Когда мы выныриваем на поверхность глотнуть воздуха, я продолжаю крепко прижимать к себе Джейн.
— Боже! — восклицает она. — Какая красота!
Она смотрит на меня, моргая мокрыми ресницами; ее футболка прилипла к телу. Джейн осторожно убирает с моей шеи правую руку, потом левую — и вот уже сама держится на плаву.
— Я ныряю! — ликует она, снова уходит под воду и всплывает метрах в трех.
Кто-то из отдыхающих на пляже, наблюдающих за этой сценой, аплодирует. Я машу им, а Джейн пытается разглядеть под водой свои ноги. Я плаваю вокруг кругами, на всякий случай, пока она шалит, как ребенок, впервые за лето оказавшийся на пляже. Если так пойдет, к концу дня она будет делать обратное сальто с пирса. Она признается, что больше всего любит плавать под водой, и наклоняется, чтобы коснуться дна.
Я тоже ныряю. Ее глаза широко открыты, она пытается разглядеть дно сквозь густую синеву краски, которую добавляют в воду согласно санитарным нормам. Дальше десяти сантиметров ничего не видно. Я нагибаюсь к Джейн, ее волосы, словно русалочьи косы, плавают вокруг моей головы. Боже, я настолько близко, что могу ее поцеловать. У нее полупрозрачная синяя, как в ночных кошмарах, кожа. Но вот между нами поднимаются пузырьки воздуха — мне кажется, я слышу приглушенный толщей воды голос Джейн, произносящий мое имя, — и момент упущен.
На полотенцах я засыпаю, но остаюсь в некой полудреме и слышу, как Джейн и Ребекка шепчутся о Хадли. Несмотря на все мои заверения о добрых намерениях Хадли, Джейн мне не верит. Она продолжает говорить Ребекке, что он ей не пара, что она еще маленькая. Я устал и пригрелся на солнышке, но все же пытаюсь произвести подсчеты в уме. Между Хадли и Ребеккой десять лет разницы. Между мной и Джейн — те же десять лет.
— Мне уже пятнадцать, — шепчет Ребекка. — Я уже не ребенок.
— Настоящий ребенок.
— А сколько тебе было, когда ты стала встречаться с папой?
Очень хочется услышать ответ на этот вопрос, поэтому я приоткрываю глаза.
— Тогда были другие времена, — заявляет Джейн.
Разве не об этом я думал: пресловутое «яблочко от яблоньки недалеко падает»? Я пытаюсь представить, какой была Джейн в пятнадцать лет, но это трудно. Во-первых, они с Ребеккой абсолютно разные. Во-вторых, ей исполнилось пятнадцать на десять лет раньше, чем мне. Она помнит ранних «Битлз» и борьбу за гражданские права. Она видела, как из Вьетнама возвращаются солдаты. Она училась в четвертом классе, когда я только родился.
Голос Ребекки становится громче. Интересно, а Хадли спит или тоже прикидывается?
— Времена всегда одинаковые. Нельзя уберечься от любви. Невозможно перекрыть чувства, как водопроводный кран.
— А ты большой специалист? — удивляется Джейн.
Я решаю встать, пока никто не пострадал, но дожидаюсь, давая Джейн закончить свою мысль.
— От любви не убежишь, но можно держаться подальше от неподходящих людей. Именно это я и пытаюсь сказать. Я просто тебя предупреждаю, пока не поздно.
Я сладко зеваю и потягиваюсь. Тру кулаками глаза.
— Ну-с, — улыбаюсь я поочередно Ребекке и Джейн, — что я пропустил?
— Ничего. — Ребекка встает. — Пойду пройдусь.
Джейн окликает дочь.
— Не волнуйся за нее, — успокаиваю я, — без ключей от машины далеко она не уйдет. — Я медленно протягиваю руку к ее ладони, в которой сегодня утром застряла заноза. — Как бандитская пуля?
Она смеется.
— Думаю, буду жить.
— Лодка стоит у пирса. Можем ее взять, если хочешь еще немного порыбачить.
Щучий пруд ледникового происхождения — он образовался от массивной ледяной глыбы, которая рассекла долину. Он находится на границе двух садов-конкурентов, и удобрения, которые они используют, смывает в пруд — лилии здесь заполонили весь водоем. Лет через десять пруд от них задохнется, но пока заросли лилий — лучшее место для рыбалки. Я указываю на удочки:
— Сначала дамы.
Джейн выбирает блестящий спиннинг «Мэппс» и забрасывает наживку. Я никогда не интересовался, где она научилась рыбачить, — наверное, это как-то связано с ее мужем и его увлечением океаном. Но сейчас мне не очень-то приятно о нем вспоминать. Она делает заброс, и удочка цепляется крючком за плавающее бревно. Джейн приходится дернуть как следует, чтобы отцепить леску.
