Дорога в никуда (СИ)

ГЛАВА 16

А в конце мая Лида со слезами на глазах улетала от малышки, Андрюшка и слышать не хотел об отъезде своих девочек — он на удивление быстро приучился брать малышку-кнопочку на руки, помогал жене во всем, Лида тихо радовалась, глядя на своего такого надежного сына.

Марк и Вася одинаково ходили за своей женщиной, оба.

— Сокучились невозможно как!! — ворчал Марк, Вася поддакивал-мяукал.

— Мальчики мои любимые, я тоже по вам обмираю!

А через неделю бабуля и дедуля, волнуясь, стояли у самого выхода из зала прилета. Наконец-то показались Лешка и Арсюшка.

Как бежал к ним внук, крича во все горло:

— Бабушка, дед Марк, я прилетел!! — Налетев на бабулю, расплакался. — Я так соскучился, думал, не дотерплю!

Бабуля, мешая свои, теперь уже счастливые слезы с его, утешала:

— Мальчик мой, теперь мы тебя никуда не отпустим!

Марк с Лешкой стояли обнявшись. Лешка с каким-то чумовым видом озирался:

— Господи, Родина, не верится! Мам, дай тебя обнять!!

Арсюшку перехватил Марк, а мамка обнимала своего, наконец-то вернувшегося сына.

Пока ехали, Лешка почти не разговаривал, молча, жадно вглядывался в родные места, шумно вздыхал, зато внук с бабушкой, сидящие на заднем сиденье, не переставая говорили, вернее, тарахтел внук. Лида, нежно обнимая свое сокровище, что-то отвечала ему. Марк посмеивался, а Лешка выпал из реальности, особенно, когда въехали в родной город. Только у подъезда родного дома озадаченно пробормотал:

— Изменилось как всё!

По своей вроде квартире ходил как-то неверяще, долго стоял на лоджии, вглядываясь в заросший высокими, выше их пятого этажа, березами, двор.

— Мам, мы же их когда-то прутиками сажали!

Вася знакомился с внуком, или внук с ним. Арсюшка сразу ухватил его на руки и прижался лицом, кот вытерпел, но когда его стали трепать за лапы, оскорбился и удрал на лоджию, а там внимательно вглядывался и принюхивался к какому-то ещё мужику, недоумевая, откуда они взялись, почему так шумно в квартире, и такая радостная бегает его Лида.

«Китайцы» намылись, наелись, внук уснул — сказался перелет многочасовой и разница во времени, кот подумав, подлез к спящему ребенку на тахту, поустраивался поудобнее и придремнул рядом. Лешка как-то вяло ковырялся в приготовленном Марком плове.

— Вкусно, Марк, но, похоже, переволновался, или воздух Родины такой, что есть не хочется.

Прибежала пришедшая с дежурства Светка, затормошила Лешку, приговаривая:

— Ох ты, какой мужчина вылупился, был-то отвязный хамоватый…

— Ещё скажи — прыщавый юнец?? Свет, сто лет прошло!

Потом, посидев немного, пошел поговорить по скайпу с Андрюхой.

— Привет, брат!

— Привет, брат!

И оба замолчали, пристально вглядываясь друг в друга, одновременно заговорили:

— Ты как?

— Как ты? — И засмеялись.

— Ну ты и бугай, мне что ли в армию пойти?

— Не так подстрижен! — ухмыльнулся Андрей.

Опять долго молчали:

— С женой познакомишь?

— А где племяш?

Оказалось и жена, и малышка, и Арсюшка — все спят.

Посмеялись, потом долго разговаривали, заглянувшая мамка посмотрела на сынов, улыбнулась и пошла на кухню, понимая, что сынам ой как о многом надо переговорить.

А через пару дней Лиду затрясло — приехали два мужика, вежливые до приторности, Лешка собрался с ними ехать, а Лида с огромными испуганными глазами выскочила в коридор:

— Я его четырнадцать лет считала погибшим!

— Лидия Сергеевна, зачем Вы нервничаете? Если бы мы Вашему сыну не верили, все было бы иначе, а так нам надо выяснить кой какие моменты и, слово чести, сын приедет часика через три.

— Ну смотри, я ведь… мне терять нечего!!

