— Михаил Алексеевич, ну что там у меня с коагулограммой? Мне в этой же дозировке пить Варфарин, или поменять? — спросила пожилая женщина, сидящая напротив меня в кабинете.
Я вздрогнул и уставился на неё с полным непониманием.
— Михаил Алексеевич? С вами всё хорошо? — снова проговорила она.
— А, да. Анализы. Сейчас гляну, — кивнул я, приходя в себя. У меня идёт прием, ко мне пришла пациентка. В самом деле, что это за странная реакция.
Я принялся изучать анализы пациентки. Коагулограмма — это анализ крови, оценивающий её свертывающую способность. Этот анализ назначают для предотвращения развития кровотечения или, наоборот, тромбообразования.
Пациентка, сидящая передо мной, Жучкина Наталья Ивановна, недавно перенесла аорто-коронарное шунтирование. Это операция, позволяющая восстановить кровоток в сердце путём обхода сосудов с помощью сосудистых протезов. Они же и называется шунты. Это один из самых эффективных методов лечения ишемической болезни сердца.
Отличительной особенностью ведение этих пациентов является обязательный пожизненный прием кроверазжижающих препаратов. Это необходимо для предотвращения оседания на шунтах тромбоцитов, а соответственно для профилактики тромбов. Чаще всего таким пациентам назначается Варфарин. Однако, при постоянном приеме Варфарина требуется постоянный контроль над коагулограммой, а особенно над её показателем МНО.
Я просмотрел анализы Жучкиной и убедился, что дозировку Варфарина ей менять не нужно, МНО в норме.
— Пока продолжайте пить в такой же дозе, — сказал я. — Через две недели, как обычно, повторите анализ. Сейчас моя медсестра выдаст вам направление.
— Спасибо, Михаил Алексеевич, — кивнула Наталья Ивановна, тяжело поднимаясь с места.
Она вышла, а я снова задумался. Почему-то у меня в голов было стойкое ощущение, что я забыл что-то важное. Только вот никак не могу вспомнить, что именно.
В кабинет зашёл следующий пациент, и я снова окунулся в работу. Как много сегодня пациентов, полгорода прийти решили.
Зазвонил телефон, звонила постовая медсестра дневного стационара.
— Михаил Алексеевич, сегодня три новых пациента придёт. Вы когда будете? — спросила она.
— Ох, добрый день. Минут через сорок, думаю, — рассеянно ответил я.
— Ждем вас. Ещё сегодня отчёт нужно сделать по дневному стационару. Документы я подготовила, — проговорила медсестра.
— Хорошо, — я отключился, и телефон тут же зазвонил заново.
На этот раз это была Татьяна Тимуровна, заведующая терапевтическим отделением стационара.
— Михаил Алексеевич, что-то вы совсем ко мне не заходите, — с упреком произнесла она.
— Добрый день. Да работы много просто, — ответил я.
— Раньше вас это не останавливало. Тем более вы вроде бы так переживали за состояние Павла Алексеевича. А теперь вообще им не интересуетесь, — проговорила заведующая.
Павел Алексеевич? Почему я о нем переживал?
— А что с ним? — решил уточнить я.
— Спазм сфинктера Одди начался. Из-за этого и приступы абдоминальных болей, — слегка удивленно ответила заведующая. — Я думала вы подойдёте, и мы обсудим дальнейшее его лечение.
Сфинктер Одди — это орган, представляющий собой гладкую мышцу. Он располагается в двенадцатиперстной кишке и регулирует ток желчи и панкреатического сока в кишечник. При его спазме нарушается отток желчи и секрета поджелудочной железы. От этого возникают повторяющиеся боли в животе. Часто это осложнение возникает после холецистэктомии — удалении желчного пузыря. Лечится это осложнение долго, но вполне себе эффектно.
Меня волнует другое, почему это я вдруг так переживал из-за этого пациента? Кажется, я снова будто что-то забыл. Что-то очень важное.
— Я постараюсь заглянуть к вам, если успею, — вежливо ответил я Тамаре Тимуровне.
— Постарайтесь, — как-то холодно ответила она, положив трубку.
Я снова вернулся к приему. Так, ещё десять человек, потом дневной стационар, потом вызовы. Почему на меня свалилось сразу столько работы? Есть какое-то непонятное чувство, что раньше я справлялся гораздоэффективнее. Да и Светлана, моя медсестра, как-то странно на меня косится. Правда ничего не говорит.
Вроде бы я работаю как обычно. Глупее точно не стал, пациенты уходят довольные. Просто появилось какое-то сильное чувство нехватки времени.
После приема я со всех ног побежал в дневной стационар. На первом этаже меня поймала дежурная регистратор по адресам.
