Дотянуться до звезд

Глава 5

Сначала Эми забегала к ним, возвращаясь из школы. Со второй недели она стала навещать их почти через день. Эми нравилась Джулии, и казалось, она ее успокаивала. Джулия часто сражалась с невидимыми демонами в своей голове. Целыми часами она могла сидеть и выкручивать себе руки. Когда Эми была с ней, она выглядела более умиротворенной и безмятежной, и к тому же она улыбалась.

Каждый день в два тридцать по полудни Диана начинала выглядывать из-за сетчатой двери своей мастерской, прислушиваясь к шагам Эми. Обычно Эми быстро проносилась по болотистой земле, топоча словно молодая кобылка на последнем участке финишной прямой, и затем влетала в двери с дикой улыбкой на лице. Она была маленьким дьяволенком, неуклюжим и перепачканным. К ее приходу Диана готовила лимонад и выставляла кувшин с напитком на поднос вместе со стаканами, овсяным печеньем и квадратными льняными салфетками.

В тот вторник они полдничали за небольшим столом рядом с коляской Джулии. Сквозь окна струился солнечный свет, и от болот поднимался теплый, солоноватый запах. Они в тишине жевали печенье, а потом, что стало у них традицией, несколько минут разговаривали, прежде чем Диана снова принималась за работу.

— Какие чудесные стаканы, — любуясь одним из них, сказала Эми. Старинные стаканы для сока были расписаны миниатюрными корзиночками с крошечными цветами. Приглядевшись, можно было различить даже мельчайшие лепестки — чуть ли не микроскопические мазки алого, синеватого, желтого или зеленого цветов.

— Они достались мне от бабушки, — сказала Диана.

— Все ваши вещи, они очень… аккуратные.

— Какие? — переспросила Диана, услышанное слово приятно пощекотало ее.

— Просто у вас такой порядок во всем. И в ваших руках вещи приобретают некий смысл. Прекрасные стаканы, салфетки из настоящей ткани, то, как вы подвязываете волосы стебельком водоросли…

— Это потому что я не нашла резинку, — сказала Диана.

— Хм, — сказала Эми, с довольным видом откусив кусочек печенья. Диана считала себя скорее сентиментальной, нежели аккуратной. Ей нравились вещи, напоминавшие о дорогих людях. Она любила свою бабушку и бабушку Тима. Дороти Макинтош жила среди зеленых лугов и вплетала в свои волосы длинные травы и стебли цветов. Она вышла замуж за капитана дальнего плавания, который из своего путешествия в Индию привез ей драгоценности и розовое дерево, и теперь ее инкрустированные алмазами и сапфирами серьги хранились у Дианы в укромном месте.

Диана придерживала чашку у подбородка Джулии, вложив соломинку в ее губы. В первый день Эми попробовала скормить Джулии печенье, и Диане пришлось объяснить ей, что Джулия могла подавиться. Ей было по душе то, что Эми приняла то, какой была Джулия, без лишних расспросов, без попыток изменить ее, сделать лучше, приспособить к себе. Эми наклонилась вперед и салфеткой промокнула лимонад, вылившийся изо рта Джулии.

— Спасибо, — сказала Диана.

— Черт, не благодарите меня, — покраснев, сказала Эми.

— Твоя мама не против того, что ты ходишь к нам?

Эми покачала головой.

— Она на работе? — спросила Диана, стараясь понять, почему Эми хотела проводить вторую половину дня вдали от дома. Возможно, ее мама возвращалась только к пяти или шести часам вечера и Эми не нравилось оставаться одной.

— Нет, — глядя в пол, ответила Эми. — Она дома.

После этого они долго молчали. В том времени, что они посвящали друг другу, присутствовал особый ритм. И им не надо было ничего делать, чтобы ускорять его; он развивался сам собой. Диана пыталась не задавать себе вопрос — почему для нее имело такое большое значение то, что двенадцатилетняя девочка из соседнего района захотела встречаться с ней и Джулией.

Благодаря Эми она смогла кое-что увидеть. То, какой стала бы жизнь, родись Джулия нормальной: мама и дочка, а их обычные будни. Диана, как мать, была готова отдать очень многое. Алан просто познакомил их; и в глубине сердце Диана была ему благодарна, но порой она чувствовала, что слишком задолжала ему. Он всегда оказывался рядом, даже если она этого от него и не ждала.

В прошлую среду она заехала к матери, чтобы отдать ей ленч. Из-за стеклянной перегородки кабинета библиотекаря Диана увидела Алана, трусцой поднимавшегося по широким ступеням библиотечного крыльца.

— Сегодня среда, — сказала Люсинда, проследив за ее взглядом. — Он проведывает меня в свой выходной.

— Я совсем забыла, — держа на руках Джулию, сказала Диана.

— Подожди минутку, — сказала Люсинда. — Сейчас вернусь.

Ее мать взяла со своего стола свернутое полотенце и прошла к конторке, чтобы встретить Алана. Убаюкивая Джулию, Диана наблюдала за тем, как они поздоровались. Футболка у Алана потемнела от пота, и мокрые волосы ниспадали на глаза. Она чуть привстала, думая пойти и дружески поприветствовать его. Это был ее шанс сказать ему спасибо за то, что он свел их с Эми.

Люсинда жестом пригласила его за конторку, а потом отвела Алана в комнату с перегородкой из коры пробкового дерева. Стоя за стеклом, Диана видела, как он огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что рядом никого нет. Затем он снял футболку. На его сильном теле сияли капельки пота. Он промокнул полотенцем подмышки, и она смотрела, как он тщательно вытирал буйную темную растительность у себя на груди.