А мужик, что постарше, вдруг взял её руку и поцеловал:

— Спасибо, мать!

И Лешка через три с половиной часа приехал, уставший, но довольный:

— Мам, все пучком, просто интересовались конкретно тем, что было в Шанхае. Все, все, не плачь, больше меня никто не тронет! Честно, не вру!

— Ох, Лешка, накапай мне!

— Мамуль, ну что ты?? — захлопотал сын. — Мам, ложись, полежи, пока мужики не пришли, ведь съедят меня враз!

Лида прилегла, к боку привалился кот, она задремала, а Лешка с нежностью и жалостью смотрел на неё, ясно и четко понимая, что все его беды против мамкиных — семечки. Вспомнил, как она когда-то говорила:

«Сынка, я себе руку отрублю — не так больно будет, как твой порезанный пальчик. Маленькие дети, они наступают на ноги, а большие — на сердце!» Мамка ты наша, несгибаемая.

Пришли Марк с Арсюшкой, где-то долго гулявшие.

— Пап, — шепотом позвал Арся. — Пап, мы с дедом познакомились с двумя пацанами — Петькой и Валеркой, они совсем без мамки и без папки живут, представляешь, у них только дед один!

Маринку заедала тоска по всему — по сыну, по дому, по цивилизации, умом она понимала, что вряд ли удастся ей выбраться отсюда, нет, Демид её не станет удерживать, они как бы случайные попутчики, а вот как и куда уйти?

Документов никаких, под местную при всем желании не получится — незнание языка и обычаев выдаст в первом же кишлаке, а опять стать для кого-то… у неё при одном воспоминании о мужиках подкатывала тошнота, с горечью понимая, что только с Демидом её не тошнит, и то случись такая встреча в другой ситуации, она бы и от него шарахалась.

Только долгие разговоры в короткие зимние дни и спасали, они разговаривали обо всем, Демид пересказывал ей книги, она же, читавшая только детективы и про любовь, вспоминала всякие фильмы. Иногда они ожесточенно спорили, Демид специально заводил её, понимая, что городской жительнице здесь с непривычки очень нелегко.

— Марин, ты подожди немного! — понимая её состояние, говорил Демид. — Вот день пойдет на плюс, солнце будет греть, как в Альпах, загорать можно будет на снегу. Бывал я в той жизни на горнолыжных курортах, нравилось лететь с горы. Здесь-то вот попробовать можно, но подниматься потом замучаешься, подъемников не предвидится ещё ближайшие лет пятьдесят, а то и больше, это в Союзе все развивалось, сейчас никому не нужно, кто как может, так и выживает. А ведь скоро Новый год, ты как в школе игрушки какие-нибудь делали? Елочка вон неподалеку растет, чем-то надо украсить, не басурмане же мы в конце-концов. Я смотаюсь вниз, не знаю, как скоро вернусь, если снег не выпадет, то быстро обернусь, а нападает, буду пробиваться долго.

— Демид, — перепугалась Маринка, — может, ну его, Новый год, не ходи никуда?

— Да надо, своих поздравить, не прозвонюсь, матушка волноваться станет, а возраст-то восемьдесят семь. Продуктов подкупить, вроде по моими приметам снег не должен выпасть, да и неделя ещё до Нового года, не скучай, Мик с тобой будет.

Пару дней она прожила спокойно, натопила баню, всласть намылась-напарилась, добежала до домика завернувшись в полотенце, по горнице шлялась в одном халате на голое тело, при Демиде-то такое не позволишь.

Раньше бы — да, Маринка давным-давно спровоцировала его на близость, сейчас же эта часть женской сущности конкретно умерла. Ничего не откликалось в ней при упоминании даже самых горячих, бывших в её той жизни, мачо.

Демид, он замечательный, как жаль, что не встретился тогда такой вот замечательный мужчина. А потом с горечью поняла, такого вот Демида тогда судьба ей бы никогда не послала, она в то время слепая была, конкретно. А сейчас, вот с таким Демидом точно, как у Христа за пазухой будешь, да только есть одно но, ей тут в горах жить… ну, недолго она согласна, а насовсем, ну, не ёе это, а Демиду к людям совсем не хочется. Да и нет у него к ней любви никакой, так — случайная Микова находка.

