Глава 7 Музеи города Стокгольма

8 августа 1977 года, понедельник

Режим полуфинального матча претендентов таков: суббота, воскресенье — игра, понедельник — доигрывание, вторник — среда игра, четверг — доигрывание, пятница — выходной. В субботу всё сначала. Один выходной в неделю маловато, но кто мешает завершать партии без откладывания? Тем более, что оно, откладывание, публику привлекает мало: придёшь на эндшпиль, соперники сделают по три хода, пожмут руки друг другу, и разойдутся.

Сегодня как раз понедельник, но, поскольку отложенных партий нет, получился дополнительный выходной. Оно и понятно, понедельник — день тяжёлый, позади две боевые партии, пусть обе и закончились вничью.

Теперь можно перевести дух. Оглядеться, даже и буквально: погулять по городу, посмотреть, что и как.

Неспешно.

Накануне мы купили путеводитель с картой города, внимательно изучили, и сейчас, сверяясь с ней, идём просто так. Без цели.

Туман за эти два дня стал ещё гуще, так что перед нами кисельный город. А кисель молочный. Но мне гулять полезно и в туман тоже.

Первым делом зашли в банк. Банков в Стокгольме много, но мне нужен скандинавский, SEB, он сотрудничает с Дойче Банком и выдаст мне денежку с минимальной комиссией.

Когда мы вшестером вошли внутрь, народ поднапрягся. Капитализм, тут у них банки грабят, вдруг и мы — грабители? А что, шестеро мужчин сурового вида, одетых в стиле фильмов нуар, при портфелях из тех же фильмов, больших портфелях, в таких много что уместить можно. Сейчас как достанем из портфелей автоматы, как начнем грабить!

Но никто никого не грабил. Я взял наличности, не много, не мало, а средственно, Зачем мне много? Когда я ездил со своей командой, — одно. Gens una sumus, да. А теперь…

Теперь не то. Теперь начальник Миколчук. Общее руководство, так сказать. И под его руководством я должен победить.

Гуляем дальше. По пути попалась книжная лавка средних размеров. Зашли, конечно. Вся наша дружная команда со мной. Терпят, куда им деться. А и в самом деле, куда?

Тут никто нас не испугался. Не грабят книжные магазины. Не принято.

Шведский язык схож с немецким, но схож — не значит понятен. По счастью, приказчик говорил по-немецки, и мы друг друга поняли. Он меня даже узнал. Неудивительно, в каждой газете есть спортивный отдел, и в каждом спортивном отделе есть статья о матче Чижик — Ларсен. С картинками. У шведов, конечно, своих спортсменов много, самого крупного калибра, Борг, Стенмарк. Но и шахматы в почете, Андерссон — крепкий гроссмейстер. И шведы шахматы любят и ценят, как и во всей Скандинавии.

Я спросил, есть ли в магазине книги шведских авторов на русском языке.

— Нет.

— А есть ли книги шведских авторов на немецком языке?

— Да.

— А есть ли среди них что-нибудь для человека, занимающегося напряженной умственной работой и желающего в промежутке почитать что-нибудь занятное, но не слишком мрачное? Вроде детективов Пера Валё?

— Может быть, подойдет сам Пер Валё?

— А что именно?

— Его последняя книга, «Террористы», о комиссаре Мартине Беке. В этом году переведена на немецкий.

— Давайте! А на шведском есть?

— Конечно.

— Дайте обе. А книги на английском языке есть?

— Во множестве. Англия, Америка, переводы с шведского на английский, — приказчик показал мне стеллажи.

— А переводы с русского на шведский?

— Есть! Чехов, Толстой, Достоевский.

— А поновее?

— Есть и поновее.

— Покажите!

Меня подвели к полке русской литературы. Шолохов, Пастернак, Солженицын — и братья Стругацкие, «Трудно быть богом», «Отель „У погибшего Альпиниста“» и «Пикник На Обочине».

— А еще есть?

— А еще… нет. Мало переводят.

— Как? Нет Чаковского? Нет Маркова?? Нет Софронова? Нет Коптелова?

Приказчик выглядел смущенным, но был твёрд:

— Нет. А кто это?

— Крупные советские писатели… А «Искусство войны» — есть?

— На английском, на немецком, на французском?

