Драконы средней полосы

Эпилог

Июнь 2011

Жанна шла к дому Лешего от метро. Месяц назад она проделала этот путь воодушевлённой, полной ожиданий и сомнений. Сейчас ей было просто страшно.

Она много раз проигрывала в голове будущую встречу. Вот она поднимается в квартиру, вот дверь ей открывает хиппующая дракониха Кару, пропускает в комнату и оставляет их с Лешим наедине. Вот они впервые с того злополучного дня смотрят друг другу в глаза, и она говорит: «Прости меня». Дальше Жанна представляет себе тысячу разных вариантов, что отвечает Леший, но каждый из них вышибает из неё дух.

«А почему всё непременно должно пойти худшим образом? – Она решительно оборвала внутренний монолог. – Будут бить, будем плакать».

Телефон блямкнул, оповещая об эсэмэске. Жанна вздрогнула. Ей казалось, в сообщении будет какая-нибудь гадость, или просто Кару даст ей от ворот поворот, скажет, что Леший не хочет её видеть.

С холодеющим сердцем она достала из сумочки телефон, чтобы прочесть там единственное слово: «Спит».

Так и есть. Она зря ехала сюда после работы, зря тряслась и обмирала. Надо будет выбрать другой день, когда Ната куда-нибудь уедет и с Лешим будет сидеть Кару.

«Не приходить?» – быстро набрала Жанна, стоя под светофором на переходе. Горел зелёный, люди, спешащие по делам, смотрели на неё как на сумасшедшую. Какой-то мужчина задел её портфелем и вместо извинений обозвал дурой.

«Почему? Приходи. Поговорим», – ответила Кару. Следом прилетела эсэмэска с кодом от домофона.

***

Дверь в комнату была прикрыта, и Кару двигалась по квартире почти беззвучно, но Жанна до конца надеялась, что всё-таки увидит хозяина квартиры, сидящего за столом с кружкой кофе.

На кухне, чистой и обихоженной, стоял запах лекарств. Стол заполонили аптечные баночки и флаконы. На дверце холодильника на магните болталась распечатка с загадочным расписанием.

– Это всё Ната, – сказала Кару, заметив, куда смотрит Жанна. – Таскает его то по врачам, то по целителям. Сегодня вот опять возила утром к знахарке какой-то. Всё ищет волшебную таблетку, чтобы всё было, как прежде.

– А он что?

– А он терпит. Дать ей отпор сил пока нет. Я говорю, ты его так в гроб вгонишь. Чай будешь?

Жанна кивнула. Кару щёлкнула кнопкой электрического чайника.

– Ты сама-то как? Как брат?

– Да ничего. Живу, работаю, ремонт вот начала, – ответила Жанна, подбирая слова. В другой обстановке она бы рассказала и о том, как просыпается среди ночи от ужаса с бешено стучащим сердцем, и о том, что Серёжка чуть не завалил какой-то важный тест, и родителям пришлось идти в школу и договариваться, но тут за стенкой лежал Леший, и перед его страданиями всё прочее казалось ей мелочью. – Серёжка привёл к родителям Риту знакомиться. Они вроде одобрили. Папа сказал, портниха – хорошая профессия для женщины.

Кару скривилась, Жанна в ответ развела руками:

– Как по мне, главное, что они счастливы.

– Это да. Если хочешь, сходи, посмотри, как он, – предложила Кару. – Только очень тихо.

Жанна осторожно вышла из кухни, приоткрыла дверь и с порога заглянула в комнату. Вся мебель была сдвинута со своих мест – компьютерный стол загнали в угол и прижали тумбочкой с пластинками, а диван выставили поближе к окну. Рядом с диваном появилась табуретка, заставленная лекарствами так плотно, что из-за неё не было видно даже подушек, не то, что лица спящего.

Она тихонько подошла поближе к Лешему. Он лежал на боку, подложив под голову руку, и на лице у него блуждало расслабленное, почти детское выражение. Жанна прикусила губу, чтобы не расплакаться. Она быстро погладила Лешего по криво постриженным волосам и вышла из комнаты.

Кару разлила чай, сдвинула в сторону аптечные банки и поставила на стол вазочки с печеньем и конфетами и отдельно плошку с колотым рафинадом.

– Ну ты чего тут нюни развела, – сказала она, глядя на перекошенное от непролитых слёз лицо Жанны. – С ним всё хорошо, он поправляется. Как новенький он уже не будет, но в себя скоро придёт.

Жанна всхлипнула. Ей было невыносимо стыдно. Кару подошла к ней, обняла, похлопала по спине.

– Может, по коньячку? Там оставался в запасах, не всё же Мэльир выпил.

– Да-давай. – Жанна смахнула слёзы рукой.

– Это даже хорошо, что он сейчас спит, – продолжила Кару, вынимая из шкафчика бутылки с вином и виски. – Вам нельзя разговаривать в таком состоянии. Вы ж соседей зальёте.

Они чокнулись бокалами, Жанна сделала первый глоток, и по телу растеклось расслабленное тепло.

– А вообще он…

– Ходит, разговаривает. Подтормаживает, конечно, не без этого. Но когда я тут дежурю, мы с ним за столом обедаем, чаи гоняем. Ната его балует, чуть не с ложки кормить пытается, как ребёнка. Тут жалеет, а там не щадит. Танори говорит, если бы она его в покое оставила, проку больше было бы.

Июль 2011

Ехать с Альордом на Кипр оказалось плохой идеей.

Ната думала, что под южным солнцем на берегу моря он взбодрится, оживёт, опять начнёт радоваться жизни и превратится в того весёлого дракона, которого она знала раньше. Вместо этого Альорд (она по старой привычке звала его драконьим именем, он обижался и периодически напоминал, что он вообще-то Олег, на худой конец Леший) днём с равнодушным видом лежал под зонтиком на пляже, а вечером устраивался на диване и смотрел телевизор.

Впрочем, что отпуск провален, Ната поняла ещё раньше, в самолёте. Едва шасси оторвались от взлётной полосы, и в иллюминаторах замелькали, уменьшаясь, дома и машины, у Альорда началась паническая атака. Ната не знала, что делать, страшно перепугалась, и бортпроводницу к ним позвали возмущённые соседи. Бортпроводница как-то успокоила Альорда, дала инструкции на будущее и ушла, а Ната осталась на своём месте сгорать от стыда и брезгливости. В этот миг у неё будто открылись глаза на то, кто теперь был рядом с ней. Она разочаровалась в идее найти «волшебную таблетку» и несколько недель жила в счастливой убеждённости, что с Альордом ничего не случилось. Ну подумаешь, подволакивает ногу и учится ходить с тростью, ну заговаривается иногда, быстро устаёт и больше не может превращаться в золотого красавца-дракона, но в остальном-то он остался прежним! Неужели всё это время она терпела человека Лешего для того, чтобы иметь в свободном доступе дракона Альорда?

В первую ночь в отеле они легли на разные края застеленной белоснежным бельём кровати. Альорд почти сразу уснул, а Ната, выждав немного, вышла на балкон и принялась высматривать-выискивать местных драконов.

