Драгоценность судьбы

Глава 8

Я быстро вернулся в комнату и подошел к объективу. Моей новой гостьей была Марлен.

Она закрыла дверь. Когда она огляделась, она спрятало что-то похожее на ключ. Я подумал, что она, должно быть, либо украла его, либо получила от человека за прилавком.

Я знал, азиат уже достиг переулка и, вероятно, направляется на другой конец Парижа. Я не мог уже следовать за ним. Все, на что я мог надеяться, это то, что я смогу поймать его позже.

Я хотел посмотреть, станет ли Марлен похожа на остальных. Но когда я посмотрел, я почувствовал восхищение. Марлен заглянула в ванную, потом села у изножья кровати и закурила. Она огляделась, словно ища пепельницу. На тумбочках по обеим сторонам кровати стояли две, но она не могла дотянуться до них со своего места.

На ней было очень облегающее, очень короткое белое вязаное платье. Ее длинные светлые волосы были повязаны синей повязкой. На ней были синие туфли на высоком каблуке и соломенная сумка того же цвета. Когда она повернулась и потянулась к изголовью кровати, чтобы достать пепельницу, я увидел, что на ней не было никакой ерунды вроде чулок, а ее колготки подходили к головной повязке, туфлям и сумке.

Я засмеялся? У меня заболели зубы от воздуха, который я втянул. Я знал, что теперь не смогу следовать за азиатом. А еще была Марлен. И были ее длинные ноги, обнаженные до колготок.

Тогда что? Я поднял трубку и вызвал оператора. Марлен курила и изучала свои ногти. Пепельница стояла на кровати рядом с ней. Она выглядела как женщина, ожидающая чего-то.

Наконец-то я получил центральную. Я говорил своим голосом Джона Энтони. "Мисс, можно мне номер 611, пожалуйста?"

« Уи , мсье ». Ее голос звучал очень молодо и нежно.

Я услышал щелчок на линии. Тогда я сказал: «Это мой деловой партнер, мисс, и он, вероятно, спит». Позвоните ему пожалуйста хотя бы семь или восемь раз.

— Конечно, мсье.

Я взял телефон с собой к смежной двери, чтобы заглянуть в соседнюю комнату. Он все еще был на линии.

Марлен потушила сигарету, встала и разгладила платье. Она подошла к телефону и остановилась перед ним. Он прозвенел еще дважды, пока она смотрела на него. Она посмотрела на дверь, потом на ванную, словно ожидая, что кто-то подойдет и возьмет трубку. Он снова позвонил. Она протянула руку, ее тонкая ладонь зависла прямо над трубкой. Когда он зазвонил снова, она отдернула руку, как будто коснулась чего-то горячего. При следующем сигнале она пожала плечами, посмотрела в потолок и взяла трубку.

'Да?' — сказала она тихим уклончивым голосом. — Марлен? — спросил я голосом Джона Энтони.

Я действительно посмеялся над ней. 'Ник? Где ты, дорогой?

Я смеялся. «Мне нравится это твое белое вязаное платье».

Она удивленно нахмурилась. Она осмотрелась.

— Где ты, Ник?

— Ты не боишься своей репутации?

Она громко рассмеялась. «К черту мою репутацию. Я давно научилась не обращать внимания на то, что другие люди думают о том, что я говорю или делаю. У меня очень простая философия по отношению к другим людям, дорогой. Когда придет мое время, маловероятно, что один из моих хороших друзей похлопает меня по плечу и скажет: «Отойди в сторону, дорогая Марлен, позволь мне сделать это для тебя, позволь мне занять твое место». Она покачала белокурой головой. «Нет, ангел, это то, что мне придется делать самой».

«Все будут должны умереть сами, Марлен».

'Не так ли? Так что, если никто из моих друзей или кто-либо другой не займет мое место, когда придет мое время, черт возьми, никто не будет указывать мне, как жить, пока я еще здесь».

Я усмехнулся. — Целая речь, девочка. Что ты на самом деле хотела сказать?

«К черту мою репутацию. Ник, дорогой, пожалуйста, скажи мне, где ты сейчас?

«Во-первых, давайте поговорим о том, что случилось с бриллиантом «Морская звезда» три года назад».

