Драгоценность судьбы

Глава 10

Я отвернулся ровно настолько, чтобы получить скользящий удар по плечу. Боль пронзила мое тело. Сила удара заставила меня откинуться вбок, пока мои колени не коснулись изножья кровати. Я упал на кровать и откатился на бок, когда труба упала на матрац. Я перекатился на правый бок так, что моя рука оказалась подо мной; Я не мог добраться до Люгера.

И тут я увидел его лицо. Он был широк, как дверь. В его глазах была решимость, когда он подошел ко мне с трубой, поднятой более чем на метр в длину. Он и его приятель были теми двумя, кто заложил бомбу в машине, которая взорвала Сайласа Рэдпака и двух правительственных агентов и ранила нескольких прохожих. Единственный раз, когда я слышал, как они говорили, они говорили об убийстве Чэнкоу, высокого, стройного выходца с Востока. Они сфотографировали меня, и я знал, что они хотят меня убить.

Он позволил трубе опуститься со всей силой своей мясистой руки. У меня не было времени сделать что-либо, кроме как ударить ногами. Моя правая пятка ударила его по подбородку с такой силой, что его удар слегка отклонился. Труба раздавила изголовье кровати. Я перекатился к нему и ударил его так сильно, что он ударился головой о оконную раму.

Он продолжал размахивать трубой и бить меня по спине. Я взобрался на его массивную верхнюю часть тела и, наконец, обеими руками обхватил руку с трубой. Мое лицо было близко к его. Я почуствовал, что он недавно он ел чеснок. Когда он попытался разжать руку, я ударил его локтем в горло. Он закашлялся. Удар настолько ослабил его, что я мог бить его рукой по стене, пока труба не упала на пол и не покатилась.

Ему удалось подняться на ноги, прижав колени к груди. Он вытянул ноги, и я почувствовал, как поднимаюсь, подпрыгиваю на кровати и падаю с другой стороны. Кровать была смята, так что лежала на полу, как матрац.

Через несколько секунд мне понадобилось перевести дух, а ему обойти кровать, другой вошел через смежную дверь.

Удар пришелся мне в бок, так что я ударился о стену и оказался в углу у двери шкафа. Русский принял классическую стойку карате. Он медленно подошел ко мне, слегка расставив ноги, колени согнуты, локти прижаты к бокам, руки раскрыты, пальцы сжаты вместе. Он знал, что я могу быть опасен, если он подойдет ко мне спереди, поэтому он выбрал мою правую сторону. Он подошел низко, и его нога попала мне в ногу. Я отпрыгнул. Я наконец отдышался. Я также занял позицию карате.

Мы кружили друг друга посреди комнаты. Его мясистое лицо было мокрым от пота. Мы оба задыхались. Когда мы кружили друг вокруг друга, я увидел первого врага на заднем плане, наблюдающего за нами, готового вмешаться.

Но я должен был убить этого человека. Он изобразил выпад мне в пах, а затем отвел руку в сторону к моему горлу. Я наклонился в сторону, почти согнувшись пополам, и позволил пятке соскользнуть так, что коснулся его коленной чашечки. Он зарычал от боли, как раненый медведь. Боевой дух ускользал из него, как и краска с его лица. Он согнулся вдвое и взялся обеими руками за ногу.

Я еще не закончил с ним. Я упорно бил его. Я дважды ударил его в бок, затем ударил кулаком в шею. Он упал и перевернулся на спину. Кровь уже капала с его штанины. Его коленная чашечка была разбита.

Этот человек знал, что борется за свою жизнь. Он недооценил меня и дорого заплатил за это. Он вряд ли сделает это снова. Я знал, что должен убить его, и он тоже это знал. Он вскочил с ловкостью, которая меня удивила. Я все еще восстанавливался, когда он нырнул и ударил меня. Мы упали на матрас, перекатившись на другой бок.

Он царапал мне лицо, пытался выколоть мне глаза. Я перевернулся и ударился о матрас. Он последовал за мной. Мое плечо ударилось о твердый предмет. Я протянул руку и схватил трубку. Он подковылял ближе и высоко поднял обе руки. Я видел торжество в его глазах и холодную ненависть.

Руки опустились, когда я ударил трубой, и попал ему в оба запястья. Я увидел другого человека, вырисовывающегося позади него. Мой противник закричал от боли. Он упал на невредимое колено. К тому времени я уже вставал с трубкой в руке. Я махнул ей назад, как теннисист играет слева. Удар раздробил ему переносицу. Я знал, что он мертв, прежде чем он упал.

Я все еще вставал, когда другой ударил меня ногой по предплечью. Труба вылетела у меня из рук, отскочила от стены и покатилась в ванную. Я снова встал. Этот был наготове. Теперь у него в руке был нож.

