.

Повсюду ненужный цвет.... Яркие стяги, вымпелы с острыми фестонами, полотнища с девизами. В окно башенки, смятой простыней, вывешен гонфалон. Ветер треплет вышитые серебром и золотом гербы. Плотные ткани беспомощно хлопают, подобно увечным птицам, не способным больше встать на крыло.

Запредельная насыщенность звуками.... Получив пинка, возмущенно скулит собачонка. Хрипят и давятся рыком некормленые хауленды. Топотят и фыркают лошади. Визжит хряк от неумелого удара под лопатку, попасть в сердце. Гремит наковальня. Булькает вода, исходит белым паром, приняв раскаленный металл.

Въедливая и прилипчивая вязкость запахов.... Кислотность помоев и нечистот. Затхлость подвалов. Вонь конской мочи и паленой щетины, с примесями прокисшего, дымного и чадного.

Толчея и возня.... Мелькают плащи, шапероны, старомодные гамбезоны, двуцветные джеркины, вышарканные упелянды и конечно, серебристо-черные пурпуэны. Что-то волочат, таскают, переносят, разгружают, кричат, ругаются, смеются.... Ни к месту, ни ко времени, бестолково и безостановочно.

− Всегда так? - обратился унгриец к на удивление молчаливому Эсташу. Нужно же любопытствовать. Должно же хоть что-то заинтересовать в логове баловней и фаворитов.

Кавалькада в составе Колина, Трэлла, Бово, Юссена и Лестора − один в сопровождении четырех − пересекала замковый двор, объезжая повозки и расталкивая нерасторопных пеших.

− Как так? - скуден на слово Эсташ. Вилас сегодня воздержан в разговоре и предпочитает молчать. Распитый с утра кувшин гарганеги к словоохотливости не побудил.

− Как на базаре.

− Терпимо, − соглашается и не соглашается Эсташ с унгрийцем.

− Это еще что! - подлез Лестор. Вечный жених полный контраст с Трэллом. Не заткнется. − На Витта яблоку негде упасть.

Мощенный отвилок к башне. Им мимо. Жилище инфанта - позднее порождение нерадивых рук и голов. Сплюснуто, ужато. Не гранит, а крупный кирпич. Волны швов и трещин под самую крышу. Цветная побелка смыта дождями, горгульи карнизов жалки и унылы. Розовый куст под окнами спальни, не прижился и топорщится голым бодыльем. Распоряжаться деньгами, а, следовательно, и людьми, Даан явно не умел.

Длинная крытая коновязь, под вековой коробленой дранкой. Обмелевшая поилка замусорена сенной трухой и очистками. В конце спуск в одну широкую ступень-плиту.

− Не лучший патрон, − продолжает Колин разговор о Краке. О чем же еще говорить, с виласами в их примечательном доме.

− Нас утраивает, − мучается отвечать Трэлл. − Святой покровительствует всем пешим и конным воинам.

− И виласам? - наблюдает унгриец дрыхнувшего выпивоху в серебристо-черном. Серебра от грязи почти и не видно.

Ответа не дождался. Не расслышали издевки? Или пока простили?

− Сюда, − показал Эсташ направление к площадке.

- Здесь обычно отрабатываем фехтинг, или попросту болтаемся, − старается, растолковывает Лестор. − Или нас гоняет аппелс.

− Или мы его, − решился поучаствовать в разговоре Юссен, до этого упорно изображавший немого истукана.

,,Здесьˮ − квадрат низкого заборчика, с врытым в середине столбом. Влажный от растаявшего снега песок сорен битыми черепками, конским навозом, давнишними и свежими огрызками, птичьими мелкими костями и яичной скорлупой. Двое мечников самозабвенно лупят друг дружку увесистыми колбенами*. Постижение мастерства дается туго. Колбен не детская погремушка, долго не намашешь.

ˮУ чулочников получалось живее,ˮ − сравнил Колин с состязанием в ,,Рыбыреˮ. Странное чувство вторичности не покидало унгрийца от самого въезда. Подобное видено и сейчас повторяется в худшем своем варианте.

Быстро притомившись, фехтовальщики взяли роздых, вытереть пот, поговорить, проверить насадку гард, надежность рукоятей, убрать острые отщипы.

− Кордегардия, − указал Эсташ на пристройку из бурых неровных гранитных блоков.

Как и во всех кордегардиях мира в ней бардак и битком народу играть в карты. Резались самозабвенно и шумно, под горячее одобрение зевак, поставив на кон последний грош, крестильную цепь и нательную рубаху.

За кордегардией, под мрачной аркой, спуск в полуподвал.

− Карцер? Хлеб, вода и крысы.

− Без крыс.

− Без крыс? - не верится Колину. − Чего бы тогда не сидеть!

ˮБудто сидел!ˮ - злая морщина сложилась в углах губ Юссена. Вилас в несчетный раз совладал не выплеснуть неудовольствие званным гостем. Унгриец для него не извлеченная заноза. Терпи не терпи, дальше только хуже.

− Компания исключается, − острит неугомонный Лестор. − Одиночка все-таки.

Площадка спешиться, передать повод в услужливые руки прислуги.

− Не кормить и не поить, − предупредил Колин. Конюх растерянно глянул на кого-то за его спиной.

ˮИ лошадку не пожалеют!ˮ − восхитился унгриец уровнем своей не популярности у виласов и устрожил попечителя жеребцов.

− Голову оторву!

Из замковой трапезной гудение голосов. Плотность посетителей за столами явно свидетельствовала, выход в Круг не очень-то занимательная забава, жертвовать временем и доброй компанией.

