Драконы Аргоната

Глава двадцать шестая

а следующее утро небо затянули свинцовые тучи и над городом заморосил дождь. В назначенный час Релкин в свободном плаще с поднятым воротом дожидался вызова у здания Высокого Суда. Мысленно он готовил себя к тому, что адвокат Джентелло будет всячески сбивать его с толку, стараясь запутать – с тем, чтобы, выискав в показаниях противоречия и нестыковки, уличить во лжи. Оставалось утешаться тем, что он уже прошел через это не один раз. В конце концов все не так уж сложно.

Вскоре он приметил в толпе и самого Джентелло, беседовавшего с четырьмя солидными господами в широких накидках и высоких дождевых шляпах. Релкин поморщился: в ближайшие часы ему предстояло выслушивать громогласное витийство адвоката. Поскольку слушание намечалось провести при закрытых дверях, не допуская на него публику, Джентелло наверняка использует свой ораторский дар, чтобы произвести впечатление на присяжных.

Все знали, что в зал заседаний посторонних не пустят, но аубинасцы, сторонники Глэйвса, все равно толпились у здания суда. Укрывшись под портиком, они перешептывались, дожидаясь, когда откроются двери, чтобы встретить направляющихся в зал обвинителей и свидетеля протестующими возгласами.

Мимо прошла Лагдален. Она оживленно беседовала с Бушеллом и была слишком поглощена разговором, чтобы отвлекаться на приветствия. День предстоял нелегкий, но особых неожиданностей он не сулил.

Однако того, что случилось спустя несколько мгновений, не ожидал никто. Печатая шаг, сквозь толпу прошло пехотное отделение: четверо легионеров во главе с капралом. Солдаты направились прямо к Релкину и остановились перед ним. С их шляп стекала вода.

– Драконир Релкин, из Стодевятого марнерийского? – спросил капрал.

– Да.

– В таком случае я должен сообщить, что ты арестован. Мне предписано незамедлительно сопроводить тебя в Сторожевую башню.

Релкин был настолько ошеломлен, что не сразу пришел в себя. Что за странную игру затеяли с ним боги? Куда бросил кости старый Каймо?

– Могу я спросить, по какому обвинению?

Капрал шмыгнул носом, извлек из кармана дождевика небольшой свиток и, прикрывая его рукой, зачитал выписку из постановления об аресте:

– Согласно пункту 545 Уложения о легионах, ты обвиняешься в незаконном присвоении ценностей, равно как и в незаконном хранении указанных ценностей, а именно – награбленных в Эйго золотых слитков. Помянутые слитки, наряду с другими золотыми и серебряными изделиями, были положены тобой в Королевский Земельный банк в Кадейне. Есть и несколько дополнительных обвинений, но они связаны с названными выше.

Лагдален и Бушелл попытались протестовать: Релкин должен был давать показания на важном процессе. И вообще, произошла какая-то ошибка. Нельзя ли отложить арест хотя бы на час-другой?

Увы, капрал Дженни был непреклонен. Полученный им приказ был предельно ясен и не допускал никаких толкований.

Бушелл и Лагдален еще спорили, но Релкин уже понял, что это бессмысленно. Коль скоро выдвинуто официальное обвинение, процесс пойдет своим ходом. Он достаточно долго прослужил в легионах и знал, как сильна бюрократическая машина. Драконир пожал плечами и зашагал, куда было велено, в окружении четырех неулыбчивых солдат Первого полка Первого марнерийского легиона – воинской части, широко известной под названием «Две единицы». Капрал Дженни шел сбоку. Отойдя от здания суда, они свернули на Водяную улицу и двинулись к Сторожевой башне.

Релкин пребывал в полной растерянности. Он никогда в жизни не слышал о таком пункте Уложения. В повседневной службе применялись разве что первая пара дюжин этого весьма пространного документа: прочие же были знакомы только военным юристам, да и тем приходилось обращаться к книгам.