И задумалась:

— А сама-то она смогла бы его так сильно полюбить?

И не было у неё ответа на этот вопрос. На третий день она затосковала по Демиду, настороженно вглядывалась в его следы, истово просила теперь только у Бога, чтобы не начался снегопад, и вернулся побыстрее Демид.

Он появился только к вечеру пятого дня, когда Маринка уже вся извелась. Учуял его, конечно, Мик, заскулил и начал рваться на улицу, Маринка быстренько оделась и выскочила вслед за Миком, бегом побежала к появившемуся из-за поворота Демиду. Тот обивался от прыгающего на него Мика, а Маринка не добежав нескольких шагов, остановилась, прижав руки к груди.

— Демид, наконец-то!

— Ага, заждались меня? — улыбнулся Демид, — Я тоже переживал, как вы тут?

— Да нормально, только скучно и тревожно, если честно.

— Ну все, теперь до весны никуда не пойду!!

Демид весь вечер не знал, как лучше сказать Маринке про сына, понимая, что она точно будет рыдать-решил подождать до утра.

Вместе разобрали продукты, Маринка порадовалась мандаринам и конфетам, гирляндам и немногочисленным елочным игрушкам.

— Демид, я как ребенок рада, наверное, для всех нас Новый год — это всегда елка, игрушки, мандарины и подарки с конфетами.

Утром все было как всегда, потом Демид отдал Маринке распечатку передачи, сделанную Файзуллой на принтере.

— Марин, тут вот про твоего сына, я буду на улице, ты наверняка одна захочешь это прочитать.

У Маринки затряслись руки, она без сил опустилась на топчан.

— Дда, я хочу одна…

Демид кивнул, и они с Миком вышли во двор. Демид рубил какие-то сучья, Маринка боялась… боялась начать смотреть эти черно-белые листочки… потом судорожно вздохнула и взяла первый — на принтере лицо отца было старым, он сильно похудел, она подумала, что это от краски в принтере, начала читать…

На третьем листке она споткнулась, с фотографии на неё глядел испуганный, зажавшийся сын!!

— Мамочка, мамочка моя, родименькая, мамочка!! — захлебывалась слезами Маринка. — Сынок, живой, увижу ли я тебя хоть когда-нибудь??

Она уже не рыдала, она выла жуткой раненой волчицей…

Мик заскулил и рванулся к двери, Демид поспешно бросив топор, побежал в дом — Маринка, стоя на коленях на полу, зареванная, растрепанная, не видя и не слыша ничего, выла на одной ноте.

— Марин, Марина?? — тряс её за плечо Демид. — Марина!

Пришлось влепить ей пощечину, она икнула и с недоумением подняла опухшие глаза на него.

— Ззачем?

— Извини, надо! Ложись-ка! — Демид помог ей подняться с пола, уложил на топчан, накапал в кружку капель, подержал кружку — Маринка не могла её уцепить, трясло всю.

Осторожно укрыл её одеялом:

— Поспи немного!

— Демид! — Маринка вцепилась в его руку клещом. — Не уходи, не уходиии, — она опять заревела.

— Марин, ну что ты так, жив твой ребенок, дошли они с другом до Киргизии, нашлись добрые люди, помогли, привезли их в Москву. А там отец твой возле них трясется, эта передача помогла — мальчишек разлучать не стали, они теперь как братья стали, дальше есть их последние фотки. Это я у Лидии Костаревой увидел и тоже распечатал.

— Гггдеее?

— Сейчас. — Демид пошуршал листочками. — Вот, смотри!

На фото два улыбающихся пацана, обнявшись, стояли на катке. Маринка, как слепая, гладила рукой по листку.

— Нет, не забирай!

Она так и уснула, положив на подушку рядом со щекой этот листок. Спала, судорожно всхлипывая и вздрагивая во сне.

Демид огорченно качал головой — и не сказать было нельзя, и вот какая истерика случилась. Проснулась Маринка к вечеру, вялая, поникшая. Попросила Демида прочитать все, она не смогла, он негромко, часто останавливаясь, прочитал ей про передачу, сказал, что пошарился по страничкам Лидии, Натальи, её дочки.