Она глубоко вздохнула. Потом я увидел ее улыбку. — Но Ник, милый, я уже говорила тебе, что ничего не знаю о твоем бриллианте. Кстати, кажется, я была в Риме три года назад. Или это была Венеция? Она поднесла сигарету к зубам.

Я знал, что это бессмысленно. Ничто не заставит ее признаться, что она вообще знала о существовании алмаза.

— Я по соседству, — сказал я. «Комната 613. Там есть дверь, которая не заперта».

Она снова злобно рассмеялась. «Ну и дела, Ник, ты настоящий шпион. Как здорово.'

— Не будь такой легкомысленной, Марлен. Если хочешь меня видеть, иди сюда. Я все равно злюсь на тебя.

"Что..." Она ничего не могла сказать, потому что я повесил трубку. Она осторожно положила трубку, повернулась и подошла к смежной двери.

Я отошел от двери, открыв ее, и положил телефон обратно на тумбочку. Затем я лег на кровать и сложил руки за головой.

Марлен широко распахнула дверь. Она продолжала прислоняться к дверной ручке, положив другую руку на бедро. На ее губах играла улыбка. Она подняла бровь. «Я вижу, как ты упорно трудишься на работе», — сказала она.

'Закрой дверь; могут прийти новые посетители». Она закрыла дверь, затем внимательно осмотрела всю проводку, точку визира и красную мигающую лампочку. Она повернулась ко мне. "Ваше снаряжение для вуайеризма, да?" Она хотела подразнить меня. Она подошла к изножью кровати и слегка раздвинула свои длинные ноги. — Как ты это получил, Ник? Я имею в виду, это вуайеристское снаряжение? Вам пришлось дорого заплатить?

Я присел. — Ха-ха-ха, — слабо сказал я. Я указал на закрытую соединительную дверь, вставая. — Там кто-то там был до тебя, — сказал я. «Очень важный человек. Я хотел проследить за ним, чтобы узнать, кто он, на кого работает, куда направляется и к кому. Ты испортила это для меня. Если бы ты не была такой хорошенькой, я бы...

Марлен прекрасно выглядела. Она опиралась на левую ногу, правая нога была выпрямлена. Ее плечи расправились. И она сказала: «Что, Ник?» Она облизала губы кончиком языка. «Если бы я не была такой красивой, что бы ты делал?»

Я смотрел на нее, на ее блестящие влажные губы, на вязаное платье, обтягивавшее ее стройное тело от ягодиц до бедер, на линию от стройной шеи до стройных плеч; Я смотрел на припухлость прекрасной формы грудей, на длинные стройные голые ноги, слегка расставленные, на озорной блеск ее зеленых глаз, на приподнятую бровь, на дерзкий нос, на тонкий, слегка выступающий подбородок. Я посмотрел на нее и почувствовал, как исчезла дистанция между нами:

Улыбка сползла с ее губ. Выражение ее глаз изменилось, и дразнящий блеск стал чем-то другим, чем-то тайным и женственным, чего еще не мог раскрыть ни один мужчина. Похоть, может быть, или похоть, или желание. Я медленно пошел к ней. Она протянула правую руку и стянула с головы ленту для волос, обнажая свои длинные локоны. Повязка для волос упала на пол. Она слегка наклонилась вперед и покачала головой, затем откинула ее обратно на шею и смотрела, как я преодолеваю расстояние между нами. Длинные золотистые волосы свисали вокруг нее, спутанные, непослушные.

А потом она протянула ко мне руки. Я чувствовал, как она сильно прижимает ко мне это тонкое тело, хрупкое тело, которое я мог раздавить одним движением. Ее руки были на моей шее. Ее губы слегка приоткрылись и встретились с моими.

Как будто и не прошло трех лет. Ее прикосновение, ощущение ее на себе, ласки ее тела, когда я ее раздевал; все было так, как было.

Мы нашли кровать, не глядя на нее. Когда мы оба были обнажены, я поцеловал ее брови и приподнялся на локте, чтобы посмотреть на нее. У нее не было зрелого чувственного тела Миньон, но почему-то она выглядела лучше. Она была стройной, гибкой и крепкой. Я поцеловал ее соски. Они были намного мягче, чем у Миньон. И у Марлен не было грызущего, скрежещущего зубами, животного голода Миньона. У нее была потребность, простая, бытовая потребность. И хотя у нее была философия «Я не высовываю нос» и она могла иногда бормотать грязные слова, как пьяный матрос, спать с ней всегда было очень мило. У нее было такое тело, такое лицо.