− Сюда, − торопил Эсташ продолжить движение и не отвлекаться.

Нагромождение арок. За ними поворот. Нырок в сумрак и сырость. Проход в темноте, почти на ощупь. Лестница ввинтилась в узость башенного пространства. Клацнули решетки, пропуская дальше, в тесноту низких сводов.

− Не наступайте на пятки, − бросил Колин идущему за ним Лестору. Вилас в роли буфера между ним и Юссеном. Последний сильно в дурном расположении.

− В Круге уже начали.

− Вам же не в Круг.

ˮНе альбиноса ли подсунут?ˮ − заподозрил Колин серебристо-черных. Такая продуманность сделала бы честь любому прожженному интригану. Но рассчитывать на изобретательность умов Крака не приходиться. Хоть и говорят, месть блюдо холодное, но изысканность приготовления доступно не всякому.

− Арсенал.

Хранилище брони и булата под приглядом огромного ржавого замка, толстенного слоя пыли и эха, рассеченного на солнечные дольки узких оконных щелей.

Десяток шагов к свету и пространству. Свисту, крикам и хлопкам.

Амфитеатр. На ядовито-желтом смерзшемся в комки песке двое. Вертлявый вилас, сверкая серебром, что рыба чешуей, под общее одобрение, измывался над противником. Неповоротливый мечник в крови с головы до колен. Удар баклером стесал кожу со скулы, лоскутом свесившуюся до плеча.

Зрители, не наберется и двух десятков, разбросаны группками. Свободного места вдоволь. И трем сотням тесниться не придется. Эсташ, отвечая на приветствия, повел, расположиться ближе к ограждению ристалища.

− Шестая пара, − подсказали опоздавшим.

− Кто выходил? - любопытно послушать Лестору.

− Кастор, Морфи, Ллойд, Макдейл, − прозвучали имена поединщиков.

− Криди, − упомянули отдельно с наигранным восхищением.

− Ничего нового?

− А ты ждал, его прирежут?

− Не теряю надежд когда-нибудь засвидетельствовать его отбытие в лучший мир.

− Он скоро жениться, - подтрунивали виласы над незадачливым товарищем. - На своей смуглянке ошке.

− Они известные ведьмы! - предвидит Лестор незавидную участь Криди пасть не от меча, так от колдовских чар.

Колина привлек зарешеченный балкон, над входом в Круг. Откупленные Дааном, те, что остались, уныло наблюдают бой, в ожидании жребия сойтись с серебристо-черными. Скрасить время, им выставили небольшой бочонок с черпаком. Частили, подходить приложиться. Пили долго, с оттяжкой, запомнить вкус. Доведется ли еще попробовать.

ˮНе палкой же выгонят?ˮ − гадал Колин о своем участии в схватке. − ˮДолжен быть верный способ взяться мне за меч. И не когда вздумаю, а когда им потребуется.ˮ

Потенциальный противник, в Яме его не было совершенно точно, такой экземпляр не прозеваешь, скромно посиживал в углу. К бочонку не бегал. Лет сорок - сорок пять. Жилист, что лось по голодной весне, но не заморен. Определенно опытен. Для таких, единственный способ убедить себя жить дальше, когда кажется не зачем, не для кого и не для чего - бой! Неравный. Трудный. Изматывающий. Переселить, перемочь, рвать вены и нервы, захлебываться криком и кровью, но оказаться победителем.

− Вина? - подсунул Лестор унгрийцу алабастр с годельо.

− Откажусь, − не принял предложения Колин, будучи уверен, предложат и не раз. Он бы предложил. − Святой Витт довольствовался водой и ложкой меда, а дожил до ста пятидесяти лет.

ˮЗаговорщики! - пристыдил унгриец виласов. − Могли бы предложить выпить за короля. Благополучие королевского дома. За Святую Веру. От чего не принято отказываться. И не пойла, а ниббиолы.ˮ Последний аргумент наиболее весом.

− Рассчитываешь пережить аскета?

− В нынешнее время? Если только за печкой сидючи.

− Тогда выбирай, не сидеть, − передали унгрийцу список, не спрашивая, собирается он в Круг или же удовольствуется зрительским местом. Не вычеркнуты четверо.

- На этого обрати внимание, − ткнул пальцем в строку Лестор. - Финч.

− Девку прищучил или убил кого? - загадывал Колин повод схватиться с выкупным.

− Двух юнцов. Они решили, три месяца фехтинга хватит за глаза вести себя вызывающе.

− Поделом.

− Так-то оно так. Но благородство крови Финча оставляет желать лучшего.

− Он простолюдин?

− Самый что ни на есть.

Попытку виласов воззвать к кастовой неприязни неплоха, но слабо мотивирована. У юнцов кредо жить устремленными к славе и погибнуть в лавровом венке. Другое дело хрупкие и беззащитные. Дети, девицы, старики.

Мечник в Круге позволил себя зарезать. Избегался, вымотался, обессилил. Встал вкопанным, по-бараньи обреченно посмотрел куда-то в небо, подставив глотку перепилить.

Свист, жиденькие хлопки, нелестные отзывы.

Следующий повторил судьбу товарища по несчастью. Среди боя опустил руки и получил от виласа прямой удар в сердце. Немного крови. Больше возни, убрать покойника. Зрители не выказали ни малейшего одобрения легкой победе.

Перерыв в схватках, развлечь честную публику. Растянутому меж двух столбов насильнику, черный мастифф выел пах. Под душераздирающий визг и вой, рвал, отжевывал, выкусывал, давился глотать теплую человеческую плоть. Засунув морду в прогрызенный низ брюха, вытянул сизые внутренности. Чавкал и трепал.

