Дом духов

СТО ЛЕТ ОДНОЙ СЕМЬИ И ОСЕНЬ 73-ГО ГОДА

Имя Исабель Альенде (р. 1942) для русского читателя, несомненно, новое, а вот фамилия писательницы широко известна. Исабель — племянница погибшего в 1973 году президента Чили Сальвадора Альенде.

Вспоминая свое детство и своего дядю, Исабель Альенде писала: «Мы поддерживали очень тесные отношения; мои родители разошлись, когда мы, дети, были совсем маленькими, и Сальвадор стал единственным из семьи Альенде, кто оставался рядом с нами. Летом мы обычно виделись каждое воскресенье».[62]

Дядя стал и одним из героев романа «Дом Духов». В книге он ни разу не назван по имени, но угадывается легко. Это Кандидат от социалистической партии, а затем Президент. В портретной галерее вымышленных (во всяком случае, преображенных волей автора) героев появляется портрет-фотография, каждой своей чертой похожий на оригинал. Включен в роман и подлинный текст обращения Президента к чилийцам по радио.

Не назван по имени и другой президент Чили — Аугусто Пиночет. Тот, кто совершил государственный переворот и стал во главе военной хунты. В романе он именуется диктатором (с маленькой буквы). Не назван и еще один герой романа, известный всему миру, — нобелевский лауреат поэт Пабло Неруда.

Свою любовь к поэзии Неруды Исабель Альенде не скрывает — повсюду в романе можно встретить слова восхищения Поэтом, его стихами. И эпиграфом к роману «Дом Духов» намеренно взяты строки из стихотворения Пабло Неруды.

Всемирная известность к чилийцу Неруде пришла рано — в середине 20-х годов, после выхода книги «Двадцать стихотворений любви и одна песнь отчаянья». О нем восторженно говорили Гарсиа Лорка и Альберти, Арагон и Эренбург, Борхес и Кортасар, Элюар и Гильен, Зегерс и Лундквист, Мистраль и Астуриас, Алейсандре и Гарсиа Маркес. В заявлении Шведской Академии 1971 года было подчеркнуто: Нобелевская премия присуждается Пабло Неруде «за поэзию, которая проявлением стихийных сил отображает живые судьбы и чаяния континента».

Что же значила поэзия Пабло Неруды для латиноамериканцев XX века? Вот признание знаменитого аргентинца Хулио Кортасара: «С помощью Пабло Неруды и Вальехо[63] я внезапно ощутил себя тем суверенным южноамериканцем, который, чтобы исполнить свой долг, перестал испытывать нужду в чужой опеке».[64]

Бурные, темпераментные, подчас хаотичные, «чрезмерные» стихи Неруды «открыли» латиноамериканцам их континент — современный, мифический, магический. Те, кто слышал, как Неруда читает свои стихи, рассказывали, что магия его голоса захватывала слушателя целиком. И кто знает: не будь магии нерудовской поэзии — может быть, не было бы в 60-е годы магии латиноамериканской прозы?!

Голос Пабло Неруды — поэтический голос Латинской Америки. «Всеобщая песнь» — это песнь мексиканцев, и кубинцев, и перуанцев, и аргентинцев…

Для самих же чилийцев Неруда — национальная гордость. Кумир. Поэт-новатор. Поэт-трибун. Лауреат самой престижной в мире премии. Творец национального самосознания. Гений.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что чилийка Исабель Альенде была покорена силой его стихов.

С Сальвадором Альенде Пабло Неруда дружил с давних пор. Он принимал активное участие в предвыборной кампании Альенде в 1970 году — лидер Социалистической партии Чили был выдвинут кандидатом в президенты от коалиции Народного единства; радовался его победе на выборах 4 сентября. Остался в дружеских отношениях с Альенде и тогда, когда тот (3 сентября 1970 года) стал президентом Чили.

И гибель Сальвадора Альенде, и смерть Пабло Неруды, умершего через 12 дней после переворота, автор «Дома Духов» пережила как личное горе — это ощущается и при чтении романа.