Диана оцепенела. Она не могла ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Она чувствовала себя шпионкой, библиотечной вуайеристкой. Кровь прилила к ее голове, дыхание участилось, во рту пересохло. У Алана была невероятно гладкая, лоснящаяся и плотно облегающая рельефные мышцы кожа. Зашли две молодые библиотекарши, чтобы взять свои ленчи. Они хихикнули, и Диана поняла, что Алан им тоже приглянулся. Она пробормотала что-то нечленораздельное.

Тело педиатра. Она таращилась на него: на плоский живот и узкую линию черных волос, скрывавшуюся за поясом шорт. В его бедрах ощущалась мощь, а ноги были длинными и стройными. Закончив обтираться, он снова облачился в футболку. Когда он просунул голову в горловину, то увидел Диану.

Она смущенно моргнула и потупила взор. Открылась дверь, и в комнату вошла Люсинда. Молоденькие библиотекарши поддразнивали ее, шепча, что ей стоит поделиться таким мужчиной, как Алан. Люсинда ответила им в том же шутливом тоне. Джулия принялась махать руками, пытаясь привлечь внимание бабушки. Когда Диана подняла голову, вспомнив, что еще не поблагодарила Алана за Эми, он уже ушел.

Завершив вчера сборку миниатюрного викторианского особняка, Диана приступила к планировке дома в стиле греческого возрождения, который должен был стать подарком в седьмой день рождения маленькой девочки из Олд-Лайма. Для этого заказа требовалось построить портик и правильно расположить ряд ионических колонн. Пока Джулия дремала, Эми сидела на высоком стуле, наблюдая за работой Дианы. Стелла, все еще не доверяя новой знакомой семейства, забралась на полку в корзину из ивовых прутьев и оттуда поглядывала вниз.

— Почему я не нравлюсь Стелле? — спросила Эми. — Обычно кошки себя так не ведут.

— Наша Стелла — это белка, — ответила Диана.

— Нет, правда, почему я ей не нравлюсь?

— Нравишься. Просто она очень пуглива, — сказала Диана, отмеряя расстояние между колоннами. — Ее мать загрызли лисы в тот самый день, когда она родилась, и ее вырастила белка, жившая в каменной стене позади дома.

— Бедняжка! — сказала Эми, рассматривая серо-полосатую кошку с коричневатым подшерстком. — Она и на самом деле похожа на белку… Как вы узнали?

— Я нашла трупик ее матери. И еще я заметила, что в стене время от времени появлялся крохотный котенок. Через пару недель, когда она стала слишком большой, белка отказалась ее кормить и выкинула из своего жилища. Возможно, она думала, что ее детенышам угрожала опасность…

— Кошки охотятся на белок, — сказала Эми. — Это их добыча.

— Да, но она была еще очень маленькая. Мне приходилось поить ее теплым молоком из бутылочки для кукол. Она весила совсем ничего и помещалась у меня на ладони.

— Наверное, она была такой миленькой, — тихо сказала Эми.

— И дикой к тому же. По ночам она исследовала дом. Однажды к нам каким-то образом попала летучая мышь, и она гонялась за ней до самого рассвета. Если приходили люди, она пряталась так тщательно, что иногда я тратила весь день на ее поиски.

— А где она пряталась?

— В моем шкафу с одеждой, под моим одеялом — она распластывалась до такой степени, что на поверхности кровати не оставалось даже бугорка — в дымоходе и на полках.

— И сейчас она снова там, притаилась в корзинке, — сказала Эми, откинув голову назад. Стелла по-прежнему следила за ними своими редкого бирюзового оттенка глазами.

— Понимаешь, дело вовсе не в тебе, — сказала Диана.

— Я-то думала, что она ко мне привыкнет, — сказала Эми. — Ведь скоро будет месяц, как я прихожу к вам.

— Она и не мяукает, а чирикает, словно настоящая белка. По утрам она пищит. Иногда я называю ее Пискуньей. Просто она очень необычная кошка, — Диану тошнило от мысли о том, что кто-то мог жалеть их и считать отверженными, брошенными, нелюбимыми. Включая Эми. Теперь она бывала у них каждый день — сидела с Джулией и часами напролет разговаривала с Дианой. Пока Эми с любопытством глазела на Стеллу, она выглядела такой хрупкой и неряшливой, словно потерявшийся оборвыш.

— Вы кормили дикую кошку из бутылочки… — повернувшись к Диане, сказала Эми. В ее глазах горела боль. — Обычные люди не стали бы этим заниматься.

— Ты бы тоже стала, — ответила Диана.

— Откуда вы знаете? — спросила Эми.

— Я вижу, с какой заботой ты относишься к Джулии.

Прокашлявшись, Диана начала издавать звуки Стеллы, подражая белке.

— Ек-ек. Ек-ек.

Кошка навострила уши. Джулия проснулась, ее взгляд медленно проплыл к укромному месту, где затаилась Стелла. Диана продолжала чирикать. Эми сидела, не шелохнувшись, а Джулия стала водить в воздухе руками, дирижируя одним ей видимым оркестром. Стелла вылезла из корзинки. Крадучись, она спустилась с полки.

Это была игра, в которую Диана часто играла со своей кошкой. Стелла могла играть; Джулия — нет. Эми смотрела на них, разинув от удивления рот.