В очередном поединке неожиданность. Противник серебристо-черного отказался брать оружие. Не испугался, но противился выступать на потеху жрущим и пьющим зрителям. Его неумно зарезали. Потом последовала хорошая скоростная сшибка колено в колено. Не будь на виласе защитного доспеха, неизвестно выжил бы, а так.... выиграл. С натяжкой заслужено.

− У баваров практикуется ритуал драться стоя на перевернутой бочке, − просветил Колин приятелей, обсуждавших успех сослуживца.

− Довелось посмотреть или поучаствовать? - допытывается Лестор, говоривший сегодня за всех. Его обязанность вести и поддерживать разговор. Он справлялся. Как умел.

− Угадал оба раза! - смешны унгрийцу старания виласа. В иных обстоятельствах подумал бы, в друзья хочет. Близкие, близкие.

Отдал Колин и должное выдержке Юссена.

ˮКак он меня терпит?ˮ

В Круг вытолкнули ,,танцующего мальчикаˮ. Вышвырнули. Он хныкал, ныл, ползал на коленях и стучал в калитку выпустить его. Должно ли так принимать свою кончину, извиваясь червем во прахе? Вовсе не смерти следует бояться. Прожитой жизни. Смерть лишь итог. И негоже быть ему жалким.

Меча несчастный избежал. От удавки не отвертелся. Захлестнули шею и удавили под одобрительную ругань зрителей.

В Круге вторая накладка. Здоровяк, которому Колин не дал и шанса, неожиданно выиграл. Копьем он владел худо, но применил за пастуший шест. Крепкий тычковый удар подтоком усадил виласа на задницу и завалил на спину. Побежденный выдувал носом кровавые сопли и хрипы. Бугай опасливо осмотрелся. На трибунах настоящее оживление.

− Сто штиверов за следующего!

Ему следовало отказаться. Прослыть трусом, вытерпеть свист и плевки, перемочь позорные прозвища - а их непременно дадут, но не принимать нового боя. Прежний уговор выполнил. Одолела жадность. Или взыграло ретивое? Крепче схватился за копье. Махнул - согласен!

Второй противник оказался сноровистей. Здоровяк прозевал удар, выплеснул содержимое брюха себе под ноги, жалобно взвыл и нырнул вперед. Трепыхающееся в агонии тело, набросив петлю на ногу, выволокли прочь. Растянувшиеся кишки собрали на грабли. Зрители скупо поаплодировали.

Слуга пробежался, заровнять и засыпать следы крови перед новой потехой.

ˮЯ тут до ночи проторчу,ˮ − жалко Колину времени.

Слепое правосудие. Преступника разложили на доске, а палачу завязали глаза и, отогнав на десяток шагов, закружили. С трех подсказок куда идти, палач должен отыскать жертву и исполнить приговор. Зрители ржали и всячески сбивали вершителя закона. В результате голова приговоренного осталась на шее. Удар пришелся ниже лопаток, разъяв тело практически пополам.

− Кирк аф Энклуд! - вызвал герольд, не вставая с места, следующего участника поединка.

− Давай боров! - подзадорили виласа. Выглядел боец и вправду, разожравшимся и неповоротливым.

Пока зрители восхищались умением разжиревшего увальня и отпускали соленые шуточки в адрес его противника, Колин доискивался ответов на два вопроса. Как и когда? С кем разобрались. Финч. Хотя при желании можно и переиграть. Назвать второго из списка. Но более чем вероятно выпустят жилистого. Другое дело его, Колина аф Поллака, за здорово живешь, в Круг не вытолкнуть. Либо нагло спровоцируют и, не сможет отказаться. Либо уломают поддержать славу отменного фехтовальщика. Либо попросит Даан. На правах хозяина. Все три варианта вполне реальны и осуществимы. Но с оглядкой. Не ранее появления среди зрителей инфанта в сопровождении Исси. В чем нестыковка? Отсутствует гарантия, что Финч справится с возложенной на него задачей. Потому должно быть еще что-то, перетянуть чашу весов в пользу хозяина Крака. Алабастр с вином подходит. Но мало. Нужен кто-то подстраховаться. И вполне допустимо этот кто-то − Исси.

Способен ли план Даана помешать его собственному, Колин не рассматривал. Неспособен. По простой причине, они встречно направлены. И то, что одна (именно одна) сторона от своей затеи вздумает отказаться, нестолкновения не гарантирует. Гарантии как раз за Колином. Не на дураков же он притащился пялиться?

ˮИнтересно, Бово посвящен в секрет? Спросить?ˮ − чуть повернулся унгриец к виласу.

ˮЯ тебя предупреждал,ˮ − сдвинулись брови фаталиста.

ˮПрипоминаю,ˮ − не отказывается Колин и продолжает размышлять. Когда? Вот вопрос, на который необходим четкий и быстрый ответ.

Энклуд прошелся вдоль ограды, разминая плечи, вращая меч то в левой, то в правой руке. Сталь, отливая сизым, злобно подвывала.

− Отменный мечник, − отрекомендовал Лестор толстяка. Сегодня виласа не заткнуть. − Иногда оппонирует инфанту.

ˮНе прибьют, так заговорят,ˮ − раздражается Колин чрезмерными стараниями говоруна.

− Я думал поединки с наследником прерогатива тальгарца.

− С Исси тягаться − время тратить. В столице ему равных не сыскать, − осилил Эсташ длинную для него на сегодня речь.