— У ребят одна на двоих страничка есть, вот смотри, я все фотки у них отсканировал.

Опухшая, зареванная Маринка судорожно вздохнула:

— Так хорошо с одной стороны, что он, что его… — она всхлипнула.

Демид тут же всучил ей кружку с пустырником.

— Выпей все!!

Она повсхлипывала, потом опять долго смотрела на своего резко выросшего Петьку с таким новым необычным взглядом…

— Какая же я сууука!!

— Марин, нет ни одного человека, чтобы был идеальным и ни разу не напортачил, самое главное — они живы, учатся, живут с дедом и бабулю себе приобрели. Видишь же, пацаны веселые, все у них утряслось. Не плачь, доживем до весны и будем думать, как тебя отсюда выцарапывать на Родину.

Он приобнял её за плечи, она, уткнувшись носом ему в грудь, сказала:

— Ты пока не отпускай меня, просто посидим так!! Я вот успокоюсь, и тогда уйдешь на свой топчан.

С другой стороны к Маринке привалился Мик, если до этого она всегда ругалась и сгоняла его, ворча, что шерсть потом полдня собирает, то сейчас она была благодарна этим двум, Демиду и Мику за то, что они рядом и не оставляют её.

Пригрелась и не заметила как опять уснула. Демид согнал Мика, опять устроил её на топчане, укрыл и осторожно пошел на свое место, испытывая двойственные чувства.

С одной стороны, не сказать и не показать ей эти листы он не имел права, она, пусть и заблудившаяся, наворотившая много дел, но мать!! А с другой стороны, он не ожидал такой бурной истерики, как-то она всегда была отстраненной немного, он думал, спокойнее воспримет.

Но он надеялся, после вот такой бурной реакции она станет более живой, такая тяжесть неподъемная с души свалилась — жив сынок и уже дома, с дедом.

Утром Маринка уже не истерила, но была задумчивой, а потом вдруг спохватилась:

— Какое сегодня число?

— Тридцатое декабря!

— Ох, прости меня, я этой истерикой чуть весь праздник не испортила тебе. Давно известно — как Новый год встретишь — таким он и будет.

— Да я что, не понимаю?

— Какую елочку ты хотел нарядить??

— Пойдем, покажу!!

Елочка и впрямь была классная — небольшая, примерно как Маринка ростом — её выражение, пушистая красавица.

— Я пошла, цепочек наделаю, снежинок, а потом украсим её.

В ход пошли газеты — не было у них цветной бумаги, Демид сварил клейстер, Маринка даже засмеялась:

— Совсем как в мамкином детстве, она рассказывала, что у них так было, клей позже появился в магазинах.

— А что, эксклюзивная елочка получится!! — рассматривая ажурные снежинки из газет, посмеивался Демид.

Нарядили елочку уже ближе к вечеру, забавно смотрелась она, на контрасте — среди пушистых веток уместились и нарядные игрушки с блестящей гирляндой, и снежинки, цепочки, пирамидки, склеенные из газеты.

— Здорово, ни у кого в мире нет такой красавицы! — улыбнулся Демид. — Пошли в дом, уже совсем стемнело.

— О чем задумалась, Марин? — спросил Демид о чем-то размышлявшую Маринку.

— Да вот, вспоминаю, как торт делала, если все у нас есть, завтра попробую.

— Да можно вон хоть сырников, — мечтательно протянул Демид.

— Но творогу-то…

— Купил я немного, спрятал сразу в подвале, думал — мало ли когда ты захочешь хозяйством заняться.

— Ох, Демид, тебя мне Боженька в самые жуткие моменты послал, смогу ли я когда-то с тобой расплатиться?

— А надо ли расплачиваться-то? Ведь сделанное от души и такая же благодарность, оно намного дороже материального… или я не прав?

Маринка помолчала:

— Ты как-то говорил про ДО и ПОСЛЕ. Знаешь, у меня, похоже, так же стало. Я, честно, с ужасом себя вспоминаю, недавнюю… Наверное, я ничего бы и не поняла, не будь всего этого, — она зябко передернула плечами, помолчала. — Я и выразить-то толком не могу!! Но я часто теперь вспоминаю, правильно теть Лида говорила: «Не ной, у других ещё хуже в жизни случается,». не слышала никого, упивалась своими горестями, как же — одинокая! Дуура.

