Доктора Звягина вызывали? Том 2

Глава 24

Я подошёл к операционному столу и с волнением посмотрел на своего клона. Представляю, как страшно было ему решиться на такое. Теперь моя задача сделать так, чтобы операция прошла успешно.

Медсестра уже успела побрить Николаю в обличии Самсонова голову. Интересно, что волосы мы копируем от первоначальной внешности. Соответственно при возвращении нашего настоящего облика, прическа останется прежней. Это поможет скрыть шрам, потому как все остальные повреждения должны будут перенестись и на нас.

Я огородил операционную область специальным полотном и обработал операционную поверхность йодсодержащим препаратом. Самый стандартный антисептик для обработки операционного поля.

— Ну как он, спит? — спросил Пронин у анестезиолога, со скучающим видом, сидевшего в углу с мобильным телефоном.

— Да, как младенец, — не отрываясь, кивнул тот. Интересно, анестезиологи в любой стране такие? Играют ключевую роль во всех операциях, обладают массой знаний, несут на себе массу ответственности — и при этом спокойно сидят в углу во время операций. По крайней мере за время своей работы я других не встречал. Возможно, им так просто проще справиться с этим.

Я на всякий случай это проверил, попытавшись установить связь с Николаем. Он не ответил. Отлично, значит и правда под общим наркозом.

— Приступаем к краниотомии, — оповестил Пронин-младший.

Краниотомия или трепанация черепа — это операция по осуществлению доступа к головному мозгу человека. Сложнейшая нейрохирургическая операция, посредством которой в черепной коробке делают отверстие.

Первым этапом Пронин взял скальпель для разрезания мягких тканей. Разрез при такой операции выполняется подковообразной формы, причем основание лоскута должно быть в нижней части, чтобы не повредить сосуды.

Несколько сосудов закровоточили, и я тут же передал нейрохирургу электрический коагулятор для их прижигания. Тот благодарно кивнул, и быстро закоагулировал сосуды. Это стандарт при любой операции, не допустить массивного кровотечения. Действовал Анатолий Иванович точно и быстро, это не могло не радовать.

— Приступаю к рассечению надкостницы и кости, — проговорил Пронин.

Следующий и не менее сложный этап операции. Вскрытие черепной коробки под углом сорок пять градусов, чтобы затем костный фрагмент можно было вернуть на место. Необходимо соблюдать именно такой угол, чтобы снаружи лоскут не вышел меньше, чем изнутри.

Я быстро подал нейрохирургу первый инструмент, со страшным названием — коловорот. Он использовался для высверливания нескольких отверстий в черепе, через которые затем проводился разрез.

— Теперь кусачки Дальгрена, — приказал Пронин, закончив с просверливанием.

Я быстро подал ему следующий инструмент. Этими кусачками отламываются все костные выпячивания, которые могут помешать дальнейшему распиливанию черепа.

Затем распаторы — инструменты для расширения отверстий. Костная ложечка Фолькмана для удаления всех костных отломков, чтобы они не повредили мозговые оболочки. И наконец…

— Теперь пилу Джигли, — произнес нейрохирург.

Я подал ему нужный инструмент. Он предназначался для распиливания кости между отверстиями.

— Готово, доступ обеспечен, — переводя дух, произнес Пронин-младший. Он снял отпиленный кусок черепа и поместил его на специальный поддон. После операции этот лоскут вернется на место.

Дальше — больше. Только бы Николай это всё выдержал. Я глянул на мониторы, контролирующие пульс, давление и другие жизненные показатели Николая. Всё было в пределах нормы.

Эта операция крайне важна для нас двоих. Это способ навсегда избавиться от Виктора. Я снова попытался мысленно найти спящего Николая, но это почти не удавалось. Связь сильно притуплена из-за операции.

— Скальпель, — снова произнес нейрохирург. Он рассек нужным инструментом внешнюю оболочку мозга.

Мы перешли к самой важной части операции. Необходимо было перерезать нервный пучок, который шел к очагу Виктора. Точнее, для Пронина он шел к очагу эпилепсии, но это неважно. Выглядят они идентично.

Это была сложная нейрохирургическая операция, выполняющаяся под сверхмощным микроскопом. И здесь от меня уже ничего не зависело, я просто стоял рядом. Стояла, так будет правильнее.

Как же это волнительно! Все манипуляции, проведенные на головном мозге Николая, потом перейдут и на меня. Хоть я и не нахожусь сейчас на операционном столе, можно сказать, что операцию делают и мне тоже.

Этот этап операции длился ещё около часа. Я боялся дышать, молча стоял рядом с Прониным, перерезающим нервные пучки. Наконец, он удовлетворенно кивнул.

— Сделано, — выдохнул нейрохирург. Я заметил, насколько сильно он вспотел от напряжения. Наверное, одно из самых сложных направлений в медицине — это нейрохирургия.