— Прости.
Она сматывает катушку. Вновь забрасывает, на этот раз удачно, как раз в то место, куда я и сам бы забросил, — в тень островка из лилий.
— Ты злишься на меня за то, что я отнес тебя в воду? — спрашиваю я.
— Нет. Я давно должна была это сделать.
Слышатся крики баклана, и из ветвей ивы выпархивает стая скворцов, напуганная шумом. Джейн сматывает леску и снова забрасывает в то же место.
— Я думал, мы сможем поговорить, — сознаюсь я.
Хотя меня большим любителем разговоров не назовешь. Я смотрю поверх борта лодки на глыбу в нескольких метрах от нас. Она вздымается из воды с такой гордостью, словно это небольшая гора.
— Я хочу продолжить начатый в машине разговор.
— Обсуждать бостонских радиодиджеев?
— Не совсем. — Я поднимаю на нее глаза, она улыбается. — Нелегко говорить на такие темы…
— И не нужно. Зачем рушить то хорошее, что есть?
Мы оба смотрим на пурпурную водоросль, поглотившую золотой крючок. Смотрим так, как будто ожидаем, что сейчас свершится чудо.
— Послушай… — начинаю я.
Но Джейн перебивает:
— Не надо. Пожалуйста! У меня дом, семья… — Она секунду смотрит на меня, потом отворачивается. — У меня дочь от Оливера.
— Она и твоя дочь.
— Сэм, ты мне нравишься. Правда. Но на этом и остановимся. Прости, если внушила тебе пустые надежды.
— Пустые надежды? — повторяю я, встрепенувшись. — О чем, по-твоему, я говорил?
Неведомо откуда набежавшая волна мягко покачивает лодку.
— Сэм… — Ее голос ломается.
Не знаю, что она хотела сказать, потому что в эту секунду леска на ее удочке начинает дергаться, подныривая под заросли лилий.
— Это солнечная рыба! — кричу я, в азарте забывая обо всем.
— Что скажешь? — спрашивает Джейн, качнув удочкой в мою сторону, чтобы я освободил рыбу. — Теперь моя очередь.
— Тебе везет больше, чем мне даже в хороший день. Нужно брать тебя на рыбалку почаще.
Я произношу эти слова, не глядя на нее; глажу свободной рукой по заостренной чешуе солнечной рыбы, пока она не обвисает на крючке. Потом я быстро снимаю ее с крючка, выбрасываю за борт и смотрю, как она в мгновение ока исчезает.
Джейн откидывается на нос лодки, не сводя с меня глаз. По-моему, она даже не разглядела пойманную рыбу.
— Не стоит, Сэм, со мной связываться. Пока для тебя все идет хорошо, а от меня — сплошные неприятности. — Она опускает глаза и вертит на пальце обручальное кольцо. — Я не знаю, чего я хочу. Пожалуйста, не дави на меня, потому что я не знаю, на что у меня хватит сил. Я даже не могу сказать, что будет со мной завтра.
Я придвигаюсь ближе.
— А кто говорит о завтрашнем дне? Я только хочу, чтобы сегодняшний день был моим.
Она отталкивает меня обеими руками.
— Я уже пожилая женщина.
— Да? А я папа римский.
Джейн по-прежнему не подпускает меня.
— Это измена, если люди просто целуются? — наконец шепчет она, прижимая свои губы к моим.
Боже! Значит, вот как оно может быть! От нее пахнет сассафрасом и корицей. Я просовываю язык между ее губами, преодолевая аккуратную баррикаду из зубов. Она открывает глаза и улыбается. Я, прижимаясь ртом к ее рту, тоже улыбаюсь.
— Вблизи ты совсем другой.
Когда она моргает, ее ресничка щекочет мне щеку.
Я прижимаю ладони к ее затылку и плечам. Отрываюсь от ее губ, вдыхая затхлый воздух заросшего лилиями пруда, и опускаюсь перед ней на колени. Я забыл, что мы сидим в лодке, которая начинает раскачиваться, поэтому нам обоим приходится опуститься на четвереньки. Я покрываю ее поцелуями: от уха спускаюсь к шее, убираю одну руку со спины и кладу ей на грудь. Джейн отнимает руки от моей шеи, хватается за планшир лодки.
— Нет, — выдыхает она. — Ты должен остановиться.
Я послушно сажусь на низкую скамью, наблюдая за рябью, идущей по пруду от нашей лодки. Мы пристально смотрим друг на друга, оба красные, и то, что произошло, незримо повисает между нами.
— Только скажи, — задыхаясь, шепчу я и выпускаю ее из объятий.