Док побросал губки, тампоны, шприцы и перчатки в пластиковое мусорное ведерко из багажника. Он ведь живет в гараже, разве не так? Живи он на острове, воспользовался бы скорлупой кокосового ореха. Не вопрос.
— Ну вот. Швы сняты, рана затягивается.
Плохая новость: теперь рука частично потеряла чувствительность.
Хорошая новость: он мог ею двигать.
Гонщик вручил Доку пачку купюр, перехваченную резинкой.
— Полагаю, я тебе должен. Этого недостаточно, но…
— Полагаю, этого вполне достаточно.
— В конце концов, ты не первый раз штопаешь мою задницу.
— Ты был тогда на «форде» пятидесятого года выпуска, да?
— Да, точь-в-точь как тот, что водил Митчум в «Тропою грома».{23}
На самом деле это была машина пятьдесят первого года выпуска — видно по эмблемам «V-8» и «форд-кастом» на передних крыльях, панели и руле, — но с него сняли хромированные воздухозаборники и добавили радиаторную решетку с пятидесятого. Получилось довольно похоже.
— Ты врезался в опорные столбы новой автострады.
— Забыл, что они там стоят. Раньше их там не было.
— Понятно.
— И с машиной творилось что-то неладное.
— Наверное, после такого человек будет внимательнее выбирать тачку, которую собирается угнать.
— Я ее не угнал, а позаимствовал: я собирался вернуть ее… Серьезно, Док: я был с тобой откровенен тогда. Я смотрел новости. Там показывали Гусмана. Все трое полегли на месте.
— Да, впечатляет. Дело было серьезное.
— Не многие хотят иметь дело с одноруким гонщиком. Я был в отчаянии, в тот момент я мог согласиться на что угодно.
Но Док уже находился в каком-то своем мире — что с ним порой случалось — и ничего не ответил.
Когда Гонщик выходил из дома, к нему подлетела Мисс Дикинсон — сперва ударив одновременно обеими передними лапами о землю, затем оттолкнувшись задними, словно деревянная лошадка. Док предупредил Гонщика, так что он открыл дверь и впустил кошку. Последним, что он увидел, была мирная сцена: она тихо, выжидающе сидела у ног Дока.
Док вспоминал старый рассказ Теодора Старджона.{24} Тот парень, главный герой, живет себе потихоньку в квартире-автомастерской, вроде той, что у Дока. Он грубоват и примитивен. По большей части жизнь проходит мимо него. Зато он может все починить. Однажды парень находит на улице женщину, избитую до полусмерти. Он приводит ее домой и — тут автор впадает в детальное описание способов промывания ран, хирургических инструментов, мельчайших, шаг за шагом, действий по выхаживанию пациентки… Наконец герой излечивает ее.
Как назывался рассказ?
«Светлая доля», вот как.
«Если нам в жизни выпадет светлая доля, — подумал Док, — то мы счастливчики. Большинству не выпадает».
А потом? Нет, тишина не наступила. Как поется в той опере, «Паяцы»?
Потом наступил шум.