Поль Саватье КАК В КИНО

Алин Булон — гордячка. Если у входа в детский сад, куда она спешит за своим маленьким Жереми, чья-нибудь мамаша начинает любопытствовать, какую роль получил ее муж, она небрежно отвечает:

— Он снимается вместе с Александром Дювернь, скоро увидите его в новой серии «Расследований комиссара Пуавр». Роль небольшая, но некоторые сцены весьма занятны. Вы же знаете, его амплуа — полицейские-неудачники.

И в самом деле, дамы из окрестных домов будут до слез хохотать над забавными приключениями полицейского инспектора, а вместе с тем удивляться тому, как угрюмый, неразговорчивый тип — папаша приятеля их маленьких сынишек — может преображаться на экране.

Робер Булон отнюдь не красавец: тощий, сутулый, вдобавок близорукий, отчего вид у него всегда рассеянный. С Алин он познакомился, когда учился в консерватории, ее очень забавляла его уверенность в собственной неотразимости, а наивность пленяла, и, не желая разбивать иллюзии Робера, она согласилась выйти за него замуж.

Вскоре для них наступили тяжелые времена. Никто не предлагал Роберу Булон роль Ромео, уделом его было играть курьеров и мелких чиновников. Он исполнял эти роли или чересчур сосредоточенно или, наоборот, начинал смеяться в самых неподходящих местах, чем веселил зрителей, и вскоре за ним прочно укрепилась репутация комика. Робер злился, когда, после очередной премьеры, друзья поздравляли его с «успехом», казавшимся ему весьма сомнительным. Все это ужасно его угнетало, он считал, что друзья подсмеиваются над ним. Лишь Алин утешала мужа, уверяя, что и смешные роли могут быть весьма значительны.

Робер уже смирился с судьбой. Но однажды телевидение пригласило его сняться в знаменитом сериале о работе полиции, где главную роль исполнял популярный актер Александр Дювернь. В одном из эпизодов Робер играл так смешно, что режиссер уговорил сценариста включить его героя в следующие фильмы. На протяжении всего года Робер появлялся в каждой серии «Расследований комиссара Пуавр» и стал весьма популярен среди приятелей своего сына. Эта слава придавала ему уверенности, но подчас мечта сыграть героя-любовника наполняла тоской его сердце.

— Ну почему я играю шутов, — сокрушался он, — ведь в душе я трагик!

Он произносил эти слова столь проникновенно, что друзья разражались хохотом, еще больше удручая его. Алин, стремясь вселить уверенность в Робера, уверяла, что любит его именно таким, что он красив как бог и непременно добьется успеха. Она нисколько не сомневалась ни в его таланте, ни в его будущем. А иначе разве пригласили бы его сниматься в пятьдесят девятой серии, и наверняка предложат роль даже в шестьдесят второй. Робер не отказывался ни от одного предложения, его лицо часто появлялось на экране, и его уже начали узнавать на улице.


В то утро съемочная группа обосновалась в здании заброшенной типографии, где реквизиторы вместе с рабочими запустили несколько старых машин. Александр Дювернь был просто неотразим в сцене, когда комиссар Пуавр извлекает из предсмертного письма мнимого инспектора финансов фальшивые чеки, из-за которых совершено уже два убийства. Конечно же, младший инспектор упустил главаря шайки и, перепутав двери, завел охранников в стенной шкаф.

После полудня режиссер распустил актеров. До обеда нужно было наладить еще несколько машин. Александр Дювернь, который, несмотря на свою знаменитость, был славным парнем, пригласил Жака Руссена, актера атлетического сложения, игравшего роль его помощника, на чашечку кофе в соседнее бистро. Но Жак, обожавший возиться с машинами, решил остаться и посмотреть, как работает колесный механизм. Крошка Робер, которого Александр находил забавным, слонялся неподалеку, и он позвал Робера с собой. Когда они подходили к кафе, Робер вдруг споткнулся и налетел на капот стоящего у тротуара автомобиля. Поднимаясь, он заметил, что буквы на номерной табличке составляют его инициалы — Р. Б. «Добрый знак, — подумал он, — сегодня мне должно повезти». И побежал догонять Александра.


…Популярный актер входит в кафе и великолепным басом, тем самым, что звучит в каждом его фильме, произносит: «Добрый день мадам, месье». Робер берется за дверную ручку, и тут раздается выстрел. Кажется, что это шутка, но в следующую секунду новый выстрел разбивает вдребезги стеклянную дверь, и ручка остается в ладони Робера. Робер оглядывается и видит белобрысого парня довольно неприятного вида. Александр как подкошенный падает на пол. Хозяйка кафе пронзительно визжит (ну точь-в-точь, как в кино!). Вновь раздаются выстрелы, слышится звон разбитого стекла и чей-то голос:

— Сматываемся, быстрее!

Кто-то пинает Робера в бок. Но он лежит неподвижно, пока вдалеке не стихает шум мотора. Робер ползет к дверям, раня пальцы осколками стекла. От страха он покрылся испариной, очки его запотели, так что он ничего не видит перед собой. Когда он поднимается, хозяйка уже набирает номер полиции. Робер наклоняется к распластанному на полу Александру, говорит, что все позади, что бояться нечего. И вдруг замечает, что из открытого рта Александра идет кровь. Он вскакивает, мчится в типографию и, пробегая по цехам, орет:

— Александр!