Местные нашлись быстро, и в ту же ночь Ната кружилась в брачном танце с широкогрудым золотым, в человеческом обличье оказавшимся мужчиной лет пятидесяти, не очень опрятным и говорившим по-английски с сильным греческим акцентом. Её это ничуть не смущало. Вволю налетавшись над морем, они пошли пить ракию на набережной.

В отель Ната вернулась лишь под утро. Альорд спал в той же позе, что и вечером.

***

С того времени Ната стала улетать на поиски приключений каждую ночь. Она то танцевала в закрытом клубе с чернокожим парнем, который в драконьем облике был похож на золотую египетскую статуэтку, то болталась по променаду с компанией драконов-экспатов, одним золотым и двумя зелёными, то находила того самого широкогрудого самца.

Альорд про её похождения ничего не знал, пока в один прекрасный день Ната сама по глупости не разбудила его рано утром громким разговором по телефону. Она готовилась к сцене ревности, какую закатила бы сама, если бы поймала любовника на измене, но Альорд был абсолютно равнодушен: вернулась домой – вот и славно.

Нате вновь стало противно. То, что Альорд не хотел с ней конфликтовать, она расценивала как трусость и слабость. Ни того, ни другого мужчине простить она не могла.

Она, естественно, закатила Альорду грандиозный скандал и под конец с праведным негодованием в голосе спросила, неужели ему плевать, что она каждую ночь улетает к другим драконам. Альорд на это ответил, что, раз сам ничем ей помочь не может, то и мешать получать удовольствие не будет, и принялся искать на прикроватной тумбочке таблетки от головы.

***

Отпуск был провален, и в другое время Ната поменяла бы билеты, рассчиталась с отелем и вернулась домой или хотя бы отправила туда Альорда, но была и ещё одна причина задержаться на Кипре подольше.

На это время Кару назначила Суд Семи, собираясь обвинить Нату в том, что она дурно выполняла обязанности Старейшей – так и не обзавелась ребёнком, подставила под удар Чёрной Мэльира, а потом пыталась скормить Чёрной Непроявленного, да ещё и подростка. Участвовать в этом представлении Ната не собиралась. Какой приговор вынесут судьи, она знала и без этого, и была не намерена помогать им, а потому увезла главного свидетеля подальше, благо он не особо сопротивлялся.

***

Однажды, когда настроение у Наты было особенно хорошим после свидания с широкогрудым драконом, а Альорд почти не хандрил, она сделала несколько фото у бассейна и самые удачные выложила во все свои соцсети на всеобщее обозрение. Чего в этом было больше, тщеславия, желание поделиться радостным моментом или попытки доказать кому-то, что всё у неё в жизни хорошо, Ната не знала и сама.

***

Жанна никогда не думала, что один маленький кусочек кожи – с палец длиной и с две фаланги шириной – может доставлять столько страданий. Она яростно чесала правую руку в том месте, куда во время воздушного боя её укусила Ната. Надо было успокоиться, пойти в ванну за мазью.

Обычно рука не беспокоила её. На то, что там что-то не так, намекало только лёгкое шелушение. Его можно было на пару часов убрать кремом, а можно было просто игнорировать. И Жанна предпочитала игнорировать.

Но иногда, в самый непредсказуемый момент кожа на месте укуса краснела и начинала страшно чесаться. В такие минуты весь мир Жанны сжимался в одну точку.

Когда это случилось первый раз, она намазала руку чем-то противоаллергическим, и ей полегчало, а через полдня зуд прошёл сам собой. Потом Жанна, конечно, сходила к дерматологу, и ей прописали гормональное средство, но и оно помогало не до конца. Наконец она решилась поговорить об этом с Кару. Тогда-то и выяснилась связь между битвой с Натой и нынешними мучениями.

Пару дней спустя в метро Кару передала ей баночку с мазью от Танори.

Сегодня рука начала зудеть совсем рано. Жанна с трудом продрала глаза и долго лежала, остервенело расчёсывая место укуса прежде, чем собралась с силами встать с кровати.

Мази оставалось на дне.

За завтраком Жанна написала Кару и попросила привезти новую баночку, а в конце прибавила, что хотела бы увидеть Лешего. Кару ответила быстро, пообещала привезти мазь завтра вечером и сообщила, что Ната вместе с Лешим улетели отдыхать на Кипр.

От неожиданности Жанна поперхнулась чаем. Она всё это время представляла Лешего этаким романтическим страдальцем, беспомощным и безвольным, томящимся в лапах страстной любовницы, а тут оказалось, что он уже бодр, здоров, весел и готов к путешествиям и приключениям, пока она, Жанна, сходит с ума от раскаяния и одиночества.

Ей было обидно от того, что её фантазии так просто разбились о реальность. Ещё никогда она не казалась себе такой жалкой и никчёмной.

***

На работе в тот день она была вялой и рассеянной, забыла выписать счёт, ошиблась в накладной и в довершение всего на пустом месте поругалась с компьютерщиком, который пришёл наладить ей программу.

В метро Жанна ехала в слезах, сокрушаясь о своей никчёмности. Однако настоящий кошмар поджидал её дома.

Как и обычно, она переоделась, поужинала, посидела до изнеможения во ВКонтакте, рассматривая чужие фотографии из поездок. Ей самой ближайший отпуск полагался только в ноябре, и то, если раньше с работы не выкинут.

Вообще никаких предпосылок для увольнения у Жанны не было, но последние месяцы ей всё время казалось, что она занимает чужое место, что оно предназначено для кого-то более опытного и компетентного, и даже квартальная премия и похвала от начальницы ситуацию не изменили. Жанна была уверена, что над ней просто издеваются для того, чтобы потом в особо циничной форме указать на дверь.

И ведь она помнила, что всего два месяца назад не чувствовала себя самозванкой. Будто бы в ту злополучную ночь она стянула с пальца не только драконье кольцо, но и всю свою прежнюю жизнь.

Когда спать ей оставалось часов пять, Жанна легла в постель, но и там не нашла покоя. Стоило закрыть глаза, как мысли помчались по привычному кругу: «Ты виновата. Ты виновата во всём. Ты убила его два раза. Ты разодрала его тело и вырвала его душу. Тебе не будет прощения. Тебе никогда не будет прощения. Тебе не надо жить». Она замерла, сжалась в комок. Когда приходили такие мысли, Жанна начинала бояться саму себя, прятала подальше ножи и шнурки, поплотнее закрывала окна и дверь на балкон, чтобы ничего не сделать с собой. Если становилось совсем невмоготу, писала Кару, единственному существу, с которым можно было обо всём говорить откровенно, или просила приехать переночевать Серёжку. Брат такие вечера любил. Вряд ли он догадывался об истинных причинах, почему она зовёт его в гости, и просто пользовался возможностью вырваться из-под родительского контроля.

Сегодня обвиняющий голос был особенно жесток к ней, и к привычной мантре «Ты виновата» прибавились и новые слова. Голос говорил ей о её ошибках, о наивных фантазиях, о том, что она просто пустая бесполезная идиотка, а фантазия любезно подбрасывала картинки, на которых Леший и Ната пили коктейли в баре на пляже и издевались над ней.