Полуденное солнце согревало комнату, и Диана подставила циферблат своих часов под его лучи: она направила отраженный свет на белую стену, и вдоль плинтуса запрыгал солнечный зайчик. Стелла бросилась за ним, «ек-екая» в пылу погони.

— Она думает, что он живой, — воскликнула Эми. — Она хочет поймать его!

— Попробуй и ты, — сказала Диана. — Отцовским «Таймексом».

— Сейчас, — сказала Эми, и Джулия вздохнула.

Диана смотрела, как Эми приноравливалась, послав на пол отблеск небольшого полумесяца, Стелла щебеча, неслась по пятам.

— Глянь, Джулия, — рассмеялась Эми. — У тебя абсолютно сумасшедшая кошка!

Джулия силилась сосредоточиться. Ее руки быстро дергались. Казалось, ее глаза поспевали за действом, а когда зайчик Эми очутился на подносе Джулии и кошка прыгнула к ней на колени, Эми заверещала от восторга и изумления.

— «Стелла» означает — звезда, — сказала Диана. — Я дала ей такое имя, потому что, принеся ее домой, как-то ночью я увидела, что она сидела на окне, устремив свой взгляд в небо. Она всегда смотрит на одно и то же созвездие.

— Какое? — спросила Эми.

— Пояс Ориона.

— Мне очень понравилась история Стеллы, — сказала Эми.

Диана кивнула. Наблюдая за гладившими кошку Джулией и Эми, она старалась не принимать близко к сердцу последние слова Эми. Она думала о любви к странному, необычному. Она знала цену игре, фантазиям и символизму. Любая мать мечтает увидеть, как ее ребенок взрослеет и развивается, и посильно помогать ему в этом. Диане же оставалось воплощать свои грезы, воспитывая кошку, а не собственную дочь.

Оставив девочек наедине друг с другом, она молча прошла к своему верстаку, где лежали приготовленные колонны. Она обожала ионические капители: завитки их орнамента напоминали ей молодой месяц. По воздуху плыли приятные и мелодичные голоса девочек, а в ногах у них щебетала и пикала кошка.

Диана слушала и думала: это была вовсе не та жизнь, которую она предполагала. Диана любила общение, интересные истории, рассказы о таинствах и загадках жизни. Ее дочурка, ее крошка, ее путеводная звезда, была неспособна размышлять. Глядя ей в глаза, она видела пустоту, словно Джулия смотрела внутрь себя, в глубину своей души — или вообще никуда. Иногда Диана думала, что Джулия разговаривает на своем языке звуков и жестов, и порой она, как никто другой, сознавалась в своей материнской лжи.

Сама того сначала не заметив, Диана постепенно превратилась в чудачку, беседовавшую с кошкой. Потом, поскольку у нее не было возможности поговорить со своей дочерью, она ухватилась за ребенка чужой женщины. В который раз обманывая себя и пытаясь сбежать от невзгод такой жизни, она стала думать, что ее дочь все понимала. Что Джулия была чем-то большим, нежели искалеченным человеческим телом.

Намного большим, Джулия. Намного, любовь моя.

Диана оглянулась: девочки мирно болтали. Эми изображала кошку, а Джулия выражала свою радость круговыми движениями рук. Диана склонилась над верстаком, аккуратно размечая колонны.

— Разве твоя мама не хочет, чтобы ты оставалась дома? — окликнула она Эми.

— Не-а, — крикнула Эми.

Эми редко упоминала свою семью, но Алан объяснил Диане, что не все было ладно в семействе Бруксов. Диана уважала всех матерей, даже не самых идеальных, и глубоко вздохнув, она снова напомнила себе об этом.

— Как думаешь, что нам устроить для моей матери, когда она выйдет на пенсию? — спросила Диана, сменив тему, понимая, что затронула очень болезненный вопрос. Эми была еще явно не готова откровенничать с Дианой о том, что происходило у нее дома.

— Вечеринку-сюрприз, — ответила Эми.

— Она сказала, что пристрелит нас, если мы решимся на нечто подобное.

— Мама моей подруги Эмбер на золотую годовщину своих родителей подарила им билеты в морской круиз.

— Круиз… — повторила Диана, обдумывая эту идею.

— Диана, — позвала ее Эми. — Джулия описалась.

— Ясно, я сейчас, — сказала Диана.

Игра закончилась, и Стелла вернулась в свою корзинку. Диана сходила в ванную и принесла чистый подгузник. Если Диане приходилось подмывать Джулию во время первых визитов Эми, то она закрывала ее ширмой из рисовой бумаги. Теперь этого не требовалось. Джулии было одиннадцать лет. Если бы она ездила в лесной лагерь, занималась спортом или ночевала у подруг, другие девчонки все равно увидели бы ее нагишом. Эми была подругой Джулии, хорошей подругой.

— Вот присыпка, — сказала Эми, протянув Диане флакон.

— Спасибо, — сказала Диана, сняв крышку.

— А мне нравится детская присыпка, — сказала Эми Джулии. — По-моему, она лучше духов. Я всегда мажусь, перед тем как идти в школу.

— Лааа, — сказала Джулия.

— Когда она говорит «ла», — сказала Диана, — мне кажется, что она имеет в виду цветок.

— Так и есть, — с полной уверенностью ответила Эми. Будто она больше знала о языке Джулии и лучше Дианы могла понимать и переводить его. Диана молчала, всей душой желая, чтобы Джулия что-нибудь сказала. Но чуда не произошло.

— Ла, Джулия, — сказала Эми. — Бархатцы, лилии, маргаритки и розы.

