Дорогой друг Декстер

ГЛАВА 24

Винс Мацуока владел небольшим домом в северном Майами в заканчивающемся тупиком проулке. Он был окрашен в светло-желтые тона с пурпурной окантовкой, что заставило меня серьезно задуматься о художественных вкусах коллеги. Перед домом росли несколько аккуратно постриженных кустов, а рядом с входной дверью находился своего рода кактусовый сад. К дверям вела вымощенная булыжником дорожка, освещаемая новомодными светильниками на солнечных батареях.

Чуть более года назад мне уже довелось побывать тут. Это случилось, когда Винс в силу только одному ему известных причин решил устроить костюмированную вечеринку. Я прихватил с собой Риту, поскольку суть маскировки состоит в том, чтобы носить маску. Она выступала в роли Питера Пена, а я в виде Зорро — темного мстителя с готовым к бою клинком. Когда Винс открыл нам дверь, на нем был облегающий шелковый наряд, а его голову украшала корзина с цветами и фруктами.

— Джон Эдгар Гувер? — поинтересовался я.

— Почти угадал. Я — Кармен Миранда, — ответил он и подвел нас к чаше с грозящим летальным исходом фруктовым пуншем.

Сделав глоток, я решил переключиться на содовую, но это, естественно, произошло до того, как состоялся мой разговор с опившимся пивом и разгоряченным существом мужского пола. Безостановочно гремела монотонная технопопса — музыку запустили на такую мощь, что возникало неукротимое желание добровольно провести себе трепанацию черепа. С каждой минутой этот костюмированный бал становился все шумнее и разнузданнее.

Насколько мне известно, с тех пор Винс не проводил увеселительных мероприятий подобного масштаба. Но в памяти людской оно, видимо, сохранилось, и Винсу, с уведомлением всего лишь за сутки, не составило труда собрать толпу восторженных типов, призванных стать свидетелями моего унижения. Винс был верен своему слову, и по всему дому, включая внутренний дворик, были установлены видеомониторы, на которых воспроизводились грязные фильмы. Чаша для фруктового пунша вернулась на свое место.

Слухи о предыдущей вечеринке еще не успели увянуть, и дом был набит буйными типажами, в основном мужского пола, накинувшимися на пунш с таким энтузиазмом, словно до них донеслась весть о том, что первый, получивший от его приема необратимое повреждение мозга, станет обладателем ценного приза. С некоторыми из этих весельчаков я даже был знаком. Эйнджел Батиста, «Не родственник», явился прямо со службы. С работы прибыли Камилла Фигг и еще несколько чокнутых типов из нашей лаборатории. На вечеринке присутствовали и знакомые мне копы, включая четверку, которая сегодня помогала сержанту Доуксу и мне. Остальных гостей, судя по всему, случайно подобрали в Майами-Бич, исходя из их способности громко издавать звук «У!», когда менялась музыка или на мониторах появлялась какая-нибудь особенно непристойная картинка.

Скоро вечеринка превратилась в нечто такое, о чем нам предстояло долгое время вспоминать с содроганием. К восьми сорока пяти я был единственным, способным самостоятельно держаться на ногах. Большинство копов, разбив лагерь рядом с чашей для пунша, держали прочную оборону с помощью локтей. «Не родственник» с широкой улыбкой дрых под столом. Его штаны куда-то исчезли, а на макушке бедняги кто-то выбрил обширную тонзуру.

Мне казалось, наступил подходящий момент, чтобы незаметно выскользнуть на воздух и выяснить, не прибыл ли сержант Доукс. Но я ошибался. Едва я успел сделать пару шагов в направлении двери, как на меня сзади навалилась какая-то тяжесть. Я резко обернулся и увидел, что Камилла Фигг вознамерилась охватить мою спину.

— Привет! — произнесла она с радостной, хотя и несколько размазанной улыбкой.

— Привет! — весело воскликнул я. — Тебе принести что-нибудь выпить?