***

Следующие дни слились в один. По утрам у Жанны чесалась рука, по ночам она мучалась угрызениями совести, а в промежутке боялась потерять работу.

Забирая у Кару мазь, она не удержалась и спросила, стоит ли ей написать Лешему самой. Кару развела руками, мол, решай сама, но посоветовала дождаться, когда он вернётся из поездки. Она считала, что Ната читает все его переписки.

От этого разговора Жанне стало ненадолго легче, может быть, потому, что образ страдальца в когтях хищницы был хотя бы отчасти восстановлен. Правда, и тут обвиняющий голос быстро подстроился под ситуацию и начал заявлять, что это Жанна виновата в том, что Леший теперь не хозяин даже своей страничке во ВКонтакте, не говоря уже о другом.

Через несколько дней после разговора с Кару Жанна сидела в социальных сетях, бездумно листая ленту. Ей очень хотелось написать Лешему, но при мысли, что надо будет найти его в списке друзей, сердце начинало бешено стучать, а ноги холодели и подкашивались, так что Жанна продолжала ставить лайки под фотографиями подруг и бывших одногруппниц.

Эти фото всплыли в ленте совершенно неожиданно. Мужчина, по виду ровесник Виталика, сидел на шезлонге у бассейна. Причёску скрывала летняя шляпа, но он явно был коротко пострижен; мужчина улыбался, но это больше походило на кривую усмешку.

Жанна долго рассматривала фото, потом догадалась прочитать сопутствующую подпись, и ей вновь сделалось горько и больно.

В прошлый раз она видела Лешего мельком и спящим, и потому не могла заметить, что лицо у него перекосило, как после инсульта, да и сам он, как обещали те женщины в синих париках, начал стареть. Только теперь Жанна вспомнила, что Леший был старше её на десять лет, хотя и выглядел как студент-старшекурсник.

«Что же я наделала! И что же будет дальше?» – подумала она, закрывая вкладку.

Ноябрь 2011

Он ненавидел своё тело – оно требовало постоянного внимания и заботы. Раньше он, казалось, мог запивать алюминиевую стружку стеклоочистителем и спать в сугробе в косухе, а теперь от лишнего кусочка жира внутренности завязывались узлом, бокал шампанского отправлял его в двухдневный нокаут, а про сквозняки даже думать не хотелось. Раньше можно было всю ночь летать над городом на золотых крыльях и на утро проснуться слегка усталым; теперь он не мог сделать без опоры нескольких шагов.

Бывший золотой дракон Альорд, бывший продавец «Подземелья» Леший, а теперь всего лишь Олег Викторович собирался на работу. Вбитые Натой привычки заставляли заботиться о внешнем, и он долго причёсывался перед зеркалом, придирчиво разглядывал бороду (пора бы подравнять, но на парикмахерскую нет сил), одёрнул флисовую толстовку и принялся надевать куртку. Это было непросто. Руки тряслись, он чертыхался, пытаясь соединить половинки замка, собачка выскальзывала из пальцев, и приходилось браться за дело снова. Застегнуться удалось только с пятого раза. С шарфом и шапкой было уже попроще (кто бы сказал ему год назад, что в ноябре он будет ходить в шапке и пуховике, а не в косухе поверх футболки!).

Последний взгляд в зеркало, и он, опираясь на трость, вышел из дому.

***

На эту работу его устроил Мэльир. Дело было в конце августа, он понемногу приходил в себя после той злополучной ночи, Ната уже отстала от него со своими попытками сперва вылечить, а потом и просто вернуть к нормальной жизни. Она была занята переездом на Кипр: продавала бизнес – первым под нож пошло «Подземелье», потом настал черёд ресторанов, искала покупателей для загородного дома и думала, что делать с квартирой, в которой он прожил столько лет.

После возвращения из поездки он почти не выходил из дому. Даже простой поход в ближайший продуктовый становился для него чем-то сродни экспедиции на Северный полюс – к этому надо было готовиться заранее, просчитывая все моменты, где что-то может пойти не так. Как-то раз, когда он возвращался домой с полной сумкой, выяснилось, что в их подъезде сломались все лифты. В другой раз на кассе не принимали карточки, и ему хотелось провалиться под землю под взглядами озверевшей очереди, пока он трясущимися руками доставал из кошелька мелочь.

Пару раз в неделю его навещали Мэльир и Кару, отвлекали разговорами, помогали по хозяйству. Иногда забегала Ната, вздыхала: «Ну у тебя и срач!» – и уговаривала переехать на Кипр вместе с её семьёй. В этом месте он всегда спрашивал, для чего и в каком качестве, и разговор на этом сходил на нет до следующего раза.

Летом он ударился во фриланс. Бывшие одногруппники и раньше подкидывали ему кое-какую халтурку и намекали, что хотели бы обращаться к нему почаще, но в те времена он был слишком занят Натой и рок-магазином. Он и теперь не мог брать много заказов, но получал достаточно, чтобы не зависеть от других. Конечно, если бы Ната сказала, что продаёт и эту квартиру и попросила съехать, он провалился бы в огромную финансовую яму, но пока о крыше над головой можно было не беспокоиться.

В конце августа Мэльир пришёл к нему в гости, с порога назвал его сычом, а квартиру – сычевальней, и под конец заявил:

– Тебе надо к людям. Хватит дома сидеть.

Он пытался возражать, что всё и так хорошо, и дома в одиночестве легче работать, а что раковина посудой завалена и носки к полу прилипают, так это он соберётся с духом и наведёт порядок. Мэльир не сдавался и на это сказал, что, во-первых, он всё ещё Наставник, а Наставников надо слушаться, и, во-вторых, так запускать себя нельзя, надо хоть иногда мыть голову и стирать футболки.

Последнее задело его сильнее всего. Своё отражение в зеркале он ненавидел – и перекошенное лицо, и тело, резко потерявшее юношескую подтянутость и стройность, и даже волосы, которые плохо отрастали после того, как Ната обкорнала их по совету очередной знахарки. Больше всего на свете он не хотел, чтобы всё это видели посторонние.

– У тебя осталось ещё? – спросил Мэльир, открывая шкафчик, где обычно стоял алкоголь, и по очереди доставая оттуда винные бутылки. – Ну и запасы, и всё без дела.

– Коньяк допила Кару, если ты его ищешь. Но там дальше виски…

– Уже нашёл, – Мэльир довольно улыбнулся. – Попадёшь к вам в дом, научишься пить всякую гадость. Ты точно не будешь?

Он покачал головой. Мэльир достал из соседнего шкафчика бокал с толстым дном, хорошенько ополоснул и налил приличную порцию виски.

– Не могу я смотреть, как ты себя живьём хоронишь. Не дело это. А у меня тут четверть ставки на кафедре освободилась. Леночка, может, ты её помнишь, с вами училась… – Мэльир глотком выпил полбокала. – В декрет ушла за вторым. Вот я и хотел тебе предложить.

