Долина юности

11. «Ответный удар Империи». Макет игры

Мне хорошо известна башня светло-песочного цвета в центре города. Это — первый небоскреб, построенный в Лозанне. Безобразная кубическая штуковина, которая приходится по щиколотку Кинг-Конгу. С тех пор такие высокие здания больше в Лозанне не строили. Магазин конструкторов и макетов находится на первом этаже небоскреба. Я захожу туда поглазеть на цветные иллюстрации на картонных коробках. Там полным-полно серо-зеленых танков, пересекающих поле битвы, американских джипов, взбирающихся на песчаные дюны, английских «Спитфайеров» эпохи Второй мировой войны, испещряющих облачное небо выстрелами своих пулеметов. Но помимо всего прочего, я прихожу в этот магазин, чтобы полюбоваться на макет «Ответного удара Империи», пятого эпизода «Звездных войн».

Он так дорого стоит, что даже в самых сумасшедших снах я не могу надеяться когда-нибудь его приобрести. Вот уже несколько лет я прихожу в магазин макетов, чтобы причинить себе боль. Прихожу, исхожу слюной и ухожу. Прихожу, исхожу слюной и ухожу.

О «Звездных войнах» я знаю практически все. Сколько звериных криков было смикшировано в студиях, чтобы создать ворчание Чубаки. Имя парня, исполняющего роль Йоды. Имена двух актеров, действующих внутри роботов Z6PO и R2D2. То, что Стивен Спилберг сказал своему приятелю Джорджу Лукасу во время показа первых фрагментов фильма. Я могу воспроизвести звук лазерного пистолета, а также (это задачка потруднее) рев «Миллениума Кондора» в момент взлета. Поскольку лазерные сабли из пластика слишком дорогие, я привык обходиться деревяшкой, имитируя звук. Первый эпизод вышел семь лет назад, второй — четыре года назад, а последний — в прошлом году. Мой брат, Виктор, Борис, Кристиан, ребята из моего класса, средняя школа Бельведер, Лозанна, Швейцария, Америка и небесные светила — все любят «Звездные войны».

Большая битва из «Ответного удара Империи» происходит на ледяной планете Хот. Я не претендую, что знаю наизусть стотысячелетнюю историю человечества, но будьте уверены: битва на Хоте — самая гениальная из всех, которые вы когда-либо видели. С космическими кораблями повстанцев, гигантскими металлическими верблюдами Ат-Ат, перевозящими армии, и плазменными пушками для защиты базы Мятежников.

15 июля 1983 года около 15.15 я вхожу в магазин, беру коробку, оплачиваю и… выхожу, посвистывая. Ну да! В день моего четырнадцатилетия родители сдались без боя. Я их так достал, что они не выдержали и раскошелились на подарок моей мечты.

По возвращении домой я выстраиваю все части макета на большом столе в гостиной. Повстанцы прицеплены маленьким пластиковым язычком к рамке на уровне ног и головы. Я их высвобождаю одного за другим. Это напоминает мне момент, когда я нашел своего солдатика американской армии в Долине Юности. Космические корабли повстанцев нужно покрасить: реакторы — в красный, крылья — в желтый. У меня где-то в шкафу должны валяться несколько старых банок с краской, оставшихся с той поры, когда я делал макет морского судна. К макету «Ответного удара Империи» прилагается изогнутая пластина, которая изображает ледяные холмы планеты Хот и контуры наполовину спрятанной под землю базы Мятежников. Металлические верблюды уже отлиты из серого пластика, их не нужно красить. Но поскольку они поучаствовали в штурмах как минимум десяти планет, требуется их немножко состарить. Инструкция предлагает тряпкой растереть коричневатые пятна у них на животе и вдоль ног, чтобы симулировать ржавчину.

Но самое гениальное — это скелет металлического верблюда. В фильме Люк Скайуокер подкладывает гранату в брюхо одного из металлических верблюдов, перевозящих солдат Империи. Так вот, к макету прилагается тот самый металлический верблюд, лежащий в снегу и уже раздробленный на части! Его бока помяты, а голова изрядно продавлена. В первый раз в жизни я купил руины, нарочно поломанную игрушку. До сегодняшнего дня мои машинки и роботы сияли, как елочные гирлянды. Металл был супергладким, без малейшего пятнышка. Макет «Ответного удара Империи» дает мне ощущение перехода во взрослый возраст.

Когда все установлено, я зову папу и прошу его сфотографировать макет. Словно в фильме, я хочу видеть, как космические корабли повстанцев пролетают между ногами верблюдов. Словно в фильме, я хочу видеть металлических верблюдов, возникающих на горизонте и приближающихся шаг за шагом. Мы пробуем снимать с разных ракурсов. Папа фотографирует меня сидящим на ковре в цветочках рядом с макетом. У меня наверняка улыбка размером с луну.

