Драйв

29

Сукин сын начинал действовать ему на нервы.

Берни Роуз вышел из «Китайского колокольчика», ковыряя зубочисткой в зубах, и швырнул в мусорный бак печенье с предсказанием. Даже если там сказана правда, кто, черт возьми, хочет знать, что с ним случится?

Сорвав приклеенный к рулю купон, он скатал его в шарик и отправил вслед за печеньем.

Пицца. Ну ладно.

Берни поехал домой, в Калвер-Сити, к старым студиям «МГМ», ныне «Сони-Коламбия». Хесус, с гамбургером в одной руке, другой отсалютовал ему, подняв два пальца к виску, и нажал на кнопку, открывающую ворота. Берни в ответ поднял вверх большой палец, размышляя про себя, знает ли Хесус, что только что в точности воспроизвел салют бойскаутов?

Кто-то подсунул ему под дверь с дюжину рекламных листочков пиццы. «Пицца-Хат», «Мамина пицца», «Пицца папы Джонса», «Пицца по-чикагски у Джо», «Пицца-инн», «Роум-виллидж», «Ханки-Дори куик итал», «Пай-Плейс»… Похоже, этот парень обошел всю округу, собирая рекламу. На каждой он обвел в кружок упоминание о доставке.

Берни налил себе шотландского виски и рухнул на диванчик. Рядом стояло кресло, за которое он отдал больше тысячи долларов. Оно якобы устраняло проблемы со спиной, но он терпеть не мог эту чертову штуку: такое ощущение, что ты зажат в бейсбольной перчатке. Купленное больше года назад, оно еще пахло, как новая машина. Хорошо хоть запах ему нравился.

Внезапно навалилась усталость.

А пара, что жила по соседству, опять принялась за свое. Берни некоторое время сидел, прислушиваясь, затем, выпив еще один стакан виски, пошел и постучал в дверь квартиры 2-Д.

— Да?

Открыл Ленни — маленький, краснолицый, сохранивший младенческую пухлость человечек.

— Берни Роуз, ваш сосед.

— Да знаю, знаю. Что такое? Вообще-то, я сейчас занят.

— Я слышал.

Выражение глаз Ленни изменилось. Он попытался захлопнуть дверь, но Берни выбросил руку и, упершись в косяк, не дал ей закрыться. Парень от натуги покраснел еще сильнее, продолжая тянуть дверь на себя.

Берни легко ее удерживал. На его руке обозначились мышцы.

Через мгновение дверь распахнулась.

— Какого…

— Ты в порядке, Шонда? — спросил Берни.

Пряча глаза, она кивнула. На сей раз по крайней мере обошлось без рукоприкладства. Пока.

— Ты не имеешь права…

Берни схватил соседа за горло:

— Я человек терпеливый, Ленни, и стараюсь не вмешиваться в чужие дела. Мне кажется, что у каждого из нас своя жизнь, верно? И право на то, чтобы его оставили в покое. Так вот, сижу я в своей квартире уже почти год, слушаю все, что здесь творится, и думаю: «Эй, ведь он же нормальный мужик, он наладит свою домашнюю жизнь». Ведь ты же все наладишь, правда, Ленни?

Берни согнул руку в запястье, заставляя соседа кивнуть.

— Шонда — замечательная женщина. Тебе повезло с ней, повезло, что она до сих пор тебя терпит. Повезло, что тебя терплю я. У нее есть веская причина терпеть: она тебя любит. А у меня нет такой причины.

«Ах, как глупо», — поморщился Берни, вернувшись к себе и налив еще один стакан виски.

В соседней квартире стало тихо. Диванчик с вогнутой спинкой, как всегда, манил прилечь.

Он что, забыл выключить телевизор? Берни совсем не помнил, чтобы вообще его включал, однако тот показывал один из этих новомодных судебных сериалов. Образы судей были сведены к карикатурам (резкий, саркастичный выходец из Нью-Йорка или техасец с неимоверным акцентом), а участники процессов либо отличались редкостным слабоумием, либо были столь невежественны, что сами не понимали, что говорят.

От этого Берни тоже устал.

То ли изменился окружающий мир, то ли он сам… Как будто его отправили куда-то на космическом корабле, а он совершенно к этому не готов и только делает вид, только притворяется настоящим астронавтом. Все как бы подешевело, обратилось пустотой. Нынче покупаешь стол — получаешь сосновую пластиночку толщиной в одну восьмую дюйма, наклеенную на фанеру. Выкладываешь штуку с лишним за кресло — и не можешь усидеть в нем ни минуты.

Берни знал довольно много «сгоревших» — ребят, которые вдруг начинали недоумевать по поводу того, что они делают в этой жизни. По большей части они вскоре исчезали: залетали на пожизненное либо теряли бдительность и их убивали те, с кем они были на ножах, или их собственные подельники. Берни не считал себя «перегоревшим». И Гонщик этот тоже, похоже, еще не перегорел.

Пицца. Он терпеть не мог гребаную пиццу.

Хотя, сказать по правде, довольно остроумный ход — подложить все эти рекламные проспекты ему под дверь.