Похороны Пабло Неруды описаны Исабель Альенде с документальной точностью. Вот для сравнения отрывок из книги о Неруде: «Люди, участвующие в этой процессии, проявляют беспримерное мужество; по сути, они бросили вызов самой смерти, которая кружит над ними, следит со всех грузовиков, где сидят солдаты с автоматами наизготове.

…Пробивается чей-то охрипший голос: „Товарищ Пабло Неруда!“ В ответ: „С нами!“

Чуть погодя другой напряженный голос: „Товарищ Виктор Хара!“[65] И тут же выплескивается: „С нами!“

Короткую тишину разрезает возглас: „Товарищ Сальвадор Альенде!“ И гром голосов: „С нами!“»[66]

Едва ли не этими же самыми словами описываются похороны Пабло Неруды в романе Исабель Альенде. Она только не называет по имени ни Президента, ни Поэта.

В романе ни разу не названа страна, где происходят описываемые события.

В литературоведении есть такой термин — «фигура умолчания». То, что не названо автором, но подразумевается им и легко «прочитывается» читателем, — воздействует на читателя своей «тайной» более сильно, чем прочитанное воочию.

Не остается для читателя тайной и любовь чилийской писательницы к своей земле. Наверное, именно магия этой любви заставила Исабель Альенде взяться за перо. Оказавшись после государственного переворота вне Чили, Альенде мысленно все время возвращалась в родную страну, восстанавливала в памяти историю своей семьи, свою жизнь. А потом, на одном дыхании, написала роман «Дом Духов».

Столь любимый писательницей Пабло Неруда в стихотворении 1969 года «Все еще…» «извиняется» перед читателем:

Так происходит и с Исабель Альенде. Она тоже, начав рассказывать «о себе» (о своей семье, своих близких), «сбивается» на родную землю.

А Чили — страна на Земном шаре поистине уникальная. Узкой полосой (от 15 до 350 км) она протянулась с севера на юг между Тихим океаном и Главными Кордильерами Анд на 4 300 км. На этой земле раскинулись и пустыни, и степи, и горы с вечными снегом и льдом, и тропические и хвойные леса. Страна землетрясений и вулканов…

«Дом Духов» принадлежит к произведениям «нового латиноамериканского романа». К той литературе, «бум» которой в конце 60-х годов во всем мире связан с именем Гарсиа Маркеса.

(В скобках, справедливости ради, заметим: начался «новый латиноамериканский роман» с книг гватемальца Мигеля Анхеля Астуриаса «Маисовые люди», кубинца Алехо Карпентьера-и-Бальмонта «Царство Земное» (обе — 1949 года) и мексиканца Хуана Рульфо «Педро Парамо» (1955). Но, действительно, нужен был «вулканический взрыв» «Ста лет одиночества», чтобы весь мир увидел: в Латинской Америке появилась целая плеяда романистов-новаторов. И еще отметим: один из крупнейших писателей мировой литературы XX века, аргентинец Хорхе Луис Борхес за всю свою долгую жизнь не написал ни одного романа.)

Критики нередко сравнивают «Дом Духов» с произведениями Габриэля Гарсиа Маркеса. Исабель Альенде в таких случаях обычно отвечает, что подобное сравнение для нее только лестно. Возможно, чилийская писательница сознательно училась литературному мастерству на книгах Гарсиа Маркеса; возможно, она невольно попала под их магию. Ведь Гарсиа Маркес заворожил своим письмом многих и многих. И не только в Латинской Америке. Это — «чудесная реальность» латиноамериканской литературы. Но «чудесная реальность» Латинской Америки в случае с Гарсиа Маркесом и Исабель Альенде проявилась еще и в том, что у обоих писателей оказался один и тот же «нелитературный» учитель.

Свое детство колумбиец Гарсиа Маркес провел в доме родителей матери. Критики подчеркивали: «Писатель не раз говорил о том, какое значение для всего его творчества имели впечатления детских лет, проведенных в Аракатаке в доме дедушки и бабушки. Среди важнейших источников художественных влияний Гарсиа Маркес указывает на… свою бабушку Транкилину Игуаран Котес, рассказывавшую мальчику, как водится, всякие небылицы, но с той совершеннейшей натуральностью и серьезностью, что свойственна всем суеверным людям, и вообще на всю патриархальную атмосферу родового дома, населенного многочисленными богомольными тетушками, то есть на традицию народных поверий, устных рассказов о невероятных событиях и т. п. В рассказах бабушки, ее поучениях, говорил Гарсиа Маркес, не существовало границ между „этим“ и „тем“ мирами, а дом оказывался населенным призраками, составляющими часть реальной жизни».[67]

В подобном доме прошло и детство Исабель Альенде. И у нее была такая же бабушка — «совершенно умопомрачительная женщина»!