Если его прижмут, он сразу признается, что золотые слитки представляют собой своего рода военную добычу. Он нашел их в Мирчазе, в стене дома эльфийского лорда. Произошло восстание, рабы свергли жестоких тиранов, и в городе бушевали пожары. Релкину никогда и в голову не приходило, что, взяв себе найденные таби – золотые слитки в форме подушечек, – он совершил нечто противозаконное.

И уж конечно он не мог отрицать, что положил их в банк – правда, не все.

Будучи человеком осторожным, Релкин разделил таби на три части, одну из которых зарыл под скалой у третьего верстового столба на дороге, ведущей из Марнери к Голубым Холмам.

«Другие изделия», упомянутые в обвинении, представляли собой украшения, подаренные великим королем Хулапутом из Ог Богона. Эти ценности составили основу учрежденного Релкином фонда Стодевятого марнерийского драконьего. Пайщиками фонда стали все уцелевшие участники похода на Эйго, те, кому довелось сражаться при Кубхе и освобождать Ог Богон от нашествия из Крэхина. Средства, полученные под залог украшений Хулапута, Релкин вложил в акции и другие ценные бумаги компаний, зарегистрированных в Кадейне, Марнери и Талионе – трех крупнейших городах Аргоната.

Все это не было секретом. По прибытии в Кадейн Релкин заполнил все необходимые при ввозе ценностей таможенные документы. Он изучил Марнерийское Положение о налогах и уплатил все причитающиеся сборы и пошлины.

И вдруг, невесть откуда, всплыл никому неведомый пункт Уложения, который он якобы нарушил.

Солдаты ввели его в Сторожевую башню и, спустившись на несколько ступеней, оставили в темнице. Там было довольно тихо. Последнее время в городе царило спокойствие, и тюрьма была почти пуста – если не считать нескольких пьянчужек да взломщика, схваченного на Фолуранском холме. Релкин томился в неизвестности примерно час. Затем появилась Лагдален в сопровождении двух стражников. Они впустили ее внутрь, а сами остались снаружи, у дверей.

– Дело возбуждено по заявлению некоего командора Хейсса, аубинасского офицера из «Двух единиц».

– Аубинас! Вот оно что, – до Релкина наконец дошло, что он стал пешкой в борьбе между Аубинасом и Империей.

– Обвинение основывается на некоторой неопределенности в тексте отдельных статей Уложения. Все зависит от того, как трактовать понятие «добыча».

– Вот значит как… – Релкин понимал, что у него возникла проблема.

Золотые слитки несомненно представляли собой добычу – тут уж не поспоришь. Но остальные ценности являлись дарами великого короля. В связи с этим было о чем подумать.

– Ладно, – сказал он. – Нужно отправить послание в Ог Богон и в Мирчаз. Пусть великий король скажет, взяли ли мы хоть что-нибудь без его соизволения? Пусть нынешние правители Мирчаза скажут, имели ли мы право увезти с собой найденное золото. Заслужили ли мы его!

Релкин ощутил нахлынувшую горечь. Зря он не закопал все золото. Так и дракон советовал. Так нет же, ему приспичило корчить из себя великого финансиста, толковать о прибыли и сложных процентах. Дракон только отмахивался, называя все эти прожекты «медведем на льдине», что примерно соответствовало человеческому «журавлю в небе». Проклятый дракон был прав. И не в первый раз.

Лагдален застонала:

– На обмен депешами уйдет время, на что они и рассчитывают. Чтоб им провалиться! Ты видишь, Релкин, к чему все клонится: потребуются месяцы, а то и годы, что бы очистить твое имя. А пока ты находишься под подозрением, все твои показания против Глэйвса будут подвергаться сомнению. Ничего не скажешь, ловко они все это разыграли.

Вот уж воистину ловко. Репутация Релкина будет погублена, и уж конечно никто и никогда не назначит грабителя и мародера командиром эскадрона. Да и свадьба с Эйлсой может оказаться под угрозой.

– У тебя же есть показания Базила. Он там тоже был. Проклятье, и не он один.

– Верно, поэтому на самом деле у них нет надежды изменить вердикт. Они в отчаянии, ибо, сколько апелляций ни подавали, присяжные всякий раз выносили вердикт «виновен». Но аубинасцы не желают с этим смириться. Для них Глэйвс стал кем-то вроде мученика, символом борьбы за независимость.