Джулия моргнула и покачала головой…

Глядя на то, как Джулия играла со своей подружкой, Диана слушала их и радовалась тому, что рассказала Эми историю Стеллы. Возможно, когда-нибудь она расскажет Эми другую историю, историю Джулии.

Эта история началась с братьев Макинтош.

Всю свою жизнь Диана мечтала о любви. Ее родители были чудесной парой, посвятившей себя друг другу. Она всегда мечтала найти такую же чистую, искреннюю любовь. Мать Дианы выросла в сиротском приюте и утверждала, что Эммет ее спас. Диана была застенчивой и продолжала жить с матерью и отцом уже после того, как другие дети ее возраста отправлялись в самостоятельное плавание. Она словно догадывалась, что во внешнем мире ей предстояло столкнуться с жестокостью и что без должной подготовки там делать нечего.

Пойдя по стопам своего отца, она занялась столярным ремеслом. В детстве он построил для нее игрушечный домик, и Диана самостоятельно собрала своего первенца на третий день рождения дочки давней подруги. В качестве образца она использовала белый особняк возле гавани, о котором она грезила как о месте, где однажды заживет вместе с собственной семьей, и каждая мать, видевшая творение ее рук, хотела такой же для своего ребенка.

В ту пору Алан был новым городским педиатром, и он попросил отца Дианы установить полки в его кабинете. Лишь недавно открыв свою медицинскую практику, Алан был полон молодого задора и очень понравился Эммету. Он предложил ему купить в офис один из домиков Дианы и поставить его в приемной. Диана отправилась в здание больницы, чтобы посмотреть на комнату и получить представление о ее расположении и размерах, и у входа повстречалась с Аланом.

— Ваш отец отлично справился, — сказал он. — И я хотел бы увидеть, на что способны вы.

— Я всему научилась у него, — сказала Диана, одновременно смутившись и слегка испугавшись. — У лучшего из лучших.

— Я стану единственным доктором в городе с домиком от Роббинсов. Все детишки захотят прийти ко мне. Так что у меня будет явное преимущество, — пошутил он, и она уловила в его словах серьезность и небольшой налет неуверенности. Он был высоким и худым, ненамного старше Дианы. Светлые каштановые волосы постоянно ниспадали ему на глаза.

— Откуда вы приехали? — спросила она.

— С Кейп-Кода.

— И вы решили стать врачом в Хоторне?

Он кивнул:

— Я окончил ординатуру в Нью-Хейвене и занял это место, когда доктор Моррисон вышел на пенсию.

— Вы скучаете по Кейп-Коду?

— Это не так уж и далеко, — сказал он. — Но все-таки скучаю.

— У вас там осталась семья? — спросила Диана, зная, что сама не смогла бы долго прожить без поддержки родителей.

Он отрицательно покачал головой:

— Теперь нет. Мой брат промышляет ловлей омаров, и в этом году он рыбачит у острова Блок. Иногда он заглядывает сюда, в Хоторн.

— Это хорошо, — кивнув, сказала она.

— Мне понравилась ваша больница, — сказал Алан. — Город растет, и места тут замечательные. Но вот чтобы сразу приспособиться…

— Мой отец говорит, что горожане Хоторна чересчур подозрительно относятся к приезжим, — сказала Диана. Хотя она была простым столяром, а он доктором, ей показалось, что она может говорить подобные вещи Алану. — Даже мой бизнес начинался ни шатко ни валко, а я родилась здесь.

— Люди поверят в меня, — сказал Алан.

— Конечно, — окидывая его оценивающим взглядом, сказала Диана. Если бы у нее был ребенок, то она не отказалась бы, чтобы этот мужчина был его отцом. Он показался ей добрым человеком и к тому же он с таким пылом сказал «люди поверят в меня», будто не сомневался в том, что был отличным врачом и что родители поведут к нему своих чад.

— Не волнуйтесь, — опять кивнув, сказала Диана. — Я построю для вас прекрасный игрушечный домик. — Она не знала почему, но это обещание было крайне важным для нее. Уже вернувшись к себе, она перерыла ворох книг по архитектуре и разные журналы, дотошно выбирая мельчайшие детали. Карапузы обычно были в восторге от дверных молоточков в виде морских коньков, закрывающихся ставен и почтового ящика для писем.

Однажды вечером, несколько недель спустя, мать позвала ее к телефону, сказав, что звонит Алан Макинтош. Предположив, что он хотел узнать, как у нее продвигаются дела, она сняла трубку с параллельного телефона. Но нет, он хотел пригласить ее на ужин. Прикрыв рукой микрофон, Диана молчала. Работать на доктора это одно, а вот идти с ним на свидание — уже совсем другое. О чем они будут говорить? Что он подумает, когда выяснит, что она бросила учебу в Коннектикутском колледже?

— Да, — услышала она свой голос. — Я согласна.

В субботу, сказал он. Он решил, что она не откажется посетить «Роузкрофт Инн».

Диана влюбилась и в само заведение, и в тот день. Они сидели в гриль-баре. Распивая шампанское, она чувствовала, как пузырьки газа щекотали ее верхнюю губу. Это был такой романтический вечер. На столе стояла роза, в камине горел огонь, в притемненном зале поблескивали свечи.

Алан был очарователен и заботлив. Он проявил интерес к ее прошлому — тому факту, что она провела всю свою жизнь в пределах Хоторна. Он не выказал удивления, когда она рассказала ему о нелюбви к колледжу и о желании работать с отцом. Он рассказал о своем брате Ниле и той причине, по которой он стал врачом. Он говорил и о другом брате — Тиме, дикаре, ловившем ракообразных в море на востоке, приезжая домой только в самых крайних случаях.