Через десять дней мама возвращается из ателье с готовыми снимками. Полная неудача: у папы нет зуммера в фотоаппарате! Я не знал, зачем это было нужно, но сейчас понимаю, что без этого не обойтись. Без зуммера весь макет кажется брошенным конфетти посреди картинки. Что касается моих планов с космическим кораблем повстанцев, виляющим между ног транспортеров, то я могу об этом забыть. Единственная нормальная фотография — я в гостиной, на ковре в цветочках, а рядом — макет. У меня действительно улыбочка размером с луну. Папе очень нравится этот снимок, и он помещает его в семейный альбом. Там я оказываюсь в компании со своим очень старым и больным дедушкой, которого я не знал, а также с очень молодыми папой и мамой на каникулах в Румынии. Мне кажется странной мысль, что «Звездные войны» вошли в историю нашей семьи.

Месяцем позже начинается учебный год. Я перехожу в восьмой класс. Кристиан, один из моих лучших приятелей, появляется с пластинкой группы «Clash» в тридцать пять оборотов в портфеле. На конверте диска — согнувшийся парень с широко расставленными ногами, сфотографированный за миллионную долю секунды до того, как он разобьет о сцену свою гитару. Мне нравится фотография, но мне не знакомы «Clash».

— Это панк! — объясняет мне Марлен, сама одетая как панк.

— А, круто, — отвечаю я. — Это один из моих любимых альбомов.

(Главное сделать вид, что я прослушал восемь тысяч пластинок панк-рока в прошлые выходные.)

В классе есть новичок — итальянец с Сицилии с кудрявыми волосами. Его зовут Витторио, и он ездит на мопеде! У меня же — велосипед на трех скоростях с той поры, когда мне было десять лет. У Витторио имеется миникассетник «Sony», и он слушает хэви-металл во всю мощность: «Iron Maiden» и «Kiss». Я же ни фига не понимаю, какая разница между панком и хэви-металлом. Поэтому наблюдаю, как ведут себя другие. Если ребята, которые мне нравятся, слушают панк, тогда я тоже буду его слушать. Если же нет, то я буду врубаться б хэви-металл по полной программе. Витторио мастерски клеит девчонок: ни тебе застенчивости, ни неловкости. В одно прекрасное утро он появляется в классе и громко заявляет, уперев кулаки в бедра: «Эй, парни, со вчерашнего дня я уже больше не девственник».

Девственник? Чего это? Не секу фишку. Но я крепко запомнил, что никогда не следует расспрашивать о сексе. ВСЕ должны об этом ВСЕ знать. Иначе тебя примут за последнего лоха на планете Земля и в ее окрестностях. Поэтому я молчу. Исключено также пользоваться словарем. Во-первых, потому что с тех пор, как мы искали с моими родителями значение «негорестной одежды» и в конце концов сели в глубокую лужу, я не доверяю этим толстым книгам. К тому же сам факт того, что ты должен открыть книгу, чтобы понять жизнь, означает, что ты ни фига не смыслишь в жизни.

Ладно, о’кей, Витторио больше не девственник. Это — важная новость. Очень рад за него и надеюсь, что об этом сообщат в вечернем тележурнале. По пути домой я сажусь на скамейку под красивым деревом. Оно находится посредине тропы под названием Лангедок. Отсюда можно видеть, как нижняя часть Лозанны спускается к озеру. Я различаю церковь Святого Иоанна рядом с моей старой начальной школой. Мне нравится эта скамейка и эта тропинка, потому что они — вне мира. Тут не слышно шума машин и не видно ни одного автобуса. Лангедок, кажется, находится на юге Европы. Это название немножко очаровывает меня.

— Скрич, скрич, — поет щебенка под моими подошвами, на которых я раскачиваюсь взад-вперед.

Я кручу кожаную ручку своего портфеля (два года назад я поменял рюкзак, который носят малыши, на портфель, который носят большие). И пытаюсь расшифровать слово «девственник», чтобы понять, что за ним скрывается. «Девственник» происходит от «девы», тут что-то связано с девчонками, но, что? Я напрягаю мозг, стараясь повернуть это слово и так и сяк, — у меня ничего не получается. Ерунда какая-то. Толкнув носком ботинка корни дерева, я резко встаю. Меня радует возвращение домой.

Запах табачного дыма, впитавшийся в мебель, успокаивает. Не то чтобы я слишком любил этот запах, но мне нравится, что он всегда один и тот же. Я хватаю пачку печенья из шкафчика для сластей (крайний слева на кухне, внизу) и иду в комнату поиграть с макетом «Звездных войн». Я имитирую радиопереговоры между космическими кораблями и базой Мятежников, проигрываю в сотый раз эпизод, когда металлический верблюд уничтожен, изображая скрежет железа. Я придумываю новую сцену: Мятежники вместе с вожаком окружают металлического верблюда. Они открывают огонь по железному монстру. Ужас! Солдаты осознают, что их лазерные пистолеты ничего не могут сделать против брони перевозчика армий. К счастью, Люк Скайуокер приходит на помощь на своем космическом корабле с двойным реактором: «Держитесь, друзья, сейчас я брошу ионную термогранату, чтобы разбить его левый рефлектор!» Мои щеки болят от имитации всех шумов: выстрелов, рикошетов, падений, диалогов, бруум, бланг, пью-пью, шшванг.

Я останавливаюсь, складываю руки на письменном столе и упираю в них подбородок. Через какое-то время мне в голову приходит вопрос: «А Люк Скайуокер? Он — девственник или нет?»