— Прекрати! — рявкает на него режиссер, который терпеть не может паники.

— Александр, — повторяет Робер, — скорее, помогите. Там, в кафе…

Постановщик ворчит, что сейчас не время для шуток, и Роберу приходится убеждать их, что он не шутит. В подтверждение своих слов он показывает окровавленные пальцы. Вид крови впечатляет, и вся группа замирает в неподвижности. Только оператор, видавший всякое, смекнув, в чем дело, хватает камеру и бежит на улицу.

Прибывшая на место происшествия полиция обнаруживает лохматого субъекта, который крупным планом снимает лицо мертвеца, залитое кровью. Недовольный инспектор выставляет его за дверь и лишь после этого приступает к делу.

Народ из съемочной группы толпится у входа в кафе. Что произошло? Правда, что кого-то убили? Вы не знаете, кого? Александр Дювернь, киноактер? Какой ужас! Но почему? Мы же так его любим! Александр Дювернь убит, какой кошмар! Женщины рыдают, мужчины стоят хмурые, сунув руки в карманы. По-прежнему толпясь у входа в кафе, съемочная группа напряженно смотрит на дверь, все еще надеясь, что он жив, что сейчас выйдет оттуда целым и невредимым. Увы! Через час полицейские выносят носилки с телом. Камера медленно движется вслед за ними, снимая последний выход комиссара Пуавра. Носилки исчезают в полицейском фургоне.

Полисмен в штатском выискивает среди присутствующих свидетелей убийства. Робер пытается спрятаться, но рабочий сцены выталкивает его вперед:

— Вот этот месье все видел. И даже сам ранен.

Робер смущенно оглядывает свои пальцы, перебинтованные гримершей. Полисмен берет его за руку и уводит.


Все вечерние газеты пишут только об этом, выражая скорбь об утрате и негодование по поводу нелепого, необъяснимого преступления. Во всех кинотеатрах идут последние фильмы Александра. Миллионы сердец сжимаются при мысли, что их любимец не появится больше на экране.

Александр Дювернь в роли комиссара Пуавр и впрямь стал привычным и необходимым. Вот уже четыре года из месяца в месяц он появлялся на экране, оживляя семейные вечера разгадыванием очередной загадки преступного мира. Все привыкли к его фуражке из серого твида, к его мягкой улыбке, к вечно дымящей сигарете. Всем стало казаться, что в полиции и впрямь работают люди, способные раскрыть самые страшные, самые извращенные преступления. Загадочное убийство актера, а вместе с ним и героя, поселило в публике недоумение и страх. Печаль и гнев вылились в болезненную тревогу за безопасность и спокойствие самого общества, на которое посягнули убийцы. Некоторые газеты утверждали даже, что это был акт международного терроризма, покушавшийся на государственный режим.

Алин готовила ужин маленькому Жереми, когда услышала эту новость по радио. От неожиданности она выронила тарелку с пюре, и та разлетелась на кусочки. Мальчишка рассмеялся так громко, что она не расслышала имени второго актера, который, как она поняла, был ранен. Ей показалось, что прозвучала фамилия ее мужа. Она уже представила Робера в госпитале, перебинтованного и, чтобы успокоиться, так крепко прижала сына к груди, что тот истошно завопил. Но Алин не замечала ни его криков, ни слез.


Когда позвонили в дверь, она уже приготовилась, как это бывает в трагедиях, услышать зловещее сообщение. Сердце замерло в груди, пока она открывала дверь, но тут же радостно подпрыгнуло: на пороге стоял Робер, вид у него был немного виноватый, он стал объяснять, что где-то посеял ключ. Алин бросилась к нему на шею, по он стоял неподвижно. Только сказал, что дико устал, потому что полдня проторчал в полицейском участке, где любой ценой хотели вытянуть из него приметы убийц.

— Будто у меня было время разглядывать цвет их глаз! Все, что я успел увидеть, это дуло пистолета. Вот эту штуку я никогда не забуду. Я сказал им, что один из них был белобрысый, но они стали уверять меня, что убийцы почти всегда бывают брюнетами. К счастью, хозяйка бистро подтвердила, что преступник был действительно блондин, иначе они упрятали бы меня за решетку, обвинив в даче ложных показаний. Чтобы они от меня отвязались, я сказал им, что я близорукий. Тогда они заговорили про машину, и тут я вспомнил буквенные знаки на номере. Они принялись на меня орать:

— Но вы же меня не спрашивали!

— Что же вы молчали?

— А у вас-то на что башка?

Продолжать мне не хотелось. Они позвонили в префектуру, надеясь, вероятно, по двум буквам в два счета разыскать этот автомобиль. Но тут их снова охватило сомнение.

— Как же вы могли с таким зрением заметить буквы номера? Вы что, издеваетесь над нами?

Я объяснил, что запомнил их, потому что они были такие же, как и мои инициалы, — Р. Б. Но это показалось им подозрительным. Они отвели меня в комиссариат, долго обыскивали, потом рылись в бумажнике и только тогда отпустили.

Жереми был в восторге: завтра он расскажет приятелям, что его отец видел взаправдашних бандитов, а не как в кино, с настоящими пистолетами, которые стреляли. У Робера заболел желудок, есть не хотелось, но когда он отошел от пребывания в полиции, его начали мучить сомнения:

— Понимаешь, там было два кафе. Александр спросил меня, в какое из них мы пойдем — налево или направо. Шутки ради я сказал, что у меня сердце слева. Он рассмеялся и ответил: «Ну что ж, тогда пойдем налево». Подумать только! Ведь если бы мы пошли направо, ничего бы не случилось! Значит, это я во всем виноват!

