Драконы средней полосы

Воскресенье, 15 мая 2011

Жанна проснулась позже обычного, часов, наверно, в десять, и ещё долго лежала в кровати, рассматривая паутину вокруг люстры и пожелтевшую побелку на потолке.

Ей казалось, что после вчерашних полётов должны болеть плечи и спина, как после долгой тренировки, но нет, утром она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Впереди был целый выходной, и она впервые за долгие месяцы была вольна делать, что пожелает. Оставалось только понять, чего она хочет.

Раньше по воскресеньям они с Виталиком ходили в гости либо к её родителям, либо к его, долго сидели за столом, что-то обсуждали с чинным видом. Мама Виталика всё время сообщала какие-нибудь интимные подробности из его детства, забывая, что однажды уже рассказывала про приучение к горшку и обкаканый плед. Папа Жанны, отставной военный, звал Виталика не иначе, как потенциальный зять, просил быть с дочерью построже и всё норовил уединиться на кухне с ним и бутылкой водки.

И вот теперь оказалось, что всё это позади. И в это воскресенье можно пойти в кино, на выставку, встретиться с подругами или пробежаться по магазинам… Или… Взгляд Жанны опять упал на паутину на люстре.

Для начала надо было заняться домом.

И Жанна встала, наскоро помылась, заглянула в холодильник, где на дверце одиноко ютились горчица и кетчуп, вздохнула – к списку неотложных дел добавился ещё и поход за продуктами, и вытащила из морозилки НЗ – пачку вишнёвых вареников.

После завтрака она принялась за уборку. Как оказалось, масштаб бедствия был не так велик, как Жанне показалось после пробуждения – стирая себя из её истории, Виталик тщательно протёр все места, где могли оказаться отпечатки его пальцев. Разве что бабушкин сервиз в серванте не помыл. Ей оставалось обмести пыль с потолка, разложить по местам всякие мелочи и заняться полами. Дел на пару часов.

Раскладывая по полкам одежду и переставляя книги, Жанна раз за разом замечала, что куда-то пропали вещи, которые дарил её теперь уже бывший парень. Исчезли два сборника фантастики, платье, которое она надевала всего один раз, чтобы порадовать дарителя, нижнее бельё и даже заколки. Из хрустальной вазы, где лежали украшения, куда-то делись не только серёжки, но и золотое колечко. Его Жанна купила себе сама с первой зарплаты. Помнится, тогда они с Виталиком сильно поссорились: он заявил, что женщина не должна покупать золото сама, его должен дарить мужчина. Сам он при этом с тех пор так и не подарил ей ни золотых серёг, ни даже подвески-сердечка, о которой Жанна мечтала, наверно, полгода.

Саму себя Жанна никогда не считала ни ангелом, ни невинной овечкой. Она частенько ссорилась с Виталиком, даже кричала на него несколько раз (и всякий раз ей потом было очень стыдно); она была плохой хозяйкой, не любила готовить и, будь её воля, питалась бы исключительно едой из доставки, а сама при этом пилила своего парня, как циркулярная пила: давай поклеим обои, давай поменяем кран…

Помогать с ремонтом в её квартире Виталик не хотел. Он так и говорил, мол, была бы она моя, уж тогда бы… Но квартира, где они жили последние полгода, была благоразумно записана на маму Жанны.

Впрочем, тут Виталика можно было понять. По крайней мере, так до недавнего времени думала и Жанна, поскольку сама она тоже не чувствовала себя хозяйкой. После смерти бабушки родители долго спорили, что делать с доставшимся наследством. Отец предлагал приберечь её для сына, для Серёжки, чтобы он въехал туда прямо на восемнадцатилетие. Доверять квартиру Жанне он не хотел, мотивируя своё решение какой-то замысловатой цитатой из русской народной сказки, из которой было ясно только, что дочки улетают из дома на жареных куриных крыльях, а молодому мужчине нужен свой дом. Мать взяла сторону дочери, намекая, что негоже жить в одной комнате взрослой девке с подростком-братом.

Правдами и неправдами мать отстояла свой выбор, и Жанна с Виталиком, намыкавшиеся по съёмным углам, переехали в небольшую уютную однушку, не видевшую ремонта лет двадцать, не меньше. Жанне хотелось побыстрее привести всё в порядок, заказать новенькую кухню и вместительный платяной шкаф вместо тяжеловесной советской мебели, переклеить обои, побелить потолки и положить на пол модный ламинат, но заниматься ремонтом в одиночку было страшно. Она не представляла, где искать мастеров, как выбирать материалы – в их семье это было мужской обязанностью. Она рассчитывала на помощь Виталика, но тот отстранялся от решения этих вопросов.

И вот теперь она была свободна и полна решимости кардинально поменять свою жизнь.

Час или больше Жанна провела в интернете в поисках мастеров и стройматериалов, запуталась, страшно устала, сделала заметку поговорить об этом с отцом и хотела уже залезть в соцсети, но вспомнила, как вчера Виталик копался на её страничке, и брезгливо закрыла браузер. Сейчас она не была готова увидеть, что он там наделал. Чтобы не сидеть за компьютером без дела, она решила позвонить своей парикмахерше, узнать, не найдётся ли сегодня местечка. В конце концов, теперь ей не зачем отращивать волосы, можно бы и вернуться к любимой стрижке. Жанна потянулась туда, где всегда лежал мобильный, когда она сидела в Интернете. Телефона на привычном месте не было. Только сейчас она поняла, что не видела его примерно… Примерно с вечера пятницы.

***

Кару всю ночь провела без сна, ворочалась, переворачивала подушку прохладной стороной наверх, а когда задремала под утро, из своей комнаты что-то попросила Танори.

Потом надо было готовить завтрак. Она делала это, не приходя в сознание, и опомнилась только когда разбила яйцо на стол, а на сковороду бросила пустые скорлупки.

Танори утром была ворчлива не больше обычного: заметила, что в кофе слишком много мускатного ореха и не чувствуется корица (в этот момент Кару захотелось кинуть в старую дракониху половником), а у яичницы какой-то странный привкус, впрочем, приятный.

После завтрака надо было заняться аптекарским огородом: рыхлить, рассаживать, поливать… Кару и тут работала как автомат, не слишком задумываясь, не перепутала ли она базилик с лебедой.

К полудню, когда стало припекать совсем по-летнему, она уже едва держалась на ногах. Воткнув тяпку в стену сарая, Кару вымыла руки в облупившемся эмалированном тазу и отправилась разогревать обед, радуясь про себя, что щей и картошки с мясом она приготовила на несколько дней вперёд.