— Михаил Алексеевич, вы на адреса сегодня поедете? — спросила она, растягивая слова.
— Конечно, — кивнул я. — Сразу после дневного стационара.
— Не затягивайте, у вас их десять штук, — просветила меня регистратор.
Десять адресов… Вроде цифра стандартная, их всегда много. Только я как-то успевал сделать всё.
Я кивнул и отправился в дневной стационар. На моем столе в кабинете лежала куча каких-то папок, видимо для отчёта. Но пока что ему придётся подождать, пациенты важнее документации.
Я отправился в кабинет врачебного приема, занялся новыми поступившими пациентами. Двое с гипертонической болезнью, тут всё по классической схеме. Третий же случай оказался довольно странным.
— Добрый день, Михаил Алексеевич, — поздоровалась пациентка, довольно молодая женщина лет сорока.
— Добрый день. На что жалуетесь, — стандартно ответил я.
— Ох, у меня сердце часто очень бьётся. Уже неделю, никак не могу его успокоить. Стучит и стучит, — пожаловалась женщина.
— Чем-то сопровождается? Давление поднималось, или, может быть, головная боль? — уточнил я.
— Нет, ничего такого. — покачала головой женщина. — Я ещё у эндокринолога наблюдаюсь, с гипертиреозом. Он сказал, что это может быть от щитовидной железы.
Вполне вероятно. Гормоны щитовидной железы сильно влияют на сердечную деятельность. Я просмотрел электрокардиограмму женщины, и увидел там фибрилляцию предсердий.
— У вас аритмия, давно поставили? — спросил я, подразумевая, что эта патология у женщины давно. Скорее всего, она просто перестала принимать антиаритмические препараты.
— Какая аритмия? — удивленно ответила пациентка.
Так, а теперь уже мое время удивляться. Я просмотрел данные предыдущих ЭКГ и убедился, что ранее фибрилляции предсердий не было. Это называлась мерцательной аритмией — состояние, при котором сердце начинает сокращаться в хаотичном порядке, обеспечивая недостаточное кровоснабжение органов. Если оно регистрируется впервые — пациента в обязательном порядке госпитализируют в терапевтическое отделение. И никак не в дневной стационар! Такому пациенту нужно постоянное наблюдение и круглосуточный контроль.
— А давно у вас эти симптомы? — задал я другой вопрос.
— Уже неделю где-то, — настороженно ответила женщина.
Так, значит это персистирующая форма фибрилляции предсердий. При ней симптомы сохраняются дольше семи суток. По тяжести она лёгкая, иначе пациентка предъявила бы дополнительные жалобы. Но это не отменяет того, что ей нужна госпитализация в круглосуточный стационар!
— Я напишу вам направление в терапевтическое отделение стационара. Вам нужно лечь в круглосуточный стационар, — проговорил я.
— Зачем? — удивленно спросила пациентка.
— Потому что у вас началась мерцательная аритмия. Ваше сердце сокращается чаще, чем надо, и не обеспечивает достаточный кровоток. Вам нужно восстановить ритм, — спокойно объяснил я. — Иначе это состояние может привести к инфаркту.
— Конечно я лягу тогда, пишите, — испуганно кивнула женщина. — А мне терапевт ничего об этом не сказал. Просто сказал, что сердце барахлит, и надо покапаться.
Я посмотрел в направлении имя врача. Направил Станислав Эдуардович. Надо будет обязательно с ним поговорить об этом, такие проколы недопустимы в медицине.
Странно, ощущение, что я откуда-то его знаю. Что-то со мной сегодня не так. Будто забыл что-то ну очень важное из своей жизни.
Я заполнил направление, и на всякий случай попросил постовую медсестру проводить пациентку. Носилки ей не нужны, ходит она самостоятельно. Но вот дополнительное наблюдение не помешает.
Сам же глянул на часы, и поняло, что надо срочно ехать на вызова. Если хочу успеть объехать их до наступления нового рабочего дня. Отчёту придется подождать до завтра. И как я раньше все успевал?
Я побежал до гаража, где меня уже ждал молчаливый Константин. И отправился на адреса. Их действительно было много, несколько из них было из сёл, и мы проездили до позднего вечера. Молчаливый водитель никак не высказывал своего недовольства, но явно был не очень рад такому долгому рабочему дню. Да и некоторые пациенты почему-то удивлялись, что я приехал к ним так поздно. Странно, я же всегда так ездил…
Я вернулся в поликлинику и тут же отправился домой. Сил на какие-то бумажные дела абсолютно не было.