– Но я… Слушай, я уже всё забыл. Какой из меня препод, меня самого учить надо!

– У тебя вроде с руками-ногами проблемы, а не с головой. Всё быстро вспомнишь. Там всего-то по два семинара два раза в неделю. Программу я тебе дам, задания дам. Твоё дело будет только разбирать это всё со студентусами и не поубивать их за тупость. – Мэльир вторым глотком осушил оставшееся и налил себе ещё.

– Мэл, ты меня вообще видел? Куда к нормальным людям такую развалину?

– Ты Геннадича помнишь? – не сдавался Мэльир. – Он ещё в мои времена был развалиной. И ничего, мы его очень любили.

– Он старый был. И заслуженный профессор. Ему всё можно, даже заговариваться и шаркать ногами. А я молодой… Это просто стыдно, в конце концов! – он продолжал сопротивляться уговорам Наставника, но чувствовал, что ещё немного – и сдастся. Сколько бы он не убеждал себя все эти месяцы, что дома одному тоже хорошо, но после работы в рок-магазине ему катастрофически не хватало общения.

– Вот именно, что молодой! Тебя отмыть, патлы подравнять, рубашку… – Мэльир подмигнул.

– Какую рубашку! Я и одну пуговицу застегнуть не могу!..

– Ну не рубашку, футболку новую чистую. И хвост с ним, что рожа кривая. Ещё студенток будешь метлой гонять. К нам сейчас много девушек идёт.

– Я подумаю.

Не сразу, не в тот же день, он сдался. Суета с документами тянулась месяц, за который он успел выяснить, в каких присутственных местах не хватает пандусов и где лестницы не по плечу и здоровому человеку, но к середине сентября всё улеглось. Два раза в неделю он ездил на пары и помогал мэльировым первокурсникам постигать теорию вероятности. На первых занятиях он ещё боялся облажаться, ждал, что над ним будут смеяться, но вчерашние школьники пока что пребывали в лёгком шоке и ко всем преподавателям относились с пиететом, так что дело быстро пошло на лад.

***

Ему уступила место невысокая девушка с короткой стрижкой. Сердце дрогнуло: она или нет? Неужели не узнала? Приглядевшись, он понял, что обознался. Мало ли кругом светленьких девушек, округлых, с мягкой улыбкой!

Он сел, стараясь половчее устроить ноги, и прикрыл глаза. Голова была тяжёлая, горячая… Ещё по дороге к метро он почувствовал, что его опять лихорадит. Только недавно очухался после одной простуды, и тут снова… Или это старая не прошла до конца?

Что только не привидится в простудном тумане! И вовсе эта девушка не была похожа на Жанну, так, разве что отдалённо! Да и что Жанне здесь делать в такое время?

Он постарался отвлечься, думать о работе, но мысли всё равно возвращались в исходную точку. Жанна. Уже не Чёрная, уже не Ашет, просто славная девочка из бухгалтерии. В первые месяцы он часто думал о ней, злился на Кару, что в тот раз его не разбудили, всё надеялся, что однажды в домофон позвонит не Ната или Мэл, а его дорогая гостья. Но дни шли, Жанна не приходила.

Он не очень понимал, чего ждёт от их встречи. Первое время он хотел просто увидеть её, обнять, прижаться щекой к щеке, ничего не говорить. Ему казалось, что, если она придёт, он выздоровеет, отбросит трость и перестанет бояться своего отражения в зеркале. Потом, после Кипра, он всё чаще надеялся, что Жанна, вся такая чистенькая, заглянет в его берлогу, увидит его, немытого, нечёсанного, опустившегося – и испугается, будет плакать и раскаиваться в том, что сделала. Осенью, когда фриланс и подготовка к парам со студентами забирали все его силы, он начинал иногда задумываться, что и сам был виноват в том, что произошло. Это он, по своей воле отдал кольцо Жанне. Он хотел защитить её от Виталика, и, конечно, сделал это очень эффективно, но наверняка были и другие способы. Если бы он тогда просто поговорил с ней, напрямую спросил, чем помочь…

Его начало знобить. Не открывая глаз, он поплотнее запахнулся в пуховик, поправил на шее шарф. Ничего, если Жанна не хочет с ним видеться, он с этим как-нибудь справится. Надо только пережить сегодняшний день, отвести пары – и побыстрее домой, отлёживаться.

***

Первый семинар прошёл как обычно. Студенты решали задачи, он объяснял им трудные места и умудрялся даже шутить, хотя голову ему словно обложили ватой, и после двух-трёх фраз приходилось долго откашливаться.

«Что-то ты совсем развалился, – думал он. – Не отпроситься ли со второй?»

Но в перерыве выпил с коллегами чая на кафедре, почувствовал себя пободрее и решил, что сможет провести и второй семинар.

Сначала всё было хорошо. Студенты тупили и ошибались даже меньше обычного, объяснения и шутки, отработанные на прошлой группе, доходили до цели, и хотя слабость и озноб никуда не делись, он в целом был доволен занятием.

Единственная на группу девушка Яна строила ему глазки. Он никак не мог понять, всерьёз это она или таким изощрённым способом над ним издевается. Надо будет спросить у Мэльира, то есть, у Михаила Андреевича, что с этим делать. А впрочем, он и так знал, какой ответ получит: расслабься и получай удовольствие…

Мир погас внезапно. Вот он что-то говорил студентам, а вот уже оказался на полу, с чьей-то сумкой под головой. Вокруг – суетящиеся студенты, и Яна с испуганным лицом бьёт его по щекам и подсовывает под нос флакончик духов.

***

Следующие два дня он провёл между бредом и явью. Каким чудом, приходя в себя, он сумел отправить Кару эсэмэску и сообщить, что загремел в больницу, он не помнил.

Иногда ему мерещилось, что в палату приходила Жанна и зачем-то снова и снова брызгала на подушку сладкие цветочные духи, а потом превращалась в усталую медсестру с градусником или шприцем в руке. Иногда вместо медсестры перед ним возникали две женщины в синих париках, печально качали головами и звали к себе.

– Да напиши ты ей уже сам, – предложила Кару, когда он рассказал ей про свои температурные видения. – Встретьтесь, поговорите, а то мучаете себя как при царском режиме.

– А почему, собственно, должен именно я…

– Если хочешь, я сама с ней поговорю. Как вернётся из отпуска, так сразу.

Почему-то разговор про отпуск сильно задел его. Значит, пока он тут торчит в больничных стенах, ест безвкусную еду, делит палату с безумным дедом, Жанна где-то прохлаждается? Он уже собирался высказать всё это Кару, но в последний момент удержался и выдал только нечто бессвязное:

– А… где, когда, почему?

– В Египте. Улетела как раз в тот день, когда ты заболел. Почему – не знаю. Наверно, время для отпуска пришло. Но ты всегда можешь потребовать с неё обязательство сообщать тебе обо всех отпусках и поездках заказным письмом, если это так важно.