За полдня о вчерашнем не было сказано ни слова, как будто не прилетал к ним Мэльир, Кару не встречалась с Натой, не узнавала имя Чёрной, а Танори не рассказывала свою страшную историю. Всё шло своим чередом, размеренно и чинно. Проснуться, позавтракать, поработать, пообедать, подремать, опять поработать…

Блямкнула смс. Кару быстрым движением разблокировала телефон и прочитала сообщение от Ахорет: Ты не забыла?Сегодня в 4

Кару вздохнула и, пока на электрической плитке грелись щи и шкворчала картошка, принялась искать в бездонной сумке расписание электричек.

***

Старый вагон пах креозотом, тёплой резиной, табаком и мочой. Сделанная по трафарету красная надпись на стекле в двери была кем-то заботливо отредактирована и теперь призывала просто не слоняться.

Кару, бросив окурок на рельсы, последовала призыву, быстро вошла и устроилась у окошка на жёсткой деревянной скамье. Поезд тронулся, мерно застучали колёса, уплыла назад станция, и потянулись за окнами поля, леса и дачные посёлки.

Порывшись в карманах в поисках плеера, она вздрогнула, когда поняла, что оставила его дома. Значит, придётся ехать в город без анестезии. Прикрыв глаза, Кару попыталась задремать, но сон и теперь не шёл к ней. Впервые за много лет ей было тревожно, так тревожно, что сердце стучало, как бешеное.

Она не знала, кого бояться сильнее – Чёрную или Танори с её сложными многоходовыми партиями. Рассказ о кровавой резне в доме Сестёр Белого города никак не шёл у неё из головы. И вот сейчас Кару ехала в Наруат на очередное радение. И что она должна была делать? Вести себя, будто ничего не знает? Рассказать сёстрам всю правду? Но поверят ли ей, если Танори столько лет молчала? И можно ли теперь доверять Танори, которая использовала её в тёмную, чтобы шпионить за Наруатом?

А даже если они и поверят, что с того? Они столько лет ждали свою Госпожу, ждали обещанного переселения в Артан-Наруат, Белый город драконов, что теперь с радостью примут любую судьбу. И потом – Непроявленные. Они болеют, стареют, умирают в ожидании своих колец. Может быть, какая-нибудь из сестёр уже присматривается к её перстеньку? Кару непроизвольно сжала руку в кулак. Почему-то раньше она не задумывалась о таких вещах.

Или вот Танори… Стоит ли дальше рассказывать ей, что происходит на радениях в Наруате, о чём говорят Проявленные и Непроявленные? Вечером она не стала говорить Наставнице о том, что Ната подумывает подсунуть Чёрной какого-нибудь Непроявленного в качестве первой жертвы. Кару чувствовала, что это может обернуться настоящей катастрофой, но ничего не могла с собой поделать. Пусть старая дракониха разбирается со своими картами, зачем ей ещё и живые осведомители!

В вагон вошёл продавец бамбуковых носков и сбил Кару с мысли. Он так нахваливал свой товар, что она не удержалась и купила сразу две пары – себе и Танори: гнев – гневом, обида – обидой, а привычка заботиться о старой драконихе была в ней уже неистребима.

Пряча деньги и носки в карман, она подумала с лёгким сожалением, что наверняка не успеет износить их.

От носков мысли Кару плавно перетекли к другим приземлённым вещам. Она так и не решилась узнать, что ждёт её в ближайшем будущем, а значит, надо быть готовой ко всему: раздать долги, закончить все дела в человеческом мире. И Кару принялась вспоминать…

С родственниками она уже давно не общалась, не знала даже, кто из них жив до сих пор; последние десять лет нигде постоянно не работала, перебиваясь заказами по знакомству; имущества не имела, жила у Танори в деревне, а если надо было остаться в городе, ночевала в комнатушке в огромной коммуналке, которую снимала у Мэльира за какие-то копейки; не было у неё и счёта в банке – словом, с прежней человеческой жизнью её не связывало ничего. Вот исчезнет она – и не останется после никакого следа…

***

Альорд поднял голову, зажмурился, потёр глаза и стал сонно оглядываться по сторонам, пытаясь понять, где он находится и сколько сейчас времени. Так, рабочий стол, тёмный экран компьютера, окно, задёрнутое мутным серым тюлем, за окном – солнце. Он дома, он вчера ночью сел за компьютер, стал что-то делать, неосторожно моргнул – и нате вам, на дворе уже день.

Спина затекла и теперь болела. Ужасно хотелось есть. Альорд посмотрел на половинку круассана, лежавшую на столе, на кружку остывшего кофе – и лёгким движением клавиш разбудил компьютер.

Ага, так и есть. Вернувшись домой, он первым делом пошёл писать Нате. Он слишком устал, чтобы быть велеречивым и растекаться словами в покаянную лужицу, и потому предпочёл говорить правду: «Привет! Прости, я разбил телефон. Твои сообщения видел, но ответить не мог. У нас тут было ЧП. Если хочешь, встретимся сегодня. Целую».

Похоже, что кофе он сделал, чтобы дождаться сообщения от Наты, но отключился раньше. Ната написала ему под утро. На удивление, она обошлась без мата и оскорблений, не припомнила даже их мимолётную встречу во дворе, когда он попытался прикрыться Чёрной.

«Я пришлю водителя к семи. Пойдёт? Соскучилась. Жду. Целую».

Прочитав сообщение, Альорд похолодел. Конечно, не так, как было, когда Чёрная назвала своё драконье имя… Но всё же непривычно спокойный тон Наты пугал гораздо больше, чем ругань и попытки съесть мозги чайной ложечкой. Если Ната изображала спокойствие, значит, она что-то задумала.

Альорду остро захотелось провалиться сквозь землю, улететь в Австралию, сделать что угодно, только бы оказаться подальше от всех этих разборок. Хотелось улететь куда-нибудь, где его никто не найдёт. Вернуться в деревню… Но про тот заброшенный домик знали все драконы, не исключая теперь и Чёрную.

Надо было что-то решать, но от мысли, что надо будет искать билеты, поднимать связи в других общинах (Альорд помнил одну дракониху из Томска), собираться и бежать в ночи, оставив здесь близких, прошлую жизнь и коллекцию пластинок (Ната их непременно разобьёт), начинала кружиться голова и слабели коленки. Он даже забил в поисковик «авиабилеты купить», но закрыл страничку, едва она загрузилась и, пробормотав: «Будь что будет», ответил Нате: «Пойдёт», – встал из-за стола, прихватив на кухню кружку и полкруассана.