Все попытки Алин успокоить его ни к чему не привели.

Пока Робера мучили угрызения совести, его приятель Жак Руссен, напротив, благодарил свою фортуну. Напиваясь в компании друзей, он рассказывал, как ему удалось избежать смерти:

— Когда Дювернь позвал меня в кафе, я почему-то отказался. Обычно я всегда хожу с ним, но на этот раз меня словно что-то остановило. Какое-то предчувствие. Уверяю вас: только это и спасло меня! Хилый Робер запросто проскочил между двух пуль, а меня, с моей-то комплекцией, наверняка бы прошило! У меня просто какое-то чутье! Точно говорю, пойди я с Дювернем утром промочить горло, не сидеть бы мне тут с вами!

Но уж кому впрямь было не до веселья в этот вечер, так это продюсеру, который финансировал картину. Он не сомневался, что уплатит все издержки, но это его не утешало. Ведь речь шла не об одном фильме, а о целом сериале, который теперь летел в тартарары. Оставалось отснять еще двенадцать серий, и каждая сулила неплохие барыши. И вот удача отвернулась от него.

Не унывал лишь режиссер. Он позвонил сценаристу и предложил ему быстренько состряпать новый сценарий о смерти комиссара Пуавра. Он рассчитывал использовать уже отснятый материал, заново выстроить сцену убийства с дублером, вмонтировать в нее документальные кадры, сделанные оператором по горячим следам. А расследование пусть ведут помощники комиссара, которые и разыщут убийц. Если фильм выйдет прежде, чем об этом деле успеют забыть, то успех обеспечен. Сценарист принялся за работу.


На следующий день во всех газетах появилась фотография Александра Дюверня, а в некоторых даже и портретики Робера с бойкими подписями, вроде: «Этот молодой актер, которого мы часто видели рядом с комиссаром Пуавр, чудом избежал смерти. Благодаря его мужеству и ценным показаниям, полиция уже напала на след машины, в которой скрылись убийцы». Это навело сценариста на мысль поручить именно Роберу Булону довести до конца дело комиссара Пуавра и засадить преступников в тюрьму.

— Итак, решено, — сказал он себе, — Жак Руссен слишком массивен для сыщика. А крошка Булон как раз то, что надо.


Машину действительно удалось обнаружить, но на этом след обрывался. Перед тем как кинуть ее на пустыре, злоумышленники облили ее бензином и подожгли, так что невозможно было отыскать никаких отпечатков. Машина была украдена утром того же дня в Версале. Сведения, которые удалось раздобыть, оказались весьма скудными. По гильзам от патронов определили модель пистолета — довольно распространенная бельгийская марка. Хозяйка и посетители кафе дали весьма расплывчатое описание примет преступников: два молодых человека, среднего роста, оба в джинсах. Все подтвердили, что стрелял блондин в сером пуловере. Другой — брюнет или шатен, в кожаной куртке и в перчатках. Раньше в этом кафе их никогда не видели. Они вошли за десять минут до прихода артистов, заказали пиво, к которому даже не притронулись. Брюнет начал партию на электрическом бильярде, второй стоял рядом и наблюдал за дверью. Когда вошел Александр, они тут же взвели курки, высадили в него всю обойму и сразу скрылись. Похоже, что работали профессионалы. Не осталось ни одного отпечатка, будто они вообще ни к чему не притрагивались.

Поняв, что о преступниках ничего не узнать, полицейские решили заняться жертвой. Вряд ли людей такого сорта убивают без причины. Дело деликатное, ни в коем случае нельзя было бросить тень на имя знаменитого Дюверня. Задача была непростой — в записной книжке Дюверня среди имен актеров и писателей, оказались и адреса нескольких крупных политических деятелей. Его жена, которая держала картинную галерею, знала буквально весь свет. Можно было предположить, что здесь замешаны сердечные дела. У актеров всегда такие запутанные отношения! В конце концов показания пяти пли шести друзей Александра сошлись на имени одного актера. Ничего особенного, актер средней руки, но это-то и наводило на подозрения. Так как ничего криминального за ним не числилось, можно было заподозрить, что Дювернь был связан с торговцами наркотиками.

В день похорон на кладбище два инспектора усиленно вглядывались в толпу. Они отметили, что, кроме Робера Булона (но почему?), пришла вся съемочная группа. Вероятно, кто-то из них (но кто?) связан с убийцами. Наверняка он и сообщил время и место съемок. Единственный документ, из которого можно было узнать это, хранился у помощников продюсера. Полицейские отметили также, что во время возложения цветов оператор, забравшись на гранитный постамент, снимает некоторых актеров. А режиссер, продюсер и сценарист совещаются о чем-то у кладбищенской церкви. Сценарист что-то оживленно говорил, продюсер одобрительно кивал головой, казалось, его в чем-то настойчиво убеждали. Под конец он, смеясь, похлопал режиссера по плечу. Чуть позже один из полицейских, стоя за спиной режиссера, услышал, как тот сказал Жаку Руссену:

— Старик, есть хорошая новость. Мы продолжим съемки, но по другому сценарию. Ты сможешь неплохо заработать. Загляни завтра к продюсеру, подпишешь контракт, а заодно посмотришь и сценарий.