***

Все эти месяцы Жанна старалась не думать про Лешего, а если вдруг и вспоминала, то чаще злилась, как обычно злятся люди на тех, перед кем сильно провинились. Груз на душе был так велик, что она предпочла делать вид, что его не существует, а территорию, которую он занимал, обтянула по периметру полицейскими лентами. Так она могла жить и даже радоваться, пока какая-нибудь мелочь не напоминала ей о том, что лежит за жёлтым ограждением. Она вздрагивала, когда коллеги рассказывали об отпуске на Кипре, или когда во дворе у родителей один мальчишка окликал другого: «Леший!» В такие моменты сердце у неё заходилось, руки холодели, желудок сжимался в комок, и сохранять спокойным и расслабленный вид становилось непросто, но Жанна училась прокладывать свой жизненный путь так, чтобы как можно реже натыкаться на спусковые крючки болезненных воспоминаний.

Жизнь её, между тем, шла не шатко не валко. Жанна всё так же тряслась над каждой ошибкой в работе, опасаясь, что коллеги раскусят, что она занимает чужое место, и всё так же исправно получала квартальные премии. Глядя на себя в зеркало, она частенько думала, что вот такая серая, задёрганная, скинувшая на нервах десяток килограмм, она никому и никогда не будет нужна – и регулярно получала комплименты. С месяц она даже встречалась с хорошим, но очень скучным парнем, из числа тех, кто может понравиться маме, и в итоге бросила его по какому-то глупому и надуманному поводу.

Иногда она скучала по небу, по ночным полётам над спящим городом. Всего неделя этого чистого беспримесного счастья досталась ей, и как страшно она закончилась! В дни, когда тоска по драконьим крыльям становилась особенно невыносимой, ей снились те женщины в синих париках, Непет и Таха. Они сидели на своих тронах и смотрели на неё огромными недреманными глазами, и во взгляде их не было ни злобы, ни осуждения, только печаль.

Как ни старалась она оградиться от воспоминаний, новости о том, как живёт Леший, периодически доходили до неё. Бывало, Рита пересказывала Серёжке что-то, что слышала от других драконих, бывало, Кару упоминала о чём-то. Новости были в основном обнадёживающие: жив, устроился на работу, не бедствует, разве что много болеет.

Пару раз она просила Кару передать Лешему привет, но та отмахивалась, мол, если так надо, поговорите лично, вроде взрослые уже. После таких разговоров Жанна обычно пила валерьянку, чтобы хоть немного успокоиться, и потом долгой бессонной ночью заново огораживала жёлтыми лентами опасную зону.

***

Сначала Жанна собиралась лететь в Египет с подругой. То есть, сначала она просто хотела купить горящую путёвку и улететь хоть куда-нибудь: брошенный поклонник после месяца молчания начал бомбардировать её эсэмэсками и сообщениями во всех социальных сетях, и она решила ненадолго скрыться от него в тихом тёплом месте. Египет подвернулся совершенно случайно.

Жанна собирала чемоданы и мечтала, как вечером будет гулять по пляжу в роскошных нарядах, когда подруга неудачно поскользнулась на коварном ноябрьском льду и сломала ногу. В одиночку лететь не хотелось, надо было срочно искать нового попутчика, и родители предложили отправить к морю и солнцу Серёжку. Мол, пусть отдохнёт и наберётся сил и впечатлений, пока есть возможность и круговорот репетиторов и подготовительных курсов не затянул бедную кровиночку.

Ни Жанна, ни сам Серёжка не были рады такому решению. Ей не хотелось всю поездку присматривать за братом, ему было жаль расставаться с девушкой. Правда, Рита быстро вразумила Серёжку и поручила снимать для неё египетские барельефы: она готовила в училище какой-то проект по мотивам древнеегипетского искусства. Жанна в это не вникала, она сразу вспоминала чёрный парик, ледяные бусы на шее и платье, намокшее до колен, и у неё начинал дёргаться глаз.

Полёт прошёл нормально, разве что сердце кольнуло узнаванием, когда самолёт набирал высоту. Вновь стало жаль крыльев и чувства свободы, и ощущения ветра, ревущего в ушах, но Жанна быстро справилась с этим.

Дни в отеле тянулись уютно и монотонно: завтрак, пляж, обед, отдых в тени, пляж, ужин, посиделки с братом на балконе под яркими южными звёздами. Серёжка, правда, требовал поехать куда-нибудь. Время шло, а поручения Риты так и не были выполнены. Жанна милостиво согласилась на Каир и Луксор.

Если бы не долгая дорога туда и обратно, экскурсии ей, наверно, даже понравились бы, но несколько часов езды в автобусе по жаре выбивали Жанну из колеи, и на то, чтобы любоваться окружающими красотами у неё уже не было ни настроения, ни сил. А может, виноват был страшный зуд в руке? Он вернулся, едва Жанна ступила на египетскую землю, и в этот раз никакие целебные мази от Танори не могли избавить от него до конца. То ли пот смывал защитный слой и раздражал больную кожу, то ли причина зуда крылась в чём-то другом, от чего не могло помочь никакое лекарство.

Чтобы не пугать отдыхающих красным пятном на руке, Жанна каждый день заматывала её бинтами, и если какой-нибудь сердобольный соотечественник пытался узнать, что случилось, отвечала, что сильно порезалась.

Рука зудела, настроение портилось, лица жрецов, писцов и фараонов сливались в одно, а тут ещё и Серёжка норовил отбиться от группы, чтобы сделать кадр поинтереснее.

Храм в Луксоре впечатлил Жанну сильнее Каира, но впечатление это было неприятным. Ей всё время казалось, что она идёт по переходам Белого города, Артан-Наруата, и сейчас навстречу ей должны выскочить её прислужницы и напомнить, что надо непременно откусить голову Рите за дурно сшитые одежды. За поворотом она боялась встретить двух женщин в синих париках. Благодаря всё той же Рите она уже знала, что парики и золотые венки у них были скорее шумерские, чем египетские, но справиться с безотчётным страхом это не помогало.

Серёжка носился по древнему храму как угорелый. Он то залезал на базис циклопической колонны, то ложился на землю в поисках удачного плана. Жанна не удивилась бы, если бы он пристроился на колени одной из статуй только для того, чтобы порадовать свою девушку красивыми картинками.

На обратном пути, перед тем, как сесть в автобус, она ненадолго задержалась у лотка с сувенирами. Ей захотелось привести подарок для Кару. Она никак не могла определиться, что выбрать – символ жизни Анх, священного скарабея или Око Хора, и в итоге взяла все три – для Кару, для больной подруги… Кому отдать третий амулет, она не придумала…

***

– Я была уверена, если сделать правильный выбор, – говорила Жанна, – то потом всё у тебя будет хорошо. Чистая совесть, чистые руки, все дела.

Они встретились с Кару в обеденный перерыв в маленькой кофейне неподалёку от работы. Официанты неодобрительно косились на женщину в поношенных пёстрых вещах, но обслуживали их столик по всем правилам.