***

Жанна крутилась перед зеркалом, ерошила коротко постриженные волосы и улыбалась. Казалось, вместе с отросшими прядями на пол парикмахерской осыпалось и её прошлое, все эти долгие месяцы странных и утомительных отношений. Девушка в отражении чем-то напоминала ей ту, прежнюю Жанну, ещё не встретившую Виталика, ещё не помыкавшуюся по съёмным квартирам и не пытавшуюся перекроить себя по чужим лекалам, только вот взгляд стал увереннее и – грустнее, и улыбка была теперь не такой открытой и лучезарной.

Жанна чувствовала, что что-то в ней постепенно и неуклонно развивается, растёт. Её переполняла сила и уверенность. Хотелось менять жизнь и мир вокруг, и стрижка была тут только первым этапом.

Она ещё немного полюбовалась собой. Невысокая, ладненькая, в любимых синих джинсах и белой футболке (их Виталик тоже терпеть не мог, считал, что они недостаточно женственные). В треугольном вырезе футболки – подвеска-сердечко, та самая, о которой Жанна мечтала столько месяцев.

Жанну немного мучала совесть из-за того, что деньги, отложенные с зарплаты на непредвиденные расходы, можно было бы потратить на что-нибудь полезное – на обои в комнату или новый телефон, но сейчас ей нужна была какая-нибудь приятная мелочь, которая бы и через несколько лет напоминала о том, что теперь начался новый, счастливый этап в её жизни.

И уже этим вечером она собиралась воспользоваться всеми радостями драконьего существования. Жанна предвкушала радость полёта – пусть не прямо сейчас, а через пару часов, когда совсем стемнеет.

А пока надо было закончить с одним не очень приятным делом.

Включая компьютер, Жанна успокаивала себя, как могла. Ей было страшно, как перед прыжком в холодную воду в неизвестном месте. Заходить в социальные сети было неприятно, хотя она уже проделала это, когда искала в переписках номер парикмахерши (Ануш, хозяйка салона «Фантазия», не признавала Интернет и заводить сайт отказывалась на отрез). Жанне казалось, что по её душе, по её жизни напоследок прошлись грязными кирзовыми сапогами. Виталик потёр все свои сообщения, удалил со странички совместные фото и всё, что касалось их поездки в Египет, кажется, даже отфрендил кого-то из общих знакомых, но в целом натворил не так много бед, как мог бы. Но главное, он не кинул самого себя в чёрный список.

И теперь, борясь с отвращением, Жанна искала его страничку среди десятков однофамильцев, и найдя, отправила в личные сообщения всего два слова: ВЕРНИ ТЕЛЕФОН.

Она не очень хорошо представляла себе, что будет делать, если её сразу не заблокируют и предложат встретиться. Наверно, можно будет послать туда Серёжку… Или попросить Лешего?

***

Сегодня в «Наруате» Кару чувствовала себя не в своей тарелке. Раньше она ждала, когда Ахорет объявит об очередных радениях: ей нравилось чувство единения, которое возникало, когда все они, и Проявленные драконихи, и Непроявленные, молились вместе. У них была общая радость и общая тайна, спрятанная у всех на виду.

Пока их молитвы и гимны оставались только громкими и поэтичными словами, некими абстрактными формулами, лишёнными реального содержания, её всё устраивало. Но вот они начали обретать плоть и наполняться живой кровью – кровью, которая должна была пролиться в самое ближайшее время, и Кару захотелось порвать с ними, сбежать из этого тесного круга куда-нибудь. Но было уже поздно.

Когда она вешала свои яркие хипарские вещи в шкафчик в особой зоне «Наруата» и облачалась в чёрное, Кару всё время казалось, что Непроявленные как-то особенно внимательно разглядывают её, как будто оценивают, станет она ещё одной жертвой Чёрной или нет. Ждут, что и её перстень освободится?

Кару уже хотела пойти к стойке регистрации, где Ахорет, лучезарно улыбаясь, отделяла агнцев от козлищ, обычных посетительниц фитнес-центра от наруаниток, как вдруг кто-то легко похлопал её по плечу. Кару дёрнулась и резко обернулась. Перед ней стояла невысокая пухленькая девушка с длинными рыжими волосами. Рита, учившаяся в швейном училище. Непроявленная. Она так спешила поговорить с Кару, что не успела даже переодеться и щеголяла в чёрной футболке и высоких трусах в красное сердечко.

– Ахорет сказала, ты… вы видели Чёрную?

– Ну да. Видела. Я всё расскажу сёстрам, когда придёт время.

Рита смутилась, щёки её слегка порозовели.

– Тут вот какое дело… Я понимаю, мне Ахорет сказала, вы не одобряете, а я… Короче, я нарисовала эскиз костюмов для Чёрной и Аль… её Избранника.

Кару почувствовала, как в голову ей ударила кровь. Хотелось взять эту девчонку в смешных трусах и хорошенько встряхнуть. Но она только тихо вздохнула.

– Давай, показывай.

Рита быстро подошла к своему шкафчику и вытащила оттуда большой пакет с розочками, из которого торчали два отреза чёрной ткани и картонная папка.

– Вот, смотрите, – сказала она, пытаясь одновременно достать из папки листы с эскизами и не выронить на пол блестящую скользкую ткань.

Кару внимательно оглядела оба эскиза. На одном была изображена очень худая девушка с бесконечно длинными, лишёнными ступней ногами, одетая в чёрное платье на широких бретелях. Шею девушки украшало чёрное ожерелье, сделанное на египетский манер. Чёрные распущенные волосы, свободно стекающие по плечам, на лбу были стянуты хайратником из крупных чёрных бусин. Рисунок на втором листе изображал юношу, не то, чтобы накачанного, но с выраженной мускулатурой. Ноги у него тоже были длинными, и тоже не имели ступней. Юношу Рита одела в чёрную юбку с эффектными широкими складками. Ожерелье, причёску и хайратник она, не утруждая себя, перерисовала с женского костюма.

– Как вам? Нравится?

Кару задумалась, подбирая слова.

– Красиво. Старательно. Только… – Она заметила, как напрягалась Рита. – Ты им сильно польстила. Чёрная – она такая, знаешь, ростом чуть повыше тебя. И не такая худая.

– А какая? – Рита забрала у Кару листки с эскизами, вытащила откуда-то карандаш и начала что-то быстро набрасывать на обратной стороне.

