Дом на семи ветрах

Глава пятая

Ужин должны были накрыть в семь часов. Не знаю, отчего я проснулась, но было уже около семи. Горевшая на круглом столике возле окна свеча отбрасывала на высокой потолок уродливые и зловещие тени. Рядом с подсвечником стояла фарфоровая статуэтка юного пастушка с поднятой в агрессивном жесте рукой, отбрасывающая на стену колеблющийся, как будто приготовившийся к нападению контур, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, в чем дело. Облегченно вздохнув, я прислушалась, надеясь, что больше не услышу этого душераздирающего плача.

Поднявшись с кровати, я проверила дверь. Она оказалась закрытой. Очевидно, что кто-то имеющий ключ от комнаты, возможно миссис Парвер, вошел в комнату и зажег свечу.

Я надела новое платье для приемов. Оглядываясь назад, можно сказать, что оно выглядело весьма провинциально. Мне хотелось, чтобы одежда придавала мне более взрослый вид, но на самом деле она лишь демонстрировала дурной вкус, присущий молодости.

Внезапно раздавшийся громкий стук за окном заставил меня вздрогнуть. За ним последовал скрежещущий звук и еще один удар. Крадучись подойдя к окну, я с облегчением увидела, что весь этот шум производит высокий кипарис, который раскачивался от ветра так, что ветви его доставали до расположенного подо мной окна, и перевела дыхание.

Электрический свет в моей комнате был столь тусклым, что атмосфера по-прежнему оставалась какой-то угрюмой. Оставалось только надеяться, что длинный коридор, ведущий к балюстраде над центральным холлом, освещен лучше. Я вспомнила, как шла по нему вместе с миссис Парвер, и предполагала, что вечерами, при ярком свете, он выглядит не так мрачно.

Однако света в нем хватало лишь на то, чтобы только разглядеть куда идешь. Тут и там под строгими лицами предков Блейков стояли зажженные свечи. На некоторых из них словно было написано недовольство тем, что они вынуждены оставаться вечными стражниками пустынного коридора. Мраморные статуи, перемежающиеся рыцарскими доспехами, украшавшими стены, казались живыми. Пробежав метров пятнадцать по скрипящему под ногами полу, я наконец достигла балюстрады.

Хрустальная люстра, висевшая в центре зала, не была зажжена, зал освещался двумя небольшими электрическими лампами, расположенными по обе стороны входной двери, и двумя свечами, установленными на противоположных концах мраморного стола.

Стоя на балюстраде между двумя крыльями лестницы, я прислушалась, но услыхала лишь учащенное биение своего собственного сердца. Неужели меня оставили одну в этом чудовищном сером замке?

— Есть тут кто-нибудь? — произнесла я так громко, как только смогла.

Ответом мне было мертвое молчание.

Неожиданно я почувствовала ток холодного, с легким запахом пыли воздуха. По коридору раскатился отдаленный, идущий неизвестно откуда звук мужского смеха. Резко обернувшись, я вновь заглянула в коридор, откуда только что пришла. Смех повторился. Меня охватил озноб. Звук отдавался эхом по длинному коридору. Пламя свечей под портретами заколебалось, и мимо меня опять пронесся ток холодного воздуха.

Резко развернувшись, я сбежала вниз по лестнице и, оглянувшись на бегу, увидела, как колышутся тяжелые занавеси арочного прохода, ведущего в коридор. Ринувшись сломя голову к входной двери, я попыталась открыть ее, но тщетно — ручка даже не повернулась.

Не знаю, сколько времени простояла я, глядя то на затемненный холл, то вверх, на балюстраду, в ожидании появления призрака, пока наконец крадучись не направилась к ступенькам, ведущим из входного алькова. Однако стоило мне поставить ногу на покрывающий первую ступеньку толстый ковер, как дверь позади меня открылась, впустив очередной порыв леденящего кожу ветра. Бросившись назад, я с натугой толкнула тяжелую дверь и, прежде чем она окончательно закрылась, услышала звучащий где-то в отдалении мужской хохот. Сердце колотилось с такой силой, что пришлось на какое-то время прислониться лбом к закрытой двери, молясь о том, чтобы эти мучения наконец закончились.

Внезапно на мое плечо легла чья-то холодная рука. В ужасе обернувшись, я встретилась лицом к лицу с миссис Парвер.

— Ужин назначен на семь часов, а сейчас уже пять минут восьмого. — Ее холодный и неприязненный тон заставил меня отпрянуть. — Вы что, забыли?

Каким образом мне удалось так быстро взять себя в руки, явилось для меня полной загадкой, но, мобилизовав все свои силы, я выдавила из себя жизнерадостную улыбку.

— Нет, конечно. Так получилось.