Робер Булон вернулся домой злой и усталый. Все утро он колесил по Парижу. Вначале он перепутал церкви — вместо Сан-Жермен-Оксеруа он приехал к Сан-Жермен-Прэ. Он встал у ограды, ничего не понимая. Потом он прошел немного вперед и увидел, что навстречу ему идут три старика и дама в черной вуали. Решив, что это вдова Александра, он подошел к ней, сказал несколько утешительных слов, пожал ей руку. И очень удивился, почему же нет никого с киностудии. Его пригласили в машину. Узнав, что она поедет в Тье, он понял, что все перепутал — ведь погребение назначено в Пер-Лашез.

Алин подвинула к нему тарелку с мясом и пожала плечами. Она не видела особых причин для расстройства.

— Пока я ловил такси и тащился на другой конец Парижа, все уже закончилось. К тому же этот дебил перепутал все входы и привез меня к задним воротам. Это уж было слишком! Конечно, когда я дотащился до могилы, там уже и след простыл! Сидела только какая-то грязная старуха. Она сказала, что церемония была очень трогательной. Бедный Александр! Когда я думаю, что стоило только нам войти в другое кафе!..

— Нет, Робер, не говори так, пожалуйста. В другом кафе тоже была засада, еще ужаснее. Он был обречен.

— Ты так считаешь?

— Конечно, я не могу ничего утверждать, но вполне возможно, что так оно и было, и ты не сможешь доказать обратное. И я прошу тебя, давай больше не будем вспоминать эту историю!

Она была права. Робер, сняв очки, кивнул головой.

На следующий день, когда он зашел за Жереми, соседские дамы кивали ему с сочувственным видом. Чтобы не видеть их глаз, он уткнулся в газету. Жереми неожиданно выбежал из двери и прыгнул ему на колени:

— Скажи, папа, а сегодня ты видел бандитов?

— Сегодня нет. Но зато я теперь знаю, что у них была волшебная машина. Стоит нажать только на кнопку, и она тут же исчезает. Ничего удивительного, что полицейские не смогли ее отыскать. — Восхищенный мальчишка начал засыпать его вопросами, и на все он придумывал что-нибудь смешное.

Дома Алин сказала, что ему звонили со студии. Секретарша соединила его с шефом.

— Как поживаете, мой дорогой Робер? Ваши волнения улеглись? Я думаю, вы уже в форме, и у нас к вам предложение. Да, мы продолжаем съемки. Сюжет немного изменен, и для вас найдется неплохая роль. Зайдите ко мне завтра утром.

Робер был в нерешительности. Он размышлял, стоит ли ему заключать этот контракт. Имеет ли он право встать на место Александра? Алин убеждала его, что он вовсе не занимает чьего-то места, а продолжает начатое Александром дело, и что он сможет хотя бы в кино отомстить за смерть актера.

Съемки возобновились в том же самом месте — у заброшенной типографии. Комиссар Пуавр пересекает улицу (дублер так здорово имитировал походку Александра, что его невозможно было отличить). Младший инспектор спотыкается и падает на капот машины, опирается на нее, чтобы подняться.

— Ну надо же, — бормочет он, — 25–12, это что, машина рождественского деда?

Он встает и догоняет своего шефа. Когда они заходят в бистро, раздаются пистолетные выстрелы, слышится звон разбитого стекла.

Робер с легкостью играл эти сцены — ведь все это он пережил в жизни. Дальше сюжет совершенно запутывался. В то время, как младший инспектор (Робер) расследовал дело о фальшивомонетчиках, старший (Руссен) пускался по следу убийц. Хотя благодаря показаниям младшего инспектора им и удалось разыскать машину преступников, следствие зашло в тупик. Тогда за дело взялся младший инспектор. Он отправился по следам машины: в гараже нашел билет метро, на котором был записан номер телефона. Это был телефон одного бара, где три вечера спустя он наконец и обнаружил убийц. Что делать? У него не было даже ордера на арест. Предпринимать какие-то действия в стеклянном кафе, которое обозревается со всех сторон, ему не хотелось. Он решает подстеречь их у входа. Потом, на машине, следует за ними до ближайшей автостоянки, пересаживается на другой автомобиль и догоняет их у бензоколонки, где бандиты расплачиваются фальшивыми чеками. Повод для ареста найден. Он устраивает засаду и вылавливает их.

Эта роль отличалась от предыдущих ролей Робера. Он чувствовал, что на него возложена некая миссия: ему хотелось, чтобы фильм увидели настоящие убийцы, чтобы до них дошли флюиды его ненависти. Робер никак не мог забыть страшного для убийства Александра: часто во время съемок перед его глазами вдруг появлялись кровяные пузыри, идущие изо рта умирающего. И в такие моменты актера посещало необычное вдохновение. Мучения пробуждали в нем неистовую страсть, и он уже вовсе не был смешон.