– Неужто мне придется свидетельствовать снова?

– После перекрестного допроса, я думаю, нет. Мы снимем показания с дракона, а потом пригласим в зал заседаний других свидетелей – благо таковые имеются.

– Ладно, дракон готов. Он может сказать по этому поводу побольше меня.

– А помимо дракона есть еще и люди. Нет, все пойдет своим чередом. Твои показания важны, но они лишь часть доказательств виновности Глэйвса, даже если защита сумеет убедить присяжных в их недостоверности, это не сможет повлиять на окончательное решение. Так что очень скоро Глэйвс будет признан виновным.

– Но мне от этого легче не станет.

– Боюсь, что так.

– В любом случае, я должен опровергнуть эти обвинения.

– Тут ничего не поделаешь. Сам ведь знаешь, когда маховик запущен, все идет своим чередом…

Далее Лагдален пояснила, что томиться все время в тюрьме ему не придется – в ближайшее время она добьется условного освобождения, с тем чтобы он мог вернуться к своим обязанностям, и попытается ускорить судебную процедуру. Правда, и тут возникало затруднение: Стодевятому марнерийскому предстояло отправиться в Кадейн и Эхохо. Релкину могли не позволить выехать за пределы Марнери, и в этом случае он был бы временно откомандирован из эскадрона. А к Базилу должны были приставить другого драконопаса – скорее всего, Курфа.

Релкин поморщился, представив себе Курфа, укладывающего вещмешок Базила. Что ни говори, а до опытного драконопаса этому пареньку еще далеко.

Перед уходом Лагдален постаралась утешить Релкина:

– Не вешай носа, все не так страшно. Рано или поздно все прояснится, а из темницы мы тебя вызволим очень скоро. Завтра ведь Празднество Туфель, и я надеюсь увидеть тебя за моим столом.

Прошел еще час, и в темницу явилась Эйлса, дочь Ранара, в сопровождении капитана Холлейна Кесептона и тетушки Кири.

Кесептон, муж Лагдален, тоже находился в Марнери в связи с делом Глэйвса. В настоящее время он был прикомандирован к полку, дислоцированному в форте Далхаузи, что в Кеноре, и получил краткосрочный отпуск для дачи показаний.

Увидев Релкина за решеткой, Эйлса огорчилась так, что едва не расплакалась. К величайшему ужасу и негодованию тетушки она просунула руки сквозь прутья, подтянула голову Релкина поближе и поцеловала его.

Возмущенную гримасу Кири девушка попросту проигнорировала.

– О, Релкин, – воскликнула она. – Что случилось? Что это значит?

– Тут замешана политика, Эйлса. Аубинасские интриги. Они пытаются поставить под сомнения мои показания. Все уладится.

– Но тебя обвиняют в нарушении Уложения.

– Какого-то туманного пункта, о котором я прежде никогда не слышал.

– Да, – подтвердил стоявший позади Кесептон, – пункт невразумительный и мало кому известный.

В глазах Эйлсы все еще стояли слезы, но она так и не заплакала. Будучи девушкой практичной, она понимала, что слезами горю не поможешь, и предпочитала не биться в рыданиях, а думать над сложившимся положением.

– Боюсь, что симпатии со стороны моей родни это тебе не прибавит, – промолвила она.

– Да, – согласился Релкин. – Тут ты права.

Почти всю весну – два с половиной месяца – он провел во владениях клана Ваттель, подыскивая место, где они с Эйлсой могли бы в будущем построить свой дом. Вместе с девушкой он навестил членов ее многочисленного семейства. Релкин изо всех сил старался угодить родственникам возлюбленной, но они принимали чужака холодно. Это до боли напоминало ему то, что произошло на далеком материке Эйго: он избавил арду от рабства, но этот народ все равно чурался его, поскольку он был бесхвостым. Точно так же и горцы не желали признавать Релкина своим, коль скоро ему не посчастливилось появиться на свет на холмах Ваттель Бека. Релкин не сдавался и верил, что рано или поздно сумеет завоевать расположение этих людей, но теперь положение осложнилось. Он понимал, что все случившееся – прекрасный козырь для старейшин клана.

