Доктора Звягина вызывали? Том 2

Глава 15

Первое, на что я подумал — анафилактический шок от введенного обезболивающего. Частая история у стоматологов, когда недостаточно хорошо изучен аллергологический анамнез, и пациенту с аллергией вводят лидокаин. Но через мгновение мое мнение изменилось.

Пациент резко выгнулся в дугу, запрокинув голову назад. Его туловище и ноги вытянулись в одну линию. Через несколько секунд он наоборот весь сжался, согнул руки в локтях и ноги в коленях. Изо рта пациента пошла пена.

Я понял, что передо мной эпилептик.

— У него приступ эпилепсии, позови Совина, — быстро проговорил я стоматологу.

— Надо ему ложку в рот сунуть, — растерянно ответил Матвей.

— Нет, не надо. Зови невролога, — резко проговорил я.

Распространенный миф, что при приступе эпилепсии необходимо разжать зубы чем-то твердым. На самом деле, первая помощь заключается в укладывании пациента на бок, подложив под голову что-то мягкое. В рот ни в коем случае нельзя совать посторонние предметы.

Я залез в свою сумку, которую прихватил из кабинета, и достал ампулу Реланиума. Противосудорожный препарат, используемый при приступах эпилепсии. Я быстро сделал инъекцию, и спазм мышц медленно прошел. Пациент тяжело задышал, постепенно приходя в себя.

Как раз в это время прибежал Совин с Денисовым.

— О, Самсонов, мой пациент, — проговорил Совин. — Приступ уже купирован?

— Ага, реланиум ввел, — ответил я. — Он у тебя препараты то получает?

— А как же. Антиконвульсанты, все как положено, — ответил Антон. — Наверное перенервничал из-за зубов своих.

Пациент тем временем пришел в себя, но я всё ещё удерживал его в лежачем положении.

— Я не могу так больше жить! Сделайте мне уже операцию, все эти ваши таблетки не помогают, — простонал он.

— Не вставайте, вам надо прийти в себя, — мягко ответил я ему.

— Антон, что ты по этому поводу думаешь? — уточнил я у Совина.

— Про операцию-то? Сложно сказать, надо бы с областным неврологом посоветоваться, — ответил Антон Эдуардович.

— У тебя есть контакты?

— Да, скину тебе в мессенджер, — кивнул тот. — Ладно, я на прием пошёл, раз тут всё спокойно.

Я посидел ещё несколько минут, чтобы убедиться, что пациенту лучше. Затем пригласил его в свой кабинет, для обсуждения этого вопроса.

— Вы правда были бы согласны на операцию? — для начала уточнил я.

— Да, ещё как, — кивнул Самсонов. — Вы не представляете. Как сильно эти приступы влияют на качество жизни. Я принимаю все препараты, назначенные неврологом, но они только урежают и облегчают их, а не лечат. Я устал от такой жизни.

— Я понимаю, — кивнул я. — Постараюсь помочь. Скажите, есть ли у вас с собой какие-нибудь медицинские документы? В идеале снимки МРТ головного мозга.

— Да, сейчас, — кивнул пациент, полезая в сумку. Он покопался там и протянул мне красную папку. — Вся моя история.

— Хорошо, я все изучу, проконсультируюсь со специалистом, и свяжусь с вами, — кивнул я.

— Спасибо вам. До свидания, доктор, — кивнул Самсонов, покидая кабинет.

Я закончил прием и принялся за изучение документов Самсонова. Так, снимок МРТ. А вот анамнез. В анамнезе жизни — длительный прием алкоголя. Вот про это пациент как-то умолчал, а ведь алкоголь может оказывать сильное влияние на наличие этих приступов. Так, на учёте состоит уже пять лет. В лечении препараты бензодиазепинового ряда. Стандартные противосудорожные, тут ничего удивительного.

Совин успел прислать мне номер областного невролога, поэтому я решил сразу же заняться этим вопросом.

— Добрый день! Вас беспокоит Звягин Михаил Алексеевич, врач-терапевт районной поликлиники. Можно с вами проконсультироваться? — набрав номер, проговорил я в трубку.

— Добрый день. Пронин Иван Анатольевич, заведующий неврологией. Слушаю вас, — раздался усталый голос невролога.

— Пациент мужчина сорока пяти лет. На учете у невролога пять лет с эпилепсией. Лечение принимает регулярно, препараты бензодиазепинового ряда. В анамнезе злоупотребление алкоголем. Жалобы на частые приступы, ухудшающие качество жизни. Просит оперативное лечение, — отчитался я.