— Пойло мне не нужно, — нахмурившись, сказала Камилла. — Я хотела всего лишь тебя поприветствовать. Великий Иисусе, а ты ведь милашка. Я давно собиралась сказать тебе это.

Бедняжка явно надралась. Но даже в подобном состоянии… Милашка? Я? Полагаю, алкоголь способен затуманить зрение, но чего может быть милого в существе, которое скорее вспорет вам брюхо, чем пожмет руку? Кроме того, я уже исчерпал свой лимит на женщин, одной Риты более чем достаточно. Насколько я помнил, мы с Камиллой вряд ли когда-нибудь говорили друг другу больше трех слов подряд, и при этом она никогда не упоминала, что я «милашка». Мне казалось, она меня избегает, предпочитая краснеть и отворачиваться вместо того, чтобы просто произнести: «Доброе утро». А сейчас вдруг практически пытается меня изнасиловать. Разве в этом есть хоть какой-нибудь смысл? Однако у меня не оставалось времени на анализ человеческого поведения.

— Огромное тебе спасибо, — произнес я, пытаясь отлепить от себя Камиллу и при этом не нанести кому-либо из нас телесных повреждений.

Она сомкнула руки на моей шее, и я изо всех сил старался их расцепить. Но мне не удавалось, Камилла точно прилипла ко мне.

— Тебе нужен свежий воздух, Камилла, — промолвил я, надеясь, что она поймет намек и отлипнет.

Вместо этого Камилла прижалась ко мне еще крепче и уперла свое лицо в мою физиономию. Напор был настолько сильный, что я попятился.

— Я получу свой свежий воздух здесь, — заявила она и, сложив губы бантиком, изо всех сил поперла на меня.

Отступая, я наткнулся на кресло и едва не упал.

— Может, желаешь присесть? — поинтересовался я.

— Нет, — ответила Камилла, притягивая мою голову к своему лицу с нечеловеческой силой. — Хочу трахнуться.

— Ах, вот как, — заикаясь, выдавил я, приведенный в шоковое состояние абсурдностью ситуации.

Неужели все женщины рода человеческого поражены безумием? Впрочем, мужчины ничуть не лучше. Мизансцена вокруг меня выглядела так, словно ее режиссировал сам Иероним Босх. Камилла наверняка тащила вашего покорного слугу туда, где уже находилась банда существ с птичьими клювами, готовых помочь ей насиловать его. Но в этот миг на меня нашло озарение — я отыскал прекрасный предлог, позволявший избежать насилия.

— Я же женюсь, как тебе известно, — сказал я.

Печально, но приходится признать, что иногда даже из столь безрадостного события можно извлечь кое-какую пользу.

— Негодник, — усмехнулась Камилла. — Красивый негодник.

Она вдруг обмякла, ее руки соскользнули с моей шеи, и я с трудом удержал ее, не позволив упасть на пол.

— Возможно, — согласился я, — но думаю, в любом случае тебе надо немного посидеть.

Я попытался опустить Камиллу на стул, но это было почти то же самое, что лить мед на лезвие ножа. В общем, она оказалась лежащей на полу.

— Красивый негодник, — повторила Камилла и закрыла глаза.

Всегда приятно узнать, что коллеги высоко ценят вас, но эта романтическая интерлюдия заняла несколько минут, а мне было необходимо выйти из дома и проверить, не прибыл ли сержант Доукс. Оставив сладко спящую Камиллу предаваться грезам о своей невинной любви, я возобновил путь к дверям.

Меня опять остановили, на сей раз с помощью захвата моей руки. Это Винс собственной персоной, вцепившись в мой бицепс, потянул меня от двери назад в сюрреализм.

— Эй, приятель! — заверещал он. — Куда ты направляешься?

— Кажется, я забыл ключи в машине, — ответил я, пытаясь освободиться от смертельного захвата. Но Винс, сильнее сжав пальцы, поволок меня еще настойчивее.