− У достойного противника всегда найдется чему поучиться, − не согласен Колин с бесполезностью поражений. Обидно - да, но не бесполезно. − Хитрый финт, поставленный удар. Так я перенял Поцелуй Иуды.

− Иуды? Назвать удар в честь предателя?

− Удар-то хорош.

− Разве Иуда когда-нибудь брался за меч? Дрожал над казной. Не зря же сговорили за деньги.

− Некоторые полагают, был сикарием. Убийцей. Чему я склонен верить.

− Ты просто кладезь знаний и умений, барон. Удар Жарнака, Круг Тибо, теперь Поцелуй Иуды. Где нахватался? - терял Юссен свою великую выдержку сносить унгрийца. Терпение щекастого подходило к неизбежному концу.

− Добавь плумаду Прокруста.

− Добавил, − вцепился Юссен в свой фальшион. - Но признаюсь половину из названных, никогда не слышал.

− Спасибо старшим товарищам. Чему-нибудь да научат.

− Некоторые платят фехтмейстеру, − вновь отметился вымученной фразой Эсташ.

− Не принципиально, - не видит Колин повода спорить о способе освоить науку легко и красиво убивать себе подобных.

С ним и не спорят. Победа над мэтром Жюдо и учениками, весомый аргумент в пользу унгрийца.

− Только честно, что за гений ставил тебе руку? - назойливо вьется Лестор.

− Бывший рипьер какого-то там ордена, − похвалился Колин. Почему бы и нет? Бесславно почившие Гарай и Эйгер отличное прикрытие. Мертвые не выдадут, чего не сказать о живых.

ˮИ не трещат что сороки,ˮ − нашел Колин еще одно несомненное достоинство умерших.

− Тебе повезло больше Туска и Гусмара-младшего. У Исси ничего толком не перенять. Норовит проткнуть первым выпадом и сбить ударом сверху. Отдать ему должное, испытать клинок никому не отказывает. Последний случай, Бово. Двести штиверов не досталось, но за попытку презентован сломанными ребрами и синяками

− Тоже урок.

− Накладывать фиксирующие повязки на поврежденную грудину?

− Уметь выбирать. Иначе придется туго.

Эклунду достался копейщик. Настоящий. Будь парень трезвей и моложе, составил бы достойную пару. А так... промах на промахе. Словно у бедняги в глазах двоилось и троилось. Но раздвоили его.

На время, с расспросами от Колина отступились и он, поразмыслив некоторое время окончательно утвердился, без Даана и Исси ничего не начнется. Что не входило в противоречия с его задумками. Осталось только дождаться и начать.

Эклунд из Круга выжили.

− Хорош боров! А то похудеешь!

− Гардероб придется менять.

− Хочешь с богатой вдовицей сведу? Швеёй!

Герольд в сильном подпитие и шатком стоянии, объявил Туска.

Молодой вилас наряжен не для боя, а для праздника. Ярок, подтянут и энергичен, что речная мельница.

ˮПрямо рассадник. Милых и добрых,ˮ − разглядывал Колин воспитанника поединщика.

Парень уверено двигался, но здорово открывался. Защита дыра на дыре. Брин из Броддо оплошностями противника не воспользовался. Не увидел или не сумел, или не успел подловить. А через минуту, в замечательных традициях скотобойни, экс-дезертира располосовали и раскромсали, обеспечив работой слуг, убрать кровь и плоть с песка.

− Выбрал? - обратился к Колину Лестор, забрать свиток с именами.

− Финч! - объявил унгриец. Кого не назови выведут жилистого.

− Крепкий парень, не всем по зубам, − зачем-то полез с запоздалым предупреждением Эсташ. − Абордажник с юга.

− Он в драке больше лет, чем ты живешь, − произнес Юссен нечто человеческое и членораздельное и совсем не злорадное.

Фаталист выбор не комментировал. Говори не говори, а с Судьбой не договоришься.

− Финч.

− Можешь выбрать другого, − банально разводят унгрийца на ,,слабоˮ.

− Финч, − не уступчив тот, чему весьма порадовались его приятели.

По лицу щекастого скользнуло облегчение. Половину дела сделано.

Абордажник очнулся от дремоты. Потер лицо ладонями, разогнать остатки сонливости. Оживились зрители.

Туск собрался драться с двумя. Вряд ли это интересней предыдущих поединков. Скорее некая условность приближения намеченной развязки.

Завидев в Круге тоджей, публика заулюлюкала. Парням под ноги швырнули кусок лепешки. Младший тут же подобрал, обдул, отложить в сторонку. Цену хлеба в степи знали.

− Жри, у нас полно! - крикнули им. Ряды загоготали, не упуская возможности поиздеваться над степняками.

Молодые тоджи, очевидно раскусившие проделку с вином, выглядели свежей предшественников. Переносить жажду и голод умели лучше других. Но кто им позволит одолеть серебристо-черных? Вернуться в степь им заказано. Один вооружен двумя пале - архаичными кинжалами, второй топорком, оружием в степи не распространенным.

ˮБог любит троицу. Любит ли троица бога?ˮ − практичный ум унгрийца уже выискал выгоду. Тоджи ему пригодятся. И хотя по внутренним ощущениям следовало еще немного потянуть время, ждать Колин не пожелал. Степняков он получит!

− Напомни правила? - обратился он к Лестору.

− Там, − указал вилас в центр песка. - Никаких.

− Прямо-таки и никаких?

− Чей меч ловчей того и правила, − огласил Юссен истину последней инстанции, столь возлюбленную мечниками всех мастей и сторон света.

− Неплохо. А медведей не выпускаете? - поднялся унгриец со своего места.

− Медведей? - несколько растерялся щекастый вопросу.