Двинувшись вперед, мисс Парвер подвела меня к первой слева двери и обернулась.

— Ваши родственники ожидают вас. — Тощей, костлявой рукой с вздувшимися венами она потянулась к дверной ручке, с видимым усилием открыла дверь и, жестом указав вперед, закрыла ее, оставшись в холле. Рядом с Зенит, спиной ко мне, стояли трое мужчин, очевидно обсуждая висевший над буфетом портрет. Картина была квадратной, размером примерно метр на метр, в потускневшей золоченой раме. На ней был изображен мужчина свирепой наружности с иссиня-черными волосами и густыми сросшимися бровями. Особенно поражали глаза, темно-карие или черные; они, казалось, прожигали зрителя насквозь.

Одетая в малиновое, с низким вырезом платье из блестящей материи Зенит Квайл повернулась ко мне. На ее белокурой голове красовалась тиара, на шее — бриллиантовое ожерелье. Запястья ее украшали сверкающие браслеты, а пальцы — несколько колец. Все это было подобрано с большим вкусом. Я почувствовала себя голой.

На губах Зенит расцвела приветливая улыбка.

— А вот наконец и наша спящая красавица. Вера, дорогая, познакомьтесь со своими кузенами! — В одной ее руке был бокал с коктейлем, в другой — длинный мундштук с дымящейся сигаретой. Переложив бокал в другую руку, она обняла меня за талию и подвела к разом обернувшимся мужчинам. — Мой муж Орен Квайл. — Зенит подтолкнула меня к розовощекому плотному лысеющему мужчине лет пятидесяти с моржовыми усами. Когда он улыбался, обнаруживалась большая щель между передними верхними зубами. Нос у него был большой и красный, маленькие свиные глазки он постоянно щурил, и их совсем не было видно, так что разобрать, какого они цвета, не представлялось возможным. — Сквайр, дорогой, это Вера Блейк.

Орен Квайл протянул мне свою маленькую, пухлую, розовую руку.

— Как поживаете, кузина Вера? Не сомневаюсь, что прекрасно.

— А это, — Зенит повернула меня к мужчине небольшого роста с прилизанными черными волосами и усами щеточкой, — ваш кузен Алистер Мэхью.

Чуть прихрамывая, Алистер Мэхью шагнул вперед, слегка при этом повернувшись, и я заметила на его спине небольшой горб. Его черные глаза, казалось, пронзали меня насквозь. Несмотря на кустистые брови, вид у Алистера был какой-то прилизанный, а мрачное выражение лица только усиливала вымученная улыбка.

— Кузина Вера, мы с нетерпением ожидали вашего прибытия. — Голос у Алистера был глубоким, звучным и проникновенным. От его взгляда мне стало не по себе.

— А это, разумеется, ваш кузен Дуайн Бретч. — Положив руку на плечо красивого блондина, Зенит подталкивала меня все ближе, до тех пор пока мы едва не столкнулись друг с другом.

— Рад знакомству, — певучим голосом произнес Дуайн, глядя на меня так, будто пытался запомнить каждую черту моего лица. Лет двадцати пяти от роду, Дуайн был прекрасно одет, хотя не так строго, как Орен Квайл и Алистер Мэхью. Игриво улыбнувшись, он взял мою маленькую руку в свою большую, аристократической формы и долго не отпускал. — Мы должны получше узнать друг друга, кузина Вера. — Дуайн обернулся к остальным. — Я и не представлял себе, что она окажется такой красавицей.

Предупреждающе кашлянув, Зенит подвела меня к буфету. Все последовали за нами.

— Кузина Вера, не желаете ли чего-нибудь выпить? — предложил Алистер Мэхью.

— Нет, спасибо, я не пью.

— Пора и начать, кузина Вера. — Алистер подошел поближе. — Вы уже не ребенок. Коктейль перед обедом предписывается правилами хорошего тона.

Зенит ободряюще улыбнулась, а Орен Квайл сунул мне в руку бокал. Нерешительно повертев его в пальцах, я отхлебнула. Потом, стараясь не показывать виду, что мне не понравился горький вкус напитка, отпила второй и третий раз.

— Стоит только войти во вкус, — улыбнулся Дуайн Бретч, — как он покажется вам весьма приятным. Лично я не прочь повторить.

Я сделала еще один глоток, на этот раз гораздо больший, чем собиралась. Голова стала тяжелой, перед глазами все поплыло. Когда бокал опустел, все четверо одобрительно улыбнулись. Взяв из моих пальцев бокал, Зенит подвела меня к зловещему портрету.

— А это ваш покойный дядя Александер, — сказала Зенит, освобождая место Орену Квайлу, сунувшему мне в руку еще один бокал.