– Как я, наверно. Не худая, не толстая, обычная такая. – Кару решила не уточнять, что в их короткую встречу Чёрная была одета в чужие, скорее всего альордовы, вещи, и разглядеть фигуру в подробностях было невозможно. – И волосы у неё светлые и короткие.

Рита разочарованно вздохнула.

– Парик? Мы же предложим ей парик, да?

Кару снова захотелось встряхнуть девчонку как следует, чтобы не говорила глупости, но снова сдержалась и ответила только:

– Там не до париков будет.

– А костюм для Альорда? Там всё нормально?

– Нормально, нормально. Только… Ты же его видела, да?

Рита помотала головой. Кару продолжила:

– Он весь такой жилистый, не накачанный. Всё наоборот, короче.

Карандаш быстро-быстро заскользил по бумаге.

– Поняла, поняла. А мерки, можно попросить Альорда снять мерки с себя и с Чёрной?

Кару почувствовала, что палец ей стискивает перстень-дракон. Кажется, он рвался в драку вместе с хозяйкой. Стараясь не повышать голос, она взяла Риту за плечи и ответила:

– Слушай, говорю один раз. Альорд – мой друг. А ты сейчас мне рассказываешь, как его получше сервировать и положить в пасть Чёрной, ой, то есть, нашей Прекрасной Госпоже. Можно хотя бы не просить его самого накрывать на стол и расставлять приборы?

Губы у Риты задрожали, скривились. Казалось, она сейчас заплачет. Кару разжала руки.

– Но как же… Но вы же… Но мы же… Но вы же сами только что обсуждали всё это со мной!..

***

Аромат дешёвых китайских палочек смешивался в спортивном зале с запахом пота и талька. Кажется, никто не догадался открыть форточку сразу после того, как отсюда ушла группа степ-аэробики. Икеевские свечи горели, сжигая остатки кислорода.

Кару мутило. Ей казалось, ещё немного, и она упадёт в обморок. Очень хотелось побыстрее выбраться отсюда на свежий воздух, пусть для этого и пришлось бы перекопать пару соток в деревне у Танори или рыскать по лесам и полям в поисках Чёрной и Альорда. Но уйти из «Наруата» прямо сейчас было невозможно. Хоть она и не собиралась ничего рассказывать старой драконихе о том, что говорят её сёстры, сама Кару хотела оставаться в курсе всего происходящего. А для этого надо было держать себя в руках, ни с кем не ссориться и не устраивать демаршей. Она и так чуть не прокололась с Ритой…

Кару не могла поверить, что на протяжении стольких лет по два раза в неделю, а то и чаще, собиралась с этими тремя драконихами и несколькими Непроявленными (они периодически менялись) на радения, сперва в каком-то ДК на окраине города, а потом, в девяностых, когда Ахорет открыла в бывшем «почтовом ящике» свой спорт-клуб, и в этих стенах. Их наряды, сшитые из подкладочной ткани, их дешёвая конспирация, весь этот странный и нелепый антураж – свечи, китайские благовония, музыка из проигрывателя – как-то совсем не вязались с высокими словами о служении и предназначении, верности и преданности грядущей Госпоже. Раньше она этого не замечала, всё казалось правильным. Но теперь у Кару словно бы открылись глаза, она увидела окружающим мир таким, каков он есть на самом деле. И это «на самом деле» не вызывало ничего, кроме тошноты и скуки.

Ахорет сидела на полу по левую руку от Кару. Чёрная накидка стекала с её плеч эффектными складками, и тёплые отсветы огня блестели в её глазах. Она говорила:

– Три их было, великих сестры, возжелавших большего. Мало было им неба их, и моря их, и земли их, и города их. Тесен им был их мир, и захотели они открыть Врата… Три их было, мудрых и смелых, перешедших предел. И отдала каждая то, что любила больше жизни.

Ахорет незаметно ткнула Кару локтем. Кару подхватила:

– Я – Таха, отдала вратам своё Прошлое.

– Я – Непет, отдала своё Будущее.

– Я – Ашет, отдала Настоящее.

И снова настал черёд Ахорет:

– Три ключа открыли Врата – отец, сын и брат. Кровь пролилась, и они распахнулись. Три их было, великих сестры, что прошли сквозь Врата. Три их было, мудрых и сильных, что привели в этот мир драконов.

Кару слушала и ей казалось, что всё это происходит не с ней, что сейчас Ахорет включит свет, засмеётся, скажет: «Поиграли и будет!» – и все они снимут эти нелепые тряпки и разойдутся как ни в чём не бывало. Но радения продолжались. Теперь надо было всем вместе петь и славить грядущую Госпожу.

– О прекрасная Госпожа, сладостен взмах крыльев твоих, точен удар когтей твоих, милосерден взгляд глаз твоих. О великая Госпожа, дай познать твою мудрость, дай познать твою милость, дай пройти сквозь Врата, дай узреть белые стены Артан-Наруата.

Она делала вид, что поёт вместе со всеми, хотя язык едва ворочался во рту, а каждое слово повергало её в холодное оцепенение. Опять, как только что с Ритой, хотелось подойти к каждой, положить руки на плечи и спросить, понимает ли она, чего сейчас призывает и о чём просит. Рассказ Танори о бойне, в которой сгинули все Сёстры Белого города никак не шёл у неё из головы.

Но вот пение прекратилось, опять слово взяла Ахорет:

– Скажи Кару, скажи, сестра наша, видела ли ты вчера нашу Госпожу?

Кару кивнула, но остальных этот ответ не устроил.

– Я видела нашу Госпожу вчера.

– Ведомо ли тебе её имя?

– Она поведала мне его. Имя нашей Госпожи – Ашет.

Улюлюканье, хлопки, смех… Слова Риты, обращённые к кому-то из Непроявленных: «Я же говорила!» Кару почувствовала, как её подхватили под руки, повели куда-то, закружили в танце, и мир поплыл, понёсся мимо.

***

Кару собиралась уже уходить, когда Ахорет окликнула её и попросила остаться, подождать, пока она проштампует абонементы шести пенсионеркам, пришедшим на группу «Здоровая спина». Одна дама, строгая, с ёжиком седых волос и ухватками опытной учительницы, уговаривала Анечку перенести будущее занятие на следующий месяц.

Облокотившись о стойку регистрации, Кару вертела в руках заламинированный прейскурант, и всё никак не могла взять в толк, про какую Анечку идёт речь и о чём просит эта странная женщина, по возрасту годившаяся ей в дочки. Наконец она вспомнила, что Ахорет в человеческом обличье зовут Аней. Но суть просьбы от неё всё равно ускользала.