− Ну, да. Как на ярмарке. С бубном и в цветном кафтане?

− Ты вообще, о чем барон? - резко завелся Юссен.

Слушая и наблюдая, наблюдая и сопоставляя, сопоставляя и размышляя, Бово волновался не о ловушке подстроенной унгрийцу и не о самом Колине, неблагородно намеченного в жертву мстительности инфанта. Кривомордого барона он и сам не особо жаловал. Бово переживал о себе. И других. Но гораздо меньше, чем о себе.

ˮНаша дурость выйдет нам боком!ˮ К сожалению всеохватывающее ,,намˮ включало и его самого. В неприглядности истории, начавшейся с попойки в шинке, фаталист разобрался сразу. В чужих планах ему отводилась роль количества. Самого его спросить забыли, хочет ли он участвовать в охоте на юного Хирлофа, но в загонщики включили. Оставалось не ясным, что ему больше досаждало. Бездарная подстава унгрийцу, пренебрежение его мнением или накопившиеся долги свое мнение высказать.

− Пока! - подмигнул Колин Трэллу.

Эсташ не сказать лишнего унгрийцу, забулькал из запрокинутого алабастра.

Колин попрыгал по ступенькам, легко перемахнул ограждение. Туск повернулся на шум и недовольный ропот зрителей.

− Дружище, меня достало твое фиглярство, − объявил унгриец свое вмешательство в не начавшийся поединок.

Туск отступил на шаг, выгадывая время сообразить ответ. Сообразить не получилось, но помогли трибуны.

− Ничего не попутал, сосунок? Тут как в борделе, по очереди.

− Заплатить? Как обычно? Штивер? - получили в ответ недовольные.

Не до всех дошло, о чем говорил им унгриец. До кого дошло, в выражениях не стеснялись.

Вилас, демонстрируя выдержку, придирчиво осмотрел вторженца. Проявить честь и достоинство похвально, когда больше нечего проявлять. Мастера Тонзур Туск признал.

− Вообще-то я, как видите, сейчас весьма занят.

− Постеснялся бы называть ЭТО занятием, − Колин извлек шнепфер и приказал тоджам. - Отойдите!

Степняк постарше, шепнул соплеменнику и они отступили в сторону. Не мешать врагам, проливать кровь. Чем их меньше останется, тем чище воздух.

− Проучи его! Прирежь, Арни! Прикончи выскочку! - ярились трибуны. Бросать ничего не бросали, но были к тому готовы.

− Может назоветесь? - нарочито вежлив Туск. Спина прямая, подборок чуть вперед. Порода!

− Обойдешься, − отказал Колин, чем еще больше сконфузил молодого виласа и вывел трибуны на новую ступень негодования. Орали и свистели кажется все.

− Арнольф аф Туск шестнадцатый, − выпятил грудь противник унгрийца.

Впечатлил. Колин углядел у виласа красивый медальон. Финифть, рубины, золотой овал, цепь в палец.

− Книжек начитался, Арни? Я не Коменж, а ты не барон Мержи. В побрякушки не попадаю*.

Здесь уже Туску трибуны не помогли, но поддержали выкриками и призывами.

Вилас встал в левостороннюю стойку, выставив ногу вперед. Колин лишь ухмыльнулся. Левша??!

Первый обмен ударами. Послушать сталь. Она всегда звучит хорошо. Дано ей свыше. Звучать высокой нотой, крика хищной птицы.

− С ножкой поаккуратней, Арни. Большинство ранений наносится в колено или бедро, лишить подвижности. Или в руку, затруднить защиту или владение оружием, − Колин намерено отказался от грязных издевок и оскорблений. С Туском он собирался потянуть время до прихода инфанта. И Исси. Поединщик нужен обязательно.

Второй обмен, почувствовать крепость руки.

− За ранением наносится завершающий удар. Обычно в грудь, поразить жизненно важные органы. Или вызвать критическую кровопотерю. Конечно, нельзя исключать возможность серьезного ранения или гибели, в первой же атаке. Но это целиком на подготовленности и опыте бойца. Считаешь себя опытным рубакой, Арни? Только честно?

− Считаю! - отбивала сталь ритм слов.

− В столице дурная манера набивать себе цену, − ответ Колина на пустые старания виласа.

Третий сход − движение ног. Упругость шагов, легкость перемещаться, менять и выходить на позицию.

− Арни, девок среди зрителей нет, − обвинил унгриец противника в желании произвести впечатление на трибуны.

Не выдержав, Туск кинулся атаковать. Рубить пустоту, кромсать воздух, тыкать в тень и свет.

− Еще песком в глаза попробуй, − Колин легко отвел хитрый финт виласа. − Локоть убери!

− Сам.... у.... бе.... ри..., − повторил атаку Туск, отсыпая удары. Одиночные и сериями, по два-три.

− Сколько в обучении? Неделю? Полгода? И чему научился?

− Мне достаточно!

− В Унгрии говорят, чем ишака не корми, жеребец не вырастет, − подставлялся и уходил от вражеского клинка унгриец. - Ни статью, ни хером. Тоже и с твоим обучением.

Тоджи довольно захыкали. У них в родах подобно шутили. Над такими же попрыгунчиками.

− Туск унгрийцу не соперник, − приговорил Лестор юного виласа. Удары, схождение, зацепы, разрыв дистанции, во всем превосходство владетеля Хирлофа. Значительное превосходство. Бой кота с леопардом.

− Нашел с кем связаться, − недоволен Юссен ситуацией в Круге.

Его укор Хирлофу, а не Туску. Вилас желал кончины славному барону, ускорить которую его теперешний противник не подходил ни статью, ни выучкой, ни характером.