Есть в романе «Сто лет одиночества» и в романе «Дом Духов» и другое совпадение: братья-близнецы. В обоих романах братья-близнецы играют весьма существенную роль, правда, тему двойничества Исабель Альенде решает совсем иначе, чем Гарсиа Маркес.

А вот совпадение, подчеркивающее родство романа «Дом Духов» и романа «Осень патриарха». Повествование Гарсиа Маркеса о диктаторе буквально «пронизано» поэзией Рубена Дарио. Никарагуанский поэт является антиподом «патриарха». Антиподом диктатора Исабель Альенде в своем романе тоже делает поэта, хотя и иного — Пабло Неруду.

В 1947 году 19-летний Габриэль Гарсиа Маркес задумал написать роман под названием «Дом» — историю нескольких поколений одной семьи. В 1950 году в колумбийской газете «Эль-Эралльдо» он даже опубликовал три отрывка из будущего романа: «Дочь полковника», «Сын полковника» и «Дом Буэндиа». Работа над романом продолжалась добрых два десятилетия. В конце концов роман «Дом» превратился в «Сто лет одиночества». История одной семьи переросла в аллегорическую историю Колумбии. В историю Латинской Америки. Всего человечества… Роман сознательно сделан так, чтобы каждый был волен истолковать его по-своему.

А Исабель Альенде, написав «Дом Духов», словно бы воплотила в жизнь давний замысел своего великого предшественника, хотя выбрала свое собственное художественное решение.

«Сто лет одиночества» и «Осень патриарха» — это романы-аллегории. Создавая образ патриарха, Гарсиа Маркес «придумывал все так, чтобы не получился ни один из реально существовавших диктаторов и в то же время походил бы на всех».[68] Писателя интересовала сама «проблема власти» (эту проблему он исследовал и в «Ста годах…», но там полковник Аурелиано Буэндиа не становится победителем). В Латинской Америке написано уже великое множество произведений о диктаторах — назовем только несколько романов, известных русскому читателю: «Сеньор Президент» Астуриаса, «Книга Мануэля» Кортасара, «Превратности метода» Карпентьера, но по степени художественного обобщения, по философскому осмыслению темы диктаторства роман Гарсиа Маркеса в ряду этих произведений — уникален.

Создав свой роман о тиране, Гарсиа Маркес говорил в одном интервью: «Диктатор — тема искусительная для всякого латиноамериканского писателя. Об этом столько написано, что боюсь, — писатели, которые придут после нас, не решатся тронуть эту тему, будут обходить ее».[69] Но колумбийский классик, к сожалению, ошибся.

Государственный переворот в Чили заставил латиноамериканских — и прежде всего, чилийских — писателей вновь вернуться к теме диктаторства.

Литература чилийского сопротивления чрезвычайно обширна. Сначала — как непосредственный отклик на события — появились стихи и рассказы, позже — пьесы, кинофильмы, романы. И даже сама Исабель Альенде, создав «Дом Духов», не исчерпала темы — она и впоследствии обращалась к ней.

Роман Гарсиа Маркеса «Осень патриарха» впервые был опубликован в 1975 году, вскоре после государственного переворота в Чили. Никогда не скрывавший своих политических симпатий, писатель дал обет: не публиковать художественных произведений, пока не падет режим Пиночета. Колумбийский писатель участвует в кампаниях солидарности с чилийским народом, пишет публицистические статьи, в которых обличает преступления военной хунты. В Чили книги Гарсиа Маркеса оказываются в числе «запрещенных», но его голос слышат во всем мире. «Художественное молчание» Гарсиа Маркеса продолжалось шесть лет; только в 1981 году он выпускает новый роман — «Хроника одного убийства, о котором знали заранее». В этом небольшом романе рассказывается история случившегося в действительности убийства, но, повествуя о реальном случае, Гарсиа Маркес и здесь поднимается до высоты обобщения.

