Дом без чёрного хода

Юридическая консультация

В субботу папа пришёл с работы рано и после ужина спросил:

— Мать, как себя Дениска вёл?

— Ничего, — сказала мама. — Только настроение у него последнее время какое-то кислое.

— Да ну? — удивился папа. — С чего бы это? А я и не замечал. Может, ему полезно будет на весёлый спектакль сходить? У меня как раз где-то тут билеты на завтра в ТЮЗ завалялись.

Папа стал хлопать себя по карманам, словно потерял спички.

— Не ищи, — насупился Денис. — Я всё равно не пойду.

Папа посмотрел на маму и почесал подбородок.

— Вот те раз, — сказал он. — Ну, если, конечно, ты очень занят…

— Не занят я, — пробормотал Денис. — Всё значительно серьёзней. Не заслужил я по театрам ходить.

Папа с мамой сделали удивлённые глаза. А Денис достал дневник и протянул его родителям. Он протянул его так, как протягивают врачу руку для укола.

— Не может быть, — произнёс папа.

Какое у папы стало лицо, когда он открыл дневник, Денис не видел. Денис не любил смотреть, как доктор готовит для укола шприц. Он ждал, когда папа начнёт говорить всякие «приятные» вещи. Например, папа мог сказать: «Умница, сына, я бы на твоём месте по литературе вообще выше двоек не получал. Что это за предмет, литература?»

Денис был готов ко всему. Он внимательно изучал рисунок на обоях и ждал. В ванной на разные голоса противно завывали трубы. По обоям прыгали зелёные кружки и треугольники.

«У-у-у!» — басом завопила труба, будто у неё вырвали зуб.

— Ты считаешь, что с двойкой по литературе идти в театр нельзя? — спросил папа.

— Дело вовсе не в двойке, — буркнул Денис. — Я её уже исправил. Дело в том, что у меня не хватило мужества сказать о ней сразу.

— Относительно мужества согласен, — сказал папа. — Но будем считать, что это дело наживное. Относительно двойки у меня мнение другое. Если человек плохо знает литературу, он должен чаще ходить в театры. Он должен прямо не вылезать из театров.

— Коля, — попросила мама, — не валяйся в новых брюках, ты их помнешь.

«У-у-у!» — завопила труба в ванной.

— Не помну, — сказал папа. — Дай мне с человеком поговорить.

— Разговаривать можно и сидя, — заметила мама. — Гладить брюки приходится мне, а не тебе.

— Это поклёп, — сказал папа. — Три дня назад я гладил их сам.

— Только потому, — улыбнулась мама, — что в нашей семье была образцовая неделя.

Денис с удивлением посмотрел на маму. Мама улыбалась.

— Твой папа, — сказала она, — может вытянуть из человека все жилы. А сам он, когда был на втором курсе института и познакомился со мной, путал не только Гринёва с Дубровским, но даже трамвай с пароходом.

— Клевета, — обиделся папа, — такого не было.

Ни об образцовой неделе, ни о Гринёве Денис дома и не заикался. А они уже откуда-то всё узнали.

— Тайны хранить умеешь? — подмигнул с дивана папа. — А я, брат, совершенно не умею. Один товарищ просил не выдавать его, но где тут утерпишь. В общем, понимаешь, возвращаюсь домой. Останавливает меня гражданин, примерно твоего возраста. Только высокий такой и с ушами. Можно, спрашивает, получить у вас юридическую консультацию? Приглашаю его с собой. Не идёт. Пришлось консультировать под дождём, стоя в луже у железной дороги. Он счёл это место самым подходящим. Консультировал, собственно, не я его, а он меня. А потом, дождавшись, когда я промок до мозгов, он, как заводной, стал задавать мне один и тот же вопрос: с юридической точки зрения, имел ли право учитель вкатить тебе двойку или не имел? Я сказал, что это вопрос слишком сложный и мне необходимо заглянуть в Уголовный кодекс. Но он прицепился, как липучка, требовал немедленного ответа и размахивал у меня под носом кулаками. Я сделал вид, что совершенно его не испугался. Я сказал, что если человек путает Гринёва с Дубровским, то, с юридической точки зрения, двойку ему можно «вкатить» вполне законно. Тогда этот гражданин нагло заявил, что наш Уголовный кодекс устарел и, даже не поблагодарив за консультацию, растаял в темноте. А я побежал домой сушиться. Из брюк получилась мочалка. Мама заставила меня их гладить. Я их гладил совершенно самостоятельно. А теперь она говорит, что я вытягиваю из людей жилы. По-моему, это несправедливо. Как ты думаешь?

— И здесь он поспел, — проговорил Денис. — Ведь он и к Гошенькиной маме ходил, и к директору.

— Кто?

— Да этот самый гражданин с ушами.

— Его Петей зовут?

— Петей.

— Мне почему-то показалось, что он неплохой товарищ, — сказал папа.

— Он не товарищ, — ответил Денис. — Он друг. Настоящий.

— А со вторым гражданином вы как поступили?

— С Гошенькой-то с этим? Да никак. Плюнули на него, и всё.

— Высадили, значит? — уточнил папа.

Денис не понял.

— Правильно, — пояснил папа, — так его. Что с ним церемониться. Высадили, и с плеч долой. Пускай остаётся, мы дальше без него поедем.

— Куда поедем? — удивился Денис.

— В коммунизм, — строго сказал папа. — Дорога в коммунизм, сына, это ведь не дальневосточный экспресс. По пути тут никого не высадишь. Всех с собой забирать придётся — и Гошу вашего и других не совсем хороших людей. А если бы с высаживанием, то это проще простого. И возиться не нужно. Чуть что, плюнул на него, и точка. Вылезай, дескать, нам не по дороге.

Папа замолчал. Глаза у него стали жёсткими. Про брюки ему мама больше не напоминала.