Дом вампира и другие сочинения

«Дом вампира»: читатели, толкователи и критики

«Дом вампира» вышел в свет в сентябре 1907 г. Читатели и критики сразу задалась вопросом: как автор оценивает своего героя? Не вложил ли он в уста Кларка собственные мысли? Любивший дразнить пуритан, Вирек начал очередной разговор с интервьюером словами: «Вы слышали о «великом американском романе»?

Ну вот, я написал его… Это нечто совершенно новое в беллетристике. Во все века были великие люди — они становились великими, впитывая труд других»[9]. «Мой роман, — утверждал он в другой беседе, — радикально изменит наши представления об основателях христианства, «Стандард ойл» и психологического романа. Он покажет Христа, Рокфеллера и Бальзака чудесными поглощающими силами, которые, подобно линзе, собирают рассеянные лучи из меньших источников в одно великолепное пламя, чтобы освещать путь миру».

«Мой вампир — это сверхчеловек Ницше. Он имеет право красть из чужих мозгов. Это уникальная фигура в мировой литературе и драме. Я взял индивидуум и сделал из него тип»[10]. П. Сент-Амур видит в этих словах Вирека не только оправдание Кларка, но и «эстетизированную, сознательную капитуляцию перед тоталитарной личностью», которая позже привела автора «Дома вампира» с сотрудничеству с нацистами, хотя и замечает: «было бы абсурдно утверждать, что нацизм Вирека в зрелые годы полностью и безусловно виден в его первом романе»[11]. Сент-Амур принимает за чистую монету декадентские речи автора и героев, но игнорирует то, что слова о «великом американском романе» в книге вложены в уста Этель в разговоре с Эрнестом, который делится с ней мечтой написать «главный роман своей жизни». Эрнесту приданы некоторые черты самого Вирека и подарены два его стихотворения, в то время как Кларк, на которого автор не пожалел красок, остался «головной» фигурой, навеянной литературой европейского декаданса.

Роман приняли неровно. Современные исследователи почему-то делают акцент на отрицательных отзывах. Действительно, автора упрекали в отсутствии оригинальности, излишней цветистости языка, переходящей в дурной вкус, невыдержанности стиля. «Жаль, что никакой вампир не украл идею Вирека до того, как он ее испортил», — суммировал сан-францисский журнал «Argonaut»[12]. Указания на зависимость «Дома вампира» от новелл Эдгара По, «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» и «Портрета Дориана Грея» только льстили молодому писателю. На дружественных страницах сент-луисского журнала «Mirror» говорилось, что со времени книги Уайльда «не появлялось столь таинственного и умного романа». Майкл Монахэн, которого Вирек позже включил в пятерку лучших американских критиков, заявил, что «стиль неизбежно выдает в нем поэта». Анонимный рецензент «New York Times», назвав стиль книги «невозможным», отметил, что она «от первого слова до последнего выдержана на высшем уровне трагических эмоций»[13]. «В своем первом романе Джордж Вирек, удививший мир как поэт, еще больше удивляет как рассказчик», — отметила «Los Angeles Times», а «Salt Lake City Tribune» назвала его «новой сенсацией в литературе». Филадельфийский литератор Уильям Уотс констатировал, что если Вирек «начинал как вундеркинд, то теперь он вырос в настоящего и сформировавшегося художника».

Самую высокую оценку книге дал английский поэт и критик Артур Саймонс, символист и пропагандист символизма, писавший автору 13 октября 1907 г.: «Идея оригинальна, форма искусна, финал оправдывает всё развитие событий. С вашей идеей я согласен, в метафорическом смысле и не только. <…> Из символа вы сделали действительно впечатляющую историю. Она наводит на мысль об Уайльде, но Уайльд испортил бы ее украшательством и смазал бы финал. Здесь есть сила, и эта сила заставляет дочитать до конца»[14]. Вирек не возражал, когда его называли «первосвященником культа Оскара» и «лучшим учеником Уайльда в Америке». Даже если говорившие вкладывали в это негативный смысл…

Содержание «Дома вампира» понравилось не всем, но не вызвало отторжения. Газета «Buffalo Courier» назвала его «непривлекательной, но великолепной историей». По мнению «Pittsburgh Index», «книга производит зловещее впечатление, и тень «вампира» еще долго преследует вас после того, как дочитаны последние слова». Обозреватель «Atlanta Constitution» заметил, что «Дом вампира» не отпускает читателя, добавив: «Слишком сильно для легкого чтения на ночь, но это — похвала». Рецензент портлендской «Oregonian» развил аналогию: «Читатель тянется к «Дому вампира» как магнит к металлу, книга засасывает его, как паук — муху». «Minneapolis Tribune» вступилась за автора: «Это не патологическая история, как о ней говорят, потому что за ней лежит идея, которая слишком велика для патологии».

В 1909 г. «Дом вампира» вышел по-немецки в авторской версии. На исторической родине автора он не вызвал заметного резонанса, хотя берлинская газета «Lokalanzeiger» — известная тем, что ее читал кайзер, — усмотрела в стиле и теме романа «культурную и историческую ценность, которая далеко превосходит преходящие интересы дня». Тот же рецензент сделал неожиданное наблюдение: «Этот вампир может быть понят только на американской почве, с ее мистическими и символическими течениями». Гамбургская «Nachrichten» назвала роман «самой подходящей книгой для нас — детей века, столь сведущего в четвертом измерении, что привидения стали для нас чем-то вроде слуг. Мысль о том, что гений — всего лишь воплощение интеллектуальных ценностей своей эпохи, четко выражающий то, что тайно работает в сознании всех, может быть фантастической, но заслуживает серьезного осмысления и рассмотрения». Вирек не увлекался оккультизмом, видя в нем скорее художественный прием, нежели ключ к «тайнам мира». Однако именно в эти годы он подружился с поэтессой и теософкой Эльзой Баркер, получившей известность благодаря «Письмам мертвого человека», в основе которых, по ее утверждению, лежало «автоматическое письмо».