– Добродетель – сама по себе награда, – заметила Кару. – Мы привыкли, что в конце всех хороших героев ждёт приз – счастье, здоровье, богатство… А на деле, когда история завершается, выбор совершён, настаёт время последствий… Пережить то, что досталось вам, и остаться целыми и невредимыми – невозможно. Это надо принять и смириться.

– Так себе утешение, если честно.

– Другого, боюсь, и не будет. – Кару старательно проглаживала ногтем сгиб салфетки.

– Понимаешь, я иногда думаю, а точно ли я поступила правильно? Я почти не видела Белого города, только говорила с двумя другими Чёрными… Но вдруг так было бы лучше для всех нас? Вдруг я просто повела себя как человек, смотрела на всё с точки зрения человеческой морали, а надо было только следовать своему предназначению?

Кару смяла салфетку и покачала головой.

К столику бесшумно проскользнул официант, собрал грязную посуду и поинтересовался:

– Принести вам счёт?

– Да, конечно. – Жанна полезла в сумочку за кошельком и, заметив, что Кару делает то же самое, сказала: – Я за нас заплачу.

– Наличные, карта?

– Карта… – рассеянно ответила Жанна. Под руку ей попался пакетик с чем-то гладким и округлым. Она вытащила его, положила на стол египетские сувениры. – А я и забыла про них. Тут один твой, выбирай.

Пока официант ходил за счётом и терминалом для оплаты, Кару вертела в руках фаянсовые подвески. Око Хора она отложила в сторону сразу и теперь поочерёдно рассматривала то скарабея, то анх.

– Наверно, драконы из Артан-Наруата решили, что ты сделала величайшую глупость в мире. Но даже самые старые драконы здесь, на Земле, не хотят расставаться с человеческим телом, с этим миром, с этим опытом. Так что, если твою совесть успокоит мой ответ, то да, ты поступила правильно, – сказала Кару, придвинула к себе скарабея, а две другие подвески положила в пакет. – Но тебе же не мой ответ нужен?

Жанна молча кивнула.

– Ну вот и сходи, поговори с ним. Он тебя ждёт.

**

Оставшиеся полдня Жанна собиралась с силами, чтобы сорвать полицейские ленточки и войти на огороженную территорию. Она всё ещё боялась, что её пошлют лесом или прогонят, или что, войдя на страничку к Лешему, она опять наткнётся на какую-нибудь неприятную фотографию. В такие минуты пятно у неё на руке вспыхивало красным и становилось очень горячим.

На работе вихрь дел периодически выдёргивал её из омута тревоги и отчаянья, и становилось легче, но стоило наступить короткой передышке, перерыву между заданиями, как Жанна проваливалась в него с головой.

В метро по дороге домой она пыталась отвлечься, читая модный романчик про любовь вампирши и оборотня (или оборотницы и вампира, она никак не могла запомнить героев). Помогало плохо. История героев и препятствия, вставшие на их пути, казались ей мелкими и неважными.

В сердцах захлопнув книжку, последние две станции Жанна простояла, глядя в одну точку и прикидывая, что написать Лешему. «Привет! Как дела?» «Привет! Давно не виделись! Как дела?» «Привет! Давай встретимся?» «Привет! Я тут была в Египте, привезла тебе сувенирчик»? Каждый новый вариант казался абсурднее и глупее предыдущего.

«А, плевать, будь что будет», – подумала Жанна, отпирая дверь квартиры. Она была так взвинчена, что не разуваясь пошла включать компьютер. Написать надо было быстро, неважно что, лишь бы побыстрее закончить с этим вопросом.

***

Весь вечер он провёл за компьютером, доделывая срочный заказ. Глаза жгло, будто в них насыпали соли пополам с песком, и окружающий мир плыл и двоился. Пора было идти спать, если на завтра он хотел проснуться в нормальном состоянии, но он решил проверить, что там пишут в личку ВКонтакте. Вчера он выставил на продажу несколько пластинок и надеялся, что они заинтересовали кого-нибудь из его френдов.

Несколько дней, которые он провёл в больнице, пробили в его бюджете огромную брешь. Он пропустил сроки у большого заказа, клиент накинулся на него с матюками и угрозами, и он всерьёз испугался, что останется без денег. Конечно, на первое время можно было бы попросить в долг у Мэльира… Но это в самом крайнем случае. Пока же он решил перебрать свою коллекцию винила.

В личке обнаружились два сообщения от потенциальных покупателей и – он зажмурился, открыл глаза… Третье сообщение никуда не делось. Все пять слов на голубоватом фоне: «Привет! Как дела? Как здоровье?» – были на месте.

Он открыл страничку переписки с Жанной. Вестей от неё не было с того злополучного дня, и дежурный вопрос про дела и здоровье смотрелся издевательски на фоне сообщений о том, что Ната украла Серёжку.

Он с большим трудом удержался, чтобы не написать в ответ: «Привет! Спасибо, хреново» – и посмотреть, что из этого выйдет. Немного подумал, смягчил формулировку: «Привет! Сейчас ничего, работаю. Выписался из больницы», – прикинул, не добавить ли смайлик или хотя бы скобочку в конце, решил оставить, как есть, и отправил. На быстрый ответ он не рассчитывал: Жанна была в сети три часа назад.

Он написал обоим потенциальным покупателям и с чистой совестью отправился готовиться ко сну.

На полуслове оборвав Луку Турильо, звякнуло уведомление.

«Что случилось? Надо помочь? Мне приехать?»

Очень хотелось написать: «Приезжай». Он посмотрел время – начало двенадцатого, окинул взглядом комнату, заваленную одеждой, заставленную грязной посудой и ответил: «Всё уже хорошо. Всего лишь сильно простудился. Не волнуйся».

Ответа не было минут пятнадцать– он следил по часам. Окружающие предметы начали двоиться, руки затряслись сильнее обычного. Похоже, одним только здоровым восьмичасовым сном было уже не отделаться.

«Может, встретимся на этой неделе?»

«Хочешь, приезжай в гости, или посидим где-нибудь, выпьем кофе».

Лишних денег, чтобы угостить кого угодно чашечкой кофе у него не было, но писать об это он не стал. Хуже было только признаться, что дорогу до дома, в котором живёт Жанна (полчаса на метро и двадцать минут пешком) ему сейчас не осилить.

«Давай в кафе», – написал он и прибавил название кофейни неподалёку от дома.

«Как насчёт послезавтра?»

22 ноября 2011

Он стрельнул сигарету у соседа, но закуривать не стал. Из всех вредных привычек курение после той злополучной ночи отпало первым– от табачного дыма его мутило, а бронхи мучительно сжимались– но бывали моменты, когда остро хотелось сделать хоть пару затяжек. Вот и теперь он шёл в сторону кофейни, сжимая в пальцах левой руки сигарету, и всё никак не мог решить, пойти на поводу у старой привычки или перетерпеть.

Он сам выбрал эту кофейню около метро и теперь жалел о своём решении. Резко похолодало, лёд сковал лужицы, и тротуары превратились в каток. Ещё прошлой зимой он не волновался бы из-за них ни капли, а теперь прикладывал все усилия, чтобы не упасть.

