узо заставил Релкина дожидаться снаружи, перед штабом эскадрона. Сразу после завтрака Релкин подал ему рапорт с просьбой о предоставлении внеочередного отпуска. В просьбе отмечалось, что они находятся всего в двенадцати милях от родной деревни Хвостолома и что ни ему, Релкину, ни его дракону уже давно не выпадал случай побывать на родине. Кузо велел явиться за ответом к четырехчасовому колоколу. Еще не замерло последнее эхо, а Релкин уже был на месте.
И вот теперь он стоял по стойке смирно, тогда как другие приходили и уходили. Кузо определенно хотел указать Релкину его место, и молодой драконир понимал причину такого отношения. Оба они, и Кузо, и Релкин, прекрасно знали, что, будь на земле хоть какая-то справедливость, к нынешнему времени командиром эскадрона следовало назначить Релкина. Его имя, так же как и имя Базила Хвостолома, было неотделимо от славы Стодевятого марнерийского.
Однако реальный мир никогда не славился избытком справедливости. Как только Уилиджер, прежний командир эскадрона, вышел в отставку и вернулся к гражданской жизни, новым командиром был назначен Кузо. По той простой причине, что Релкин в это время находился в десятках тысяч миль от всех и всяческих штабов и считался погибшим. Вот так люди и упускают прекрасные возможности.
Так что Релкин – ждал.
Наконец дверь отворилась, и Кузо жестом приказал ему войти.
– Вольно, драконир, – скомандовал офицер.
Сидя за большим сосновым столом и поигрывая линейкой, он смерил Релкина долгим, оценивающим взглядом. Это повторялось при каждой их встрече, хотя Релкин уже несколько месяцев как вернулся к исполнению обязанностей и оба успели составить впечатление друг о друге. Наконец Кузо положил линейку на стол, скрестил руки на груди и поджал губы.
– Ладно. Вообще-то я собирался отклонить твою просьбу, поскольку прознал, что ты участвовал во вчерашней стычке. За завтраком я получил доклад из лазарета. У Свейна сломан нос. Ракама обмотан повязками. У Грифа повреждена лапа. Перечень повреждений длинный, и меня он ничуть не обрадовал.
Мысленно Релкин тяжело вздохнул. Ну почему командиры эскадрона, все как один, всю жизнь к нему придираются. Что Таррент, что Уилиджер, а теперь этот Кузо.
– Но я не склонен делать поспешные выводы на основании такого рода донесений, ибо представляю себе, что такое драконий эскадрон. Я пять лет служил драконопасом.
Ух ты! У Релкина появилась надежда.
– Поэтому я попытался во всем разобраться. Это было непросто, но в конце концов я выяснил, что требовалось, и свел все события воедино. Свейн и Ракама уже давно задирали друг друга. А поскольку у этих драконопасов на двоих ума не больше, чем у одной блохи, они не останавливались перед драками. Не на ристалище, по правилам и под наблюдением, а там, где их не могло видеть начальство. Да будет благословенна Мать, что они не применили оружие: это единственное утешение. Так вот, когда они сцепились в последний раз, ты, мастер Релкин, вмешался и разнял их.
Релкин смотрел на командира со смешанным чувством, опасение соседствовало с любопытством. Дело принимало неожиданный оборот.
– Далее я выяснил, что ушиб Грифа – это работа Хвостолома. Мне следовало бы запретить выпускать твоего дракона из форта: ты ведь знаешь, что ни один виверн не имеет права ударить другого за пределами ристалища. Правила для них такие же, как и для людей. А долг командира – обеспечивать соблюдение правил и поддерживать дисциплину.
Релкин снова забеспокоился.
– Но Гриф – зеленый, а мне известно, каковы нравы зеленых. Пришлось кое-кого расспросить, кое на кого нажать, но я вызнал, что Гриф напал на Влока. А это и вовсе никуда не годится. Пурпурно-Зеленый частенько выходит из себя, но он, по крайней мере, никогда не хватается за меч. Нельзя допустить, чтобы драконы обнажали сталь против драконов.
Релкин прокашлялся:
– Разрешите сказать, сэр.
– Слушаю, драконир.
– Требуется время, чтобы новый дракон обжился в эскадроне. Поначалу они всегда малость буйные.
– Хм, драконир Релкин, стало быть, ты придерживаешься традиционных взглядов по этому вопросу. Я знаю, старые служаки считают, что из любого зеленого может выйти толк, надо только дать ему пообтесаться. Однако у нас едва не произошло убийство. Он мог убить старого Влока.
– Но ведь этого не случилось. Осмелюсь доложить, что для новичка Гриф прекрасно владеет мячом. Со временем из него может выйти прекрасный боевой дракон.
Кузо смерил Релкина долгим, суровым взглядом, затем кивнул:
– Ладно, думаю, я тебя понимаю. Тем более что и сам придерживаюсь того же мнения. В приказе по эскадрону не будет упомянуто об участии Хвостолома в этой стычке. – Кузо сделал паузу и продолжил: – Твой рапорт удовлетворен. Ты и Хвостолом получаете трехдневный отпуск и можете отправляться в родную деревню. Но только на три дня, понятно? К ночи третьего дня вы обязаны вернуться в лагерь. На той неделе мы отправляемся в Марнери.