Дама с ёжиком наконец отправилась в раздевалку, и «Анечка» громко вздохнула:

– Вот сначала берут абонемент подешевле, без переносов, а потом начинаются уговоры… Что, так сложно сто рублей переплатить, но потом мозги не жевать?

Кару понимающе кивнула. Обсуждать с Ахорет спортивных пенсионерок ей не хотелось. Причём не хотелось ещё и потому, что у них были какие-то планы на следующий месяц, а сама Кару этим похвастаться не могла.

– Ты зачем девочку обидела? Она после вашего разговора пошла в туалете плакать. И мне всю футболку проревела.

– Думать надо головой потому что. Развели тут кружок кройки и шитья. Слушать противно. Речь идёт о жизни и смерти, а они тут балаган устраивают. Самодеятельность!..

Глаза Ахорет сузились, голос стал резким:

– Они хотят угодить нашей Госпоже, порадовать её. А ты разве этого разве не хочешь?

– Я не хочу, чтобы последние часы Альорда отравили этой бессмысленной клоунадой. Он мой друг, и если…

– Альорд, Альорд!.. Свихнулись вы все на нём что ли?

– Кто – мы? – насторожилась Кару.

Ахорет растерянно замолчала.

– Давай договаривай, кто – мы.

– Ну ты… Ната…

– Она приходила сюда? Звонила?

– Эсэмэску прислала. Мол, так и так, хочу к вам приехать, поговорить. Ну и Альорда упомянула.

У Кару возникло желание потребовать телефон и самой прочитать сообщение, но в последний момент она передумала. Не стоило сейчас окончательно ссориться с Ахорет. В прошлый раз Танори спугнула Нату, и Натва натравила на Чёрную Мэльира у них за спиной. Больше так ошибиться было нельзя.

– И что ты ей ответила?

– Позвала к нам в среду вечером. На этой неделе.

Кару усмехнулась, вообразив Нату, в чёрной футболке новообращённой летящую в хороводе в душном спортзале.

– Прям на наши радения придёт? Знаменательный день.

Ахорет помотала головой.

– Она ко мне придёт. Поговорим с глазу на глаз. Если будет что-то важное, я всем напишу, ты знаешь.

Внутри у Кару всё сжалось от дурного предчувствия, но и сделать тут ничего было нельзя. Разве что вломиться в «Наруат», чтобы сорвать встречу…

– Слушай, а для чего тебе это всё? – спросила она у Ахорет неожиданно. – Про Риту и остальных Непроявленных всё понятно: красивый ритуал, красивые тряпки… А тебе-то что?

– А я хочу угодить нашей Госпоже. Она увидит, что мы ради неё старались – и…

– И что?

– И нас не тронет. Увидит, что мы её. На её стороне. Все против, а мы с ней. Все боятся её, а мы – нет. – Похоже, Кару задела больное место в душе Ахорет, потому что та начала всхлипывать.

– Она у вас на глазах под ваши песенки сожрёт своего самого любимого и единственного дракона. Ты думаешь, ей будет хоть какое-то дело до шелков и ожерелий? Ты думаешь, она как-то по-особому проникнется сочувствием к тем, кто ей всё это устроил?

– Думаю… Не знаю… – Ахорет громко всхлипнула. – А что, у нас есть другие варианты? Сложить лапки и плыть по течению? Ты это предлагаешь?

***

Альорд подравнивал бороду триммером и напевал под нос Starmen’а. В душе у него боролись тоска и предвкушение удовольствия, как и всегда перед свиданием с Натой, и чем ближе был час Икс, тем острее становилась борьба. В такие моменты не помогал ни русский рок, ни металл, и Альорд искал утешение и поддержку у Дэвида Боуи.

К встрече с Натой всегда надо было готовиться с особенной тщательностью. Она замечала каждую складочку на рубашке, каждый пропущенный волосок на щеке – и отпускала по их поводу какое-нибудь язвительное замечание.

Закончив с бородой, Альорд открыл шкаф и долго выбирал, что надеть к последним чистым чёрным джинсам. Растянутые и очень мятые футболки с концертов, которые он носил большую часть времени, тут не подходили. Пиджак? Галстук? Слишком формально. На белой рубашке обнаружилось пятно соевого соуса. Другая, в тонкую голубую полоску, не подходила к джинсам. Третья, четвёртая… Наконец Альорд добрался до чёрной рубашки, которую купил чуть ли не к выпускному в институте. На удивление, она была чистой и почти не мятой.

Критически осмотрев себя в зеркале, он решил, что в чёрном выглядит очень даже романтично. Нате должно было понравиться.

Альорд уже почти решился не гладить рубашку и поехать, как есть, но вспомнил последнюю шпильку, которую Ната отпустила по поводу его причёски, и болезненно скривившись, пошёл искать утюг.

Удивительное дело, насколько разными были Ната-человек и Ната-дракониха. Ната-человек могла в считанные секунды выесть мозг чайной ложечкой за какой-нибудь незначительный проступок. Ната-дракониха была самым прекрасным и нежным созданием, какое ему доводилось знать. В ней не было затаённой злой силы, как в Чёрной. Она была изящна и грациозна, в отличие от той же Кару. А как она была игрива и весела, когда летела над полем в этом своём посёлке, освещённая лунным светом! Ради таких минут Альорд был готов терпеть и шпильки, и придирки, и постоянные капризы, и сцены ревности… Всего этого стало больше, когда Ната решила дать окончательную отставку Мэльиру, и Альорд остался её единственным драконом. То, что раньше делилось на двоих, досталось ему одному, и эта ноша с каждым разом становилась всё тяжелее.

Расправившись с непокорными складками на рубашке, Альорд быстро оделся, собрал волосы в хвост, внимательно следя, чтобы нигде не вылезли «петухи», посмотрел на часы – без пяти семь – и напоследок сбрызнулся диоровским Фаренгейтом. Можно было выходить.

***

Во дворе его уже ждал, недовольно моргая аварийкой, чёрный внедорожник. За рулём, как и всегда, сидел широкоплечий угрюмый, наголо бритый водитель. Не человек, а живой памятник девяностым.

Альорд быстро запрыгнул на заднее сиденье, хлопнул дверью. Водитель лениво обернулся к нему и процедил:

– Холодильником своим так хлопать будешь.

Он был явно недоволен тем, что хозяйка отправила его в город по воскресным пробкам, но работа есть работа.

«Мы с тобой в одной лодке, чувак», – подумал Альорд, но в слух говорить ничего не стал. Чем ближе было свидание с Натой, тем больше он жалел, что нельзя было встретиться сразу в небе.