— Нет, нет, нет, — повторял он, направляясь к бездонной чаше с пуншем. — Это — твое торжество, и ты никуда не уйдешь.

— Вечеринка просто замечательная, Винс, — улыбнулся я, — но мне надо…

— Выпить! — подхватил он, опустил чашку в жидкость и сунул ее мне, залив пуншем мою рубашку. — Вот то, что тебе надо. Банзай!

Свою чашку он вначале поднял, а затем опустошил. Слишком большой глоток, к счастью для всех заинтересованных, вызвал у Винса приступ кашля, и я успел ускользнуть, пока он, согнувшись вдвое, судорожно хватал воздух.

Прежде чем Винс появился в дверях, я сумел не только выйти из дома, но и прошагать половину вымощенной булыжником дорожки.

— Эй! — крикнул Винс. — Ты не должен уходить. Скоро прибудут стриптизерши!

— Я быстро вернусь, Винс! А пока приготовь мне выпивку.

— Правильно! — ответил он с фальшивой улыбкой. — Ха! Банзай!

Весело помахав мне рукой, Винс вернулся в дом, а я стал высматривать Доукса.

Он так долго парковался на противоположной стороне улицы, что я должен был бы сразу увидеть его. Но этого не случилось. Разглядев наконец коричневый «таурус», я понял, насколько мудро поступил сержант. Он обосновался чуть дальше по улице под большим деревом, полностью затенявшим свет уличных фонарей. Так должен был бы поступить человек, пытающийся спрятаться, но в то же время подобная позиция позволяла доктору Данко быть более уверенным в том, что он может подкрасться незамеченным.

Я направился к машине, стекло опустилось.

— Его пока нет, — сообщил сержант Доукс.

— Предполагается, что ты приехал сюда выпить, — заметил я.

— Я не пью.

— Кроме того, ты явно не посещаешь вечеринок, иначе бы знал, что их не проводят, сидя в машине под сенью деревьев.

Доукс промолчал. Дверца распахнулась, и сержант вышел из автомобиля.

— Что ты намерен предпринять, если доктор сейчас появится? — поинтересовался он.

— Надеюсь, меня спасет обаяние, — усмехнулся я. — Давай войдем в дом, пока там еще кое-кто сохранил сознание.

Мы пересекли улицу, шагая рядом, но за руки не держались. Но все это выглядело настолько странно, что ничего не изменилось бы, даже если бы мы шагали в обнимку. Из-за ближайшего угла улицы вдруг вынырнула и направилась в нашу сторону какая-то машина. Мне захотелось убежать и спрятаться за кустом олеандра, но я так горжусь своим умением владеть собой, что едва взглянул на приближающийся автомобиль. Он катил неторопливо, и прежде чем оказался рядом, мы с сержантом успели перейти улицу.

Доукс оглянулся, чтобы повнимательнее изучить машину, и я последовал его примеру. Из окон транспортного средства на нас смотрело несколько угрюмых подростковых лиц. Один подросток повернулся и сказал что-то своим приятелям. Те рассмеялись. Автомобиль промчался мимо.

— Нам лучше войти в дом, — произнес я. — Они показались мне очень опасными.

Доукс, проследив, как машина развернулась в конце улицы, продолжил путь к дому Винса. Я обогнал его и распахнул перед ним дверь.

Я отсутствовал несколько минут, но число тел успело возрасти. Два копа из тех, что задержались возле источника пунша, распростерлись на полу, а кубинский иммигрант из Саут-Бич блевал в пластиковый контейнер, где незадолго до этого находился салат «Джелло». Музыка гремела очень громко, а из кухни доносился вопль «Банзай!», сопровождаемый нестройным ревом множества глоток.

— Оставь надежду всяк сюда входящий, — сказал я Доуксу.

— Больные раздолбаи, — пробормотал сержант и, покачав головой, проследовал в зал.