А в полиции тем временем не было никаких утешительных новостей. В руках инспектора не осталось ни одной ниточки, за которую можно было бы потянуть. Гипотезы журналистов относительно государственного терроризма были явно необоснованны — ни одна политическая организация не была замешана в этом деле. Версию об убийстве из ревности пришлось отбросить — факты показывали, что у актера была безоблачная семейная жизнь. Наркотики тоже отпадали. Опрос работников киностудии ничего не дал: они в один голос заявляли, что преступники не могли знать, когда Александр пойдет в кафе. Впрочем, это можно было выяснить и по телефону. Три месяца спустя судья заявил журналистам:

— Если б убийство не было столь тщательно подготовлено, я бы сказал, что оно беспочвенно, абсурдно. Может быть, Александру Дюверню была известна какая-то тайна? Но какая? Возможно, он стал невольным свидетелем какого-нибудь крупного преступления, и его решили убрать? Но, к сожалению, никаких сведений об этом нам не удалось раздобыть.

В то время, как полиция беспомощно разводила руками, на экранах успешно шло «Последнее дело комиссара Пуавра». Ловко перемешав выдумку и реальность, режиссер предложил публике увлекательную версию. Успех фильма был несомненен: тридцать миллионов зрителей поверили в то, что их любимец отомщен. Младший инспектор в очках, тот самый, что раньше вызывал у них лишь смех, вдруг начал волновать сердца. Критики единогласно приветствовали «редкий талант Робера Булона, актера, убеждающего своей искренностью». Прочитав это в газете, старый полицейский сказал своему коллеге:

— Ищи того, кому выгодно преступление. Если верить этой поговорке, дело не обошлось без Булона.

Конечно же, это была только шутка. Никто не думал подозревать человека, вступающего в зенит своей славы.


— Я не могу понять, чего ты раздумываешь. Любой ухватился бы за эту возможность.

— Я не знаю, мне кажется, нечестно извлекать из этого выгоду.

— Но почему?! Ты же не сам подстроил это убийство, ты же не хотел этого. Если эти дикари и убили Дюверня, то уж ты-то вовсе ни при чем! Ты же не напрашивался на эту роль, они ее сами тебе предложили. Просто глупо ее отвергать! Тогда мы наконец-то сможем переменить квартиру. Жереми нужен простор. Ты просто не имеешь права отказаться!

И вновь Робер позволил себя убедить. В самом деле, им уже давно тесно в их трех комнатах. Надо подумать о Жереми. Он получил главную роль в новом фильме «Преемник комиссара Пуавра».

Идея принадлежала сценаристу. Фильм должен был продолжить старый сериал, но немного в другом стиле — новый инспектор вел дело более нервно и беспорядочно. Режиссера все это забавляло, продюсер видел в этом средство наладить прерванную было работу, а директор картины обрел уверенность, что они нашли актера, вызывающего симпатии публики.

Словом, все были довольны. Только Робера что-то тревожило. Он все время думал о том, что за волна подхватила его и швырнула на гребень. Он не мог забыть номера машины со своими инициалами, который он увидел в день покушения, и решил, что это принесет ему удачу. Конечно, он и подумать не мог, чем все это обернется. Но сейчас ему казалось, что он, помимо своей воли, заключил сделку с дьяволом. Тогда ему хотелось лишь не упустить свой шанс, и минуту спустя этот шанс предстал перед ним дулом пистолета. Как он мог после всего этого спокойно жить? В его сердце поселилась тревога, которая и разжигала его взор. Во всех его жестах сквозила какая-то страсть, и это придавало его облику незаурядность.

Успех был общепризнан. Его слава росла от фильма к фильму, и вскоре он встал в ряд лучших актеров своего поколения. Алин нашла наконец-то квартиру, о которой давно мечтала. Теперь они жили в одном из самых фешенебельных кварталов, и их новые соседи любезно раскланивались с ними при встречах. Друзья Жереми восхищались тем, что во всех фильмах отец его выходит победителем из любой ситуации.

На студии Робер теперь не знал забот. Костюмерши обхаживали его, реквизиторы с удовольствием дарили ручки и зажигалки, которые он вечно терял. Друзья обожали его, и лишь Жак Руссен оставался холоден. Так же, как и его персонаж, который завидовал быстрой карьере младшего инспектора, он тайно ненавидел Робера. Каким же идиотом он был, что не пошел тогда с Александром в кафе! Он считал, что Булон несправедливо занял его место. Ведь по логике вещей, это он, Руссен, должен был сопровождать Александра в тот злосчастный день, это о нем должны сейчас кричать журналы и газеты, для него писать сценарии. Казалось, весь мир встал против него, и во всем виноват этот проклятый карьерист.

Все это Робер читал во взгляде своего коллеги. Его угнетала эта неприязнь, но он считал, что в чем-то Руссен прав. Все могло сложиться иначе. Иначе, если бы Александр свернул в другое кафе, иначе, если бы с ним пошел Руссен — тогда именно он стоял бы сейчас в свете прожекторов.

— Ты видишь, — говорил он Алин, — своими успехами я обязан скорее случайности, нежели таланту. Окажись на моем месте Руссен, с ним было бы тоже самое.

— Не говори глупостей! Конечно, тебе помогла случайность. Но неизвестно еще, как бы повел себя Руссен в подобной ситуации. К тому же он очень поверхностный человек и может играть лишь вторые роли, первых ему просто не вытянуть.

Робер был вынужден согласиться с женой. Действительно, для главного героя в Руссене не хватало загадочности. Впрочем, Робера это не утешало. Он все равно считал, что его успех незаслуженный. И, когда вновь чувствовал на себе тяжелый взгляд Руссена, ему хотелось просить у него прощения. Вместо этого он частенько угощал его кофе в бистро на углу.