Кроме того, шею нещадно натирал воротничок рубашки. Только теперь он понял, почему отправил её в самый дальний угол шкафа. Надо будет запомнить на будущее, что носить её не стоит.

И, чтобы слишком не накручивать себя по дороге к Нате, Альорд стал думать, куда он пристроит несчастную рубашку. Он колебался, предложить её Мэлу или сменщику Вадику, когда мысль с разбегу налетела на преграду: какое, хвост побери, будущее, если его, может, скоро и не будет на этом свете.

В груди сжался холодный липкий ком, стало нечем дышать, Альорд судорожно расстегнул верхние пуговицы. Вид у него, похоже, был аховый, потому что водитель, глянув в зеркало заднего вида, спросил:

– Тебя там что, укачало?

Альорд помотал головой.

***

В посёлок они приехали затемно. Охранник пропустил их за ворота, водитель высадил Альорда у входа в дом и поехал ставить машину в гараж.

Он поднялся на крыльцо и замер перед дверью. Было тихо, ни души вокруг. Алибек и Гуля, пара, помогавшая Нате с домом и садом, отправились спать… Альорд вздохнул. Он любил перекинуться парой слов с Алибеком, когда тот поливал розы или собирал граблями скошенную траву. Ему казалось, что спокойствие и жизнелюбие, которыми светился садовник, не повредили бы ему перед встречей с Натой. Альорл потянулся к пачке сигарет в кармане, но передумал.

Он повернул ручку, потянул дверь на себя – она поддалась с лёгким стуком, и вошёл. Разулся в прихожей, посмотрелся в зеркало, застегнул одну пуговицу, вторую, заново собрал волосы в хвост… Дальше тянуть было нельзя.

Полумрак в гостиной, спланированной по заветам из девяностых (в аквариуме плавает бегемот, но этого совсем не видно), разгонял свет двух оплывших свечей на кофейном столике. Тёплые красноватые отблески мерцали на пузатых боках винных бокалов и зелёном бутылочном стекле.

Ната полулежала в широком кресле, свесив ноги через подлокотник и уткнувшись в планшет. Одета она была во что-то чёрное и блестящее, не оставлявшее большого простора для фантазии: голые руки и плечи белели в тусклом свете.

– Льо, милый! Иди сюда! – позвала Ната, уронив планшет в кресло, и распахнула объятья. У неё едва заметно заплетался язык, и Альорд понял, что бутылка на столе была не первой за этот вечер. Впрочем, алкогольные таланты Наты позволяли ей справляться и с большими вызовами… Всё ещё ожидая головомойку, Альорд опустился на пол рядом с креслом и обнял Нату за талию.

***

Губы у неё были мягкие, пухлые и немного липкие от помады. К сладковатому арбузному аромату духов (как они назывались, «Царица»? «Королева»?) примешивался запах вина. Волосы, длинные, густые, гладкие, текли сквозь пальцы, когда он сжимал их на затылке.

Альорд целовал Нату и не чувствовал вообще ничего. Такого с ним ещё никогда не было.

Он начал действовать решительнее. Одной рукой притиснул Нату к себе, другой ещё сильнее вцепился в волосы и так впился в её губы, будто решил замаскировать силой и натиском впавшее в спячку возбуждение.

– Эй, мне больно! – Ната со всей силы толкнула его в грудь. Альорд отстранился. – Я пока к такому не готова, – сказала она примирительно. – Не думала, что ты сегодня такой… горячий.

«Пронесло, она пока ничего не поняла», – подумал Альорд, наливая себе вина.

– Я скучал. Все эти дни очень скучал. – Он внутренне приготовился, что сейчас-то Ната и поймает его на слове, заговорит про Мэльира и про Чёрную, но она только улыбнулась, подняла бокал и сделала долгий медленный глоток, глядя ему прямо в глаза. Раньше этот трюк с лёгкостью вышибал у него землю из-под ног, но в этот раз Альорд остался безучастен. Надо было продолжать игру. Он наклонился и нежно поцеловал Нату в плечо.

Она нашарила не кофейном столике пульт от музыкального центра, небрежно махнула рукой, и гостиная наполнилась гипнотической музыкой. Играли Velvet Underground. Это было неожиданно: Ната терпеть не могла рок. Её нынешний муж всю жизнь мечтал собрать свою группу, и теперь, когда у него были деньги, периодически зависал на репетициях, что-то записывал и пытался раскручивать своё творчество. Альорду довелось как-то раз послушать песню или две, и это были худшие минуты в его жизни. По крайней мере, до недавнего времени.

Гипнотическая музыка разлилась по гостиной. Закружились, поплыли стены. Вино и музыка делали своё дело – Альорд расслабился. Он вновь сел на пол и положил голову Нате на колени. Боязнь, что сегодня он не справится, ненадолго отступила.

– Я минуты до нашей встречи считала…

Блямкнул планшет. Ната оживилась, взяла его, открыла сообщение, долго и внимательно рассматривала его. Выпитое явно мешало ей надолго задерживаться на какой-то одной мысли.

– Наши на Кипре отдыхают. Вон, смотри. – Она сунула Альорду планшет, предлагая полюбоваться фотографией, на которой худенькая темноволосая девочка в красном купальнике готовилась прыгнуть с бортика бассейна. – Как тебе?

– Класс! Это она у тебя уже большая такая?

– Десять лет. И вся в своего папеньку. Ничего драконьего.

В последней фразе Альорду почудился упрёк. Он легонько поцеловал Нату в коленку. Ната захихикала.

– Мы ведь хорошо постараемся сегодня? – промурлыкала она, запуская пальцы ему в волосы.

***

Золотому дракону на человеческие мерлехлюндии было плевать. Он видел молодую самку – он гнался за молодой самкой.

Ната летела быстро и свободно, как пущенная из лука стрела. Её чешуя переливалась и мерцала в свете растущей, почти уже полной Луны. Альорд дал ей время вырваться вперёд, а сам начал набирать высоту. Он поднимался к звёздам, и ветер пел у него в ушах и щекотал лапы и брюхо.

Полёт отрезвлял и пьянил одновременно. Здесь, в воздухе, Альорд чувствовал себя хозяином положения. Он мог одним стремительным броском догнать Нату, мог немного помучить её неизвестностью и предвкушением, а мог, выдерживая дистанцию, долго лететь следом, пока золотая дракониха сама не бросится к нему.