Доукс не стал ни пить, ни плясать. Заняв место в углу, свободном от находящихся в бессознательном состоянии тел, он походил на воплощение смерти, почтившей посещением студенческую оргию. Не помочь ли ему влиться в атмосферу веселья? — размышлял я. Для этого можно было бы задействовать Камиллу Фигг, чтобы та его соблазнила.

Я наблюдал, как наш добрый сержант стоит в углу, глядя по сторонам. Интересно, о чем он думает? Доукс вынужден молчаливо торчать в углу, в то время как вокруг него яростно, нарушая все законы и правила, бурлит человеческая жизнь. Забавная метафора! Если бы я обладал человеческими чувствами, то наверняка испытывал бы к нему жалость. Создавалось впечатление, будто все происходящее ничуть его не трогает. Доукс не моргнул глазом даже тогда, когда мимо него пробежали два совершенно голых типа из числа кубинских иммигрантов. Его взгляд упал на ближний монитор в тот момент, когда на нем демонстрировалась какая-то поразительная, экзотическая картинка с участием животных. Доукс наблюдал за этим совершенно безучастно, не проявляя эмоций. Затем его взгляд обратился на валяющихся на полу копов, мирно спящего под столом Эйнджела и Винса, ведущего за собой цепочку танцующих конга типов.

— Сколь долго нам предстоит здесь проторчать? — спросил Доукс у меня.

— Похоже, тут небольшой перебор, — пустив в ход одну из своих лучших улыбок, промолвил я. — Все эти забавы и радости, как мне кажется, тебя нервируют.

— Хочется вымыть руки. Я подожду на улице.

— Ты считаешь, это хорошая идея?

— А эта? — Он кивнул в сторону танцоров конга. Цепочка Винса распалась, превратившись в сборище спазматически кривляющихся монстров.

В его словах был смысл, хотя опасность, которую представляли танцоры, не шла ни в какое сравнение с той буквально летальной угрозой, что нес с собой доктор Данко. Тем не менее я полагаю, что хоть кто-нибудь должен хранить человеческое достоинство, если таковое вообще где-то существует. Однако сейчас подобное казалось невозможным.

Входная дверь со стуком распахнулась, и мы с Доуксом оглянулись, чтобы узнать, что произошло. Наши нервы были напряжены до предела. Очень хорошо, что мы с ним готовы к опасности, иначе нас просто смели бы две полуголые женщины с огромной стереомагнитолой в руках.

— Привет! — прокричали они.

— У-у! — мощным ревом приветствовали их устроившие свалку бывшие танцоры.

Винс Мацуока выполз из-под них и встал.

— Эй! — проорал он. — Слушайте все! Стриптизерки — здесь! Банзай!

Раздалось еще более громкое «У-у!», а один из копов на полу даже ухитрился подняться на колени. Слегка покачиваясь и тупо оглядываясь по сторонам, он промычал:

— Стриптизе…

— Я жду на улице, — решительно произнес Доукс и направился к дверям.

— Сержант! — остановил я его. Но, успев сделать лишь шаг, я опять подвергся нападению.

— А вот и ты! — воскликнул Винс, заключив меня в медвежьи объятия.

— Отпусти, — попросил я.

— Ни за что! — хихикнул он. — Эй, все сюда! Помогите мне справиться с застенчивым женихом!

На его призыв ответили бывшие танцоры и единственный оставшийся на ногах коп рядом с чашей для пунша. В итоге толпа, сомкнувшись, повлекла меня к стулу, где некоторое время назад отключилась Камилла Фигг. Она давно свалилась на пол, освободив место для меня. Я попытался вырваться из объятий толпы, но не получилось. Тех, кто принял на грудь ракетное топливо Винса, было слишком много. Мне оставалось лишь смотреть, как сержант Доукс бросил на меня последний, кипящий расплавленной лавой взгляд, шагнул к двери и скрылся в ночи.

Меня усадили на стул и стали плотным полукругом так, что я не мог скрыться. Оставалось лишь надеяться, что Доукс будет соответствовать собственным представлениям о себе, как о страшно крутом парне, поскольку ему придется полагаться только на себя.

