Дорогая Клара!

Клара – Виктору 5 июня 1938

Привет, Витька!

Пишу, чтобы ты знал мой новый адрес.

Гертруда с Вальдемаром и бабушкой живут в самом центре города, всего пару кварталов до парка и консерватории. В квартире хорошо, светло. Два окна, по одному на каждую комнату. Нам с мамой постелили в маленькой комнате два матраса.

Гертруда с Вальдемаром уже столько женаты, а детей нет. Это жаль. Мне бы так хотелось стать тетей.

Проезжали разные здания, папа то и дело говорил: “Это немцы построили. И это немцы построили. И эти мукомольные предприятия”.

И тут вдруг скажи: “Плохо, Клара, что ты немецкий не знаешь”.

“Так отчего бы мне его знать, если вы с мамой на русском всегда говорите?”

“Оттого, Клара, что ты немка”.

“Я только наполовину немка, а наполовину русская. А вообще я советский гражданин!”

Папе мой ответ не понравился. Он нахмурился.

“Надо тебя в немецкую образцовую школу перевести”.

Папа не первый раз заговаривает о немецкой образцовой школе. Он меня в прошлом году туда перевести хотел, как только она достроилась. Я перепугалась.

“Папа, ты что! Я и так еле-еле справляюсь с домашней работой, а еще немецкий учить!”

“Ничего, будешь стараться. Эх, Клара, Клара… Вот так и пропадут все наши традиции. Хорошо хоть крестили тебя”.

“И все же жаль, что не в православие”, – вмешалась мама.

“Да какая теперь разница. В этой безбожной стране”.

Что же теперь поделать? Не должна ведь я из-за этого страдать, в другую школу переходить! То, что я наполовину немка, не имеет в моей жизни никакого значения.

А еще ехали мимо костемольного завода. Ну и запах. Ужас! Как только там у Алека мама работает? Вот почему она такая недовольная всегда. Попробуй поработай денек в таком месте.

Пиши теперь сюда.

Клара

Вот и пришла пора прощаться. Музыкальную школу я буду вспоминать с теплом, она стала мне вторым домом.

Помню, как бабушка впервые привела меня сюда. Нарядила, причесала волосы – прям как у деда на фотографиях.

Пришли, а перед входом очередь. Оказывается, желающих много. Это меня расстроило. Помню, как стоял в коридоре и до меня доносился голос чистоты и силы невероятной. От этого голоса у меня закружилась голова и сделалось совсем худо. Что я здесь забыл? Как же бабушка расстроится, когда ей скажут, что способностей у меня нет.

Что я не певец, бабушка заявила с порога. “Но какой слух, какой слух!”

Не помню, что именно от меня требовалось, но чувствовал я, что показал себя крайне плохо. Прослушивание было коротким. Домой шел поникший. Бабушка пыталась меня поддержать.

“В эту не возьмут – в другую пойдем”, – сказала бабушка. И по чрезмерной ее веселости я догадался, что прослушивание прошло не просто плохо, а ужасно.

Утром следующего дня бабушка пошла узнавать результаты. Я делал вид, что мне все равно. После завтрака сел с книгой, чтобы отвлечься и скоротать время. Велика беда, что не играть мне на пианино? Буду книги читать, стану великим читателем.

Бабушка пришла к обеду. Ожидая нерадостные известия, я вяло водил ложкой в тарелке. Отец на меня прикрикнул – обычное дело.

“Что кричишь, Паша? У сына твоего, между прочим, абсолютный слух”.

Я поднял глаза: “Как это – абсолютный?”

“Да, Витенька. Только вот вместо фортепиано настаивают на скрипке. Я им сказала, никакой скрипки”.

“Баян! – отрезал отец. – Рояль! Еще чего! Место у нас лишнее?”

“Место найдем”, – сказала бабушка. И мы действительно нашли.

Помню свой самый первый урок.

Я шел вприпрыжку. Мимо здания школы, мимо знакомых мест, мимо исторических зданий по любимой улице. Отныне мне предстояло дважды в неделю ходить этим маршрутом.

На стенах в коридоре висели портреты. Мужчины с пышными усами смотрели надменно: “Что вы здесь забыли, молодой человек?” Я толкнул деревянную дверь, прошел, стараясь наступать аккуратно.

Пианино с желтыми клавишами у окна. То, что клавиши желтые, отчего-то меня удивило. Пришло сравнение с зубами. Должно быть, пианино совсем старое, раз зубы у него такие желтые.

Возле инструмента два обшарпанных стула для учителя и ученика.

Уже много после, когда я выучился играть и пальцы сами скользили по клавишам, я часто смотрел в окно и представлял, как через щели в раме просачиваются звуки, танцуют в воздухе и через открытые форточки попадают в дома и квартиры. Задумавшись, я забывал о том, что надо сидеть смирно, держать спину, я покачивался под эти звуки. А еще нередко, доверившись пальцам, играл, вперив взгляд в потолок. Трещинки и облупившаяся штукатурка помогали мне сосредоточиться и доиграть без запинки. Я доверяю звучанию музыки в моей голове.

Учительница возвращала меня из мечтаний.

Позапрошлой зимой окно, в которое я любил смотреть, играя, разбили и неумело заклеили. Задувало. Завхоз обещал, что примет меры, но я целый месяц играл, закутавшись в бабушкину шаль, пальца мерзли и не хотели разгибаться.

Бабушка настаивает, чтобы я поступал в музыкальное училище. Она переоценивает мои способности. Вот Алек дома не занимается, опаздывает на занятия, а как играет! Точно пальцы его были созданы для игры на инструменте.

Все явственнее сознаю, что моя жизнь будет связана с книгами.