Я поцеловал восхитительный изгиб ее шеи, твердую линию подбородка. У нее были уши красивой формы со следом пуха на бородках. Я поцеловал линию за ее ухом, где росли ее волосы .

Я чувствовал ее реакцию. Ее пятки были вжаты в матрац, как будто она поднималась по лестнице задом наперёд. Пока мои губы покусывали ее шею, плечи и уши, мои руки ласкали другие части ее прекрасного тела.

Сначала она оживала очень медленно. Она выпрямила спину, прижавшись к моей подвижной руке. Из ее горла вырывались звуки, тихое воркование маленькой девочки . И в то же время ее руки чувствовали меня.

Мы достигли места, где уже нельзя было повысить готовность, вершины, на которую взобрались и где все было подготовлено. Я заметил изменения по звукам, которые она издавала. От маленькой девочки ничего не осталось. Ее хриплый голос издавал женские звуки.

Ее губы скользнули от моих к моей щеке и моему уху. — Ник, дорогой, — прошептала она. «Мне пришлось так долго ждать. Ты знаешь, что ты единственный настоящий мужчина, которого я когда-либо встречала. Я хочу тебя, я хочу тебя.

Она готовилась ко мне, когда почувствовала, что я делаю. Она втянула живот так, что ее кожа натянулась на ребрах. Нижняя губа у нее была зажата между зубами. Ее глаза были закрыты.

А когда я медленно кончил в нее, она выпятила нижнюю губу, оскалила зубы и издала шипящий звук при дыхании. Она продолжала дышать, пока я был внутри нее.

И я никогда не видел женщину, подобную ей. Она приняла меня с такой теплотой, что мне пришлось прижать ее к себе. Жара внезапно превратилась в жару, которая была почти невыносимой. Она казалась такой хрупкой. Я всегда боялся причинить ей боль, раздавить ее своим весом. Мое лицо было близко к ее. Я почувствовал, как ее ресницы щекочут мою щеку. Я покусывал ее мочки ушей, затем прижался губами к ее уху.

Она обвила руками мою шею. — Скажи, что ты хочешь меня, Ник, — хрипло сказала она. — Скажи мне, что ты тоже не мог дождаться, когда почувствуешь меня в своих руках.

— С того момента, как я увидел тебя в открытом «рено» с задранной юбкой и развевающимися на ветру волосами. С этого момента я хотел тебя, Марлен. Все время.'

"Это мило, не так ли?"

"Очень приятно."

Она не была действительно хрупкой. Она не была раздавлена моим весом, на ее прекрасном теле не осталось даже вмятины. Она не кричала от боли и не отталкивала меня. Она начала двигаться сама.

Мы собрались вместе с ней. Звуки исходили из ее горла. Это началось и продолжилось. Потом мы вышли из себя, потеряли себя. Некоторое время мы были двумя живыми существами, а потом стали одним, уже не она и я, а она и моя. Было хорошо быть одной, как будто было жалко и скучно быть одной, одинокой, самой себе. Марлен и я были совершенно вместе, наши отдельные личности слились воедино.

Это так сильно отличало её от Миньон. С Марлен все изменилось за одну ночь. Иногда она была нежной, а иногда дикой. Затем снова все замедлилось, пока не стало мило, и снова мы яростно зарычали друг на друга.

Мы взобрались вверх, как взбирается волна, прежде чем броситься на берег. Она посыпалась вниз, как песок в песочных часах. Наши движения стали более плавными, но более дикими. Мы поднимались до тех пор, пока не смогли подняться дальше. Когда у нас было ощущение, что песчинок больше нет, волна не могла подняться выше, не обрушившись, песчинки все равно добавлялись, волна становилась все выше.

