— Ты брал здесь свинину с юккой?
— Раз двадцать! Отличная жилетка. Новье?
— Нынче все такие юмористы.
Даже в столь ранний час «У Густава» яблоку было негде упасть. Мэнни искоса глянул на Ансельмо, который поставил перед ним кружку пива.
— Грациас.
— Как поживают великие писатели?
— Целыми днями сидим на заднице и медленно приближаем мировую катастрофу. Сценарий летит в пропасть, тачка — следом, и все начинается сначала. — Мэнни двумя глотками осушил кружку пива. — Хватит этого дерьма, давай-ка отведаем стоящего напитка. — Он вытащил из рюкзака бутылку. — Кое-что новенькое из Аргентины.
Появился Ансельмо с бокалами для вина. Мэнни наполнил бокалы.
Пригубили.
— Я прав?.. О да. Я прав. — Держась за бокал, словно за спасательный круг, Мэнни огляделся. — Ты когда-нибудь предполагал, что твоя жизнь примет такой оборот? Не то чтобы я чертовски много знал о твоей жизни…
— Да я об этом не думал, — пожал плечами Гонщик.
Мэнни поднял бокал так, что тот оказался вровень с его глазами, и принялся смотреть на мир сквозь вино.
— Я собирался стать очередным писателем с большой буквы. Причем у меня не было на этот счет ни тени сомнений. Напечатал целую кучу рассказов в литературных журнальчиках. А потом вышел мой первый роман. Знаешь, что он сделал? Подтвердил теорию плоской Земли — канул в бездне. Второй роман даже не сумел пискнуть, перед тем как последовал за первым. Полная тишина. Ни звука. А какова твоя история?
— По большей части перебивался с понедельника до пятницы. Мечтал свалить подальше от дома и свалил.
— Каков масштаб!
— Обыкновенная жизнь.
— Ненавижу обыкновенную жизнь!
— На тебя не угодишь.
— Позвольте, сэр, с вами не согласиться. Если отмести нашу политическую систему, последние полдюжины президентов, голливудскую киноиндустрию, нью-йоркский издательский мир, все до одного фильмы последнего десятилетия, не считая братьев Коэн,{17} газеты, телевизор, американские автомобили, музыкальный мусор, медийные разводки…
— Целый каталог!
— И не обращать на это внимание, я многим искренне восхищаюсь. К примеру, вот этой бутылкой вина. Погодой в Лос-Анджелесе или едой, которую нам сейчас принесут.
Он вновь наполнил бокалы.
— Заказов много?
— В общем, есть.
— Хорошо. Тогда твое дело не совсем пропащее. В отличие от большинства современных родителей, по крайней мере, твоя работа способна тебя обеспечить.
— Не всем так везет в нашем богоспасаемом бизнесе.
По обыкновению, принесенный ужин оправдал ожидания. Потом друзья переместились в близлежащий бар, где Гонщик выпил пива, а Мэнни — бренди. Зашел какой-то старик, который почти не говорил по-английски; уселся и принялся играть на видавшем виды аккордеоне танго и военные песни; благожелатели ставили ему выпивку и бросали банкноты в чехол из-под инструмента, а по щекам старика катились слезы.
К девяти вечера речь Мэнни сделалась сбивчивой.
— Ну вот и конец гулянке. А ведь раньше я мог бузить так ночи напролет.
— Отвезти тебя домой?
— Конечно.
— И еще такое дело, — сказал Мэнни, когда они свернули на улицу, где стояла его хибара. — На следующей неделе мне нужно быть в Нью-Йорке. А я не летаю.
— Не летаешь? Да ты еле передвигаешь ноги.
Наверное, выпивка подействовала и на Гонщика.
— Д-допустим, — продолжал Мэнни. — Короче, я и подумал: а может, ты меня туда отвезешь? Я заплачу.
— Вряд ли получится. У меня запланированы съемки. Но если бы и было время, денег я с тебя не взял бы ни при каком раскладе.
Выбравшись наконец из машины, Мэнни сказал:
— Просто имей меня в виду, если что, ладно?
— Ну конечно. Почему бы нет? Вздремни-ка немного, дружок.
В десятке домов от обиталища Мэнни, отразившись в зеркале заднего вида, возник полицейский патруль. Тщательно соблюдая ограничения скорости и заранее включая сигнал поворота, Гонщик въехал на стоянку «У Денни» и припарковался капотом к проезжей части.
Мимо проехала патрульная машина с одиноким полицейским за рулем. Стекло опущено, видна рука с бумажным стаканчиком кофе, слышен треск радио.
Кофе — хорошая мысль.
Может, и Гонщику стоит выпить чашечку-другую, раз уж он заехал сюда?