— Осталось наложить швы, — выдохнул я в ответ. Я и сам сильно вспотел от волнения, точнее вспотела Алёна. Но надо завершить. И я подал нейрохирургу рассасывающиеся нити для зашивания первого слоя.

Теперь операция проводилась в обратном порядке — сначала зашивалась мозговая оболочка, затем возвращался костный лоскут, затем зашивались мягкие ткани. Для каждого слоя был необходим свой шовный материал и свои швы.

Нейрохирург зашил твердую оболочку мозга, и я подал ему костный лоскут. Он возвращался на место и крепился с помощью специальной проволоки и пластин. Мой Николай теперь станет немного киборгом, так как пластина так и остается в черепной коробке.

Затем мягкие ткани и кожа, которые зашиваются кетгутом. Затем обработка швов, и наложение повязки.

— Всё, — выдохнул Пронин. — Операция прошла успешно.

Я бросил взгляд на часы, висевшие в операционной. Операция длилась больше трех часов. Теперь самое тяжелое позади.

— Что теперь с ним будет? — изображая наивность, поинтересовался я.

— Сутки полежит в палате интенсивной терапии, — с готовностью ответил Пронин-младший. — Затем ещё недельку в обычной палате. И можно будет на выписку, дальнейшие рекомендации можно выполнять и дома.

— Пока что он не сможет ходить? — уточнил я.

— Нет, сможет, — покачал головой нейрохирург. — Уже сегодня сможет, как отойдет от наркоза. И это нужно начинать делать как можно раньше.

— А какие рекомендации? — снова задал я вопрос.

— Вы очень любопытны для медсестры, — улыбнулся нейрохирург. — Ну, главным образом адекватное обезболивание. Сами понимаете, операция на мозге — боли могут быть сильными. Противоотечные для избегания отека головного мозга. Противосудорожные курсом коло месяца. И рекомендации по уходу за повязкой, это вы и без меня как медсестра должны знать.

— Шов должен быть в чистоте и сухости, — кивнул я. — Шов нельзя тереть и дергать. Избегать алкоголь и курени в послеоперационном периоде. Поддерживать сбалансированное питание. Это и правда знаю. Спасибо вам большое!

— Вам спасибо, — снова улыбнулся Пронин. — Вы здорово меня выручили сегодня. Обязательно поблагодарю потом Звягина, что нашел мне такую чудесную операционную медсестру для сегодняшней операции.

Нейрохирург с благодарностью кивнул мне и отправился отдыхать в свой кабинет. Представляю, как выматывают эти многочасовые сложнейшие операции.

Внезапно я испытал сильнейшую головную боль. Странно, мы ведь с Николаем ещё не соединялись.

Вспышка была настолько сильной, что я еле удержался на ногах. Хорошо, что никого в коридоре больше не было. И я понял, что у меня всё ещё активен очаг Виктора. И он усиленно пытается набраться сил для нового отделения. Надо спешить, нельзя допустить этого.

Я проследил, как Николая завезли в палату и подключили к капельницам. Дождался, пока он останется один и поспешил к нему. По моим расчетам он уже вот-вот должен очнуться от наркоза.

Ждать пришлось минут десять. После чего Николая стал медленно приходить в себя.

— Где я? — ослабшим голосом прошептал он, открывая глаза.

— Николай, это я, Михаил. Ты в палате, операция закончилась, — торопливо ответил я. — Как ты?

— Как будто у меня только что черепушку вскрыли, — слабо улыбнулся Николай, тут же поморщившись от боли.

— Нам надо спешить, Виктор усиленно пытается вернуть силы, — быстро сказал я. — Придется нам сбежать отсюда, прокапаемся дома сами.

— Я пока не смогу, — покачал головой клон. — Ты сможешь сам?

— Придётся, — кивнул я. — Ты только держись. Сейчас соединюсь с тобой и по моему приказу ты распределишь урон.

— Ощущения не из приятных, готовься, — подбодрил меня клон.

Я глубоко вздохнул, готовясь к предстоящей боли. И соединился с Николаем.

— Распределяй полученные повреждения, Николай, — приказал я мысленно. И начал испытывать ужасную головную боль. Я словно ощущал, как мне самому проводят эту операцию, только без наркоза. Кожа в месте разреза у Николая загорелась, я почувствовал, как на ней появляется шов. Затем ощутил, как изменяется структура моего черепа. Да, я теперь тоже буду киборгом. Наконец, яркой вспышкой я ощутил процессы в самом мозгу. И потерял на мгновение сознание от боли.

Очнулся окончательно минут через пять. Хорошо, что за весь этот период никто не заходил в палату. В этом плане малое количество персонала в отделении мне на руку.

Боль всё ещё была ужасной, но пострадать можно и дома. Теперь надо ещё до него добраться.