— Снимки есть? — чуть оживившись, спросил Пронин.

— Да, сейчас пришлю, — не прекращая разговора, я переслал неврологу снимки МРТ.

— Так, всё понятно, — через несколько минут ответил Иван Анатольевич. — Экстренных показаний для операции тут не вижу. Скорее всего, очаг изначально возник из-за злоупотребления алкоголем. Конечно, при сильном желании пациента сделать операцию можно. Но я бы советовал всё-таки сначала пройти лечение у нарколога и избавиться от зависимости. В противном случае это будет бесполезная трата времени.

— Понял вас, спасибо за ответ, — ответил я. — Ещё по одному пациенту проконсультируете?

— Конечно, — согласился Пронин. Кажется, это один из тех врачей, кто по-настоящему любит свое дело. Это слышно по его заинтересованности в голосе, ему правда нравится то, чем он занимается.

Я решил проконсультироваться по поводу самого себя. Мои очаги на МРТ выглядят практически идентично. Разумеется, я не буду говорить, что это я.

— Пациент мужчина, тридцати двух лет, — начал я, — на учете около года. Приступы частые, неконтролируемые. В анамнезе злоупотребление алкоголем отсутствует. Высылаю снимки.

На этот раз Пронин изучал материалы гораздо дольше.

— Тут бы я сто процентов посоветовал оперироваться, — наконец сказал он. — Случай очень запущенный. Может привести к генерализованному судорожному припадку, что в свою очередь может привести к летальному исходу.

— Понял вас. А где бы вы посоветовали оперироваться? — уточнил я.

— Можно даже у вас в районной больнице, — ответил Пронин. — У вас на следующей неделе должен появиться нейрохирург в штате, хороший молодой человек. Мой сын, Пронин Анатолий Иванович.

Последнюю фразу он добавил с гордостью. Интересно, значит у них целая династия нейрохирургов. Ещё и поименная династия, Иван Анатольевич, и сын Анатолий Иванович. Забавно.

— Спасибо большое за консультацию, — ответил я. — Будем рады видеть в наших рядах вашего сына.

— Спасибо. До свидания, — попрощался Пронин Иван Анатольевич.

В моей голове созрел новый план. Оперировать Николая самостоятельно всё-таки не вариант, как бы не обширны были мои знания, я не практикующий нейрохирург. Но его может прооперировать этот Пронин-младший, ведь Николай умеет изменять свою внешность. Опять-таки, план требует доработки, но идея начала захватывать меня всё больше.

Так, когда он появится — можно будет устроить операцию. А до этого времени нужно контролировать Виктора. Но с этим я уже научился справляться гораздо лучше.

Ещё одной проблемой остается до сих пор спящий Николай, который не подает никаких признаков жизни. Видимо то кровопускание очень сильно на нем отразилось. Не удивлюсь, если это Виктор из последних сил как-то перераспределил урон. Надо что-то придумать.

Но от раздумий меня отвлек очередной звонок Екатерины Вениаминовны, вызвавшей меня к себе.

— Добрый день, Екатерина Вениаминовна. Вызывали? — привычно спросил я, входя к ней в кабинет.

— Да, здравствуйте, Михаил Алексеевич. Как ваш второй день в роли заведующего? — спросила она.

— Всё хорошо. Вы же не будете это каждый день уточнять? — усмехнулся я.

— Только первый месяц, — улыбнулась в ответ заведующая. — У меня для вас несколько распоряжений.

— Слушаю, — кивнул я.

— Подготовьте мне отчет о работе терапевтического отделения за прошлый месяц. Посещения, обращения, вызовы, неотложная помощь — все цифры, — начала Екатерина Вениаминовна. — От Тамары Павловны этой информации было не дождаться.

— Понял, сделаю, — ответил я. — Что ещё?

— Ещё свяжитесь с аптекой, насчет препаратов. Там у некоторых препаратов подходит к концу срок годности — их надо срочно выписать. В идеале — раздать пациентам. Если никто не нуждается — тогда списать и утилизировать, — сказала Екатерина Вениаминовна.

— Хорошо, сейчас займусь, — кивнул я.

— В принципе пока что всё. Идите, работайте, — улыбнулась заведующая. — Жду отчетом сегодня в течение дня.