Он был так высоко, что уже не различал Нату в темноте, но продолжал ощущать её присутствие. Надо было выбирать стратегию. Альорд несколько раз взмахнул крыльями, меняя угол полёта, сложил их и камнем полетел к земле. Сейчас надо было не растеряться и вовремя поймать момент. Три, два, один…

Альорд погружался в густой молочный туман. Он ничего не видел, но чувствовал, что Ната летит рядом, в нескольких метрах над ним. Убедившись, что впереди нет никакой преграды, он начал резко начал набирать высоту.

Несколько взмахов крыльями, и он вынырнул из тумана прямо перед носом у Наты. В последний момент, поддаваясь древнему чутью, она успела уйти влево и вниз.

Они были полностью растворены друг в друге и чувствовали, кажется, одно и то же. Их вёл древний ритуал брачного танца.

Ната была так близко, что Альорд видел в лунном свете её узкую копьевидную голову, увенчанную парой костяных гребней, её гибкие сильные лапы и тонкий хвост. Она играла с ним, закладывала вираж за виражом, подпускала к себе, чтобы увернуться в последнюю секунду. Альорд ревел и, пытаясь угадать, что Ната сделает в следующий миг, то кидался вниз, то взмывал к звёздам.

Расстояние сокращалось. Альорд всё реже бросался к земле, всё чаще рвался вверх. Ната видела это и подстраивалась. Они спиралью взмывали ввысь.

Он даже не успел понять, когда его хвост с силой обвил Натин, а Ната вцепилась своими передними лапами в его.

Ещё несколько взмахов, ещё несколько неуклюжих попыток набрать высоту вдвоём – и Альорд поджал одно крыло, выставив в бок второе, отдаваясь свободному падению.

Их крутило в потоках воздуха, ветер выл и свистел вокруг них, а сердце Альорда сжималось от ужаса и восторга. Теперь всё зависело только от Наты, и он доверял ей больше, чем себе, больше, чем кому-либо в жизни.

Земля стремительно неслась им навстречу, а он чувствовал только нарастающее напряжение, тугое, как натянутая стрела. Ещё, ещё, ещё!.. Струна лопнула, ослепляющий восторг заполнил его тело. Спустя несколько ударов сердца вторая волна, идущая извне, накрыла его с головой.

Ната разжала лапы. До земли оставались считанные метры: он едва успел сгруппироваться и подготовиться к приземлению. Посадка вышла жёсткой. Он упал, завалился на бок и покатился по мокрой траве, на ходу теряя драконье обличье.

***

Под вечер Жанной овладело судорожное беспокойство. Она не могла усидеть на месте. Включала компьютер, чтобы посмотреть фильм, но тут же начинала скучать, переключалась. Залезала в соцсети, натыкалась на последнее сообщение Виталику – прочитанное, но оставшееся без ответа, сворачивала вкладку. Ставила чайник – и забывала про него, потому что надо было срочно протереть пыль и переставить чашки в закрытом кухонном шкафчике.

Едва опустились сумерки, Жанна почувствовала тянущую боль между лопаток и сразу всё поняла. Её новая драконья сущность рвалась в небо и не могла дождаться, когда уже, наконец, это человеческое тело поймёт, что пора вылетать.

Боль и нетерпение нарастали. Она каждую минуту подбегала к окну, проверяла, не пришло ли время для ночной прогулки, и всякий раз оказывалось, что на детской площадке ещё играли дети, на балконе курил и громко болтал по телефону сосед, прямо под окнами кто-то парковал машину… Жанна вздыхала, отходила от окна, пыталась отвлечься, но непреодолимая сила влекла её в небо.

Наконец всё стихло, погасли окна в соседнем доме, а сосед-курильщик, вдоволь наговорившись, ушёл к себе в квартиру.

Она подождала для верности ещё с полчаса (это было непросто: беспокойство сделалось мучительным, а на спину, кажется, капал раскалённый свинец с серной кислотой пополам) и открыла окно. Память тут же услужливо подбросила ей пропавшие было воспоминания о пятничном вечере: перекошенное лицо бывшего, осколки горшка на полу, и её беспомощные руки, пытавшиеся ухватиться за пустоту. Жанна подумала, не перебраться ли на балкон, откуда так ловко упорхнул Леший, но представила, как будет с трудом перелезать через перила и, не дай крылья, зацепится джинсами за что-нибудь, да так и повиснет. Кухонное окно оставалось лучшим вариантом.

Она села на подоконник, свесила ноги, приготовилась оттолкнуться руками – и застыла. Ледяная волна ужаса окатила её с ног до головы: а что, если в этот раз ничего не получится? Что, если она просто упадёт и разобьётся вдребезги? Никакие воспоминания о вчерашних полётах не помогали. Теперь всё снова казалось какой-то случайностью, игрой воображения… Вот если бы рядом оказался Леший, так долго и терпеливо говоривший с ней вчера…

Жанна живо представила себе золотого дракона, летящего в весеннем небе, играющего в потоках воздуха, – и страх отступил. Она оттолкнулась от подоконника – и в следующую секунду уже ловила потоки ветра чёрными крыльями.

***

Реки огней, белых и красных, понемногу мелели. В окнах погасали огни. Ночь окончательно вступила в свои права. Чёрная дракониха прислушивалась к ощущениям. Она больше не боялась упасть. Её не терзали сомнения. Она была вольна лететь, куда пожелает.

Прохладный весенний воздух пах чем-то пьянящим и томным, дарил обещание невиданного наслаждения, сулил восторги, неведомые простым смертным. Надо было только найти кого-то, готового разделить с ней этот полёт.

Она долго кружила над своим домом, старалась запомнить его до мельчайших деталей, но в наступившей темноте он ничем не отличался от других безликих многоэтажек с дворами, подсвеченными тусклыми фонарями, с чёрными купами деревьев и неразличимыми с высоты вывесками магазинчиков. Оставалось надеяться на драконье чутьё, новое ощущение в пространстве, безошибочно указывающее на покинутое гнездо.

Закладывая очередной вираж, чёрная дракониха вдруг мысленным взором отчётливо увидела скалу над морем, испещрённую круглыми норами. Некоторые из них, те, что находились повыше, были закрыты снизу изящными балюстрадами. Другие, пониже, были загорожены чем попало – корягами, валунами, канатами, и наводили на мысль о советских балконах, заваленных всяким хламом.

То из одной, то из другой норы к ограде подходила человекоподобные фигура, перебиралась наружу и бросалась на волю ветра и волн, превращаясь в дракона.

Видение длилось недолго, но разбудило в душе у чёрной драконихи сосущую тоску. Когда она поняла, что вместо скалы над морем перед ней всего лишь человеческая многоэтажка, она громко и горько закричала – и сама испугалась звука собственного голоса.