Заинтригованная тем, что два брата могли быть настолько непохожи, Диана хотела знать продолжение истории. Они с Аланом так долго беседовали, что официант подходил к ним четыре раза, прежде чем они что-либо заказали. И когда подошло время, она поняла, что даже и не заглянула в меню. Она выбрала «сладкое мясо», потому что никогда еще не пробовала это блюдо.

Алан попросил ее рассказать о самом счастливом воспоминании. Она спросила его о любимой мечте. Он захотел узнать обо всех ее домашних животных, а когда она описала ему каждую зверюшку, он полюбопытствовал о том, как они получили свои имена. Она спросила у него, верит ли он в загробную жизнь.

Никогда у нее не было подобного свидания. Большинство парней, с которыми она встречалась, были местными, как и она. Многие из них вместе учились в школе и знали друг друга с пеленок. Но всего два часа общения с Аланом подсказали Диане, что раньше ей чего-то не хватало. Она и представить себе не могла, что будет с таким удовольствием рассказывать мужчине о шотландском терьере, которого ей подарили на четвертый день рождения.

У него были плечи футболиста, широкие и мощные, но двигался он с поразительным изяществом. Он заказал устриц и скормил одну Диане, приложив ракушку к ее губам. Его волосы были слегка растрепаны, и им не помешало бы внимание парикмахера. Слушая, как он говорит о медицине, она угадывала в его речи страсть. Он занимался этим не ради денег или престижа: у него было настоящее призвание помогать людям.

Потом он отвез ее домой и всю дорогу держал за руку. Остановив машину, он поцеловал ее. Кровь прилила к лицу Дианы, и колени ее ослабли, когда он, страстно целуя ее, запустил свою длинную пятерню в ее волосы, а она прижалась к его груди. Он был сильным и крепким, как любой трудяга, хотя руки его не покрывали мозоли. Но ведь он работал врачом, по-другому и быть не могло.

Пока она возилась с постройкой домика, прошла еще одна неделя. Она надеялась, что игрушка ему понравится и он пригласит ее на второе свидание. Но у него все время отбирала врачебная практика, а она была поглощена созданием домика. Как-то он позвонил, но не застал ее дома; она перезвонила ему, но он уехал по вызову в больницу.

Затем наступил день доставки. Домик был готов. Он стоял в ее студии, и они с отцом сами собирались отнести его в грузовик Эммета. Но потом Алан позвонил и сказал, что в город вернулся его брат Тим. Поскольку его катер был пришвартован в рыбацких доках, у Тима было достаточно времени, чтобы заехать к ним и забрать домик.

Она оборачивала домик ватином для лучшей защиты от повреждений во время перевозки, когда в ее мастерскую вошел Тим Макинтош. Он был одного с Аланом роста, но более светловолосым. Он жил под открытым небом и палящим солнцем, и это отразилось на его лице. На нем была рубашка из шотландки с подвернутыми рукавами, обнажавшими мускулистые предплечья, и у него был сколот кусочек в одном из передних зубов. В его глазах отражался тот же проницательный ум, что и у Алана, но с какой-то печалью, словно он думал о чем-то очень грустном.

— Эй, — только и сказал он, подойдя к Диане и выхватив у нее из рук рулон ватина. — Я сам управлюсь.

— Нет, я… — попыталась возразить она.

Но он ее не слушал. Он просто взял рулон плотной набивки и стал заворачивать домик с такой ловкостью, будто занимался этим всю свою жизнь. Ничего не говоря и даже не улыбаясь, он пристально глядел на нее поверх остроконечной крыши миниатюрного особняка. Диана почувствовала, как мурашки побежали у нее по спине и вниз до самых лодыжек. Она гадала, как он умудрился выбить себе часть зуба и приобрести шрам над правой бровью.

— О чем вы думаете? — спросил Тим.

— Я? — переспросила она, смутившись от того, что он застал ее врасплох. — Ни о чем.

— Неправда, — сказал он.

— Ну тогда сами расскажите мне, о чем я думаю.

— Вы хотите прокатиться на катере, — ответил он.

— Нет, — сказала она. — Если я о чем и думаю, так это о том, что у вас отлично получилось обернуть домик.

— Вы всегда работаете в таком наряде?

В надежде на то, что они с Аланом поужинают после доставки домика, Диана принарядилась в красивое платье. Оно было голубого цвета с белыми полосками, с нежно-белесым воротничком, который внезапно стал для нее слишком велик. Стоя перед Тимом, она чувствовала себя очень неловко, и пот градом струился по ее спине. Она не могла отвести глаз от его широкой ухмылки. Диана думала, что в своем полосатом платье была похожа на школьницу, и спрашивала себя, как бы он отреагировал, если бы узнал о том, что она до сих пор жила с родителями.

— Чтобы построить этот домик, — сказал он, — нужно быть сильной женщиной. Только не врите — отец вам помогал? Потому что по вам не скажешь, будто вы любительница помахать молотком.

— Но это правда, — ответила она.

— Я и сам по части физического труда. Вот почему я не ожидал, что кто-то столь же обаятельный, как вы… — Он снова улыбнулся, продемонстрировав сломанный зуб.

— Я люблю свою работу, — проговорила она.

— Я тоже, — сказал он. — Такая женщина мне по душе.