Музыка стихла, и я услышал знакомый звук, заставивший волосы встать дыбом. Потрескивание отматываемой с катушки клейкой ленты — моя любимая прелюдия к концерту Острого Лезвия. Кто-то захватил мои руки, и Винс привязал меня к спинке стула. Привязал, надо сказать, не очень туго, но достаточно, чтобы замедлить мои действия. Если бы я вдруг попытался освободиться, то у Винса с дружками было бы время удержать меня на месте.

— Все готово! — крикнул Винс.

Одна из стриптизерш врубила магнитолу, и шоу началось. Первая из них — чернокожая женщина мрачного вида — принялась разоблачаться прямо передо мной, удаляя один за другим предметы туалета. Оставшись почти голой, она уселась мне на колени и стала лизать ухо, одновременно виляя задом. Затем дама с силой сунула меня лицом между грудей. Завершив это действие, уступила место подруге — блондинке с азиатскими чертами лица. Та полностью повторила процедуру. После того как она поерзала у меня на коленях, к ней присоединилась первая, и обе, оседлав мои ноги, принялись тереться грудями о мое лицо и целовать друг друга.

Винс притащил им по здоровенному стакану своего убойного фруктового пунша, и дамы опустошили посудины, не переставая ритмично вертеть задницами. Одна из них пробормотала:

— Вот это да, классный пунш.

Я не мог различить, какая из них произнесла эти слова, но, похоже, противоречий между ними по данному вопросу не возникло. Они стали крутить задами с еще большей энергией, и толпа вокруг меня начала выть, как бешеные волки при полной луне. Должен признать, что мое поле зрения ограничивали четыре очень большие и неестественно твердые груди — по две с каждой стороны — но, похоже, все, кроме меня, получали грандиозное удовольствие.

Иногда возникает вопрос, не управляет ли нашей Вселенной какая-нибудь зловредная сила с извращенным чувством юмора. Я знал много человеческих существ мужского пола, которые ради того, чтобы очутиться на моем месте, были готовы пожертвовать ненужными им частями тела. А я мечтал лишь о том, чтобы отдать одну-другую конечность — желательно, чтобы это были чужие, сохраненные мной на всякий случай конечности, — лишь бы сорваться со стула и сбежать от этих голых, корчащихся всеми своими телесами теток.

Но справедливости, как известно, в мире нет. Стриптизерши, сидя на моих коленях, ритмично ерзали под музыку и поливали потом мою красивую рубашку и друг друга. Вокруг них, или, если хотите, нас, бесновались участники вечеринки. Покончив с этой бесконечной пыткой, девицы слезли с моих колен и принялись танцевать вокруг зрителей. Они прикасались к лицам, отпивали из чужих посудин и щупали мошонки. Воспользовавшись общей суматохой, я освободил руки, снял клейкую ленту и заметил, что никто не обращает ни малейшего внимания на дивного Декстера, теоретического виновника торжества — своего рода человека часа. Мне хватило краткого взгляда, чтобы сообразить почему. Все находившиеся в помещении стояли с отвисшими челюстями и, не отрывая глаз, следили за тем, как две — уже абсолютно голые девицы — танцуют вокруг них, сильно потея и расплескивая напитки. Винс с вылезающими из орбит глазами походил на персонаж из комикса. Но в этом он был не одинок. Все, кто еще мог держаться на ногах, пребывали в таком же состоянии. Они, не дыша и покачиваясь из стороны в сторону, пялились на девок. Я мог промчаться по комнате на источающей огонь ракете, и никто не обратил бы на меня внимания.

Я встал со стула, осторожно обошел толпу с тыла и выскользнул в дверь. Я думал, что Доукс окажется где-то рядом с домом, но сержанта нигде не было видно. Я пересек улицу и заглянул в его машину. Пусто. Посмотрел в обе стороны улицы. Никого.

Сержант Доукс исчез.