Не успел Робер закончить работу в одном фильме, как телевидение предложило ему новый контракт. На этот раз нужно было сыграть одного незадачливого туриста, которого принимают за шпиона. Ни с кем не посоветовавшись, Робер отказался. Хватит играть идиотов, решил он. С каким удовольствием я сыграл бы Гамлета или Британика в самом захолустном провинциальном театре! Увы! Этого ему никто не предлагал… Решив, что отказ Робера — это обычный каприз, директор телестудии повторил предложение и удвоил плату. Алин уговаривала его согласиться: наконец-то они смогут купить хорошенький домик в Нормандии, который приметили еще прошлым летом. Ведь доктор говорил, что Жереми необходим свежий воздух. Но Робер не уступил. Он не желал ничего слушать и подтвердил отказ. Это был первый случай, когда он поругался с женой.

Но неделю спустя Алин пришлось признать его правоту. Поступило новое предложение — куда более соблазнительное, чем первое. Речь шла о контракте с одной крупной киностудией. Ему предлагали рель таможенника, который, не взирая на угрозы, продолжал преследовать контрабандистов, находившихся под защитой влиятельных лиц. Этот персонаж, не побоявшийся пожертвовать своей карьерой во имя справедливости, был симпатичен Роберу. Он подписал контракт, и Алин смогла наконец-то купить домик в Нормандии, чтобы отправить туда на лето Жереми.

Роберу хотелось провести лето с сыном, и он отказался от двух предложений. Увы! Третье ему пришлось принять, роль была гораздо интереснее и выгоднее, чем таможенник. Вместо того чтобы ехать в Нормандию, семья обосновалась в Ниле, где проходили съемки. Алин, не желая общаться с невежественными деревенскими жителями, на девять недель заточила себя вместе с сыном в гостинице: никогда еще они так не скучали.

Выручка от фильма о таможеннике превзошла все их ожидания. Это был пик славы Робера; Жереми с восторгом показывал приятелям лицо своего отца на огромных афишах. Предложения сыпались со всех сторон. Робер, не раздумывая, отвергал роли, казавшиеся ему вульгарными, и выбирал себе сложных, ищущих героев, в которых он мог вложить то лучшее, что в нем было. Алин, всегда нежная и спокойная, сопровождала его повсюду и явно гордилась им. Всего за три года он сделал себе карьеру звезды европейского кинематографа. Чтобы заполучить Робера в свои фильмы, режиссеры становились в очередь.

Но успех не вскружил ему голову. Он всегда помнил, чему он обязан своей славой. Каждый раз, как только у него выдавались свободные часы, он шел на Пер-Лашез, положить цветы на могилу Александра. Но это не приносило ему успокоения. Чтобы хоть как-то восстановить справедливость, он приглашал Жака Руссена на вторые роли в своих фильмах. Присутствие Руссена, его взгляд постоянно поддерживали в Робере внутреннюю тревогу. Каждый раз, когда журналисты спрашивали его о том, как он начинал, Робер туманно говорил, что всем обязан Александру Дюверню. Создавалось впечатление, будто у них с Александром был дружеский союз, где Дювернь выступал на правах старшего. Роберу хотелось опровергнуть это мнение, и однажды он заявил:

— Я давно хотел признаться: я никогда не был близко знаком с Александром Дювернем. Я встречался с ним только на съемках и общался, лишь когда мы играли в одном эпизоде. Он никогда не воспринимал меня всерьез, а я робел перед ним. Только не думайте, что меня восхищал его талант. Напротив, мне не нравилась его манера игры. Он был однообразен во всех ролях, в нем не было глубины. Но он был знаменит, и это внушало уважение. Вам это кажется глупым? Однажды он подошел ко мне и предложил выпить с ним чашечку кофе. Дальше этого наши отношения не зашли — в тот день его убили. Так вот, когда я говорю, что многим обязан Александру Дюверню, я имею в виду не актера и человека, а того мертвеца, что лежал передо мной на полу бистро. Единственная служба, которую он мне сослужил, — это то, что он погиб в удачный для меня момент. Годами я лишь подавал ему реплики, служил фоном, и в тот день он вернул мне все, что задолжал за эти годы. Он вернул мне долг в стократном размере, он стал ступенькой к моему пьедесталу. Вам кажется, что я говорю цинично, но это так. Если бы его не убили на моих глазах в тот день, даже если бы он умер в этот же вечер от сердечного приступа, я бы никогда не узнал, что такое слава, и не стоял бы перед вами сегодня. Теперь вы понимаете, чем я ему обязан? Жаль, что я не могу выразить ему свою благодарность. Есть что-то нечистое в наших отношениях — между мной и его смертью. Даже когда я ношу цветы на его могилу — а я делаю это довольно часто — я выбираю ядовитые растения, знаете, с такими черными, уродливыми головками? Я не могу простить ему этот подарок, понимаете ли вы?! Подарок, который я, не задумываясь, отверг бы, если бы хоть кто-то спросил мое мнение. Есть люди, которые могут шагать по трупам, чтобы достичь успеха. Я не из таких. Но эта смерть оставила яд в моей крови. Да, его смерть бросила мне в руки удачу, все равно, как если бы ветер занес мне в окно счастливый лотерейный билет. Но ведь он-то тут ни при чем! Я уверен, что будь его воля, он не стал бы преподносить такой подарок никому, а уж тем более мне. Это беспокоит меня: я чувствую, что обязан отблагодарить за подарок, пусть он сделан и помимо воли. Вы скажете, что это глупо. Но в то же время я хочу поблагодарить и еще кое-кого — его убийц, хотя они тоже заботились отнюдь не о моем благе. И тем не менее… Ну, теперь-то вы понимаете, почему я ношу на кладбище ядовитые цветы? Они предназначены для убийц. Есть какая-то связь между мною и этими людьми, которых я ненавижу, которые исковеркали всю мою жизнь и которых я хочу отравить.