– Марнери, сэр?
– Не притворяйся, я уверен, что тебе уже все известно. В том числе и то, что из Марнери мы отплывем в Кадейн.
– Кадейн?
– Да, и ты понимаешь, что это значит – долгое путешествие и холодная зима в Эхохо.
– Эхохо! – Худшие его догадки полностью подтвердились. Зиму предстояло провести на осадных рубежах вокруг вражеской крепости Эхохо. А зимы в горах Белых Костей студеные, с завывающими снежными бурями.
– Вот именно, Эхохо. А следовательно, сразу по прибытии в Марнери мы позаботимся о том, чтобы каждый получил двойной комплект зимнего снаряжения. Все изношенные и драные плащи будут заменены новыми. Во всем, что касается снабжения, я буду вести себя как фанатик. Одежда, оружие, доспехи – мы должны все иметь с запасом.
– Так точно, сэр.
– Ступай, драконир. Желаю тебе хорошо провести отпуск. Ты это заслужил.
Релкин поспешил передать эту новость Базилу. По правде сказать, разговор произвел на него приятное впечатление – кажется, с новым командиром можно иметь дело. Он практичен, не придирчив по пустякам и, главное, кое-что смыслит в драконах.
Базил тоже был приятно удивлен этим рассказом: до последнего времени эскадрону не слишком везло с командирами. Релкин уложил в суму хлеб, наполнил флягу с водой, закинул за спину арбалет и подвесил колчан с охотничьими стрелами. В Горбатых холмах всегда водились зайцы.
Следующее утро выдалось безоблачным. Позавтракав, Релкин и Базил без промедления зашагали по узкой, но достаточно удобной дороге, что вела к селению Фелли. Чем ближе к Горбатым холмам, тем круче вверх поднималась дорога. По обе стороны росли низкорослые дубы и сосенки, в ветвях перекликались многочисленные дрозды и малиновки. Над деревьями кружило с полдюжины ястребов, а еще выше виднелись очертания какой-то крупной птицы – орла или грифа.
Релкин держал арбалет наготове, хотя и не слишком надеялся, что ему попадется хотя бы один заяц, наверняка их распугали ястребы. В добром настроении юноша и дракон поднимались все выше и выше. Деревья сменились зарослями вереска и травой, кое-где проглядывала открытая скальная порода.
Скоро они добрались до перевала, находившегося чуть пониже Старой Плеши – самого высокого из Горбатых холмов. Свернув на юг, дракон и драконир двинулись по горной тропе, вьющейся между утесами в валунами.
Время от времени Релкин замечал кроликов и даже горных баранов, но все они держались слишком далеко, вне досягаемости его арбалета.
К полудню путники добралась до горы Нищих. У ее подножья расстилался лес, а за деревьями уже виднелись общинные земли селения Куош. За полями в отдалении маячила башенка храма, казавшаяся отсюда просто сверкающим выступом скалы.
Здесь они сделали привал. Проголодавшись с дороги, оба жадно набросились на хлеб и запили его водой. Поднявшийся с долины легкий ветерок наполнил воздух ароматом деревьев и трав.
– Вот спустимся вниз, пройдем через лесную лощину и, по общинному выпасу, напрямик в «Бык и Куст». Попьем там пивка.
– Мне всегда нравилось тамошнее пиво. Хотя я никогда не мог понять, откуда взялось такое название. Ни быков поблизости нет, ни кустов. Земля плоская, на ней мальчишки в мяч играют. Кусту там не вырасти, его затопчут.
– Не спрашивай меня о таких вещах, Баз. Я там рос, вот и все. Никто мне ничего не рассказывал, а когда сирота пристает с расспросами, то получает не ответы, а подзатыльники.
– Драконопас рождается на свет с отговорками, которые так и хлещут у него изо рта.
– Бывает, что и у дракона изо рта кое-что хлещет. Вот помнится мне один денек, тебе тогда как раз исполнилось десять.
Базил напрягся.
– Ничего не помню.
– Могу напомнить. Ты натрескался диких ягод, а потом у тебя прихватило брюхо…
– Незачем об этом вспоминать.
– …а потом мы возвращались в деревню. Ох, и веселенькая же была дорога. Ты…
– Довольно! – щелкнул челюстями Базил.
– Ладно, ладно, – Релкин с улыбкой отвернулся, взгляд его поднялся к поросшему багряным вереском Роанскому взгорью, ограждавшему долину с другой стороны. Зеленая низина, пурпурные склоны, отдаленная башенка куошского храма – все это всколыхнуло воспоминания о былом. Мальчишкой, не видевшим мира за пределами деревни, он не раз сиживал на холмистых склонах. Тогда его так и подмывало сбежать. Горные кряжи представлялись ему прутьями клетки. Теперь он воспринимал их как стены, оберегающие тихую, мирную долину. Ограждающие ее от опасностей, которых так много в большом мире. По этим краям, отсюда до самого Эрсоя, бродили они с Базилом в юные годы, пока не отправились в путь по Борганскому тракту, имея на руках контракт с бароном.