Это случилось внезапно, неожиданно. Не было ни музыки, ни фейерверков. Я смутно осознавал, что ногти Марлен царапают мои бока. Я смутно осознавал, что она кусает меня за плечо и крепко прижимает губы к моей коже, чтобы заглушить крики. Я чувствовал, что это было хорошо, а потом стало еще лучше, а потом стало невероятно намного лучше. И когда я подумал, что не могу больше терпеть, оно вдруг налетело на нас, как гигантская птица, но в то же время как нечто бессодержательное; было туманно, как ураган, бушующий над морем. Оно было огромным и прочным. И я был рад, что Марлен потащили за собой, потому что я никак не мог контролировать это сам.

Меня отбросило обратно в комнату и на кровать, как надувной мяч. Марлен снова потерлась обо мне, тихонько заскулила и упала на бок. Ее губы соскользнули с моего плеча, а голова упала на подушку. У нее на лбу выступили капли пота. Крошечные капельки на верхней губе. У нее были закрыты глаза. Ее нос светился.

Мы по-прежнему были единым целым. Когда я приподнялся на локтях, я почувствовал прохладу на груди и животе. Мы оба были мокрыми от попыток заняться любовью. Я переместился так, что моя верхняя часть тела была рядом с ней, а не сверху, и положил свою голову рядом с ней на подушку.

Ее ресницы моргнули. Затем она посмотрела на меня своими зелеными глазами. — Ты использовал меня в своих гнусных целях, Ник Картер, — пробормотала она.

Слова наткнулись друг на друга.

— Ты тоже, — сказал я.

Она улыбнулась и положила прохладную руку на мою щеку. «Давай будем лежать так всю оставшуюся жизнь». Она облизала губы. «О, Ник, это было так мило, чертовски мило».

«Кажется, это всегда с нами», — сказал я, и я имел в виду именно это.

Наши тела были переплетены, наши лица были близко друг к другу. Не было времени для лжи или уклончивых ответов. Пришло время искренних, нежных слов. Я знал, что если я спрошу ее об этом сейчас, она без колебаний расскажет мне, что случилось с бриллиантом Морская звезда. Но это было бы злоупотреблением ее настроением, это было бы предательством этой атмосферы подлинной нежности. Марлен медленно покачала головой. «Я не понимаю, как это не может быть так хорошо для всех. Почему некоторым это так нравится, а другие просто… бла-бла ?

Я пожал плечами. «Может быть, бла-бла слишком напряжены. Может быть, они ожидают большего, чем могут».

Марлен посмотрела в потолок. «Знаешь, каково это для меня, Ник? Вроде как мечты маленькой девочки сбываются. Как будто вокруг меня все прекрасные драгоценности всего мира, как будто я сижу посреди большой горы и вижу все эти сверкающие камни, насколько могу видеть». Она повернула голову и посмотрела на меня. Улыбка исчезла на мгновение. «Ник, ты единственный мужчина, который может полностью удовлетворить меня». Она провела ладонью по моей щеке. Я повернул голову, чтобы поцеловать ладонь. Она вздрогнула на мгновение, затем снова улыбнулась. — А ты как, Ник? Все ракеты и взрывы? Или это все равно, что упасть на шелковую гору?»

Теперь была моя очередь смотреть на потолок. Я позволил мыслям пробежаться по моему мозгу на мгновение, и я знал, каково это было для меня. Я сказал: «Для меня это как бесконечная полка, полная книг. Да, есть некоторые, у которых конец лучше, чем у других, но радость приходит от чтения, от начала каждой истории, ее развития, того, как главы сочетаются друг с другом. Каждый раз похож на путешествие, а каждое путешествие — это история, и если один конец не так хорош, как обычно, следующий, вероятно, будет лучше». Я повернул голову и посмотрел на Марлен. "И время от времени появляется кто-то вроде вас, и у меня есть шедевр, настоящее произведение литературы, что-то, что переживет время, что-то оригинальное и уникальное..."

Она положила руку мне на рот. — Не говори больше, Ник, или я расплачусь. Она уже начала плакать. Слезы навернулись на ее глаза и грозили выступить наружу. Она убрала руку от моего рта. «Возможно, — сказал я, — проблема некоторых людей в том, что они думают, что это последняя книга на полке у них. Их не особо интересует история, и, читая, они теряются. Они безрадостно трудятся над страницами, думая только о конце».

— Я рад, что для тебя это так, Ник. Есть что-то теплое в бесконечной книжной полке, с бесконечными историями и концовкой, которая становится все лучше. И так бесконечно.