В своем романе «Дом Духов» Исабель Альенде не делает художественных обобщений. Она ставит перед собой иную задачу: до малейших деталей точно воссоздать увиденное и пережитое ею в трагические дни переворота. Стать летописцем конкретных событий. При этом она не старается быть беспристрастным летописцем — гнев, страх, боль, растерянность буквально пронзают последние главы романа.

Гватемальский писатель Мигель Анхель Астуриас свою нобелевскую речь (1967) назвал «Латиноамериканский роман — свидетельство эпохи».

Такое свидетельство как раз и пишет Исабель Альенде.

Надо только сделать одну существенную оговорку: это свидетельство женщины.

Если бы «Дом Духов» был издан анонимно, то читатель, скорее всего, с уверенностью сказал бы, что этот роман написан женщиной. Именно женщинам отданы и все симпатии автора.

Прекрасная Роза — это символ красоты. Красоты неземной, загадочной, живущей в этом мире только одно мгновение, но остающейся в людской памяти навсегда.

Имена других героинь связаны с белым цветом (и следовательно, со светом). Белый цвет, как известно, символ чистоты. Клара — светлая, полная света, сияющая, прозрачная, чистая, проницательная, ясная. На этом последнем значении имени более всего и останавливает внимание автор: Исабель Альенде называет Клару ясновидящей (она играет словами, по-испански — Clara, clarivitente) и наделяет ее пророческим даром.

Бланка — белая, светлая, чистая.

Альба — утренняя заря, рассвет. В романе Альба — предвестница нового дня.

С чьей-то легкой руки, как раз в связи с творчеством Исабель Альенде, в критике появился — явно иронический — термин «магический феминизм». Почти наверняка придумал этот термин мужчина. Видимо, писатели-мужчины обиделись, что их потеснили на литературном Олимпе… Чилийская поэтесса Габриэла Мистраль, стихи которой буквально кричат: «Мы рождены женщиной», стала первым в Латинской Америке писателем, которого удостоили Нобелевской премии (произошло это в 1945 году).

В настоящее время из всех писательниц Латинской Америки (а их, разумеется, немало) только Исабель Альенде приобрела всемирную известность.

Но главное, на наш взгляд, отличие романа «Дом Духов» от великих романов Гарсиа Маркеса не в том, что эта проза написана женской рукой, а в том, что в книге Исабель Альенде нет смеха.

Указывая на значение смеха в литературе, М. М. Бахтин писал: «Настоящий смех, амбивалентный и универсальный, не отрицает серьезности, а очищает и восполняет ее. Очищает от догматизма, односторонности, окостенелости, от фанатизма и категоричности, от элементов страха или устрашения, от дидактизма, от наивности и иллюзий, от дурной одноплановости и однозначности, от глупой истошности. Смех не дает серьезности застыть и оторваться от незавершимой целостности бытия. Он восстанавливает эту амбивалентную целостность».[70]

Из крупных писателей Латинской Америки всегда абсолютно серьезен Борхес, поставивший перед собой цель создать постскриптум ко всему корпусу мировой литературы; Борхес завершает определенный период развития литературы, как бы обводит ее траурной рамкой. Но большинство писателей Латинской Америки отказываются от черной одежды на поминках литературы, они еще не утратили связь с карнавальными формами искусства, с народной смеховой культурой. Точнее сказать: ныне эта связь в их творчестве только укрепилась. Ведь карнавал — это еще одна «чудесная реальность» Латинской Америки.

Смех, например, вовсе не чужд поэзии Пабло Неруды. А что уж говорить о Гарсиа Маркесе, творившем «для великого смеха всех грядущих поколений»?! Смех — это победа над страхом. Победа над смертью.