Я вернулся к себе в кабинет и начала составлять план. В дневной стационар мне сегодня было не нужно, постовая медсестра держала там всё под контролем. Значит, займусь отчётом, а Светлану отправлю в аптеку для ревизии.

— Света, дай мне пожалуйста все месячные отчеты терапевтов, для анализа. А сама иди в аптеку, для ревизии лекарственных препаратов, — распорядился я.

— Сейчас всё будет, — как всегда быстро отозвалась медсестра.

Через пять минут передо мной чудесным образом оказались нужные бумаги и кружка с кофе, а Светлана уже выпорхнула в аптеку. Золотая медсестра.

Я погрузился в отчет, выполнив его часа за два. Затем отнес его Екатерине Вениаминовне и вернулся в кабинет. Светлана пришла одновременно со мной.

— Михаил Алексеевич, я закончила, — отчиталась она. — Вот список препаратов, срок годности которых подходит к концу. Текстовыделителем я выделила те, которые можно выписать пациентам.

— Отличная работа, — кивнул я, принимая список.

— Вот этими препаратами сейчас займусь, выпишу и прозвоню пациентов. Я уже обошла других терапевтов, и подготовила себе список нуждающихся, — продолжала Светлана. — С этим проблем нет.

— Ты просто чудо, — улыбнулся я.

— Проблема только с эпоитином, — добавила медсестра. — Пациентов с гематологическими патологиями у нас мало, я все они обеспечены. А срок годности уже вот-вот истечет. Так что его на утилизацию.

Эпоитин — это препарат, стимулирующий эритропоэз, то есть созревание эритроцитов. Препарат часто назначается при различных гематологических патологиях, для ускорения созревания клеток крови.

Чёрт, а ведь для меня это большая удача, что он просрочился!

— Выпиши его и принеси мне, пожалуйста, — распорядился я.

Светлана кивнула, и, без лишних вопросов, выпорхнула за дверь.

Итак, будем возвращать Николая тем же путем, которым пытались избавиться от клонов — с помощью манипуляций с кровью. Сам себе введу эпоитин, для стимуляции развития эритроцитов. А вместе с ним введу витамин В12, фолиевую кислоту и железо.

Это стандартные препараты, используемые при разного вида анемиях. Существует три вида анемии: гипохромная, нормохромная и гиперхромная.

Гипохромная анемия — это железодефицитная анемия. Возникает, когда в организме недостаточно гемоглобина. Из-за этого цвет эритроцитов — главных клеток крови, бледнеет, они становятся менее красными — отсюда и название, гипохромная.

Нормохромная анемия — это анемия из-за недостатка эритроцитов. Возникает при разрушении красных клеток крови, что происходит из-за разных причин. Тогда эритроциты нормального цвета, и гемоглобина в них нормальное количество, но самих эритроцитов мало.

Гиперхромная анемия — это фолиеводифицитная анемия, разувающаяся из-за недостатка фолиевой кислоты. Тогда эритроциты становятся насыщенного красного, почти бордового цвета. Также гиперхромную анемию вызывает недостаток витамина В12, который необходим для созревания эритроцитов.

То, что я собирался сделать со своим организмом — это увеличить количество эритроцитов и тут же насытить их всеми необходимыми веществами. Как говорится, не пытайтесь это повторить дома.

План опасный, но это поможет мне вернуть Николая. А без него я не смогу избавиться от Виктора. Парадокс, для избавления от клона мне нужен клон.

Света принесла мне эпоитин, а я тем временем сбегал в аптеку за другими препаратами. Затем отослал Светлану из кабинета по делам, и принялся вводить себе этот коктейль из препаратов. Так, готово, должно подействовать.

Дальше я вернулся к рабочим делам. Подготовив ещё несколько документов, я вызвал к себе терапевтов на планерку.

— Добрый день, уважаемы врачи, — начал я, когда все собрались. — Сегодня наша первая планерка со мной в роли заведующего. Я собрал вас, чтобы обсудить несколько вопросов. Во-первых, с понедельника у нас вводится такое понятие, как экстренный врач. Раз в неделю каждый терапевт будет дежурить в роли врача экстренного приема. Записи у него в этот день не будет, адресов тоже. Его задача — принимать всех экстренных пациентов, обратившихся в этот день в поликлинику.

— А их не будет слишком много? — тут же напряглась Елена Александровна, записывающая каждое мое слово в свой блокнотик. — А то регистратура начнет всех подряд записывать, знаю я их.