«Это не то же самое, что быть в окружении всех драгоценностей мира».

Она широко улыбнулась и показала белые зубы. «Я жадная; Я придерживаюсь обоих значений. Могу я также использовать ваше объяснение для себя?

Я кивнул. Мы некоторое время молчали. Мы оба закрыли глаза. Наши ноги все еще были переплетены. Я почувствовал мягкое тепло ее дыхания на своей щеке. Я первым открыл глаза, и почти сразу она открыла свои. Ее лоб был слегка нахмурен.

'Ник?' сказала она, как будто думала, что я сплю и должен проснуться.

Я улыбнулась. — Я здесь, Марлен.

Она моргнула своими длинными ресницами. «Мне нужно рассказать вам о назначенной мне сегодня встрече, о причине, по которой я так торопился». Она молчала, как будто думала. — Ник, я знаю, что ты в Париже по заданию. Вы ищете кого-то. Я буду честна с вами. Она повернула голову и посмотрела в потолок. Краем глаза я увидел очень тонкие морщинки. «У меня была назначена встреча с человеком по имени Пол Мартелл». Она снова посмотрела на меня. — Это имя тебе что-нибудь говорит?

Я моргнул и подумал обо всех именах мужчин, которых мне нужно было знать или которых я видел, которых я искал или которые искали меня. Это ничего не дало. Я покачал головой. — Это может быть вымышленное имя, — сказал я.

Марлен снова посмотрела в потолок. — Может быть, ты его не знаешь. Он никогда не упоминал вас. Она облизала красные губы. «Ник, когда я сказала, что был здесь, в Париже, в отпуске, я была не совсем… сначала. Позавчера мне позвонил этот Мартелл и сказал, что у него есть для меня очень интересное предложение. Я сказал, что у меня уже есть предложения от самых разных экспертов и что он может упасть замертво, и повесила трубку».

Я усмехнулся про себя. — Вот так, Марлен.

«Он немедленно позвонил еще раз и сказал, что я неправильно поняла; его предложение касалось драгоценностей, и мы оба могли бы на этом разбогатеть. Он назначил встречу на пять часов в маленьком кафе рядом с блошиным рынком. Когда я увидела его, я была поражена. Он был другим, чем я ожидала. Он был дорого и со вкусом одет. У него темные вьющиеся волосы и тонкие усы, среднего роста, крепкого телосложения, кажалось, что он может справиться с любой ситуацией. Сначала я его немного боялась. Он выглядел ленивым и сонным; он напоминал мне ястреба, лениво парящего перед тем, как нырнуть на кролика. Но он безупречно говорил по-французски, и вскоре я почувствовала себя непринужденно. Потом он рассказал мне, что он задумал. Он предложил мне четверть миллиона долларов, если я буду работать с ним и если мы добьемся успеха. Он хотел, чтобы я помогла ему украсть яйцо с витрины золотых пасхальных яиц, которую русские выставляли повсюду. На данный момент выставка находятся в Туре. Через несколько дней выставка вернется в Россию. Он сказал, что это конкретное золотое яйцо содержало украденные секретные документы и что он был членом группы бизнесменов, которым нужна информация, содержащаяся в этом яйце. Яйцо полое, и в нем есть другие вещи, и когда оно полностью откроется, вы найдете украденные секреты. Марлен вскрикнула, когда я откатился от нее. Я поднялся и сел у изголовья кровати. Она села рядом со мной. Я закурил сигарету и протянул ей, потом закурил сам.

— Он сказал тебе, что это за украденные секреты?

Она покачала головой. Ее длинные светлые волосы качались вокруг. «Он сказал, что с этим яйцом связана очень интересная история, но он не стал мне её рассказывать».

Я не знал, играть ли в открытую с Марлен или нет. В этом задании было много совпадений, пожалуй, слишком много. Я спросил: «Он знает, как украсть это золотое яйцо?» Я слышал, что меры безопасности в Туре очень строгие.

«Мы встретимся снова, чтобы составить план. Он сказал, что если мне понадобится помощь, я могу нанять кого угодно.

Почему-то это меня насторожило. Все, кто знал Марлен, знали, что она всегда работала одна.