− Со шлюшкой прогадал, − донеслось мнение из ряда выше. − Больше подошло что-нибудь полегче и покороче. Один на один? Не, шнепфер мимо.

ˮМожет этого и добивается. Не один на один,ˮ − мыслилось Бово с высот своего пошатнувшегося фатализма. Поделиться? С кем? Кому из орущих и скачущих по лавкам его мысли интересны.

− Унгрийцу не мешает, - беспокойно Лестору видеть схватку.

− А что он говорил, про Поцелуй Иуды? - спросили с соседней лавки.

− Выдумал, − бурчит Юссен. Он совсем в том не уверен, но признать хоть что-то в пользу Хирлофа ему невозможно.

− Туск, Туск! - досадует Лестор частым промахам юного сослуживца. - Его ждет печальная участь Габора.

− Она уже печальна, − довольно ржут соседи. − Не получить нам законного бочонка ниббиолы за милейшую Дебору.

− Нашего мальчика отодвинули? Кто посмел? - готов завидовать Лестор удачливому сердцееду.

− Догадайся.

− Кассис?

− Где он кстати? Бастард рвался в Круг, не удержать!

− Папаша услал в деревню, наводить порядки и вешать холопов, − изливал язвительность Юссен на безвинного бастарда.

− Справится, − выпало из Бово против воли.

Разговор моментально иссяк. В Круге обострились события. Впрочем, недолго.

Колин замер и чуть приопустил клинок.

− Что у тебя с дыханием?

Туск не потратился ответить, но быстро атаковал в шагающем рваном темпе. Выпад, подшаг вперед, выпад, подшаг вперед. На долго виласа не хватило. Выдохся.

− Растяжка никуда не годна, − обратил внимание Колин на недоработку в подготовке фехтовать. Своими замечаниями, по большей части справедливыми, он вогнал виласа в гнев.

− Мне достаточно! - хрипел Туск, хватая воздух ртом. Он вытер набегающий на глаза пот рукавом пурпуэна. Влажные пятна остались на дорогой ткани.

− Переложи.

− Что?

− Оружие переложи. Левша из тебя.... Рукоблудие если только.

Туск не воспользовался советом, но кинулся выплеснуть накопленную ярость. Клинок отлично блестел на солнце, звенел о вражескую сталь и плел смертоносную вязь. Результат, правда, получился ничтожным. Вернее никакого результата.

− Кто-нибудь объяснит, чего Поллак возится? - подсел к Лестору Кёст, старый знакомец и собутыльник.

− Криворукий конюх потому что, − обложил Юссен Колина. Щекастый всегда за честный бой, за поединок до конца, до закрытия всех недосказанностей, двусмысленностей и обид. - Меньше бы хвалился, больше бы делал. А то устроили, кто кого перебегает и перемашет.

− Арни способен на большее, − вступился Кёст - Он бывает весьма неплох.

− Оно и видно, − не разделяет общего мнения Юссен.

Впервые Лестор не испытывал завести. К чужой славе и богатству. Неудачники недолго пользуются ни тем ни другим. Он не рвался в ряды неудачников.

− Надеюсь Туска не прикончат до моего возвращения? - поднялся Лестор, подгоняемый недобрыми подозрениями.

Даже последнему злопыхателю заметно, поединок искусственно затянут. Унгриец валяет дурака. То сидит в глухой обороне, то разглагольствует о фехтинге, то гоняет Туска, что блоху по барабану.

Финч следил за унгрийцем с первого шага в Круге. Оставаясь отрешенным, подмечал многое, многому удивлялся и еще большему не находил объяснения. Спроси кто об увиденном, ответил бы: ,,Человек не делающий ничего, но добивающийся желаемого − истинный мастер.ˮ Но сказать такое о юнце, барон Хирлофа не на много старше Туска, признать в нем очень серьезного противника. И ведь придется. Признать. Финч нисколько не злился на своих нанимателей. Не многие бы добровольно согласились тягаться с Мастером Тонзур. Если только по глупости или за большие деньги. В том и загвоздка. Больших денег ему не посулили.

ˮТянем время,ˮ − придержал Колин собственную прыть, повернулся, пропуская укол и шлепнул плашмя Туску над ухом. Простой деревенский палочный удар в спорах о межах и выпасах. Вилас дернул головой, поплыл, зашатался. Отковылял назад и постарался удержать дистанцию. Колин не воспользовался затруднениями и беспомощностью виласа.

− Ложись, Арни. Ложись! - открыто предложил он вымотанному противнику.

Конечно, Туск не согласился и, намеревался, передохнув, игру в кошки-мышки продолжить.

− Не вижу причин..., − тряс головой вилас, прояснить сознание и зрение. Капельки крови из рассечения забрызгали ворот пурпуэна.

− Поздно бы не оказалось, − и Колин отвернулся поболтать с тоджами. − Бузэ еще варят?

− Варят, − отвечал старший. Младший лишь бычился и молчал.

− Холодненькое! С бурани..., − Колин мечтательно покачал головой. − А дугбу готовят?

Кажется, стряпня степнячек его волновала больше, чем полуживой противник и два десятка разозленных зрителей.

− Что за день, если не съешь ни ложки! - воздел руки тодж.

− Да, денек окажется так себе, − Колин очень выразительно глянул на взмыленного виласа. - Когда каши не поешь.

Тоджи захыкали. Туск взъярился драться. Наткнулся на оборону унгрийца без брешей, добавил прыти и быстро сник.

− Не надумал? Ложиться? - пережидал Колин спазмирующие хрипы Туска.