Обычно он ездил до метро на маршрутке – всего пара остановок, мелочь для здорового человека, особенно если некуда спешить, – но сегодня он проторчал на остановке чуть не полчаса, но так ничего и не дождался. Хорошо, что хоть догадался выйти заранее.

У входа в кофейню он остановился перевести дух. Не хотелось показаться Жанне на глаза усталым и запыхавшимся. Хватит и того, что рожа кривая.

Искушение закурить стало ещё сильнее. Он собрался попросить огонька у девицы, курящей на ступеньках, но в последний момент передумал, вспомнил, как Ната всё время набрасывалась на него из-за запаха табака.

В панорамные окна было видно зал кофейни – парочки на диванах, бородатого парня в клетчатой рубашке, стучащего по клавишам ноутбука, неопрятную седую женщину в растянутом свитере, потягивающую кофе, официантов в коричневых фартуках… Жанна сидела за столиком у окна и изучала меню страница за страницей. Вдруг что-то отвлекло её, она отложила книжицу в сторону, взяла в руки телефон, нахмурилась, подняла голову и пристально посмотрела сквозь стекло в его сторону.

Он швырнул сигарету в урну и начал осторожно подниматься по лестнице.

***

Леший опаздывал. Жанна снова и снова пролистывала меню и уже третий раз говорила официанту, что ещё ничего не выбрала. Официант соглашался, кивал и упархивал обратно к стойке.

Завибрировал телефон. Она вздрогнула, отложила в сторону меню, прочитала сообщение. Отвергнутый поклонник вновь написал ей жалостливую поэму в пяти эсэмэсках. Жанна вздохнула, отложила мобильный в сторону и уставилась в вечернюю темноту.

Дверь кофейни открылась, по залу пробежал холод, девушка на входе поздоровалась с новым посетителем, тот ответил на приветствие… Голос показался Жанне знакомым. Она подобралась и постаралась придать лицу беспечное выражение.

Леший медленно шёл к ней, опираясь на трость и подтягивая левую ногу. Жанна готовилась к встрече, заранее пересмотрела все последние фото с его страницы, и уже знала про перекошенное лицо, про то, как резко он – чтобы не говорить «постарел», она использовала слово возмужал, – но к тому, что всё зашло настолько далеко, готова не была. Внутри всё перевернулось и похолодело. Она улыбнулась ещё шире, встала и шагнула навстречу Лешему.

– Привет, – сказала она, утыкаясь куда-то в плечо зелёного свитера с погончиками. – Давно не виделись.

Леший был холодный после улицы, пахнущий лёгким морозом, тёплым человеческим телом и ещё немного «Фаренгейтом». Жанна слышала, как быстро стучит его сердце.

– Привет, – ответил он и немного отстранился, но из объятий Жанну не выпустил. – Отлично выглядишь.

В том, как он говорил, тоже появилось что-то новое, но она ещё не уловила что.

Они устроились за столиком. Жанна подавила желание подойти и помочь Лешему сесть. Он, кажется, заметил это намерение, потому что сразу сказал:

– Не надо меня жалеть. Я со всем справляюсь, всё хорошо.

Со своего насеста вспорхнул официант, подлетел к ним, и Жанна, обрадовавшись такой перемене темы, тут же заказала чизкейк и латте. Леший погрузился в меню и намекнул, что свой заказ сделает попозже.

Они сидели молча, не глядя друг на друга. Телефон у Жанны снова затрещал, она мельком глянула на экранчик, ругнулась: «Да чтоб тебя!»– и спрятала его в сумку.

Леший оторвался от меню:

– Всё в порядке?

– Да. Это так, мелочи. – Жанна копалась в недрах сумки. – Не стоит внимания.

Она наконец выудила из бокового кармана пакетик с фаянсовой египетской подвеской.

– Вот, я тебе из поездки привезла. Это Око Хора. Очень мощный амулет.

Леший протянул руку и со второй попытки подцепил подвеску. Пальцы у него дрожали.

– Честно говоря, после…– Леший замолчал, подбирая слова. – Короче, у меня аллергия на всё египетское и на всякие амулеты. Но этот выглядит мило, – поспешно добавил он. – Это что-то означает?

Жанна сглотнула и постаралась говорить как можно спокойнее:

– Рита сказала, это как-то связано с египетскими мифами. Вроде как злой бог Сет вырвал у бога Хора глаз, но Хор всё равно победил Сета, а око скормил своему мёртвому отцу Осирису, чтобы тот ожил… И вроде как теперь это амулет, дающий здоровье и жизненную силу.

– И ты предлагаешь, – Леший поднёс Око Хора ко рту и сделал вид, что пытается его раскусить, – съесть его?

Жанна засмеялась.

– Его надо на шнурок и на шею. Ну, или, не знаю, в кошелёк положить вместо денежной мыши.

***

Жанна слушала, как Леший рассказывает о студентах, и осторожно, исподволь, наблюдала за ним. Вот лицо, разделённое на две половины, живую и мёртвую. Мёртвая смотрела в пустоту остановившимся глазом. Седина в отрастающих волосах и потерявшая форму борода (Жанна помнила, как тщательно Леший за ней ухаживал). Новая манера говорить, чуть растягивая слова. Слабые руки, которым любое мелкое действие давалось с трудом. А из-под всего этого выглядывал прежний Леший, продавец из музыкального магазина, будто заколдованный царевич из страшной сказки.

Телефон в сумке снова затрещал. Жанна дёрнулась, но проверять не стала. Всё и так было ясно.

Леший спросил про Серёжку, и она, стараясь не подавать виду, что волнуется, принялась рассказывать про брата, про знакомство родителей с Ритой, про то, как Серёжка ударился в фотографию и теперь даже мусор не ходил выбрасывать без зеркалки, подаренной на день рождения.

– И как успехи?

– Ну, как тебе сказать…– Жанна развела руками. – Но он очень старается.

Леший усмехнулся, и ей показалось, что мёртвый левый уголок рта чуть приподнялся. Это выглядело жутковато.

Потом они говорили про Жанну, про её работу, ремонт, Египет, как будто не было этих странных шести месяцев, не было той ночи…

– Вот, с парнем рассталась, – сказала Жанна, когда телефон вновь завибрировал. – А он со мной, похоже, нет.

Леший помрачнел и выглядел почти зловеще.

– Снова нужна помощь?

Жанна вообразила, как Леший является на встречу с очередным её бывшим и лупит его тростью.

– Да нет, я как-нибудь сама.

***

Пока они сидели и болтали о работе, о друзьях, о Серёжке и Рите, он чувствовал себя почти прежним. И Жанна тоже как будто совсем не изменилась, разве что исхудала и стала какая-то нервная, дёрганная. Но тут она сказала про назойливого бывшего (внутри всё похолодело: он-то был уверен, что Жанна была одна) и всё встало на свои места. Жизнь продолжалась – и у него, и у неё.

– Когда Кару мне рассказала, что ты улетела в Египет, я ужасно обиделся, – сказал он. – Всё понимаю, ты не обязана была никому об этом докладывать… Но я тогда лежал в больнице, и мне было так тошно…

Жанна замерла с чашкой кофе в руке и смотрела на него испуганно. Наверно, тут он перегнул палку, начал не вовремя, но ему остро захотелось сказать ей что-то неприятное, как-то задеть.