— Это дядя Алекс? — Я была просто шокирована тем, что такое свирепое выражение лица могло принадлежать моему дяде. Если в нем и было заметно семейное сходство с отцом, то очень отдаленное.

— Ничего старик, да? — пошутил Алистер. — Бывший лорд и хозяин Гнезда Ворона. Предлагаю тост за новую леди и хозяйку особняка, нашу кузину Веру!

Трое мужчин и Зенит подняли бокалы, чтобы чокнуться со мной, и подождали, пока я не выпью первой. Сделав это, я вновь обернулась к портрету. Он внушал мне ужас, просто мороз по коже пробирал.

Мы сели за стол, и Алистер позвонил в стоящий рядом с его тарелкой серебряный колокольчик. Через вращающуюся дверь из кухни появилась миссис Грегстон, оглядевшая присутствующих с трудно определяемым выражением на лице. Но, когда ее взгляд коснулся меня, он принял соболезнующее выражение, смысла которого я не понимала.

— Можете приступать, миссис Грегстон, — сказал Алистер и отпил воды из бокала.

Ужин был великолепным. Миссис Грегстон оказалась превосходной кухаркой. Все разговоры вертелись вокруг меня. Алкоголь развязал мне язык, и я выложила все о Брейсвелле, о своем детстве, о родителях и произошедшей с ними трагедии. Они поинтересовались моими взаимоотношениями с дядей Алексом и узнали, что я каждый год посылала ему рождественские поздравления и никогда не получала ответа.

К концу ужина меня потянуло ко сну. Зевнув, я извинилась и объяснила, что дорога была утомительной. Они сочувственно покивали, после чего мужчины встали. Дуайн помог мне подняться и предложил проводить меня до комнаты, но получил вежливый отказ.

Встав с кресла, я пошатнулась и хихикнув объяснила, что никогда раньше не пила и, по-видимому, это на меня действует алкоголь. Все весело рассмеялись, а Зенит, в свою очередь, предложила проводить меня, но я горячо заверила ее в том, что все в порядке.

Однако, очутившись за дверью, я обессиленно прислонилась к стене и сжала виски ладонями. Голова кружилась, перед глазами все расплывалось. С трудом оторвавшись от стены, я доковыляла до мраморного стола и оперлась на него руками. Что со мной творится?

Перебирая руками, мне удалось добраться до другого края стола, откуда было недалеко до лестницы, и вновь остановилась. Сердце билось учащенно. Едва дотащившись до перил, я поднялась на балюстраду и оглядела огромный холл. Перед глазами все плыло, люстра раскачивалась, но подвески не звенели. Видимо, все это мне только кажется, решила я. Ясно было, что смотреть вниз нельзя. Повернувшись, я с трудом добралась до арочного прохода. Теперь коридор освещался лишь электрическими лампами, свечи догорели.

Мрачные зловещие портреты неодобрительно смотрели на меня из полутьмы. Подняв взгляд на похожую на меня женщину, я хихикнула.

— Вижу, что вы не лишены чувства юмора, — раздался позади меня высокий мужской голос.

Резко повернувшись, я постаралась сфокусировать взгляд на невысоком, худом человеке, похожем скорее на подростка. У него были тонкие черты лица, рыжеватые светлые волосы, голубые глаза и большие усы, нелепо выглядевшие на столь маленьком лице. Мужчина был одет в черные брюки, белоснежную рубашку и темный жилет.

— Кто вы такой? — спросила я.

— Меня зовут Брендон Трэнт, мисс Блейк, — ответил он с еле заметным заиканием. — Я был камердинером вашего дяди.

— Вы не выглядите достаточно взрослым для камердинера, — сказала я.

— Я достаточно взрослый, — злобно посмотрев на меня, сказал Брендон Трэнт.

К этому времени я уже подошла к двери своей комнаты, но, взявшись за ручку, обнаружила, что никак не могу ее повернуть. Он направился ко мне, но в результате моих отчаянных усилий дверь все-таки открылась, и, ввалившись внутрь, я захлопнула ее перед самым его носом.

Брендон Трэнт рассмеялся ломающимся смехом подростка.

Моя дверь была уже надежно закрыта, и, слушая, как трещат паркетины под ногами удаляющегося камердинера, я зажгла свечу и поставила подсвечник на комод возле своей постели. Внезапно голова вновь закружилась, и мне пришлось сесть на скрипнувшую пружинами кровать.

Некоторое время спустя я попробовала снять туфли, но это оказалось нелегким делом. Во всем теле ощущалась какая-то тяжесть, каждое движение требовало от меня огромных усилий. Наконец мне удалось стянуть с себя платье и повесить его на спинку кресла. Рухнув в постель, я забралась под одеяло. В голове крутился водоворот беспокойных мыслей.