— Это он того… провоцировал, — сказал Антон, когда мы вышли из книжной лавки. — Не может же такого быть, чтобы в Швеции, да не знали Чаковского! Раскупили, конечно, раскупили…

— Несомненно, — ответил я. — Стругацких не раскупили, а Чаковского и Маркова раскупили. Люди труда понимают, что такое настоящая советская литература, — но развивать тему не стал. Не хотелось.

Кто?

Кто предатель?

Нет, не так.

Кто такая баронесса Тольтц? Точно ли моя бабушка? Ага, я доверчивый, конечно. И даже если бабушка, то всё-таки кто она? Участница Русского Общевоинского Союза, наследника Врангеля, ставящего своей целью свержение Советской Власти и проникшего во все звенья государственного аппарата? Или, напротив, агент КГБ, проникшей в белогвардейскую организацию?

Все — непроверяемо, и, следовательно, недоказуемо.

Теперь о предателе в команде.

Кого он может предать? Меня?

Среди шахматистов немало рассказов о том, как некий гроссмейстер работал, к примеру, на команду Таля, а сам тайком передавал секреты Ботвиннику. Или наоборот. Исключить не могу — это я про Таля, Ботвинника и прочих. Но я в свою шахматную оружейную никого не пускаю. Никого — совершенно. Даже Антона. Так что передавать врагу — это Ларсену, что ли? — нечего.

Предатель, в смысле — перебежчик, невозвращенец? Ну, если это Антон, то да, печально, в смысле, что обманулся в человеке. Но по уму если — очень вряд ли. Он, Антон, поездил со мной, мир повидал, и понимает, что Запад — ни разу не райские кущи. Да, с хорошими деньгами здесь можно хорошо жить, и то больше в плане поесть-попить-приодеться. Ни родных, ни друзей, ни перспектив. А деньги у него на это будут, на поесть-попить, да не абы как, а вкусно? Сейчас-то есть, сейчас он одевается, как мало кто в Чернозёмске. Привезёт из поездки магнитолу, продаст — и выручит столько, сколько учитель за три года зарабатывает. А зимой, глядишь, снова поедет — со мной. Без меня же он… ну, скажем так, рядовой мастер. Рядовому мастеру на Западе никто не рад, у них своих рядовых воз и тележка. И в тренеры его никто не возьмет — кому нужны перебежчики? Так что в чисто материальном плане — нет. В идейном? Опять же не думаю. Он не дворянин, не наследник заводов, газет, пароходов, на Советскую Власть ему, насколько знаю, обижаться причин нет.

Геллер? Ефим Петрович — человек советской закалки, патриот, примерный семьянин, в кругу шахматистов пользуется авторитетом и уважением, неоднократно выезжал за пределы страны для участия в международных соревнованиях. Материально-бытовые условия хорошие — это я из характеристики на выезд прочитал, добрые люди дали. Дом в Переделкино, «Волга», жена, сын — зачем ему бежать?

У Корчного тоже — жена, сын, «Волга», квартира в Ленинграде, а ведь стал невозвращенцем.

Хотя с Корчным другое. Когда Корчной победил на чемпионате ФРГ в Бад-Лаутенберге, руководитель нашей делегации в неформальной обстановке предложил Корчному отдать ему, руководителю, три тысячи марок. На карман. А не то он, руководитель, напишет такую характеристику, что никуда из страны Корчного больше не выпустят.

Виктор Львович подумал-подумал, и подался в невозвращенцы. Всё-таки прежде подобного руководители себе не позволяли. Намекать — намекали, и сотню-другую да, брали, в качестве благодарности, но чтобы тысячи? Неспроста это! И Корчной решил, что его в любом случае снимут с дистанции, не дадут выехать за границу сразиться с Карповым — а он уверен, что шанс выйти на Карпова у него есть. Потому и остался. Так мне рассказали. Нет, не Геллер. Луи Виктор.

А что с руководителем, спросил я журналиста. Строгий выговор и предупреждение о несоответствии. Не за якобы вымогательство, это ведь не доказано, вдруг и и навет. За то, что Корчной остался на Западе. Факт ведь: остался.

Факт.