Чертов контракт с бароном! Он обернулся одними неприятностями, связанными по большей части с троллями, которых нелегально содержал барон. Но в то время Релкину казалось, что это прекрасный способ вступить в жизнь. Набраться опыта, подзаработать деньжат, а уж потом двинуть в Марнери и подать просьбу о зачислении в драконий корпус. Вместо этого им пришлось удирать из Боргана, а вдогонку неслись проклятия барона. Впрочем, все это осталось в прошлом. В конце концов они попали в Марнери и все таки поступили на службу.
В тот день, когда они покинули Куош и зашагали по дороге в Борган, казалось, что перед ними лежит весь мир, прекрасный и манящий. То была другая жизнь, и сами они были совсем другими.
– Мы обошли чуть не весь мир и вернулись, Баз.
– Этот дракон и не думал, что ему доведется столько путешествовать.
– А здесь, похоже, мало что изменилось.
– Здесь живут мирно. Я рад, что мы ушли.
– Интересно, как поживает старый Макумбер.
– Мне тоже. Я не раз сиживал с ним здесь.
– Не сомневаюсь. Он частенько говаривал мне, что ты станешь одним из лучших вивернов, выращенных в Куоше.
– А? – Базил покосился на Релкина, выискивая на его лице усмешку. – Шутка?
– Ничего подобного. Ты действительно лучший, самый лучший виверн, когда-либо рождавшийся в здешних краях.
Базил заморгал и заурчал, словно гигантский кот:
– Этому дракону приятно слышать такие слова. Драконопас нечасто находит доброе слово для бедного старого дракона.
– Я уверен, что старый Макумбер тобой гордится.
Это заявление также было встречено громким одобрительным урчанием.
– Помнишь, как мы тащились по той дороге, – промолвил Релкин, указывая на линию тополей, обозначавших Борганский тракт. Над рекой Саун, словно львиная голова, высился холм Калкуди. – Когда-нибудь я непременно приведу Эйлсу, пусть полюбуется этой картиной. Мне кажется, ей понравится. Голубой Камень не так уж сильно отличается от Ваттель Бека.
Отдохнув, они продолжили путь – на сей раз по узенькой тропке, сбегавшей вниз по крутому склону, усыпанному каменными обломками. Порой огромные глыбы перекрывали тропу, спутникам приходилось или перелезать через них, или лавировать между валунами. Достигнув подножия горы, Релкин и Базил перелезли через невысокую каменную ограду и оказались под темными сводами леса. Вскоре они вышли на тропу, огибающую общинные земли Куоша с севера. Шпиль храма маячил прямо перед путниками. Справа, на вершине пологого склона, виднелась Березовая ферма – кучка белых, отштукатуренных строений.
Лес поредел. Открылся вид на выпас, за которым раскинулось селение. Вдоль Бреннансийской дороги тянулись кирпичные дома: некоторые из них, например гостиница «Голубой Камень», выглядели довольно внушительно. За дорогой поднимался еще один склон, на вершине которого находилась ферма Пиггета, выделявшаяся овином с красной крышей.
Спутники пересекли выпас и вступили в деревню. Прохожие разинули рты, завидя боевого дракона с гигантским мечом в заплечных ножнах. Приметив загнутый кончик его хвоста, люди возбужденно загомонили. С тех пор как Базил поступил на службу, видеть его довелось лишь тем немногим землякам, которые побывали в Марнери!
Детишки оравой высыпали на улицу. Новость молниеносно распространилась по всей деревне. Из таверны «Бык и Куст» повалили завсегдатаи, и вскоре на углу Бреннансийской дороги и Зеленой улицы собралась целая толпа.
Как только прославленная пара – Базил Хвостолом и драконир Релкин – появилась на перекрестке, собравшиеся захлопали в ладоши.
Из погреба «Быка и Куста» выбрался Рустам Буллард, здоровенный детина с загоревшей докрасна лысиной. Вместе с двумя подручными он выкатил вместительный бочонок пива.
В толпе было немало знакомых лиц: и деревенский клоун Тарфут Брэндон, чей нос стал еще краснее, чем прежде, и Нурм Пиггет с братом Айнором, и жена зеленщика госпожа Нит, и Лоринда Кина, и старый Мартин Пушаттер… да всех и не перечислить. Детишки носились кругами и радостно вопили.
Новость распространялась все дальше, и к «Быку и Кусту» отовсюду сбегались люди. На здоровенном сером мерине прискакал фермер Пиггет. Люди затянули приветственную песню. Рустам Буллард вскрыл бочонок, плеснул несколько пинт собравшимся, а остальное предложил дракону.
Базил издал счастливый рев такой силы, что на крышах задребезжала черепица, поднял бочонок и вылил себе в глотку пенный поток доброго пива Голубого Камня.
Толпа подбадривала его громкими криками и рукоплесканиями. Релкин от всей души радовался за своего дракона. Те немногие, кто еще оставался дома, побросали свои дела и поспешили на улицу, чтобы приветствовать прославленных земляков.