— Марин, не занимайся самоедством. Поняла, осознала и не драконь себя — все, что случилось, того не изменишь. Самое главное, осознать, и уже до такого не доводить, проще говоря, не наступать опять на те же грабли. Собственные ошибки, они ох, как запоминаются! У тебя теперь ого-го какой стимул появился — домой к сыну вернуться!

Новый год встретили у наряженной елочки, Демид отдал Маринке зажженные свечечки, от огоньков которых на елочке блестела, переливаясь мишура.

— Чудо какое, Новый год в такой звенящей тишине!! — выдохнула Маринка.

Демид достал из кармана бутылку шампанского, из другого — две кружки и, посмотрев на часы, начал скручивать пробку.

— Так: один, два, три! Быстренько выстрелил, налил шампанское и начал опять считать:

— Три, два, один!! С Новым годом!! Пусть этот год будет у тебя хорошим, без потрясений!! Ура!!

Загавкал-заскакал Мик, Маринка со слезами на глазах только и сказала:

— С Новым годом!!

Выпили шампанское и опять наступила тишина, не было здесь слышно салютов, что гремели сейчас повсюду, все было как сто, двести, а то и тысячу лет назад — тихо и пустынно!

— Марин, пошли за стол, не терпится твоих салатов попробовать, сто лет в Новый год «Оливье», привычный раньше и честно — поднадоевший, не ел.

Маринка расстаралась, с утра суетилась, готовила салаты, потушила мясо, Демид помял картошку на пюре, стол получился…

— Ну не царский, близко к нему, — выразился Демид.

— Ага, и икра заморская имеется, вместо черной и красной! — улыбалась Маринка, настроение весь день было приподнятое, а вот после двенадцати навалилась тоска…

— Ну, что ты, находка, закисла опять?

— Да там, дома, сейчас все на улицу потянутся — петарды, салюты… на центральной площади народищу тьма. Петька наверняка отца на салюты раскрутил, вернее, раскрутили, там же теперь ещё мальчишка есть.

— Не грусти, Марин, все наладится, вот увидишь!!

Демид рассказывал смешные случаи, анекдоты, Маринка улыбалась, а в душе была непроходящая тоска. Потом встряхнулась:

— Дура, человек тебя спас, три месяца кормит-поит, одел-обул, будь благодарной!

— Извини, Демид, я немного раскисла, зато — выберусь если — всем буду рассказывать про самый необычный Новый год в своей непутевой жизни.

— А давай споем? — предложил Демид. — Или тебе медведь на ухо?

— Да нет, давай.

И запела: «В лесу родилась елочка!»

— Стоп, стоп, наелась?

— Да!

— Пошли вокруг елочки хороводы водить!!

Оделись, побежали к елочке. И долго разносило горное эхо мужской и женский голоса, распевающие все песни подряд, начиная с «В лесу родилась елочка» и заканчивая «И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди…» И несся вслед за их пением заливистый собачий лай!!

— Демид! — Маринка упала на нетронутый снег. — Я больше не могу, охрипла!

— Э-э-э, вставай, не хватало, чтобы первого января ты заболела. Пошли, шампанское допьем!!

Демид достал из сугроба недопитую бутылку.

— Оно у нас не в ведерке со льдом, а из девственно чистого сугроба!!

Маринка немного побаивалсь, не дай Бог, Демид захочет чего-то более… понятно же, здоровый теперь мужик — столько времени без женщины, выпил…мало ли.

Но Демид, большая умница, каким-то чутьем угадывающий её опаски, приобнял за плечи и, чмокнув по-дружески в щеку, сказал:

— Маринка, ты мне как сестра стала, зачем мне разрушать нашу с тобой устаканившуюся жизнь? Раньше бы, до болезни — да, не утерпел бы, сейчас же… мы с тобой здесь вдвоем, как сможем сосуществовать?? Да и не отошла ты ещё от пережитого, хоть и не говоришь, понятно же — без насилия не обошлось!