Он хотел ударить меня по животу. Я отпрыгнул назад и продолжал двигаться, пока моя спина не ударилась о стену. Он стоял передо мной, вытянув обе руки, с ножом в правой руке. У него было широкое плоское лицо. Его жесткие волосы были коротко подстрижены, а шея была толстой. На нем был белый костюм с розовой рубашкой с открытым воротом. На нем не было ни грамма жира, но он был плотным.

Он хотел выиграть время. Он думал, что загнал меня в угол, и больше не спешил. Он метался туда-сюда. Мясистый уголок его рта изогнулся в том, что могло быть похоже на улыбку. Что-то сверкнуло в его глазах.

Он сверкнул ножом в моем направлении, затем отпрыгнул назад. Он дразнил; он играл в игру. Я пожал плечами, и Хьюго, мой тонкий стилет, скользнул в мою ожидающую руку. Мышцы его челюсти, казалось, обмякли. Он нервно моргнул, и искорка исчезла из его молочно-белых глаз.

Я отошел от стены и держал Хьюго перед собой. Русский отпрянул. Как и его товарищ, он недооценил меня. Он нанес удар, и раздался глухой скрежет, когда я отбивался от его ножа Хьюго. Его клинок был длиннее и шире, он был похож на нож мясника.

Мы пересеклись и отпрыгнули назад, преследуя друг друга по комнате. Когда мы подошли к чулану, я посмотрел вниз и увидел лежащую на полу Вильгельмину, мой Люгер. Пистолет, должно быть, выскочил из кобуры, когда другой русский швырнул меня на кровать.

Внезапно он симулировал внезапный укол, а когда я попятился, его нога вылетела наружу. Я обернулся, но не вовремя. Он ударил меня высоко по ноге. Как будто кто-то ударил меня ногой под колено. Моя нога сложилась пополам, и я упал.

Он упал на меня и схватил меня за запястье и опустил свой длинный клинок. Я схватил его за запястье, и мы покатились к шкафу. Он вложил весь свой вес в нож. Я лежал на спине, а острие его лезвия было примерно в двух с половиной дюймах от моего горла. Я слышал, как он стонал от напряжения. Он хотел воткнуть нож мне в горло, это все, чего он хотел. Его потное лицо было близко к моему. Капля пота упала на мою щеку. Другой рукой он прижал мое запястье к полу с ножом.

У меня не было силы в левой руке, чтобы удержать его запястье. Он сопротивлялся этому изо всех сил. Дважды я пытался поднять ногу и обхватить его за горло, но он был слишком далеко впереди. Я мог сделать только одно. Я почувствовал, как острие ножа уже коснулось моего горла.

Внезапно я затрясся всем телом. В то же время я повернулся боком и оторвал голову от этого лезвия. Лезвие скользнуло мимо моей головы, и сила удара вонзила острие глубоко в пол. Я сильно прижал колено к его спине. Он потянулся и ослабил хватку на моем запястье, и я смог вырваться.

Теперь он вытащил свой нож из пола. Я ударил его коленом в спину, а затем толкнул его в сторону от меня. Я откатился от бокового удара его клинка. Это была широкая дуга. Теперь он потерял равновесие, потому что его правая рука полностью качнулась влево. Мы оба стояли на коленях. Я упал ему на грудь и почувствовал, как Хьюго погрузился в его тело по самую ручку.

Он застонал на мгновение и снова ударил меня ножом. Я отклонился, потянув за собой Хьюго. Боевой дух исчез из его глаз. На его белом костюме было красное пятно размером с кулак. Пятно росло, и куртка выглядела как промокашка, впитавшая красные чернила. Он упал на землю, его глаза смотрели в пустоту.

Некоторое время я сидел, тяжело дыша, у стены. Я вложил Хьюго в его ножны на левой руке. Затем я поднял Вильгельмину и засунул ее в кобуру. Я подошел к двери в коридор, осторожно приоткрыл ее и выглянул. Коридор был пуст. Вероятно, никто не жил в комнатах по обе стороны от моей. Единственный громкийй звук, который мы издали, был, когда мы разбили кровать.

Я открыл дверь пошире и вышел в коридор. Я никого не видел. Вернувшись в комнату, я запер дверь и осмотрел тела. Я достал их удостоверения и сел в кресло. Они действительно были российскими агентами.

Как я понял, русским надо было иметь фотографии установки в Скалистых горах. Но маловероятно, чтобы эти два агента были здесь только из-за приказа устранить меня. Они преследовали меня по другой причине, более простой. Они и раньше обыскивали мою комнату, вероятно, в поисках документа или бумаги, которые, как они считали, дал мне Сайлас Рэдпак. И это было все. Они думали, что я слишком много знаю. Они думали, что я слишком много услышал от Рэдпака.

Я был уверен, что был прав, когда увидел подпись командира двух погибших офицеров на их удостоверениях. На самом деле это было подписано полковником Спревичем, начальником охраны русской выставки золотых пасхальных яиц.