Это интервью привело Алин в недоумение. Во-первых, она поняла, что Робер так и не смог избавиться от своих болезненных страхов. Не догадываясь о том, что именно они и являются источником его вдохновения, она хотела задушить эти бесплодные, как ей казалось, сожаления. Как же глуп этот комплекс вины! Но больше всего она боялась, что эти откровения вызовут неприязнь публики, что отразится на гонорарах. К счастью, импресарио все уладил: он сказал, что черный юмор Робера идет от скромности актера и его смущения перед таким успехом. Комментарии в прессе тоже были снисходительны и доброжелательны.

В конце недели Робер возвратился из Бретани. Он подарил Жереми очаровательный игрушечный парусник, а жене огромный букет полевых цветов.

— Надеюсь, они не ядовитые, — рассмеялась она.

— Почему же, это дигиталисы.

— Ну тогда я не буду их брать.

— Оставь себе маргаритки, остальные я отнесу на кладбище.

— Нет, Робер, я умоляю тебя! Прекрати паясничать, это уже не смешно!

Она схватила его за руку. Никогда еще он не видел ее такой красивой, как в эту минуту, с огромными, полными слез глазами. Он покачал головой и сказал просто:

— Это проклятие Александра. Это выше моих сил.

…Два субъекта, спрятавшись за памятник, поджидали его. Он не заметил их, ни когда шел по дорожке, ни когда вплотную приблизился к могиле, и вдруг они выросли перед ним, как две зловещие тени.

— Эти цветы нам?

— Какие-то они чахлые, видать, он недорого заплатил за них.

— Именно об этом мы сейчас и потолкуем.

— Не будем торопиться. У нас много тем для разговора. К примеру, наш дорогой Дювернь…

— За тобой, кажется, должок. А у нас как раз денежные затруднения. Я думаю, мы сумеем договориться.

Белобрысый отпустил бороду и был в шляпе, но Робер сразу же узнал его. У него были золотистые, почти рыжие глаза. Второй — в очках и с черными усами. Оба были в непромокаемых плащах и держали руки в карманах. Робер заметил, что в одном из них сверкнуло дуло пистолета. Он взглянул на дигиталисы, которые собирался положить на надгробье. Цветы, привлекающие шмелей.

— Мы договоримся, — ответил он.

— Хорошо, что ты нас быстро понял.

— Я думаю, мы остановимся на пяти миллионах. Что ты на это скажешь?

— Это безумие! Вы что, сумасшедшие?

Два удара в бок. У Робера перехватило дыхание. Бородач сунул руку в карман плаща. Однако Робер не испугался, ему вдруг показалось, что все это происходит на съемках фильма. Раз они хотят вытянуть из него деньги, то убивать так сразу не станут. Он повернулся, чтобы получше их рассмотреть. Им было не больше двадцати лет. Мальчишки, играющие в бандитов, вырядившиеся, чтобы иметь устрашающий вид. У Робера было ощущение, что он репетирует эпизод с начинающими актерами.

— Зачем же нервничать? В принципе я согласен. Я действительно вам кое-что должен. Но вы требуете невозможного. Я не знаю, в курсе ли вы, что с каждого фильма я плачу 60 процентов налога.

Субъекты переглянулись, они не ожидали, что дело примет такой оборот. Робер почувствовал, что счет пошел в его пользу, и нужно только не упустить инициативу. Он не дал им времени опомниться и продолжил:

— Знаете, я очень рад, что вы пришли. Я давно мечтал с вами познакомиться. Это неудивительно, ведь вы так много сделали для меня. Значит, вы видели мое интервью? И поняли, что я вас звал? Я знал, что вы поймете, только боялся, что вы не прочтете статью. Весь этот бред про ненависть и яд я вставил для отвода глаз. Но главное, что мы все-таки встретились. Здесь, у этого надгробья, которое закрепило наш договор.

Говоря, он обращался к блондину, который, по-видимому, был предводителем. Улыбаясь, он взял его за руку. Лицо Робера было совершенно спокойно, но внутренне он ликовал: ему удалось повернуть ситуацию в свою сторону. Теперь он вел игру. Робер чувствовал, что они в его власти. Они воображают себя матерыми бандитами, а на самом деле это просто мальчишки, и достаточно пустить пыль им в глаза, чтобы сбить с толку. К соседней могиле подошли какие-то люди. Робер воспользовался этим и повел бандитов к выходу.

— Не стоит задерживаться здесь. Мы ведь можем поговорить и на ходу. Поверьте, я совершенно искренне рад вас видеть. Меня давно угнетала мысль, что я не могу отблагодарить людей, которые принесли мне славу. Но позвольте мне самому назначить цену. Вы просите невозможного. Помните убийство министра? Те бандиты запросили такую же сумму. Но согласитесь, актер — это не министр.