— Не будет, я этот вопрос с ними обсудил, — успокоил я её. — В дальнейших моих планах хорошо бы взять терапевта чисто на ставку экстренного врача, чтобы у него не было своего участка. Но пока что так.

— Тут и на участки-то врачей не хватает, — вздохнула Юля.

— К сожалению, да, — кивнул я. — Мои участки также будут расформированы между вами. Светлана готовит документы, но на это нужно время. На этой недели подготовьте мне отчёты о вашем населении, проживающем на участках. Только отчёты по всем правилам, не пишите цифры от балды.

— Сделаем, хорошо, — закивали терапевты.

— Далее, нам предстоит реорганизация приемных часов. Прием по записи сократится, но дабавятся часы для приема диспансерных пациентов. Это тоже произойдет с понедельника, я предупрежу регистратуру. Поэтому, поручите своим медсестрам — пусть обзванивают диспансерные группы, и приглашают пациентов на прием.

— Все группы? Или только сердечные заболевания, Михаил Алексеевич? — уточнила Даша.

— Все, разумеется, — ответил я. это были отголоски от заведования Тамарой Павловной. Будучи кардиологом, она интересовалась в основном только пациентами с сердечно-сосудистыми патологиями. Справедливости ради, таких действительно большинство. Но не стоит забывать о пациентах с легочными патологиями, желудочными и так далее.

— А сколько часов приема будет на них выделено? — поинтересовалась Елена Александровна.

— Два часа, в конце приема, — ответил я. — Далее, домашних вызовов теперь станет меньше. Этот вопрос я уже решил и с регистратурой, и со скорой помощью. В частности — уменьшится количество ненужных активных вызовов от скорой помощи.

— Это отлично! — обрадовался Станислав Валентинович. — Можно будет пораньше домой уходить.

— Пораньше не получится, — усмехнулся я. — Но вовремя точно получится. Не хочу, чтобы вы пересиживали на рабочих местах, разгребая бумажную работу. И последнее, моя медсестра сегодня провела ревизию в аптеке, выделив препараты с истекающим сроком годности. Света, т уже раздала списки?

— Да, всё сделала, — отозвалась Светлана.

— Отлично. В будущем старайтесь не допускать таких ситуаций. Следите, чтобы все пациенты у вас были обеспечены лекарственными препаратами.

— Хорошо, Михаил Алексеевич, — закивали терапевты.

— В принципе, на этом пока все. Можете идти, — закончил я собрание.

Врачи засобирались и один за другим покинули кабинет. Остался только Станислав Валентинович.

— Михаил Алексеевич, у меня проблема, — начал он. У меня пациентка, женщина сорока лет. Острое состояние, сильные боли в животе. Я подозреваю острый панкреатит. Созвонился с заведующей терапией, Татьяной Тимуровной, она сказала исключить другие острые патологии, например острый аппендицит.

— А в чем проблема? — удивился я. — Вызывай для нее хирурга, исключай.

— Женщина не местная, — ответил Станислав. — Она гражданка Азербайджана, и у нее нет страхового полиса. Хирург отказывается её смотреть, пока я не занесу её в систему и не запишу к нему на прием. А регистратура не может её занести в систему без полиса. Да и в терапию, я боюсь, не положат.

— Понял. Хорошо, пойдем, я для начала сам её осмотрю, а затем уже будем решать вопрос с назначением, — проговорил я, вставая с рабочего места.

Мы прошли в кабинет Станислава Валентиновича, где на кушетке лежала пациентка.

— Добрый день, меня зовут Михаил Алексеевич. Расскажите, на что жалуетесь? — спросил я у женщины.

— Живот болит, сильно, — простонала женщина. Небольшой акцент был, но русским языком она владела неплохо. — Сильно, весь болит.

— Почему вы сделали вывод об остром панкреатите? — поинтересовался я у Станислава Валентиновича.

— В анамнезе употребление жирной пищи, — быстро ответил тот.

— Да какой там жирный, пахлаву ела, да. Ещё мутаки, но часто ем это, — ответила женщина.

Мутаки — это рогалики с ореховой начинкой. Еда действительно тяжелая, поэтому ход мыслей Станислава Валентиновича мне понятен. Но с другой стороны, если женщина ела эту еду часто, то это вряд ли могло спровоцировать острый приступ.

Я принялся за осмотр женщины, и очень скоро понял, что проблема здесь совсем в другом.

— Станислав Валентинович, — проговорил я, отводя врача в сторону, — пациентке нужно совсем в другое отделение.