И Маринка почему-то начала рассказывать про все, про Дильшота, про её наивность, про дурь и нетерпимость.

— Представляешь, считала, что всё под контролем у меня, дура набитая! Пользовал и использовал он меня.

— Марин, может не надо?

— Нет, Демид, я знаю, ты не осудишь, с тобой можно про все говорить! — впервые за всю свою тридцати пяти почти летнюю жизнь, Маринка рассказывала анализируя, нисколько не жалея себя.

— После мамы все время оправдывала себя тем, что одна, трудно мне, отец пьет, все надежного и, чего уж скрывать, сильного в плане секса искала… Ох, Демид, как можно быть такой… стервой? Даже с отцом, не вставай я в позу, не бреши с ним, может, и он бы не запил!! Господи, только бы сейчас не сорвался!

— Знаешь, Марин, этого Валика ему отдали со скандалом, наших бюрократов точно заело сильно, что через их голову прыгнул твой отец. Уверен — проверяют их постоянно. Мало ли, придраться, сама знаешь, можно и к столбу. Ты не слышала, я передачу аж два раза прогнал-посмотрел — он действительно за пацанов дрался. Когда сказал:

— Я от бессилия к вам, Андрей, обратился. Внукам дома жить надо, у меня и пенсия позволяет, и квартирные условия, прошу всех: люди добрые, помогите! — многие носами зашмыгали.

— А Петька твой… он как испуганный зверек к нему жался. Валик-то постарше и попривык здесь жить, намного шустрее, один твой пацаненок пропал бы точно. Эти… они ведь не разбирают, кто перед ними, свою похоть… Несказанно повезло мальчишкам, здесь Шухрона помогла, в Киргизии тем более, так что не думай плохо об отце, я видел его глаза, его крупным планом показали. Ты говорила — толстый, сейчас худой, осунувшийся. Он же не дебил — понимает, малейший срыв, и пацанов в детдом отправят.

Выговорилась Маринка уже под утро.

— Ох, Демид, я тебя заговорила, но знаешь, мне легче стало, как нарыв прорвался, и гной весь этот, вонючий, вытек.

— Вот и замечательно, значит, как ты говоришь: если больной хочет жить??

— Доктора бессильны, — улыбнулась Маринка. — Демид, мне тебя, точно, Бог послал!

— Спи уже, горюшко!

Маринка уснула, а Демиду не спалось, догадывался и раньше он:

— Хлебанула она с лихвой, но лихва-то эта фактически из-за её дури получилась. Да, умеем мы сами себе жизнь загадить. А с другой стороны-вряд ли бы она что-то поняла, та, прежняя Маринка? Скорее всего, так бы и жила, по типу все виноваты — одна я права. Даа, ничего в этой жизни случайного не бывает. Как моя мамка говорит — сюда нас Господь за испытаниями посылает, и сколько таких, что ломаются в этих испытаниях? Вон, друган детства, Колян Перминов? Умница, талантище, а в перестройку, будь она неладна, не нашел себя, ведущий инженер и вдруг не у дел — спился напрочь. Не учуй её Мик, ведь пропала бы точно: или где-то вот так осталась в горах, беспомощная, или того хуже — к моджахедам вынесло бы… — он аж передернулся, представив такое. — Эх, нагородила огород, ладно, будем думать как её в Россию переправить, не примет она такой, почти первобытный образ жизни, значит, и губы раскатывать на неё нечего. Хотя, если честно, ты, Демушка и не раскатывал — научила судьба настороженным быть, да и чем можно удержать её здесь — красотой природы? Сексом, при упоминании о котором начинает задыхаться, и чуть ли не тошнит её, это опять идет под грифом «изнасилование», да и не рассматривал ты её в таком плане. Худая, вся какая-то замызганная, сейчас вроде отошла. А все равно — чуть приобнимешь по-простому, без всяких задних мыслей, тут же каменеет. Будем думать, в следующий раз спущусь, ребят своих озадачу насчет Маринки, — подумал Демид, уплывая в сон.

Январь в горах случился бесподобным — солнце как сумасшедшее с раннего утра торопилось выбежать на небо, словно гнало его любопытство, что это делают в его диких горах две человеческие фигурки. А фигурки занимались какими-то делами. Маринка нашла укромное местечко — затишок, понемногу загорала. Сначала оголив руки по локоть, потом штаны завернула до колена, смеясь, вспомнила, как будучи в деревне загорала мама.