Я осторожно выглянул в коридор. Отлично, Пронин-младший видимо всё так же отдыхает в своем кабинете. Это мне тоже на руку, не хотелось бы, чтобы он пересекался со сбегающим пациентом.

Быстро принял облик пациента Самсонова, которому изначально и проводилась эта операция, и также быстро написал за него отказ от дальнейшей госпитализации. А затем оставил его на сестринском посту, улучив момент, когда там никого не было — и отправился домой.

Только бы дойти. Голова болела просто ужасно, хорошо, что я взял несколько отгулов.

По пути заглянул в аптеку, закупился всеми препаратами для дальнейшего лечения. Завернул за угол, принял свой настоящий облик. А то был риск наткнуться на соседей, да и на самого Самсонова, мало ли. И, наконец, добрался до квартиры.

Дома я, первым делом, снова расщепился с Николаем. Клон выглядел куда хуже, чем я, и мне надо было о нем позаботиться. Я положил его на диван, и он практически сразу уснул.

Затем я подошел к зеркалу, откинул волосы, и полюбовался на свой шов. Выглядит точь в точь как у Николая, как у Самсонова. Хорошо, что его прикрывают волосы, было бы странно объяснить его неожиданное появление коллегам.

Собрал систему из подручных материалов: стойка для капельницы в виде швабры, сам флакон с препаратом в пакет, и через отверстие вывести трубку. И подключил к клону.

Затем собрал аналогичную конструкцию для себя, и упал на диван. И сразу же провалился в сон.

Сквозь сон я ощутил, как вся магия, содержащаяся в том самом центре в головном мозге, медленно исчезает. И как медленно и безвозвратно исчезает сам Виктор. Больше он нас не побеспокоит.

Мы с Николаем проспали весь остаток дня и всю ночь. Причем проснулись почти одновременно в той же позе, в которой и засыпали. Это было хорошо, так как капельницы так и остались у нас на всю ночь.

Многие ошибочно думают, что когда капельница закончилась, в вену может попасть воздух. На самом деле это не совсем так. Возможно, в старых системах со стеклянными флаконами и могла быть такая проблема, но сейчас эти устройства герметичны, и воздух никак не может в вакууме всосаться в вену. К тому же, для причинения серьезного вреда необходимо не менее двухсот миллилитров воздуха, введенного в вену.

Проснулись мы в чуть более бодром расположении духа, хотя последствия операции все ещё ощущались.

— Доброе утро, клон-соня, — толкнул я Николая. — Как себя чувствуешь?

— Всё так же, — зевая, ответил клон. — Как будто мне черепушку вскрыли.

— Слушай, шутка, повторенная дважды…

— Становится ещё более идеальной шуткой, — договорил за меня Николай. — Я пиццу хочу.

— Какая пицца, у нас режим, — возмутился я. — Если мы сбежали из больницы, это не значит, что можно нарушать все правила.

— Ну я же тебе не алкоголь предлагаю, — заканючил Николай. — У меня стресс, мне надо дофамин.

— А гормон счастья у тебя получается только от пиццы? — усмехнулся я. — Погоди ты немного. Лучше скажи, ощущаешь ли присутствие Виктора.

— Нет, — чуть помедлив, ответил клон. — А ты?

— Тоже нет, — прислушавшись к своим ощущениям, ответил я. — Кажется, у нас получилось.

— Так это повод отпраздновать! — стоял на своем клон.

— Куриным бульоном отпразднуем, — отрезал я.

Николай насупился и демонстративно от меня отвернулся, предварительно достав капельницу. Я же спать больше не хотел.

Дел особо никаких не было, надо поскорее восстанавливаться, чтобы можно было вернуться на работу. От безделья я включил телевизор.

— Таким образом, найдены засекреченные документы из лаборатории, — вещал диктор новостей.

Стоп, какие ещё документы? Я же вынес все папки к себе!

— Слово предоставляем полицейскому, который лично приезжал на место обнаружения логова злодея, — пробубнил диктор, и на экране появился полицейский Данила.

Логово злодея, ну они и обозвали конечно эту скромную квартирку по соседству.

На экране тем временем появился полицейский Даня, гордый просто донельзя.

— Мы получили наводку на квартиру, и сразу же отправились её проверять, — начал он.

Наводку, ага, как же. Даже забавно слушать.

— В квартире было обнаружено тело сбежавшего заключенного, Пономарева Андрея Викторовича, — продолжил Даня. — Он был убит выстрелом в голову. Удалось установить, что выстрел был совершен из оружия, ранее хранящегося у Пономарева.

— Само оружие нашли? — спросил Даню ведущий.

— Нет, — покачал он головой. — Мы подозреваем, что выстрел был совершен сообщником Пономарева, сбежавшим затем со всеми уликами. Этот же сообщник ранее помог организовать побег.