Со своими светлыми волосами, загорелой кожей и маленькими морщинками по краям глубоких голубых глаз он был ярчайшим примером рыбака. Он обладал грубоватой красотой и суровым взглядом, от которого у Дианы сложилось впечатление, что он скрывал некую жуткую тайну. Он был полон жизненной энергии, и она живо представила его, стоящим на палубе, прокладывая курс по ночным звездам. Когда он взял ее ладонь и сжал в своей, она ощутила приятное покалывание во всем теле.

— Тим Макинтош, — представился он. — Рад знакомству.

— Диана Роббинс, — сказала она, опустив взгляд на его сильную мозолистую руку. Он и не думал ее отпускать.

— Как насчет прогулки на катере? — спросил он.

— Ваш брат ждет нас.

— Возьмем его с собой, — сказал Тим.

— Перестаньте, — рассмеялась она. — Мы должны отвезти домик в его офис.

— Остров, — сказал Тим. — Вот куда я отвезу тебя на своем катере. Где-нибудь на Багамах. Мы будем ловить рыбу острогами, а потом завалимся спать прямо на пляже. Тебе нравится звук пальмовых листьев, шуршащих на ветру?

— Я никогда его не слышала.

— Обязательно услышишь, — сказал Тим Макинтош, и его голубые глаза сверкнули.

— Но, я… — промямлила Диана, не в силах сопротивляться его напору. Он легонько держал ее за руку, так, словно знал ее уже много-много лет, и собирался сбежать с ней навстречу закату. Она отстранилась, убедив его, что Алан ждет уже слишком долго и что им следует сдержать свое обещание и доставить игрушечный домик к нему в приемную.

— Будь по-твоему, — сказал он, обняв ее за талию. — Ты же не влюблена в него?

— Мы один раз поужинали вместе, — дрогнувшим голосом ответила Диана.

— Отлично, — сказал Тим.

— Это почему? — спросила она, чувствуя его ладонь у себя на пояснице. Их лица оказались рядом, и она поняла, что пропала. Он был ковбоем с катером, щербатым зубом и страшным секретом. Ее сердце заколотилось, и она растаяла. От одного его вида она одновременно улыбалась, нервничала и хотела расхохотаться.

— Потому что мы устроим прогулку на катере, а если все выгорит, то я сделаю тебе предложение, — сказал он. — Что ты на это ответишь?

— Что вы безумец, — сказала Диана, когда он провел по ее щеке кончиками своих огрубевших пальцев. Но она знала, что с Аланом у нее все кончено.

Самое безумное было в том, что меньше месяца спустя Тим Макинтош на самом деле предложил ей стать его женой. Он просил ее выйти за него замуж на палубе своего катера, когда над головами у них сияли новые весенние созвездия.

— Ты нужна мне, — сказал он.

— Мы почти не знаем друг друга, — ответила она.

— Но у меня совсем другое ощущение, — тиская ее, сказал он. — Мне кажется, будто я знал тебя всю свою жизнь. Диана, выходи за меня, — повторил он.

— Выйти за тебя…

— Тебе не будет скучно.

— Тим! — засмеялась она, посчитав его слова шуткой.

— Я не Алан, — продолжил он. — С ним у тебя все было бы легко и просто. — Он произнес это с напускной скукой. — И тебе никогда не пришлось бы дважды просить его подстричь лужайку перед домом. Просто идиллия. Но со мной… — он прильнул к ней, — у тебя не будет лужайки.

— Да ну? — спросила она, глядя ему в глаза.

— Только это, — сказал он, указав рукой на море и уходившие к горизонту серебряные волны. — Это все, что я могу дать тебе.

— Только море? — Она опять рассмеялась.

— Выходи за меня, — еще раз сказал он.

У Дианы появилось странное ощущение, что Тим соревновался со своим братом, и призом в их борьбе была она. Но, будучи застенчивой и робкой, она не поверила своей интуиции. Алан был преуспевающим врачом, а Тим симпатичным рыбаком: они могли бы заполучить любую женщину, какую бы ни пожелали. С чего бы вдруг им сражаться за нее?

Скромные девушки порой сомневаются в себе. Они и не догадываются, насколько хороши. Ее единственное свидание с Аланом Тим воспринял намного серьезнее, чем она сама. Если она так понравилась Алану, то почему он не пригласил ее сходить еще куда-нибудь? Тем вечером в «Роузкрофт Инн» она чудесно провела время. Алан казался тогда надежным и искренним, словно он точно знал, что будет дальше.

С Тимом же все было совершенно по-другому. Держа ее в объятиях, он дрожал. Он говорил «ты нужна мне» так же часто, как и «я люблю тебя». Он рассказал ей, что вел счет времени по приливам и отливам, и она сочла это невероятно романтичным. Когда он впервые опоздал, то свалил все на восточное течение. Потом он обнял ее и сказал, что, потеряв из вида берег, он боялся утонуть, думая, что больше никогда не увидится с ней.

Он называл Диану «своей единственной».

Дважды в день они общались по системе связи «корабль — берег». Бросив якорь в отмели Лендсдаун, он палил из сигнальной ракетницы, написав на небе азбукой Морзе имя «Диана». Он отбирал из своего улова лучших омаров и готовил ей на ужин. Каждую ночь они наслаждались хорошим вином.

И любили друг друга. Тим нежно обнимал ее и неустанно шептал ее имя. Они лежали на койке в каюте его катера, завернувшись в шерстяные одеяла и чувствуя ритм окружавшего их моря. В подобные моменты в его глазах читались серьезность и тревога. Он пристально смотрел на ее лицо, словно стараясь запомнить его мельчайшие черты.

— Не бросай меня, — шептал он.