Теперь Нордибек Нигматов. Не думаю. Он талантлив, трудолюбив и работоспособен, гроссмейстерские перспективы у него есть — в отличие от Антона, уж прости, истина дороже. Тем более, при поддержке Рашидова. С чего бы ему отдаваться на волю чужих волн? Языков западных не знает, и вообще…

Остаются Фролов и Миколчук.

Они уж точно не моя забота. Нисколечко.

И вообще, это может быть провокацией. Цель — чтобы я тревожился, отвлекался, и тем самым стал хуже играть. Зачем это бабушке? Может, и нет никакой бабушки, а есть хитрая подковерная игра. После новогоднего случая ничему не удивлюсь.

Вывод?

Простой.

Миколчуку я ничего о предупреждении не сказал, и говорить не собираюсь.

Все свои домыслы, размышления и тревоги упакую в ящик, прочный, надёжный, упакую и отошлю на личный почтамт «до востребования». Пусть там и лежит.

У меня есть дела поважнее. Купить сидячие колясочки для Ми и Фа, например. Наши, советские, тоже неплохи, но заграничные и легче, и могут складываться, почти как зонтики. Сложил, сунул в багажник — и поехал хоть даже на «троечке». Трое взрослых и пара малышей. В тесноте, но сойдёт.

И мы пошли в магазин детских принадлежностей.

Стокгольм гораздо меньше Москвы, и лишь немногим больше Чернозёмска. Публичный, то бишь общественный транспорт есть, но с непривычки в маршрутах разобраться трудно. Проще всего взять такси, но вшестером в такси не влезешь. Значит, брать две машины. Дорого. Бюджет не потянет. Бюджет потянет пешие прогулки.

И мы пошли пешком.

Воздух сырой, осенний, хотя август только начался, и потому идти приятно — согревает. Первые пять кварталов приятно.

Потом немного утомляет. Отряд октябрят шагает в ногу, отряд октябрят осилит дорогу…

В детском магазине тоже слегка испугались, когда мы вшестером зашли внутрь. Но потом, видя, что не кусаемся, любезно показали ассортимент колясок.

Хорошие коляски. Купил. Пообещали доставить в отель к вечеру. А мне раньше и не нужно.

— Куда теперь? — спросил Миколчук.

— Ваши предложения? Картинная галерея? Опера? Ресторан? Или что-то другое? — ответил я.

Наступило неловкое молчание.

Действительно, куда?

Казалось бы — столичный город, заграница, глаза должны разбегаться, но…

Но Миколчук твердо сказал: культурная программа не предусмотрена. Хотите в театр? За свои. В музей — за свои. В ресторан — за свои.

Нет, суточных достаточно — и в недорогой ресторан, и в музей, но тогда не останется денег на одежду, обувь и радиотовары. Мы здесь пробудем более месяца, и если потуже затянуть всё, что затягивается, можно привести на родину знатную добычу. Обед съел — и нет его, про оперу и говорить не приходится, а вот магнитола — то вещь! Или куртка замшевая. Хотелось бы и того, и другого, и даже третьего, но мы материалисты, и понимаем, что не можем ждать милостей от природы. Я говорю мы, подразумеваю они. У меня лично денег довольно. Вот, книги купил, коляску….

Но магазины — они те же музеи, только бесплатные. Чего только нет в этих магазинах! Бритвенные станки, лезвия, одеколоны, мыло, кремы до и после бритья, да будь в кармане хоть тысяча крон, и то всего не купить!

— Тут неподалеку есть автосалон, — сказал Нордибек. — Можно посмотреть.

И в самом деле, отчего б и не посмотреть? Мужское дело — посмотреть на автомобили.

Салон не то, чтобы неподалеку, но — дошли.

Продавцы присмотрелись — и распознали во мне серьезного покупателя. Нюх у них. Интуиция. Или тоже узнали?

Мне приглянулась «Вольво — 245», универсал. В Москве у меня автомобиля нет? Нет. Нужно брать «Вольво»! Барон Шифферс очень хвалил, и вместительная, и надежная, и смотрится хорошо. Семейная. На миллион километров!

А Нордибек присматривался к купе, «Вольво — 242». Всерьез присматривался.

— Брать будешь? — спросил шутя Антон. Он переводил на немецкий вопросы Нордибека к продавцу.

— Да, буду. Дядя дал денег, на день рождения. Купи, говорит, хорошую машину, Нори.

Немая сцена.

Загрузка...