− Нет!

− А остаться живым или частично невридимым? − громко объявил Колин. Впрочем, в амфитеатре отличная слышимость. Любой шорох доступен любому ряду. Гул недовольства вернулся унгрийцу многообещающим ответом.

− А что мне будет! - попытался Туск прикончить противника ,,Паучьим нырком.ˮ

Инициативу виласа легко перехватили. Унгриец объявлял заранее места нанесения своих ударов.

− Плечо! Кисть! Лицо! Лицо! Грудь! Бедро! Бедро! Бедро! Ты что слепой?.. Лицо! Лицо! Лицо! Шея! Лицо! Грудь! Лицо! Лицо, бестолочь! Лицо...

Туска он загонял. Тот тяжело дышал, едва стоял на ногах, опустив голову, глядел исподлобья, но сдавался не желал.

− Не можешь контролировать дыхание, вообще ничего не можешь, − расхаживал Колин полукругом, положив шнепфер на плечо, и позволяя виласу набраться сил для продолжения поединка. − Разве только немного поегозить в начале схватки. Но не все противники подставляются на третьем ударе. И не у всех голое пузо, − кивок в сторону тоджей, - против твоей фамильной железяки.

Почти круг с демонстрацией вытянутого шнепфера. Клинок не дрожал и не вихлял в руке Колина.

- Надумал? Ложиться?

Туск промолчал, накапливая злость и силы.

− Зря, зря. В Унгрии не убивают слабого врага. Крайне редко. Наказывают. По мелочи. Отрезают нос, уши, пальца. Выкалывают глаз. Второй для следующего случая оставляют. Твой теска, Арни аф Обюр, проявил удивительную сговорчивость, когда дошло до ослепления. Плакал словно баба, предлагая принять его поражение. Ты.... - договорить Колину не получилось.

− На! На! На! - сорвался в атаку Туск, помогая себе выкриком.

− Дыхание побереги! Орешь! - одернул унгриец противника.

− Получиии!

Туск широко замахнулся завершить удар, но позволил унгрийцу подобраться близко. Пинок в опорное колено, завалил виласа в грязь и песок.

− Я же говорил, ложись, − нависал Колин над опрокинутым противником. Не угрожая шнепфером, но опираясь, будь, то трость.

Туск отполз подняться,

− Плечевой удар хорош, но не достаточно скор, − пояснил унгриец ошибку. − Ко всему дистанция не подходящая. Добавь, у тебя совершенно не тренированы сухожилия бедер. А прогиб? Ты же не деревянный? Кстати, сместись я вправо, удар Жарнака вышел бы на загляденье. Не совсем удар, скорее подрез. Но очень хорош! Очень!

− Уходи сопляк! - негодовали и в нетерпении орали с трибун Туску. - Или ложись, как он говорит! Уступи место другим!

Желающих сойтись с Колином набиралось предостаточно, посвятить выяснению отношений остаток дня.

− Услышь глас народа! Дурного не присоветуют, - наседал унгриец на растерянного Арни, упорно не соглашавшегося подчиниться ни здравому смыслу, ни обстоятельствам, ни крикам.

Туск не сдался. Чем вызвал некоторое уважение у унгрийца. Грязный, вываленный в песке, обливающийся потом вилас, поднялся продолжить схватку.

Поллак легко справился с ним.

− Где ты так научился подставляться? Твое дерьмовое владение мечом, засвидетельствуют даже приятели. А вот клинок у тебя превосходный. Но мой! Мой лучше в разы! − Колин развернул клинок показать Туску. Краем глаза не упускал первые ряды. Слышат? - Видишь ямки от ковки?

Вилас попробовал сделать не мыслимый выпад. Ткнул куда-то в воздух. Заработал повторный пинок в колено и вновь свалился.

− Ни хрена не видишь. Ямки предназначены для нанесения ядов. Не веришь, спроси у тоджей. Они с амбронами день через день воюют.... Яд готовится следующим образом. Стаскивают коровий и конский навоз, мешают с травой и поливают водой. Когда мешанина начинает гореть, колют барана и забирают у него почечный жир и сами почки. Почку надрезают и....

Колин маячил по песку в ожидании соперника. Туск медленно, но воскрес.

−...помещают в чашку, добавляя человеческой крови, закапывают в горящий навоз. Жир и почка быстро гниют, покрываются плесенью. Протухший жир тщательно перемешивают и наносят на оружие. Наконечники стрел, копий, мечи, ножи. Жир способствует лучшему прохождению сквозь одежду и доспех. Смазанная стрела легко пробивает панцирь. А то, что остается в выемках от ковки заносится в рану. Достаточно маленькой царапины и, человек умирает в течение дня. Когда купил шнепфер, он вонял хуже дохлой кошки. Сейчас, правда, меньше. − Колин понюхал клинок, и дернул носом. - Но еще чувствуется.

Бледный от усталости, Туск встал в позицию. На отбитую ногу едва опирался. Никаких атак. Защита и не более. Но не только недостаток сил сдерживал виласа. О ядах тоджей он слышал и не раз. А эта сволочь ничем не погнушается взять над ним верх.

Внезапный резкий взмах шнепфером и на запястье Туска пролегла багряная рана. Еще взмах и новый порез.

− Я предупреждал тебя, Арни, ложись. Теперь..., - Колин привычно закинул клинок на плечо.

Искушение атаковать, открывшегося противника, кануло в нахлынувшем ужасе. Туск, в нарастающей панике, уставился на раны. Обронив меч, принялся выжимать кровь, избежать проникающей заразы.