«Профессиональный оптимист» (так он называет себя сам) Гарсиа Маркес в нобелевской речи (1982) соединил социальные проблемы Латинской Америки и литературу континента. При этом самого Гарсиа Маркеса нельзя заподозрить в том, что он смотрит на мир сквозь розовые очки: мир, который он изобразил, например, в «Осени патриарха», ох как далек от идиллии. Но, прощаясь с патриархом, народ в романе Гарсиа Маркеса смеется — и таким образом прощается со страхом перед диктатором.

Трагические события сентября 73-го, свидетелем которых была Исабель Альенде, не давали ей повода для смеха. Но ведь писательница рассказывает историю нескольких поколений семьи, где с избытком хватало «неукротимых чудаков». А помимо «семейных» чудаков, дом Клары всегда был полон еще и чудаками «с улицы». И еще — призраками. Нет границ между «этим» и «тем» миром. Казалось бы, благодатнейшая почва для смеха… Но, видимо, отсвет пережитой трагедии (может быть, неосознанно для автора) лег и на первые главы романа. Как бы там ни было, попав в руки читателя, роман зачитывался до дыр. Читателю было необходимо ощущение «полной гибели всерьез»…

Что же нового принесла Исабель Альенде в латиноамериканскую литературу?

Во многих ранних произведениях Гарсиа Маркеса еще нет «чудесной реальности» Латинской Америки. Нет ее, например, и в романе «Недоброе время» (1962), в котором рассказывается о диктаторе «местного масштаба». Такие произведения сам Гарсиа Маркес назвал впоследствии «будничным реализмом» (противопоставляя это определение термину «магический реализм»). Из них — сознательно или неосознанно — изъята «чудесная реальность».

Романы «Сто лет одиночества», «Осень патриарха», «зрелые» повести и рассказы — это уже «магический реализм».

«Магический реализм» — это и произведения Карпентьера, Астуриаса, Рульфо, Кортасара, Варгаса Льосы, Фуэнтеса.

«Магический реализм» — это и первые главы романа Исабель Альенде «Дом Духов».

Мир, изображенный художником, никогда, разумеется, не равен реальному миру. Создавая свой «фантастический» мир, родоначальники «нового латиноамериканского романа» более всего, кажется, заботились об одном: написать так, чтобы читатель поверил им на слово. А вернее: в их слово. И не случайно, говоря о литературном мастерстве своих собратьев по перу, Астуриас сказал, что они совершили «настоящий подвиг слова».

Когда Исабель Альенде писала свой роман, «вымыслы» латиноамериканских писателей уже стали в сознании миллионов читателей «реальностью».

Латиноамериканской прозе надо было осваивать новые территории. И Исабель Альенде рядом со своими «безумными» героями «поселяет» реалистически трезвого Эстебана Труэбу. Человека, которому и дела нет до призраков и пришельцев из «того» мира. Он — хозяин «земной реальности». Более того, Исабель Альенде позволяет Эстебану Труэбе в романе говорить «своим голосом». То есть вмешиваться в магический мир, созданный ею же самой, комментировать его, рационалистически объяснять. Получается, что узкий, будничный, односторонний взгляд на реальность в данном случае дополняет ее. Это «двуголосие» романа служит как бы иллюстрацией к словам о Латинской Америке как о «чудесной реальности». Ведь в них тоже звучат два голоса.

Конечно, будничная реальность — так или иначе — всегда вторгалась в произведения «магического реализма». Вторгалась в них и политика. Но до Исабель Альенде никто из «магов» латиноамериканской литературы не рискнул ввести в свои произведения конкретные политические события с той публицистической откровенностью, как это сделала чилийская писательница (кортасаровскую «Книгу Мануэля» отнести к «магическому реализму» нельзя). Соотечественник Исабель Альенде, прозаик и литературовед Фернандо Алегриа (р. 1918 г.) однажды написал: «Что значит для меня быть чилийским писателем? Это значит быть самим собой. Для этого не нужно свои искания заранее ограничивать предвзятыми идеями… Для меня быть чилийским писателем — значит постоянно общаться с родным языком, значит обращаться к своей памяти, или, если быть точнее, к своей неизбывной тоске по родине, тоске необъяснимой, ибо все чилийское вызывает во мне именно такую тоску».[71]

Под этими словами могла бы, наверное, подписаться и Исабель Альенде.

Виктор Андреев