– Лучше бы мне вообще не видеть этого проклятого золота, – промолвил Релкин, хотя и не совсем искренне.

– Хотела бы я над этим посмеяться, – со вздохом промолвила девушка, – да не выходит. Для нас теперь все очень и очень осложнилось.

– Но эти обвинения попросту нелепы. Им никогда не доказать, будто я сделал что-то противозаконное. Золото было ввезено открыто, все бланки заполнены, все налоги уплачены.

– Так-то оно так, но старейшинам, там, в наших горах, нет дела до того, виновен ты или нет. Они уцепятся за это обвинение с одной целью: заставить меня отказаться от мысли выйти за тебя замуж.

Он понурился:

– Должно быть, они думают, что я форменный сорви-голова, а?

– Релкин, ведь тебе не впервые предъявлено серьезное обвинение. Они наслышаны о деле торговца Дука.

– Ну и что, меня ведь не повесили, а оправдали. И с нынешним делом все образуется. Мы свяжемся с нашими друзьями на Эйго, и они подтвердят мою невиновность.

Эйлса сжала его руки.

– Я знаю, – промолвила она, а потом наклонилась и еще раз поцеловала юношу, не обращая внимания на возмущенное шипение за спиной. – Я люблю тебя, Релкин, кто бы там что ни говорил.

Холлейн с отсутствующим видом таращился в потолок.

В то же самое время далеко за морем, в маленькой комнатушке, расположенной в высившейся над имперским городом Андиквантом башне Ласточек, беседовали две Великие Ведьмы.

Лессис была задумчива: после того как императорский кортеж угодил в засаду, она предавалась размышлениям еще чаще, чем прежде.

– Он нанес удар гораздо раньше, чем я могла предположить, и едва не достиг цели.

Рибела кивнула. По возвращении из Аргоната Лессис еще долго ходила в пластырях и повязках. Хуже того: она выглядела подавленной, что совсем не было на нее похоже.

– Примерно в это же самое время Тересс отметила любопытную возню среди членов императорской фамилии. За некоторыми особами пришлось установить наблюдение.

– Он выбрал для своей атаки нас, именно нас, а не Чардху. Этого я не ожидала. На мой взгляд, используя его методы, сладить с чардханцами было бы проще.

– Полагаю, он любит трудные задачи.

Лессис посмотрела наверх:

– Что ж, будь он проклят, именно такую ему и предстоит решать.

Рибела заговорила назидательным тоном:

– Ваакзаам принадлежит к числу создателей мироздания, но его всегда влекли к себе окольные пути. Он выискивает слабые места в общественном устройстве и, раздувая тлеющие угольки недовольства, подстрекает к смутам и мятежам. Ну а когда избранный им мир растратит лучшие силы в братоубийственных войнах, он выводит в поле могучую армию и захватывает власть. Его комбинации разыгрываются столь хитро, что люди начинают осознавать истину, лишь когда становится слишком поздно. Жадность, завистливость и драчливость мешают им увидеть, что некто попросту использует их, дабы осуществить свой мрачный и величественный замысел.

– Но первый его удар не достиг цели. Должно быть, он разгневан.

– Должно быть. А гнев Ваакзаама Великого – не то, чем можно пренебречь.

– Второй удар он подготовит еще тщательнее, чтобы быть уверенным в успехе.

Рибела пошевелила в воздухе длинными пальцами.

– Мы не можем предотвратить каждый такой удар. В стране, к сожалению, существует множество политических проблем, и некоторые из них весьма остры.

– О да, прежде всего Аубинас! – Лессис редко давала волю своим чувствам, но теперь ее негодование прорвалось наружу. – И Арнейс! Арнейс, от которого не осталось бы даже названия, если бы легионы и спустившиеся вниз горские кланы не остановили великое вторжение. Но теперь там никто и не помышляет о благодарности: у всех на уме одна только нажива.