− Ты ... ты... ты..., − молодого виласа трясло. Кровь отходила плохо. Он замолчал, торопливо отсасывая яд.

Трибуны гудели, готовые выплеснуть возмущение на победителя.

− А что я? Я пошутил, − признался Колин. Резко поддев трофейный бастард носком сапога, швырнул оружие в тоджа. Тот ловко подхватил клинок и восхищенно уставился на ухмыляющегося храбреца. Удальство в степи ценилось высоко.

− Со мной шути! - сорвался Юссен, опережая других и извлекая фальшион. Несмотря на свою грузность, стремительно преодолел ограждение и ринулся начать в схватку. − Надоел, выблядок!

Уходя от рассекающего вниз удара, Колин сократил дистанцию...

По трибунам прокатился предупредительный выкрик: ˮИнфант! Инфант!ˮ

ˮНаконец-то!ˮ − полегчало унгрийцу.

Он сместился и полосонул Юссена по двухглавой и полусухожильной мышцам. Вилас провалился на раненное колено.

− Что здесь происходит? - накрыл трибуны грозный окрик Даана.

Колин продолжал двигаться, а Юссен дернулся подняться.

Жесткий срез с разворотом и хорошим замахом. Горизонтальный, с малым углом взлета. Голова щекастого подскочила и шмякнулась рядом с заваливающимся телом. Челюсти клацнули, хватая безгубым ртом, грязный песок.

− Удар Жарнака и Плумада Прокруста, саины! - объявил Колин зрителям, инфанту, поединщику, и группке солеров, заключительное действие с клинком.

− Что происходит? - переорал устроенный гвалт грозный рык.

− Вот для чего ему шнепфер, - произнес Эсташ. Его услышали.

− Не для этого, − не согласен Бово. А вот его никто уже не слушал.

Ор трибун не сразу, но стих, упасть одной перчатке вызова, второй, третьей.... Они шлепались, Колину под ноги, а он накалывал их на клинок.

− Вашу, пожалуйста, - попросил унгриец у Трэлла.

Тот удивился, когда осознал, обращаются к нему.

− Вы серьезно, Поллак?

− А чем вы хуже остальных?

− Да-да.

Вилас швырнул перчатку.

− Одиннадцать! - закончил подсчет Колин − Саин, я принимаю вызов. Всех сразу.

− Не надорвешься? - волком смотрит инфант на учинителя очередного скандала. Беспомощность что-либо предпринять только добавляла бледности. Отчего его лицо выглядело непередаваемо злым и неживым.

Колин хоть и пенял себе на отсутствие актерского таланта, но отыграл на бис. Жестом, позой, мимикой, потряхиванием шнепфера. С кем? С твоими виласами?

− Схватка отклоняется! - прочувствовал подставу Исси. Бывший новик в проигрышных предприятиях не участвует. Доказательства тому - унгриец в Краке, в центре Круга и к нему не подобраться.

− У них нет выбора, − Колин провел рукой по нанизанным перчаткам. − Кодекс короля Вильфада не ограничивает количество вызовов, лишь поясняет, когда их больше десятка за раз, бой ведется по правилам и условиям вызванного, т.е. меня. За вами лишь право поменять любого из них, на равноценного или лучше, − унгриец не удержался указать на Финча. Абордажник внимателен, но спокоен. Не его день, слава Богу.

− И каковы же условия? - сдерживал себя Даан. Не будь с ним солеров, как знать, не началась бы всеобщая свалка.

Колин подождал. Сообразит Исси? Поединщик сообразил. И даже предупредил инфанта от осторожности.

ˮРад за тебя!ˮ − похвалил унгриец тальгарца, едва обозначив поклон.

− Чиччиа, саин Даан. Чиччиа. Ваш телохранитель, человек сведущий в тонкостях названного действа, поручите ему организовать место. Или мне доверите? - и снова грандиозное актерство. Теперь уже точно не доверят. Поклонился инфанту, продолжил. − Искренне пожелаю, наймите унгрийцев. За любого рожденного в долинах Фарнхата поручусь головой. Они не богаты наряжаться в серебро и черное, но преданы и дерутся отменно.

Даан что-то приказал Исси. Поединщик попытался возразить, но инфант возражений не потерпел. Объявил во всеуслышание.

− Тысячу штиверов, кто забьет эту наглую свинью! - не справился с собственным характером и переназначил цену. - Две! Две тысячи!

Трудно вообразить более неразумное, предлагать призовые в присутствие унгрийца, да еще при его непосредственном участии. Тут же последовало встречное предложение от барона Хирлофа.

− Баш на баш! Идет? − Колин потряс шнепфером с нанизанными перчатками.

Инфанту хватило самообладания промолчать.

− Так что? Писать закладную? - подогрел страсти унгриец.

Тут уж самообладание Даану изменило.

− Руки не отсохнут удержать столько?

− Вы плохо знаете унгрийцев. И вдвое не в тягость.

− Слышали? - выкрикнул инфант, подогреть волну ругани и угроз в адрес владельца Хирлофа. Яростные вопли, исторгаемые виласами, достигли высшего накала.

− СЛЫШАЛИ!!!!!

Колин покидал Крак без всякого сопровождения. В одиночестве, под брех собак и шлепанья полотнищ. Перед отъездом попросил Бово, выделив виласа из всех прочих.

− Пригоните моих тоджей.

Никакого внутреннего неприятия или противления просьба барона у фаталиста не вызывала. Бово рассудил, унгриец своего добился. Не знак ли ему, добиваться своего? Оставалось изыскать возможность, переметнуться к барону. А тут, пожалуйте вам, такой случай.