Тогда я начал думать. Предположим, что этот Мартелл начал следить за Марлен после того, как позвонил ей. Предположим, он был прямо за ней, когда она остановилась рядом с такси, в котором был я. Он бы увидел, насколько близки мы с Марлен, и когда мы позже были в Renés Cuisine Fine, он мог бы увидеть, что мы были очень дружелюбны друг к другу. Предположим, доводя эту мысль до крайности, что этот Поль Мартелл совершенно не интересовался золотыми яйцами?

'Привет!' — сказала Марлен, щелкнув пальцами по моим глазам. «Что, если бы вы рассказали мне ваши глубокие мысли?»

— Прости, — пробормотал я. Я уже решил рассказать Марлен, почему я в Париже.

— Что мне теперь делать, Ник? Как вы думаете, этому Мартеллу можно доверять? Неужели он действительно даст мне четверть миллиона долларов, чтобы я украла золотое яйцо с чем-то внутри?

Я потушил сигарету. — Давай разберемся в этом, Марлен. Во-первых, все, кто вас знает, знают, что вы работаете в одиночку. Вы никогда не пользуетесь помощниками. Тогда почему он сказал, что вы можете привлекать помощников, когда они вам нужны? Во-вторых, и я хочу, чтобы вы подумали об этом, чувствовали ли вы вчера или сегодня, что за вами могли следить?

Она нахмурилась и сделала последнюю затяжку. Она затушила окурок и поставила пепельницу на тумбочку. Каждое движение было выразительным, как будто ей нужно было сосредоточиться на том, что она делает. Когда она говорила, то делала это больше для себя, чем для меня. «Сначала я подумал, что мне это показалось. Я думаю, у каждой женщины есть ощущение, что за ней следит мужчина. Думаю, мне стало очень любопытно, что я поняла, что это не воображение, когда остановился на том светофоре. Вот почему я не сразу увидел, как ты сидишь в этом такси; Я посмотрела в зеркало заднего вида, чтобы узнать, не узнаю ли я кого-нибудь позади себя». Она кивнула. «Да, Ник, мне казалось, что за мной следят».

«Тогда я расскажу вам о целой серии совпадений, в которые слишком глупо верить». И я рассказал ей, что произошло до сих пор. «И все, кажется, связано с тем золотым пасхальным яйцом на той выставке. У меня есть некоторое представление о том, как это работает, но все еще слишком много незавершенных вопросов. Я должен найти этого азиата. И при всех прочих совпадениях приходит некий Поль Мартелл и просит вас помочь ему украсть золотое яйцо с выставки «Золотые яйца Фаберже».

Марлен нахмурилась. «Ник, ты сказал, что русские тебя сфотографировали. Разве они не сказали: «Да, у них есть дело на меня». Двум русским агентам в моей комнате, по-видимому, было приказано убить меня. Я посмотрел на Марлен с глупой улыбкой. — А как вы думаете, кого этот Поль Мартелл хотел бы видеть своим помощником в краже золотого яйца?

Она прикусила нижнюю губу. «Ну, если он следил за мной последние два дня, он ни с кем меня не видел. Единственный, с кем я. . Она посмотрела на меня широко открытыми зелеными глазами. 'Ты!' — хрипло прошептала она.

«Он может быть убийцей номер три. Может быть, он использует тебя, чтобы заполучить меня. Я сомневаюсь, что его хоть немного интересует яйцо Фаберже.

— О, Ник. Что нам теперь делать?'

«Ну, неудивительно, если я смогу идентифицировать людей, которые хотят избавиться от меня. Сначала мы должны определить, собираетесь ли вы помочь ему или мне.

Она свирепо посмотрела на меня. — Мне придется дать тебе пощечину за это.

— Я бы это заслужил: хорошо, когда мы знаем, на чьей ты стороне. Теперь нам нужно придумать план.

— Что нам делать с Мартеллом? Он намекнул, что хочет не только яйцо, но и меня. Я уверен, что смогу держать его в страхе до тех пор, пока он не сделает ничего гадкого, например, собьет меня с ног или заставит глотать газ. Но Ник, если он убийца, как ты сказал, он не будет беспокоиться. Что нам с ним делать?

Я покачал головой. Убийцы пока не преследовали меня этим утром. Теперь их было два, а может и три. Мне было интересно, сколько их еще.