— Представь, она у меня полная была, стеснялась всегда, ну и в отличие от теть Лиды, та в саду-огороде только в купальнике и ходила, говоря «„Два в одном“ — и загар и не жарко!» Моя в старых тренировочных, ну, которые пузырями коленки, в огороде трудилась, как же, соседские деды-бабки увидят! А обе любительницы бани, ну и пошли, там теть Лида усмеялась, у мамы одна нога до колена загар, другая ниже — как заворачивала. Вот ведь! — удивилась Маринка. — У мамы полгорода было в друзьях, теть Лида, она не самая закадычная из подруг-то, а почему-то только её и теть Наташу и вспоминаю. Они, оказывается, после мамы, больше всех со мной общались?? Все после поминок куда-то потерялись, а эти две… Как меня теть Лида имела за эту мою… за ислам, даже не меня, за сына. Я тогда с ней вусмерть разругалась, сейчас бы, эх!!

— Да не переживай, вот отправим тебя домой, и сможешь наладить общение с ней.

— Демид, а как же ты? Ведь скучно тебе одному будет?

— Марин, я не один, у меня, вон, нахлебник имеется, да и попривык я к такой своей неспешной жизни на природе, прирос уже. Будет конечно не хватать разговоров, но с Миком поговорю, на равнину пойду, тебе звонить буду, новости расскажешь.

— А я, наверное, сильно буду скучать по вам с Миком!

Демид улыбнулся:

— Так это же здорово, в гости не приглашу, по-любому не приедешь, тебя всю оставшуюся жизнь можно пугать одним словом — Таджикистан. Хотя и люди, и нелюди есть в любой нации, просто тебе не повезло, хитровыделанный попался…

— Ох, Демид, я сама на него повелась!!

— Кто из нас безгрешен? — улыбнулся Демид. — Каждый в своей жизни набивает синяки и шишки замечательно, когда начинает понимать, не доходит только для некоторых. Но мы-то с тобой из понятливых!! Можно тебе комплимент сделать? — Хитро взглянул на неё Демид.

Маринка засмеялась:

— Знаю я твои комплименты, говори?? — Вы загорели, Марина Николаевна, как… — и замолчал.

А Маринка совсем весело захохотала.

— Обрадуешь сейчас??

— Как говаривала моя старенькая бабушка Мария, «как головяшка», вместо головешка!!

— И это называется, рыцарь?

— Ага, в школе говорили, помнится, вместо «рыцарь печального образа» — «пецарь рычального образа», вот я на пецаря точно похож. — Радуясь, что Маринка начала от души смеяться, хохмил Демид.

Маринка боялась, что опять начнет набирать вес — как-то не хотелось ей быть той, прежней, даже внешне, но пока вес совсем не прибавлялся, они с Демидом, живя на природе, были, по его выражению — «тонкие и звонкие».

Пролетел короткий февраль, на женский день Демид с Миком преподнесли ей роскошный букет цветов, что распускались на пригретых склонах.

— Не спрашивай, как называются. Не знаю, но от всего сердца — мы с Миком поздравляем тебя, пусть у тебя в жизни все будет ладно!

Маринка долго стояла, засунув нос в букет, вдыхая нежные ароматы, отмерла и впервые за все время поцеловала Демида в голую щеку.

Он начал бриться после Нового года. Надоела Маринкина критика, что он напоминает того самого афганского моджахеда, оставил коротенькую бородку вот и получил поцелуй в скулу.

— Хорошо!! — зажмурился Демид, — Мик, наконец-то нас с тобой начали целовать!

Мику тоже достался благодарный поцелуй.

К концу марта Демид собрался вниз, Маринка теперь уже совсем спокойно осталась с Миком, день прибавился, горы расцветали, она с удовольствием, которого не испытывала никогда раньше, возилась в земле. Накопала каких-то цветочков, рассадила их возле дома и старательно ухаживала за ними, посадила лук, зелень, затеяла генеральную уборку, спала спокойно, без кошмаров и ждала Демида.