– Прости, я не должен был…

Жанна отставила чашку в сторону, вздохнула, но выглядела всё ещё напряжённой, будто собиралась прыгнуть в ледяную воду. Ему захотелось как-то разрядить обстановку, и он осторожно коснулся её пальцев. Жанна вздрогнула, но руку не отдёрнула.

– Знаешь, – начала она очень тихо. – Я всё это время очень боялась этого разговора. Понимала, что надо… что нельзя это оставлять так… Я даже пришла один раз, но ты тогда спал…

– И я потом злился на Кару, что не разбудила меня. Это глупо, но я надеялся, что ты придёшь и спасёшь меня от Наты. Она тогда взялась меня лечить, поила какой-то дрянью, чуть не всего разобрала на анализы.

При упоминании Наты Жанна отстранилась.

– Мне тоже было обидно, когда я узнала, что вы улетели на Кипр. Я себя чувствовала каким-то жалким ничтожеством. Не знаю, почему. – Она вытащила из салфетницы салфетку и принялась рвать её на кусочки. – Мне казалось, это всё было, чтобы поиздеваться надо мной.

Тут настал его черёд вздыхать и говорить что-то ободряющее. О поездке на Кипр он не помнил почти ничего, кроме какого-то общего чувства унижения и бессилия.

– Я знаю, это всё очень глупо, – продолжила Жанна. – Мне давно надо было засунуть гордость и обиду поглубже и прийти к тебе. Но я боялась.

Видимо, выражение его лица стало совсем пугающим, потому что Жанна отбросила остатки салфетки и взяла его за обе руки.

– Я не про… Я боялась, что ты меня не простишь… Ну, за то, что я тогда сделала… За то, что напала. И за то, что сняла кольцо. Я… Сначала я увидела тебя спящего, а потом те фото… И вот теперь…

Ему захотелось встать и обнять её, но сделать это быстро не получилось бы. Он сжал её ладони.

– У меня было много времени, я много над этим думал… Злился, обижался… Временами жалел, что остался жить. Но я никогда не винил тебя в том, что тогда произошло. Потому что я знаю, что это была не ты. Это была Чёрная, Ашет. Но теперь нет ни её, ни того золотого дракона. А мы остались.

– И ничего нельзя было изменить? Ничего нельзя было сделать?

Он покачал головой.

– С того времени, как ты надела кольцо – ничего. Мне не надо было давать его тебе. Но я увидел, как тот парень обращается с тобой, захотел защитить– и не придумал лучшего способа. Наверно, было бы лучше сначала поговорить…

Он осторожно провёл большим пальцем по её запястью.

– А ещё я тогда понадеялся, что, если ты станешь драконихой, у нас что-нибудь получится.

Жанна вспыхнула. Их руки вновь расцепились.

– А как же Ната и всё, что ты мне тогда наговорил?

– Не знаю. Я заметил у тебя на лице синяк – и всё было решено.

– Но почему ты… Вы все… скрывали от меня правду? Я должна была всё знать!

– Сначала Кару посоветовала ничего не говорить… Потом я испугался, понадеялся, что, чем дольше ты будешь пребывать в неведении, тем дольше проживу я. А после того, как… Даже не знаю… Мне уже было проще рассказать про Нату.

Телефон в сумочке Жанны затрещал снова.

– Тебе точно не нужна помощь? Может, я просто позвоню и поговорю с ним?

– Не надо. Я сама. Он хороший парень и заслуживает честности. И мы заслуживаем.

Жанна допила остывший латте, вытерла губы и вдруг спросила:

– А как сейчас Ната?

– У неё всё хорошо. Уезжает на Кипр, продаёт бизнес. После всего случившегося она перестала быть Старейшей, ей тут больше делать нечего.

– А ты… А вы?

– Ей был нужен молодой золотой дракон, а я теперь всего лишь человек. Но мы дружим. Прям как взрослые сознательные… люди.

К столику подлетел официант, забрал пустую чашку, спросил, не будут ли они заказывать что-нибудь ещё. Они попросили счёт и потом долго спорили, как будут платить.

– Давай сегодня я, – наконец предложил он, – а в следующий раз, если захочешь, заплатишь ты.

Жанна кивнула и улыбнулась, а он мысленно похвалил себя за то, как ловко намекнул на новую встречу.

***

Жанна помогла ему спустится с лестницы– поддержала под локоть, проверила, нет ли где скользких мест. На этот раз он не стал отказываться или говорить, что его не надо жалеть, а то она уже приготовилась к долгим уговорам.

Пока они спускались – какие-то три ступеньки – Жанне вспомнилась дорога через лес. Ей страшно натирали ноги чужие кроссовки, она не могла сделать без боли и шагу, и Леший взял её под руку, и был он такой тёплый, уютный… Через два пуховика почувствовать тепло от чужого тела было невозможно, но ей вдруг снова стало хорошо, как тогда. Разделяться не хотелось.

Уже на тротуаре они вновь заспорили. Леший, как галантный кавалер, собирался посадить её на метро. Она предлагала проводить его до дома. Мол, на дороге лёд, темно, идти далеко, вдруг с ним что-нибудь случится? Он начал было протестовать, но потом предложил, вызвать Жанне такси от подъезда и дать денег.

Они двинулись к его дому. Жанна невольно подстраивалась под его неровную походку, замедляя свои быстрые широкие шаги. Оба молчали, словно прислушивались к новому ритму, в котором будет теперь идти их жизнь.

Жанна иногда бросала короткий взгляд на лицо Лешего. Сейчас он был повёрнут к ней левой, мёртвой стороной. «А не так уж всё и страшно, как мне казалось сначала, – размышляла она. – Привыкнуть можно, жить можно». И тут же сама себя одёрнула: с чего она вообще думает об этом?

***

У подъезда они остановились, он достал из кармана пуховика мобильный и стал искать в телефонной книжке номер такси. Жанна была рядом, немного уставшая от медленной ходьбы в непривычном темпе, но всё же довольная. Она казалась человеком, которого освободили из плена. Её телефон больше не трещал, главные слова были сказаны, впереди маячило светлое прекрасное нечто.

Ему захотелось позвать Жанну домой, предложить остаться и на ночь, но он вспомнил, какой там бардак, – и не решился.

В диспетчерской такси было занято. Он подождал с минуту, попробовал снова. Безрезультатно. Ещё чуть-чуть, и держать девушку на улице будет просто неприлично. Он в третий раз набрал номер, и в третий раз попал на короткие гудки.

Жанна чуть пританцовывала от холода, видимо, когда собиралась, не рассчитывала на долгие прогулки по улице.

– Занято, – вздохнул он и в следующую секунду, не придумав ничего лучше, обнял Жанну левой рукой. Она не стала отстраняться, прижалась сильнее и, подняв голову, посмотрела ему в глаза. Он склонился и осторожно поцеловал её.