Дома меня встретил мой любимый котёнок Дымок, как всегда ждущий свою порцию ужина. Я покормил его и устало опустился на диван. Не было сил ни на тренировку, ни на приготовление ужина. Всё ещё не покидает стойкое ощущение, что раньше я как-то успевал делать все эти дела. Даже готовил себе какие-то вкусные блюда, мясо по-французски, например…
Снова зазвонил телефон, на этот раз Екатерина Вениаминовна, заведующая поликлиникой.
— Михаил Алексеевич, добрый вечер, — поздоровалась она. — Извините, что так поздно. Просто сегодня так и не дождалась вашего отчета по работе дневного стационара за этот месяц.
— Добрый вечер, Екатерина Вениаминовна. Работы много очень навалилось, не успел. Завтра всё сделаю, — ответил я.
— Вы уж постарайтесь. Данные нужны мне в первой половине дня, — ответила Екатерина Вениаминовна. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — я устало отключился и снова устремил взгляд в потолок. Вскоре так и заснул, не раздеваясь.
На следующее утро пришёл на работу часа за полтора до приема, чтобы успеть сделать отчёт. Удалось уложиться как раз вовремя, и снова начался приём.
Почему Светлана так странно на меня смотрит?
— Света, всё в порядке? — решил поинтересоваться я в промежуток между пациентами.
— Да, Михаил Алексеевич. А у вас? — осторожно ответила она.
— Конечно. У меня-то всё по-старому, а ты странно смотришь на меня уже второй день.
— Второй день?… Да вам показалось, наверное, — рассеянно ответила медсестра. — Давайте лучше дальше принимать.
Мы снова погрузились в прием, больше не отвлекаясь на разговоры. После приема ко мне в кабинет заглянула терапевт Юлия Сергеевна, с которой мы очень редко пересекались на работе.
— Михаил Алексеевич, добрый день. У меня сегодня день рождения, и я устроила маленький фуршет в кабинете. Заказала пиццу, зову всех терапевтов, — с улыбкой проговорила она. — Приходите.
— С днём рождения, Юлия Сергеевна, — улыбнулся я. — Простите, даже не знал.
— Не страшно, я его и не особо афиширую, — усмехнулась та. — Минут через пятнадцать в моем кабинете общий сбор.
— Хорошо, — кивнул я. Слова «общий сбор» как-то резанули мой слух. Обычное выражение, что мне в нем так не понравилось?
Я закончил все дела и направился в кабинет Юли. Конечно, оставалось ещё куча работы, но поздравить коллегу тоже надо.
Я пришёл в кабинет, где уже собрались остальные терапевты. Не было только Станислава Валентиновича, то ли его не позвали, то ли он сам решил не посещать мероприятие. А жаль, хотел с ним поговорить про ту пациентку Жучкину с аритмией.
На столе стояло несколько пицц на выбор. Пепперони, Маргарита, четыре сыра, Гавайская. Ох, терпеть не могу гавайскую пиццу. Не место ананасу рядом с курицей. Стоп…
Меня прошиб холодный пот. Я смотрел на гавайскую пиццу, и воспоминания медленно возвращались ко мне. Николай, клоны, эксперимент, лаборатория. Вот чёрт.
Извинившись и сославшись на срочные дела, я поспешил в свой кабинет, и закрылся изнутри. Воспоминания продолжали медленно и верно возвращаться. Виктор же стер мою память! Но, видимо, ассоциативный ряд гавайская пицца — Николай оказался сильнее его сил. Зря я всё-таки так не любил эту пиццу, она мне сейчас чуть ли не жизнь спасла. Так, теперь надо всё аккуратно обдумать. Очень аккуратно.
Мне надо понять, есть ли способ закрыть свои мысли от Виктора. Ещё хорошо бы знать, сидит ли он сейчас во мне, или находится где-то отдельно. Нет, второй вариант вряд ли. Всё-таки Виктор не может надолго отделяться от меня, он завязан на мне как на основном носителе. Значит, сейчас надо придумать, что делать с мыслительным процессом.
Лучше всего в этом деле поможет его лёгкое заторможение. Проще говоря, мне надо начать прием успокоительных препаратов.
Не теряя времени, я отправился к Дарье Юрьевне, другому терапевту. Сам себе выписывать препараты я не имел права. А она точно поможет, и лишних вопросов не задаст. Да и с дня рождения она уже тоже наверняка ушла, Даша великая трудяга.
Расчет оказался верным, девушка уже сидела в своем кабинете за компьютером.
— Привет, Даш. Можно к тебе? — улыбнулся я.
— Привет. Ой, здравствуй. Ну, входи, — как всегда засмущалась Даша.
— У меня к тебе просьба, — начал я. — В последнее время очень много работы навалилось, из-за этого нарушился сон. Можешь мне выписать успокоительное, чтобы хоть как-то нервы успокоить.
— Конечно, — тут же согласилась Дарья Юрьевна. — А что вам лучше выписать?