Новая волна интереса в «Дому вампира» в 1990‑е годы в США связана с вниманием к гей-литературе и отысканием скрытых гомосексуальных мотивов в прозе и поэзии прошлого, где они не могли быть заявлены открыто. В этом особенно преуспел Дж. Гиффорд, отметивший, что «место Джорджа Вирека в истории гей-литературы до сих пор не изучено»[15]. Исследователи уже обращали внимание на связь мотивов вампиризма и гомосексуализма в литературе конца XIX и начала XX вв.[16]. Пример такой связи дает творчество автора, с которым Вирек не мог быть знаком, хотя они писали в одной время, — русского поэта и прозаика Леонида Лучинина[17]:

Герой романа Лучинина «Нити жемчужные» (1915) князь Михаил Никитич Олышев напоминает Кларка, но его сексуальная ориентация не вызывает сомнений: «Человек за сорок, высокий, гибкий, с точеным, породистым лицом, интересный тем огнем жизни и талантливости, который искрился всюду, к чему только ни прикасался этот изящный эстет, кончивший университет в Гейдельберге, удачно служивший по министерству иностранных дел, но бросивший блистательно налаживающуюся карьеру ради безумной любви к венецианскому маркизу, чтобы, повинуясь капризной прихоти красавца Джакино, уехать с ним в кругосветное путешествие, откуда вернулся через три года истерзанный, разбитый и брошенный вероломным мальчишкой, убежавшим от него с кафешантанной танцовщицей мисс Эллой Радвей, в Сингапур, где та гастролировала в каком-то кабаке. После длительного затягивания раны, князь отдался науке, литературе и искусствам, и всё, что он делал, было согрето истинным вдохновением. Он поразительно мягко и мечтательно писал пейзажи, улавливая необычайные тона и давая редкий, оригинальный колорит, его лекции по философии оккультизма сопровождались овациями не только в России и Западной Европе, но имели колоссальный успех в Соединенных Штатах, где помимо эрудиции оценили его как выдающегося оратора; он был прекрасным драматическим актером, выступая на великосветских и благотворительных спектаклях, а его чеканный стих и яркость переживания сделали ему литературное имя»[18].

Упоминание Соединенных Штатов наводит на мысль о знакомстве героя с Кларком или даже с самим Виреком. Тем более, в стихах Лучинина — точнее, его героев — фигурируют «вирековские» сюжеты и персонажи, вроде Адриана и Антиноя, которые для современных истолкователей являются несомненными «маркерами» инакочувствия:

«Дом вампира» также привлек внимание специалистов по авторскому праву как показатель размытости границ этого права и как описание одной из самых причудливых и в то же время труднодоказуемых форм плагиата[19]. Во второй половине 1900‑х годов пресса оживленно обсуждала эти проблемы в связи с появлением новых категорий авторских прав, связанных с кинофильмами, граммофонными записями и музыкальными автоматами. Одни обвиняли Вирека в апологии плагиата, другие ссылались на роман как на доказательство невозможности облагать авторским правом идеи и замыслы, хотя Кларк воровал не только их, но уже готовые, хоть и не записанные тексты. Кульминацией стало обвинение в плагиате самого Джорджа Сильвестра, когда он вместе с Эдгаром Аланом Вульфом переделал роман в пьесу, поставленную в конце 1908 г. театром Шуберта в Нью-Йорке и имевшую шумный, хотя и недолгий успех. «Считая Чикаго и Сент-Луис, она выдержала сотню представлений», — утверждал Вирек, добавив: «Мой соавтор придал ей некоторые отчетливо человеческие черты, отсутствовавшие в романе»[20].

И тут разразился скандал. Канадский писатель Артур Стрингер заявил, что Вирек и Вульф похитили идею его пьесы «Вампир», написанной им на основе своего романа «Серебряный мак» (1903), который первоначально назывался «Желтый вампир». Вирек ответил: «Мне очень жаль, что обвинение неверно; будучи верным, оно стало бы решающим доказательством правоты моей теории о поглощении мыслей. Даже если бы я заимствовал идеи из произведений худшего качества, я все равно чувствовал бы себя вправе так поступать, но, к сожалению, я не совершил ничего подобного. <…> Я оказался в странном положении написавшего о человеке-вампире и одновременно обвиненного в таком вампиризме». Затем он пригрозил Стрингеру иском в сто тысяч долларов за моральный ущерб. Ответчик заметил: «Пьесе более всего нужна хорошая реклама, и я думаю, что иск как раз создаст ее». Драматург Морис Лайонс заявил, что передал театру Шуберта пьесу с таким же названием, которая была отвергнута, и вознамерился подать в суд на театр. Некая японская актриса «мадам Фудзико» провозгласила себя обладателем прав на названия «Вампир», «Кот-вампир» и «Кот-вампир из Нобисимы» и утверждала, что раньше Вирека и Вульфа передала все в тот же театр заявку на пьесу о вампире, переделанную из японской легенды. Театр отверг все претензии, но предпочел снять пьесу с репертуара. До суда дело не дошло, хотя газетная шумиха, видимо, помешала постановкам «Вампира» в Германии, Венгрии и Италии, о которых Вирек сообщил репортерам в канун Рождества 1908 г.[21].

В 1912 г. «Дом вампира» вошел в пятитомное собрание сочинений Вирека (допечатка с готового набора), но дополнительного резонанса не вызвал. В следующий раз роман увидел свет только в 1976 г., через 14 лет после смерти автора, в американском издательстве «Arno Press».

Василий Молодяков