Дорогая Клара!

Клара – Виктору 11 ноября 1937

Ой, Витька, прости! Не сдержалась.

Такой ты забавный в очках.

Я скоро привыкну и перестану смеяться. Дай мне хотя бы недельку.

Так ты выглядишь еще умнее. И даже старше.

Пришла беда откуда не ждали. В классе новый ученик – Михалыч. Раньше Михалыч учился вместе с Семеном, его оставили на второй год и еще раз на второй год, и мы оказались в одном классе. Михалыч выше Коли на голову, а Коля самый высокий в классе.

Он вошел в класс, как к себе домой. Учительница хотела представить его, но он, не здороваясь, прошел мимо и сел за последнюю парту. При нем ни ранца, ни тетради, ни чернил.

Только таких элементов, как Михалыч, нам в классе не хватало.

Ребята на перемене спросили, как его зовут, он представился Михалычем. А имя как? Оскалился.

После урока я поскорее спрятал очки в портфель. Не хватало еще, чтобы он нашел, чем меня зацепить.

Семен как узнал, что мы с Михалычем теперь одноклассники, дал совет держаться от него подальше. Приближаться к Михалычу я и не собирался.

Учительница вызвала Михалыча к доске, он постоял молча и вернулся обратно на место.

Одна надежда на то, что долго он у нас не задержится.

Продолжаю собирать сведения про Михалыча. У меня есть характеристика на каждого ученика в классе. Пока все, что собрано о Михалыче, лишь неподтвержденные слухи. Ему семнадцатый год. Имеет привычку встряхивать головой, когда на лоб падают волосы. Курит. Поговаривают, даже и пьет.

Исключен из комсомола за то, что скрутил самокрутку из комсомольского билета.

Отец его – то ли опальный командир Красной армии, то ли расстрелян за колоски.

Фамилия у Михалыча – Отт. Только он сам представляется как Лялин. Фамилия эта с Михалычем никак не вяжется. Под его размеры подошла бы фамилия покрупнее. И звали его отца вовсе не Михаилом. Отчего тогда Михалыч? Это мне еще предстоит узнать.

“Год сгорел на керосине залетевшей в лампу мошкой”.

– Как так, – спрашиваю у бабушки. – Разве год может сгореть?

– Еще как может, Витя. Сколько лет у меня погорело.

Странно это – сравнивать год и мошку. Все равно что сравнить грозу и бабочку, дуб и пламя. Внушительный отрезок времени и крошечная мошка. Это же совершенно разные категории! Время и насекомое.

“По стене сбежали стрелки. Час похож на таракана”. Это еще что такое? Час совсем не похож на таракана. И стрелки не бегают по стене. Но как звучит! Меня это благозвучие возмутило, изумило и восхитило единовременно.

День моего позора.

Полагаю, Михалыч решил за мой счет утвердить свой авторитет.

Весь урок Михалыч чихал. И с каждым его чихом до меня доносилось: “Очкарик”. Правда, получалось скорее “апчкарик”. Все смеялись. Даже Коля и Алек. Ирина Филипповна несколько раз стукнула указкой по столу.

По собственной глупости я оставил на перемене очки на парте.

Начался урок, я полез в портфель и не нащупал очков. Внутри меня похолодело.

Я посмотрел под партой, посмотрел на Клару, она развела руками. Учительница сделала мне замечание:

– Виктор, сядь прямо, хватит вертеться.

После урока я направился к Михалычу. Клара встала рядом со мной.

– Где мои очки, Михалыч?

– На потолке.

Все снова рассмеялись.

– А ну отдал, – грозно сказала Клара.

– А то что?

Я хотел сказать, что позову Семена. Но едва ли Семен пойдет сражаться за меня.

Наташа (видно, из-за дружбы с Кларой) шепнула:

– На шкафу.

Михалыч показал Наташе кулак.

Я разулся, встал на стул, но дотянулся только до края шкафа. Пришлось поставить на стул еще один стул. Я нащупал очки, сжал их в кулаке и готов был спускаться. Но тут верхний стул сдвинулся, и я потерял равновесие. Единственное, что успел заметить, падая, это ухмылку Михалыча. Я больно ударился головой и спиной и еле сдержал слезы. Прижал к груди кулак с очками. Михалыч стоял надо мной и ржал, Коля с Алеком помогли мне встать. Спина до сих пор ноет, лежать больно. Ненавижу Михалыча. Хорошо, что очки целы. Иначе я бы его…

Жизнь меня ничему не учит. Я совершил ту же ошибку – оставил дневник на столе открытым.

Порванный портфель в углу комнаты свидетельствует о том, что Семен уже вернулся из школы и наверняка все прочел.

Я осмотрел дневник со всех сторон. Ничего нового не появилось, ничего старого не утеряно, страницы не вырваны.

Не заметил?

За ужином я пристально изучал Семена, пытаясь понять, знает он или нет.

Семен ничем себя не выдал. Даже был любезен и передал мне хлеб. Все хорошее, что делает Семен, не к добру.