— Давай Атаракс на месяц, — попросил я.
Атаракс — это лёгкий седативный препарат. Обычно он назначается в совокупности с антидепрессантами, но мне они сейчас не нужны. На первых этапах приема у Атаракса есть неприятный побочный эффект — повышенная сонливость. Но это мне придётся побороть своими силами, тем более сегодня ночью у меня дежурство в стационаре.
— Вот, выписала, — протянула мне девушка рецепт. — Миш…А может пересечемся как-нибудь на днях.
— Постараюсь, — улыбнулся я. — Я тебе обязательно позвоню.
— Хорошо, — сразу повеселела Даша.
Я забрал рецепт и тут же сбегал в аптеку неподалеку за препаратом. И принял таблетку.
Так, теперь пора возвращаться к работе. Дневной стационар, вызова. И дежурство в обычном стационаре.
На дежурство я опоздал минут на десять. Некритично, но неприятно. По крайней мере теперь я понял, как я раньше умудрялся быть таки эффективным. Как же мне не хватает Николая!
Сделав вечерний обход, я засел в ординаторской с накопившимися бумагами. От Атаракса сильно клонило в сон, но я справлялся изо всех сил.
Через пару часов зазвонил стационарной телефон в ординаторской.
— Михаил Алексеевич, это медсестра приемного отделения. Тут пациента привезла скорая, спуститесь, пожалуйста.
— Сейчас буду, — ответил я. Отлично, разомнусь заодно, и сон чуть-чуть сгоню.
В приемном отделении меня ждал отечный пожилой мужчина лет семидесяти. Лицо, руки и ноги были заметно разбухшими от накопившейся жидкости. Он полулежал на кушетке, заметно корчившись от боли.
— Добрый вечер! На что жалуетесь? — подошёл я к нему.
— Боли в пояснице сильная, — простонал тот. — И дышать трудно.
Так, одышка, нарастающая отечность и боль в пояснице. Явно проблема с почками.
— В туалет ходили сегодня? — уточнил я.
— Нет, — помотал он головой. — Я вообще плохо хожу, простатит у меня. А пару дней вообще никак не ходил.
Ещё и острая задержка мочи. Все говорит об остром повреждении почек — резко возникающем нарушении функции почек, которое характеризуется всеми данными симптомами и требует незамедлительного лечения. Причины этого состояния могут быть самыми разными, но, видимо, основная причина здесь — как раз простатит. При простатите объём предстательной железы у мужчин увеличивается, и орган сживает мочеиспускательный канал. Отсюда и проблемы с мочеиспусканием.
Я принялся за осмотр, не теряя лишнего времени. В процессе этого я на долю секунды почувствовал, как сознание куда-то улетучилось. Но тут же оно вернулось на место.
Так, скорее всего это был Виктор. Пытался разузнать, нахожусь ли я до сих пор под его контролем, и не вернулись ли ко мне воспоминания. А раз он ничего не предпринял — значит, Атаракс действует как надо. Отлично.
Я принялся раздавать указания по диагностическим и лечебным процедурам. Так как причина этого состояния лежит в нарушении оттока мочи, первым пунктом шла обязательная установка мочевого катетера. Только вот должен его устанавливать уролог.
Я решил не дергать специалиста из дома. Так как сам прекрасно мог справиться с поставленной задачей. После установки катетера в мочеприемник устремилась моча, и пациенту стало несколько легче. Уже хорошо.
Разобравшись со всеми назначениями и определив пациента в терапию, я вернулся в ординаторскую. Внезапно взгляд мой упал на календарь, висевший на стене. Стоп, какое сегодня число?
Впервые за эти дни я осознал, что провел под контролем Виктора почти месяц. Сейчас середина декабря. При этом все это время я просто-напросто не осознавал этого. Даже выпавший снег и зимняя куртка меня не смутили.
Из моего сознания исчез целый месяц, и я не знаю, что в это время происходило. На работу я, видимо, продолжал ходить. Но делал её не так качественно, как обычно. Вспомнилось и удивление Тамары Тимуровны, что я не навещаю Павла Алексеевича. Конечно, лечение у него долгое, но получается, я ни разу не пришел к нему за месяц. И Светлана, которая удивленно переспросила про «два дня». Теперь всё становится ясно.
Шокированный новым открытием, я уселся на диван в ординаторской. Внезапно дверь открылась, и в ординаторскую вошел невролог Совин.
Странно, он обычно редко остается на ночь в стационаре, предпочитает ночевать дома, приезжая только на срочных пациентов. Что он тут забыл?
— Привет, — произнес невролог, глядя на меня со странным подозрением. — Ну что? Действуем, как и договорились?
Так, а это он сейчас вообще о чем⁈