— Следствие будет продолжаться? — снова спросил ведущий.

— Да, мы продолжаем расследование, — важно кивнул Данила.

Ну продолжайте, только улик никаких на меня нет. Да и не я, строго говоря, был сообщником, а Виктор. Которого тоже больше нет.

— Что можете сказать про документы, найденные у Пономарева? — продолжил расспрашивать ведущий.

— Судя по этим документам, была организована подпольная лаборатория, — ответил Данила. — Для проведения экспериментов похищались люди, в том числе известный пропавший Дмитрий Павлович. Так что теперь со всей уверенностью можно заявить, что он — не преступник, а самая настоящая жертва.

Они узнали мое имя! Значит, оно было в той самой папке. Ранее меня знали только по фотографии, и то это не помешало полицейским тогда схватить вместо меня самого Пономарева.

— Значит, этот сбежавший всё-таки не преступник? — уточнил ведущий.

— Нет, — покачал головой Даня. — Мы продолжим поиски, но уже переквалифицировали это дело в пропавшего без вести.

А вот это очень интересные новости. Значит, теперь меня не будут искать, как преступника. Я теперь в безопасности.

Я поспешил растолкать Николая.

— Да не сплю я, — зевнул тот. — Что ж такое, даже после операции отдохнуть не дают! Чего тебе?

— Ты слышал новости? — спросил я.

— Да, нас больше не ищут. А дальше-то что? — недовольно ответил клон.

— Мы теперь свободны! — воскликнул я. — Больше не придется жить в постоянном страхе, что нас найдут. Разве это не здорово?

— Здорово, — кивнул клон. — Но как мы теперь вообще будем жить?

— Это надо решить, — ответил я. — В любом случае, ты уже почти полностью стал отдельной от меня личностью. И если мы долго будем в соединенном состоянии…

— То у тебя снова начнутся проблемы со здоровьем, — кивнул Николай. — Возможно, я уже научился существовать отдельно?

— Пока мы пробовали максимум на день-два. Так что не могу сказать с уверенностью, — ответил я. — Сейчас наша главная задача — восстановиться после операции.

— А я это и делаю, — буркнул клон. — Ладно, раз поспать не дал, пойду со Светой попереписываюсь.

Николая удалился на кухню, а я задумчиво уставился в окно. Интересно, как теперь всё у нас сложится?

— Миш, тебе мама звонит, — отвлек меня от раздумий клон, протягивая телефон. — И вообще, ты зря его отключал, там столько пропущенных.

Видимо за время моего отгула меня успели потерять все кому не лень. Но с этим позже разберусь.

— Алло, здравствуйте! — поздоровался я с Марией Анатольевной.

— Сынок, я одна, папа не слышит, — прошептала она в ответ. — Ты видел новости?

— Да, я теперь не в розыске, — ответил я. — Но я пока что не решил, что мне с этим делать.

— Может уже можно всё рассказать отцу? — осторожно спросила она.

— Нет, пока не надо, — проговорил я. — Я сам скажу, когда решу, что это безопасно.

— Поняла. Люблю тебя, — прошептала мама, и отключилась.

А ведь правда, может уже можно всё рассказать родителям? Но я всё ещё думаю, что это может быть для них опасно.

Я просмотрел пропущенные звонки. Пару раз звонила Света, но с этим сейчас разберется Николай. Один пропущенный от Дани, видимо хотел похвастаться выпуском новостей. Один от Пронина-младшего, видимо хотел рассказать об операции и поблагодарить за Алёну. Ну, это тоже может подождать.

В целом, ничего важного. Я вернул телефон Николаю и занялся прежним делом. Сидел и задумчиво смотрел в окно.

Ближе к обеду мы сварили из найденной в морозильной камере курицы суп, и пообедали. А затем продолжили свой постельный режим, кортая время за просмотром фильмов.

Если честно, чувствовал сильную тоску по работе. Там постоянно кипит жизнь и есть чем заняться. Ну ничего, отгулы скоро закончатся.

Мы так и заснули перед экраном, даже не досмотрев какой-то очередной фильм.

Эту ночь я спал плохо, снились какие-то сцены из прошлой жизни, когда я ещё был Дмитрием. Потом меня словно били, но я никак не мог понять во сне, кто именно. Затем мне приснился Пономарев и…Я проснулся.

Первое, что я увидел — ошарашенно лицо Николая, успевшего проснуться до меня.

— Доброе утро, — зевнул я. — Ты всё ещё не соединялся со мной?

— Нет, — покачал он головой. — Но это и не важно. Ты…Тебе надо это увидеть!

— Что увидеть? — не понял я.

— Подойди к зеркалу, — странным голосом ответил Николай.

Ничего не понимая, я прошел в ванную и взглянул на свое отражение. На меня смотрел Дмитрий. Мое изначальное лицо.