Она вылетела за пределы знакомого района и теперь двигалась за город. Ей казалось, что именно там она сможет найти если не объяснение своему видению, то хотя бы какого-нибудь другого дракона.

Пейзаж под её крыльями почти не менялся. Несколько раз она встречалась с высотками, облетала их почтительно, и продолжала путь. Иногда ей удавалось рассмотреть в темноте какую-то водную поверхность – то ли реки, то ли пруда.

Она чувствовала, что совсем близко от неё летали и другие драконы. Она кидалась к ним, но незнакомцы, заметив, что она приближается, почему-то бросались на утёк.

Наконец город остался позади. Теперь она летела над опустевшей трассой в свете растущей Луны. Её влекла тоска и предчувствие наслаждения.

Внезапно чутьё заставило её резко повернуть. Трасса осталась сзади и слева, впереди расстилались скрытые густым туманом поля. И где-то там, над этими полями, кружились два дракона. Они были слишком далеко, чтобы их можно было разглядеть даже ясным днём, но драконье чутьё было не обмануть.

Эти двое были так поглощены друг другом, что не замечали, как чёрная дракониха приближается к ним.

***

Альорд лежал на спине, прислушиваясь к своему телу. Бок саднило, намокшая одежда неприятно липла к телу, но, кажется, все кости были целы, ран не было. Ворча под нос всякое нелицеприятное в адрес Наты, он быстро поднялся на ноги. Попробовал оглядеться. Ничего. Темнота и туман. Он нигде не видел Нату, но чувствовал, что она сейчас в небе, совсем недалеко и, по прикидкам, через пару минут должна найти его.

Альорд оставался на месте, чтобы Нате было проще засечь его местоположение и не плутать в тумане, дрожа от холода, который пробирался под мокрую рубашку и заставлял зубы отплясывать джигу. Он не боялся простыть и заболеть, но с каждой минутой идея дожидаться золотую дракониху на земле казалась всё более глупой.

Ната кружила в небе, но теперь рядом с ней ощущалось присутствие ещё одного дракона. Альорд сначала подумал, что это Мэльир. От ревности и обиды кровь ударила в голову: пока он тут мёрзнет в темноте и неизвестности, его золотая развлекается с другим драконом! И пока человек в его душе задавался вопросом, откуда бы тут мог взяться Мэл, молодой дракон решил действовать.

Альорд взмыл в воздух, пылая праведным гневом и выкашливая молнии. Он искал соперника. Он видел Нату, кругами, словно в брачном танце, уходящую от второго дракона. Точнее, от драконихи. За Натой, захлёбываясь от восторга, гналась Чёрная. Ей так нравилось всё происходящее, что чистая, ничем не замутнённая радость весны и молодой силы передавалась всем, кто был рядом.

От воспоминаний о вечере пятницы Альорда начало мутить. Он представил, что будет, если Ната решит напасть на Чёрную, или Чёрная, вдоволь натешившись, попытается пустить в ход когти. Вдруг Чёрная зацепит что-то посерьёзнее лапы? Вдруг они не успеют добраться до Натиного дома? Вдруг у Наты не окажется сеннет-аннуи? Он пытался сосредоточиться на происходящем, но ужас с восторгом пополам, мешал ему.

Чёрная заметила его и тут же оставила Нату в покое. Кажется, золотая дракониха была всего лишь случайной помехой её на пути к цели, а настоящей целью был он, Альорд.

Заложив вираж, Чёрная легко обошла его справа, и теперь снова, как тогда, над заброшенным полем, пошла на таран, вынуждая развернуться и отступить. Она преследовала его, взмах за взмахом сокращая расстояние, пока Альорд не понял, что она ведёт его в брачном танце, по неопытности взяв на себя роль самца. Чёрная загоняла его на глазах у Наты, и он подчинялся ей, и сердце громко ухало и сладко таяло от предчувствия нового удовольствия, приправленного изрядной долей страха.

Они сходились всё ближе и ближе, взмывая в высь, почти соприкасаясь крыльями, как вдруг что-то с силой ударило его в бок. Альорд потерял равновесие, неловко забил крыльями, а когда выровнялся, Чёрная уже удалялась в темноту.

Он начал оглядываться по сторонам в поисках Наты, но её нигде не было. Рёбра болели, лететь было тяжело, и он начал быстро снижаться.

***

– Вообще больно было, – сказал Альорд, поднимаясь на крыльцо. Бок невыносимо зудел после регенерации, но чесаться при Нате было неудобно. Оставалось ворчать и терпеть.

– Да тебя, идиота, убить было мало! – Ната стояла в дверях, освещённая слабым светом из прихожей. Короткое платье сбилось на бок и задралось спереди, а волосы живописно растрепались. Выглядела она так, будто вернулась с лихой попойки. – На кой хвост ты к ней полез вообще?

– Тебя спасал. Не надо было?

Ната решительным жестом водворила платье на место и принялась расправлять подол.

– Да уж конечно! Спасал! Так и сказал бы, мол, хотел с новенькой потрахаться, не удержал хрен в штанах! – на последних словах Ната расхохоталась. Видимо, представила дракона в брюках.

Альорд не понимал, что делать. Оправдываться было нельзя, да и что он мог сказать? Что его вёл инстинкт, и он не мог остановиться? Так и саму Нату за минуту до того закрутило в воронке брачного танца. Это было похоже на помешательство, совершенно немыслимое для человека, словно неведомая сила выключила остатки сознания и велела следовать древней программе. В этот момент не было никакого Альорда, никакой Наты, никакой Чёрной (он больше не мог даже в мыслях называть её Жанной, это была какая-то другая сущность).

Ната всё ещё смеялась, держась за дверной косяк, но приступы смеха перемежались громкими всхлипами. Альорд подошёл и осторожно обнял её, негромко позвал по имени. Ната замолчала, повернулась к нему. Дышала она тяжело, судорожно втягивая воздух.

– Я думала, она сожрёт тебя у меня на глазах. И я ничего не смогу сделать. А ты ещё, как дурак, сам полез к ней в пасть! – Она впилась Альорду в губы, не давая ответить.

Он вжал её спиной в простенок, обнял крепко, как утопающий, и жадно целовал, будто знал, что следующего раза не будет.

Ната обмякла в его объятьях.

– Я тебя спасу, – проворковала она, отстранившись, чтобы перевести дыхание. – Я уже почти всё продумала. А когда это кончится, мы с тобой улетим на Кипр!