— Никогда, — отвечала она.

— Я не могу потерять тебя, — сказал он. — Пусть это длится вечно.

— Как ты можешь думать, что будет иначе? — испуганно спросила она. Она тоже рисковала: полностью отдавая себя другому человеку, ей требовалась вера в то, что он останется с ней навсегда, сдержит свое слово и будет любить ее до скончания веков.

— Все течет, все меняется, — сказал он. — У некоторых людей.

— Но не у нас, — пообещала она.

— Мои родители… — сказал он. Той ночью он поведал ей свою версию того, что произошло в его семье. Они почти вплотную подобрались к заветному счастью: его родители были возлюбленными с самого детства. Поженившись в двадцать, они родили трех мальчиков. Жизнь казалась сказкой. Они рыбачили, ловили крабов и купались. Мать устраивала для них пикники. А потом заболел Нил.

Семья развалилась. Мать лишилась рассудка: жгучая боль от того, что сын угасал у нее на глазах, подтолкнула ее к беспробудному пьянству. Не в силах помочь ей, отец ушел в море. Алан погрузился в чтение книг, а Тим занялся рыболовством. Но Нил все равно умер. Алан уже рассказывал об этом Диане, но слушать историю двух братьев во второй раз ей было ничуть не легче.

— Мне жаль, — прошептала Диана.

— Я больше никого не потеряю, — сказал Тим. — Никогда.

— Нельзя управлять судьбой, — сказала она. — Как бы тебе этого ни хотелось.

Тим отстранился, глаза его потемнели, и в них появилось беспокойство. Он вглядывался в ее лицо, вытирая слезы со своих щек.

— Я должен, — сказал он. — Потому что я не смогу пройти через это снова.

— Наверное, ужасно лишиться того, кто тебе дорог, — сказала Диана. — Но посмотри на Алана — смерть вашего брата подтолкнула его на благое дело. Он решил стать врачом.

Тим застонал.

— Тим!

— Извини, — сказал он, и она почувствовала, что его била сильная дрожь. — Просто в смерти Нила нет ничего хорошего или благого. И мне не нравятся твои речи об Алане, о том, какой он замечательный, прекрасный и расчудесный доктор. Он прошляпил тебя, и… — Он осекся и покраснел.

— Я люблю тебя, — откидывая волосы с его глаз, сказала Диана, испуганная выражением его лица. — Не Алана.

— Раньше мы не ссорились из-за женщин, — сказал он.

— Я не хочу быть яблоком раздора.

— Тогда выбери меня, — сказал он.

— Да выберу. То есть я уже… — в замешательстве ответила она.

— Я раньше никогда не любил, — сказал Тим.

— Никогда? — спросила Диана, испытав потрясение до глубины души. Таков ее плохой парень во всей своей красе: слишком привлекателен, необуздан и очарователен, чтобы не иметь подружек. Он нагло врал ей, и она прекрасно это понимала.

— У меня были девушки, но не было любви, — сказал он, целуя ее лоб и гладя волосы. — Пока я не нашел тебя.

— Люди должны через многое пройти, чтобы заслужить любовь, — срывающимся голосом сказала Диана. Она жила без забот и хлопот: ее семья была до краев наполнена любовью, и, к счастью, никто из ее близких не болел. Но почему-то Диана вдруг подумала об Алане и о том, как он спрашивал ее о самом счастливом воспоминании, домашних питомцах, рассказывал ей о своей жизни, и она нервно сглотнула.

— Думаешь, у нас получится? — спросил Тим, обняв ладонями ее лицо.

— О, я уверена, что получится, — ответила она.

— Мы будем вместе, — сказал Тим. — С этой самой секунды.

И Диана поверила его словам. Она была нужна ему. Жизнь жестоко обошлась с ним, оставив незаживающую рану, и Диана была готова заботиться о нем в их браке. Впервые она могла верить в то, что ее собственный девиз «Дом, милый Дом» будет применим и к ней самой. Счастье было совсем близко. Любовь была настоящей. Они с Тимом заведут много хорошеньких карапузов, и она каждому построит по игрушечному домику. Жизнь будет такой прекрасной.

Они станут любить друг друга, несмотря ни на что.

Она будет всегда поддерживать точку зрения Тима и попытается помирить его с Аланом, чтобы братья Макинтош наконец-то позабыли прежние обиды.

Она никогда не расстанется с Тимом.

Таким было обещание.

Алану совсем не хотелось разорвать Тима на части со дня драки на ступенях Уайднеровской библиотеки. Но когда Тим сказал ему, что женится на Диане, старые чувства тут же вернулись. Тим разглагольствовал о том, как они решили пригласить Алана на бракосочетание, и спросил, не согласится ли он быть шафером Тима? Жгучая ярость забурлила в груди у Алана.

— Что скажешь? — поинтересовался Тим. — Или собираешься держать меня в неведении?

— Ты просил ее выйти за тебя и она ответила «да»?

— Нет, — сказал Тим, его глаза сверкнули. — Мы просто смеха ради хотим прогуляться к алтарю. Да что с тобой такое?

— Ничего, — стараясь успокоиться, ответил Алан.

— Ври больше. Уж я тебя знаю. — Тим шумно выдохнул и принялся мерить шагами кабинет Алана.

— А не рано ли? — спросил Алан. — Ты же ее почти не знаешь.

— Я знаю ее достаточно хорошо. Послушай, это случаем не из-за того, что ты встречался с ней? Потому как у меня сложилось впечатление, что между вами ничего особенного не было. Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, вы и ходили всего-то на одно свидание.