Субъекты были так обескуражены, что покорно следовали за Робером. Он держал их под руки и вел к выходу. Они притормозили перед сторожевой будкой. Через окно были видны фигуры полицейских в униформе. Ничего опасного, и все же…

— Понятно, что с Дюверня вы ничего получить не могли. Кто же тогда вам заплатил?

— Клянусь вам, никто!

— Ну, ну, не надо считать меня дураком. Я знаю, что к чему. Все-таки любопытно, на кого вы работаете?

— Честное слово, ни на кого!

— Что ж, вы убили Дюверня для собственного удовольствия?

— Это была ошибка. Мы сами не поняли, как это произошло. Мы подумали, что это…

Эти слова произнес брюнет, другой знаком приказал ему замолчать, но было уже поздно: Робер все понял.

Александр Дювернь стал жертвой своего персонажа. Он так привык к роли полицейского, что и впрямь стал на него походить. Когда он вошел в кафе, мальчишки, угнавшие автомобиль, испугались, что он их арестует, и начали палить.

— Представляю, как вы перепугались, когда поняли, что натворили.

— Еще бы!

— И тогда вы решили уничтожить машину и пистолет.

Они молча кивали, стыдясь, что их так быстро раскусили. Наверняка в кармане у бородача лежала обыкновенная трубка. Сейчас Робер мог отправить их восвояси, и они бы повиновались. Но вместо этого он достал свой бумажник.

— Пожалуй, не стоит выписывать вам чек. Вы так струсили, что вряд ли рискнете пойти в банк. Вот все, что у меня с собой наличными. Даю вам от чистого сердца, здесь 500 тысяч с небольшим. И исчезайте, пока вас никто не увидел.

Они почувствовали такое облегчение, что тут же скрылись, даже не поблагодарив.

Робер открыл дверь с видом человека, только что провернувшего отличное дельце. Не успел он вынуть ключ из замка, как услышал позади себя крик:

— Руки вверх!

Он выронил ключ и медленно поднял руки к потолку. Тут же раздались выстрелы.

— Негодяй, ты меня ранил!

Робер, застонав, повалился на паркет. Жереми бросил свой пистолет и наклонился над ним. Они вцепились друг в друга, и, смеясь, принялись кататься по полу. Алин, прибежавшая на их крики, ждала, пока они утихомирятся, чтобы отправить Жереми в постель.

— Ну как прогулка? — В ее голосе звучала ирония.

— Отлично! Наконец-то я заплатил свой долг, и мне не нужно больше туда возвращаться.

— Ты опять за старое!

— Нет, серьезно! И вообще, я решил, что не буду больше играть роли полицейских, это слишком рискованно.

— Но почему?

— Так, мне кажется, что бандиты куда симпатичнее. Ты не находишь?

Он схватил ее на руки и стал кружить по комнате в вальсе. Она почувствовала, что в нем что-то изменилось, что-то в глубине души. Она никогда не видела его таким. Алин осторожно спросила:

— Робер, что-то не в порядке?

— Наоборот, все в полном порядке! Не волнуйся, я выиграл. Никогда еще я не играл так талантливо, как сегодня. Знаешь, я действительно великий артист!

Он запел во весь голос и стал вертеться так быстро, что у Алин закружилась голова.

Он полностью изменил свой имидж. В его взгляде появилась уверенность, в жестах точность. Он смотрел на людей с таким спокойным превосходством, что приводил их в смущение. С тех пор, как он начал играть злодеев, он почти перестал смеяться, и подчас вид его внушал страх. Самые маститые критики говорили о его выдающейся способности к перевоплощению.


Получив роль в новом фильме, Робер, верный старой дружбе, пригласил Руссена играть своего сообщника. Этим утром они должны были разыграть классическую сцену ограбления банка. Декораторы переоборудовали лавку разорившегося цветочника. Съемки проходят на оживленной улице, и, чтобы придать ситуации естественность, движение не остановлено. Актеры идут по улице. За ними едут машины с кинокамерами. «Бандиты» заходят в банк, и тут, на улицу, как ураган, влетает машина статиста. Нужно спровоцировать реакцию людей. Конечно же, приняты все меры предосторожности — у каждого дома стоит полицейский, чтобы разгонять толпу.

Наконец, по сигналу, Робер и Жак выходят из банка с пистолетами в руках и с большими мешками. Ревет сирена. Прохожие шарахаются в сторону, какая-то дама начинает истерично кричать, из подъезда выскакивает шавка и заливается в визгливом лае. Актеры вскакивают в машину, и она трогается с места. В этот момент раздаются выстрелы. Машина резко тормозит. Из открытой дверцы на мостовую падает Робер Булон.

— Прекратить! — визжит режиссер.

Все понимают, что случилось что-то непредвиденное. Выясняется, что случайно проезжавшие мимо полицейские подумали, что действительно произошло ограблений. Один молодой инспектор, отличавшийся нервозностью, начал без предупреждения стрелять по беглецам. Потом он объяснит, что принял Робера за одного известного преступника.

Дрожа от ужаса, Жак Руссен подбегает к раненому. Робер еще дышит и, узнав своего старого приятеля, вымученно улыбаясь, бормочет:

— Ты видишь, Руссен. Пришел твой черед. Тебе играть.

Paul Savatier «Ciné-vérité»

© Robert Laffont, 1988

© E. Батуева (перевод), 1990

Загрузка...