– Увы, жадность мужчин – это почти неодолимый инстинкт, который всегда будет таить в себе угрозу самому существованию Империи.

– Женщины тоже бывают жадными, Рибела. Этот порок присущ не только мужчинам.

Рибела фыркнула:

– Может, оно и так. Но мы в Дифводе считаем, что мужская жадность опаснее, ибо подкрепляется стремлением к господству. Оба эти инстинкта очень сильны, и подавить их весьма непросто.

– Мужчины из Дифвода славятся как ткачи и поэты.

– Они добры, великодушны и достойны уважения женщин.

– Это воистину прекрасные люди, Сестра, но, кажется, среди них не встретишь великих воителей.

Рибела фыркнула снова:

– Может, и нет. Но наши мужчины не столь жадны, как прочие, и с ними гораздо приятнее иметь дело. Согласись, Сестра, это немаловажное соображение.

– Согласна. Жадность, выказанная богачами из Аубинаса и Арнейса, внушает отвращение.

– Конечно, Аубинас совсем не похож на Дифвод. Торговцы зерном использовали свои деньги и влияние в Марнери с тем, чтобы в военное время, когда нужда в хлебе особенно велика, утаить часть зерна. Цены взлетели, и они непомерно разбогатели. Деньги из Аубинаса потекли и в Марнери, там тоже кое-кто поддался этой заразе. В самом же Аубинасе землевладельцы попали в долговую кабалу к крупным магнатам, которые стали уже не просто торговцами, но правителями целых городов и областей.

– Мужская жадность, я об этом уже говорила. Недаром женщины Дифвода так ее опасаются.

– Да, Сестра, пожалуй, они уловили суть проблемы.

– Ну а что до мужчин Дифвода, они, конечно, не сражаются в легионах, но с лихвой компенсируют это службой в инженерном корпусе. Они – сердце этого формирования. Благодаря их умению, Империя выиграла немало сражений.

– И впрямь, Сестра, с тобой не поспоришь.

Рибела несколько смягчилась:

– Да, на сей раз нам повезло, но мы не можем рассчитывать на такую же удачу и в дальнейшем.

– Ты права. Нам и впрямь неслыханно повезло: мало того что Релкин с Хвостоломом оказались в нужное время в нужном месте, так этот самый Релкин ухитрился совершить неслыханное доселе магическое действие.

– Это и впрямь удивительно. Он совершенно несведущ в магии, но тем не менее обладает силой.

– Этот юноша сильно изменился, Рибела. Искра, которую мы заметили несколько лет назад, сохранилась, но теперь в нем разрастается нечто новое. Я чувствую это, хотя и не могу понять, в чем тут дело.

При одном лишь упоминании имени Релкина Рибела внутренне съежилась: ей стало не по себе. К величайшему своему стыду, она разделяла с этим драконопасом более чем неприятный секрет.

– То, что произошло во время пребывания этого мальчишки на Эйго, могло сказаться на его рассудке, – прохладно заметила Королева Мышей. – Надеюсь, такая возможность учтена?

– Разумеется. Но его разум оказался весьма устойчивым ко всякого рода воздействиям. Я говорила с ним. Во всем, что касается богов, роли Высших сил и тому подобного, у него в голове по-прежнему каша. Однако он не проникся злом, хотя и провел немало времени среди эльфийских лордов.

– Он видел то, чего ему видеть не следовало. Ужасы и мерзости, способные поколебать любое сердце.

Уловив в голосе Рибелы непривычную страстность, Лессис приподняла бровь.

– Но все же самая страшная угроза исходит от этого нового игрока. Его называют Властелином, ибо он властвует двенадцатью Мирами. Своею пято́й он уже попрал миллиарды живых существ. С потерей Херуты Повелители из Падмасы ослабли, и скоро они запутаются в паутине его хитросплетений. Никто не сможет превзойти его в коварстве и в искусстве манипулировать людьми.

– Давай попробуем предугадать его следующий шаг. Возможно, совместными усилиями мы найдем способ заставить врага сунуть голову в петлю – с тем, чтобы тут же его повесить.