— Да, — сказал Алан. — Одно свидание.

— Ну, так в чем тогда проблема?

Проблема была в том, что Алан упустил свой шанс. Мир мог измениться в течение одного свидания, и когда он ужинал с Дианой, то понял, что встретил потрясающего человека. Глядя ей в глаза и целуя ее в машине, он сгорал от любви и был готов поклясться, что она испытывала то же самое. Но потом он работал допоздна в больнице, звонил Диане, когда ее не было дома, и потерял возможность узнать, существовала ли та привязанность на самом деле или же ему всего лишь померещилось.

— Так в чем проблема? — опять спросил Тим.

— Ты хочешь жениться на ней и остепениться?

— Ага.

— Точно? — спросил Алан, изображая напускное сомнение, дабы Тим не заметил, что изнутри его буквально пожирала ревность.

— Насколько смогу, — ответил Тим. — Ей все известно о катере, лицензии на вылов и том факте, что я работаю в море. Не думаю, что это ее волнует.

— Она не видела, как ты появляешься и тут же уходишь, — сказал Алан. — Последние десять лет.

— Эй, ты сам виноват. Ты мог бы стать океанографом. Но ты выбрал медицину.

— Я знаю.

— Диану моя работа не коробит, — сказал Тим. Он ухмыльнулся, обнажив щербатый передний зуб. Шесть лет назад, в открытом море, он пытался поднять ловушки для рыб и получил по лицу рукояткой лебедки. Алана выводило из себя то, что Тим не пошел к дантисту и не поставил на зуб коронку. Он словно решил, что с таким видом ему будет проще играть некую роль.

— Значит, ей нравится рыбак-скиталец, — сказал Алан. — Да?

— Еще как нравится.

— Беглец, который вернулся домой из далеких морей.

— Эй… — сказал Тим, сразу распознав сарказм.

— Надеюсь, что ты ей не разонравишься, когда тебя не будет дома, — сказал Алан. — Когда тебе вздумается направиться в Ньюпорт, вместо того чтобы плыть обратно в Хоторн.

— Те дни давно в прошлом, — сказал Тим. Он снова осклабился и подмигнул брату. Алан опять почувствовал приступ ревности и желание набить брату морду. Тим был прав: Алан приглашал Диану на свидание только один раз. Но нравилось ему это или нет, Алан до сих пор ощущал то особое чувство. Алан знал брата и не хотел, чтобы он причинил ей боль. Сделав шаг, он оказался с Тимом лицом к лицу.

— Лучше бы оно так и было, — сказал он.

Тим смерил его взглядом, в глазах у него вспыхнула искра, и стало ясно, что он готов к драке. Братья не забыли свой последний поединок в Кембридже, и Алан чувствовал, как от кожи Тима поднимается жар. Каждый ждал, кто первым нанесет удар.

— Она не похожа на нас, — сказал он. — В ее семье все заботятся друг о друге. Ты это понимаешь?

— С чего бы тебе вдруг предупреждать меня, — ответил Тим, тыкая Алана в грудь указательным пальцем, — насчет моей собственной будущей жены?

— Я предупреждаю тебя, чтобы ты не навредил ей, — сказал Алан.

— Не переживай.

— Ее родители всегда рядом, — сказал Алан. — Они поддерживают друг друга и ее. В отличие от наших мамы с папой. И того, что произошло, когда умер Нил.

— Я поддерживал Нила, — выпятив подбородок, сказал Тим.

Алан с вызовом смотрел на него, не в силах опровергнуть то, что брат считал правдой. Но, подумав о тех далеких годах, Алан вспомнил, как Тим сидел под окном Нила.

Стояло лето, небо ярко сияло синевой, птицы заливались трелями, а Тим сидел в траве, снова и снова кидая бейсбольный мячик в перчатку-ловушку. Алан прокрался мимо родителей, чтобы побыть с Нилом. Они слышали звук, с которым мячик Тима попадал в перчатку. В темной спальне пахло болезнью и смертью, и глаза у Нила были раскрыты широко, как у совы, пока он в ужасе глядел на Алана, не зная, что ожидало его.

— Не обижай Диану, — сказал Алан, и душа у него заныла от плохого предчувствия.

— Иди ты к черту, — ответил Тим. Отступив назад, он развернулся и пошел к дверям. — Так ты будешь моим шафером или нет?

— Да, — сказал Алан, потому что Тим был его единственным живым братом. Ради него и ради Дианы, он решил расставить все точки над «i» прямо сейчас. Диана никогда не узнает об этой ссоре или о том, какие страдания терзали его душу. — Конечно.

— Не знаю, почему, — сказал Тим, — но я рад это слышать.

Алан устало прислонился к своему столу и провожал его взглядом. Тим шел, высоко подняв голову и гордо расправив плечи. А почему бы и нет? Он победил. Алану достались дипломы и степени, а Тиму катер и Диана. Подойдя к двери кабинета, он обернулся.

Голубые глаза Тима свирепо блеснули. У Алана свело желудок — он понял, что его брат праздновал победу в самой последней битве их повседневной жизни. Но помимо этого он заметил еще кое-что. Глубоко в его глазах Алан увидел страх — медленно затухавший огонь человека, которого уже нельзя спасти.

Какое-то мгновение Алан пытался придумать повод, чтобы окликнуть Тима, остановить его и выяснить отношения. В конце концов, кроме друг друга у братьев никого не было. Но когда Тим Макинтош решал уйти, никакие слова не могли остановить его.